Операция "Сестрёнка"

В Москве глубокий вечер — по сути ночь. В маленькой комнатке сидит Котофей, с сосредоточенностью нейрохирурга глядящий на монитор. Чёрная императрица компов щелкает под пальцами школьника. Клак-клак-клак. Ошибки спешно стираются, в окошке ответа на тред появляется связный текст. «Хорошо, я расскажу. Во сне повторяется один и тот же сюжет. Я иду по заснеженному парку, где часто прогуливаюсь в те моменты, когда мне печально и не хочется возвращаться домой из института…» Котофей кидает взгляд на заваленный учебниками стол. Химия за десятый класс грозно валяется, блядски раскинув корки обложки и являя взору Дорофея раздел со сраной схемой реакции термического разложения соединений азота. Ему самую малость стыдно за свою ложь, но кто и когда прислушивался к школьникам? «Иногда я хожу в этот парк ночью, когда возвращаюсь с тренировки по боевым искусствам. Там очень тихо и спокойно, а проблем с гопотой у меня никогда не было.» Сгорбленный школьник потягивается в кресле, закинув за голову худосочные ручки-палочки, напоминающие биологические детальки от какого-то богомола. Краем взгляда он задевает окно, за котором нахмуренная и тревожная весенняя ночь, и видит своё лицо — всклокоченные волосы, глазищи на выкате, сквозящая сквозь манеры и мимику женственность. Да уж, идеал мужчины, думает он и отворачивается к компу. «Во сне я всегда вижу её. Она стоит около дерева и трясётся от холода, ведь она абсолютно обнажена. Она просит согреть её и тянет ко мне руки, открывая моему взору совершенной формы грудь. Я обнимаю её и она легко отвечает на поцелуй. Я вижу этот сон каждый день…» На самом деле — нет. Парень придумал этот сон впервые, когда случайно получил поллюцию полгода назад. Тогда он и дал волю своей фантазии. «И проблема всего одна. Она моя сестра.» Дорофей и Феодора — фантазия матери Котофея (как он сам везде подписывался, бесхитростно скрестив имя и фамилию) была безгранична, и он втайне радовался, что его не назвали Акакием или Феопистом. Ко всему этому ещё и фамилия семьи, которую в своё время носил один пламенный революционер — Котовские. Можно сказать, что история пламенного (как революционер) желания Дорофея началась полгода назад, когда родители рванули в Европу разворачивать бизнес, а подросших детей оставили на попечении тёти, которой тоже быстро надоела компания Доры и Доры, как она их называла, приводя Дорофея в состояние неописуемого бешенства. Спустя всего неделю тётка рванула на Гоа, взяв с подростков честное пионерское не злоупотреблять наркотиками и не устраивать совсем уж грязных оргий. Деньги стабильно приходили на карточку, коммуналка и интернет были оплачены на четыре года вперёд. Как там, у классика… «Щи в котле, каравай на столе, вода в ключах, а голова на плечах… Живите, как сумеете, а меня не дожидайтесь.» Единственной проблемой было только определиться с графиком уборки и готовки. Точнее — проблема была у Доры заставить Котофея этому самому графику следовать. — Слышал про маньяка? — негромкий голос сестрёнки заставил Котофея оторваться от попытки выловить слово «ХУЙ» из алфавитного супа. Дора сидела во главе огромного стола, заставленного посудой, коробками от пиццы и всевозможным электронным мусором, включая дрон со сломанным пропеллером. Сегодня, как и всегда, шестнадцатилетняя девушка сделала выбор в пользу естественности своего облика — длинные и давно нечёсанные русые волосы были смотаны в хвост пластиковым хомутиком, на лбу третьим глазом красовался прыщ, но даже это пусть и смущало Дорофея, но не могло заставить его перестать мечтать о её теле. Голубые глаза Доры смотрели прямо и без лишних эмоций, она в очередной раз хмурилась и сосредоточенно пережевывала кусок жареной курицы. — Ага — Котофей уцепил разварившуюся толстую букву И, но в последний момент она разорвалась напополам и частично полетела в бульон, заставив парня молча выругаться. — Его Женька видел, когда возвращался из школы. Прозвал его «Пиписькотрясом». Дора хмыкнула и, задрав левую ногу, положила себе под задницу. Она всегда говорила, что ей так просто удобнее, но сам Котофей знал, что после просмотра «Тетрадки» у его сестры появилась пара качеств от известного яойного детектива, включая и эту. Вылавливать хуй из супа оказалось на редкость тяжело, поэтому школьник стал торопливо доедать налитое. — А что завтра будешь готовить? — Дора кинула вилку в мойку и откинулась на скрипучем доперестроечном стуле. — Да… — Парень, поднявший голову, поспешил снова уставиться в суп. — Роллы… — Мы с твоими роллами из бюджета выйдем — Девушка негодующе фыркнула — У нас на еду до конца месяца осталось восемь тысяч, а ты предлагаешь заказывать роллы? — А с чего я вообще должен готовить?! — взвился Котофей, заводя уже ставшую привычной платиновую шарманку. — А я с чего должна? — сестра скептически посмотрела на брата — Чё, опять скажешь про то, что я… — Ну ты же девушка. Девушка должна готовить — проговорил Дорофей. Феодора фыркнула. Потом медленно встала и отошла к окну, приоткрыла форточку, впустив на кухню поток прохладного вечернего воздуха. Только затем повернулась к брату, непринуждённо почесав пальцами левой ноги правую коленку. Дорофей уставился на босые по самое бедро ноги сестры, ощущая, как медленно повышается объём депонированной в пещеристых тельцах крови. — Ты типа парень — начала она — А в армии служил? — Не служил не мужик? — Дорофей рассмеялся — Какие глупые гендерные стереотипы. Армия ведь для рабов. — Не, я не про это. Знаешь, что в армии едят? — вкрадчиво спросила сестра и сделала несколько почти бесшумных шагов в сторону Дорофея. Девушка никогда не носила обувь дома и, в сущности, Дорофей даже не видел её дома в чём-то, что длиннее шорт по середину бедра. — Не знаю… Пиздюли сапогами? — пробормотал парень, ощущая себя явно нехорошо. — Суп из семи залуп — предельно серьёзно сказала Дора, опуская тяжелую руку на плечо притихшего брата — две покрошено, пять так брошено. Вот его я тебе в следующий раз и приготовлю, если будешь выёбываться. Посуда на тебе, кстати. С этими словами девушка аккуратно подняла со стола дрон и покинула кухню, оставив Котофея бессильно сжимать кулаки и материться. В низкопробных порноисториях с сестроёблей принято писать, что до какого-то времени персонаж Х не смотрел на персонажа У как на девушку, а видел в ней только сестру, но Дорофей начал поглядывать на неё с момента его первого опыта в одиночных ласках, равно как и на свою маму, а позже — на тётю. Либидо семнадцатилетнего подростка — штука сложная, и до поры до времени то, что происходит в голове — остаётся в голове. Впрочем, обычных братско-сестринских чувств тоже не оставалось — для Дорофея главным чувством к Феодоре было всепоглощающее раздражение. Его бесило всё в младшей сестрёнке — её манера держаться, её одежда, то, что она вместо того, чтобы читать какие-нибудь Сумерки и заниматься рукоделием, читала Кнутта и занималась Атмегами да Ардуинами. В свою очередь, Феодора отвечала взаимностью — её раздражали взгляды брата по многим вопросам, бесила его псевдинтеллектуальность и то, что для него его пол и старшинство были индульгенцией к любому, даже самому неадекватному поведению. Дорофей хотел понять, почему они, в детстве так много проводившие времени вместе, теперь стали друг для друга абсолютно чужими людьми. Это всё очень странно, думал он, домывая сковороду с прилипшими на неё кусками животного, которое ещё пару недель назад страдало от невыносимой жизни на птицефабрике. Сам парень позиционировал себя как вегана, но в основном только позиционировал. Возвращаясь в свою комнату, Дорофей по привычке заглянул в щель прикрытой двери и увидел Дору за работой. Она нависала над столом с какой-то из десятков валявшихся повсюду микросхем, сжимая в руке включённый паяльник и, закусив губу, медленно припаивала ножку светодиода. По лбу медленно катилась капля, и Дорофей, относящийся к технике и технарям с презрением, не мог налюбоваться на сестру — всё в её образе отражало нечто с трудом понимаемое, что он мог бы описать как ощущение от наблюдения за живым. Спустя половину неловкой минуты Дора обернулась к проёму двери и посмотрела на брата: — Ты домыл посуду, надеюсь? Кот же просто молча ушел в свою комнату, ощущая безумное сердцебиение и возбуждение, неожиданно мало похожее на сексуальное. Он запер дверь. Теперь у него оставался только один способ снять напряжение и спокойно уснуть — анонизм. Он должен будет снова этим заняться. Котофей вынул из нижнего ящика уже сильно поношенный, но ещё целый бумажный пакет с дырками, натянул его на голову, привычным движением открыл сайт, который старался лишний раз не посещать, и пальцы забродили по клавиатуре. «Сап, ночной двач. Есть одна тян, и эта тян — моя сестра.»