Художница и её тень

      Короткая встреча с Северусом оставила после себя какой-то тягостный осадок на душе у Эшли. «Первое же дело в моём списке задач, и я его провалила. Что же будет дальше?». Эшли корила себя за то, что растерялась, не попыталась разговорить Северуса. Эти его слова: «уже слишком поздно», от чего-то сильно беспокоили Эшли. Он будто сжигал за собой мосты… почему? Если он решил двигаться дальше без Лили – пожалуйста, но Эшли беспокоил вопрос: куда именно он собирается двигаться? Книжная история давала на этот счёт вполне чёткий ответ: к Волдеморту. «И что я так переживаю из-за человека, которого, по сути, совсем не знаю?», - недоумевала Эшли. Но воспоминание об этом взгляде, злом и несчастном, засело колючей занозой в сознании. Оно мешало радоваться и предстоящей поездке, и открытию собственного дара. Тем более что и с даром всё оказалось не так просто.       Вечером того же дня Эшли нарисовала ещё пару пейзажей. Они тоже были динамичными, хотя и не производили такого яркого, живого впечатления, как первая картина. Возможно, это был вопрос вдохновения. Потренировавшись с пейзажами, Эшли решила взяться за портрет, - именно портреты у неё всегда получались особенно хорошо. И она точно знала, кого хочет нарисовать: Северуса.       Но стоило Эшли сделать несколько первых штрихов, как она ощутила нарастающую тревогу. Приступы страха случались у Эшли и раньше, но никогда ещё поводом для них не становилось рисование. Наоборот, занятие живописью было самым надёжным лечебным средством при любых стрессах. А сейчас её любимое убежище вдруг стало небезопасным. Эшли отложила карандаш и немного походила по комнате. Ей быстро стало легче. «И что это на меня нашло? Побочный эффект от переселения души? Предупреждение: физическая смерть опасна для вашего психического здоровья».       Попытка пошутить, пусть и не самая удачная, помогла Эшли расслабиться. Но стоило ей вновь вернуться к работе, как вернулась и противная дрожь внутри. Чем больше Эшли старалась сосредоточиться на картине, тем сильнее становилась тревога. Она будто создавала дымовую завесу в голове: чёткий, в начале, образ расплывался, ускользал. Девушке стало по-настоящему худо. Когда она ослабела на столько, что карандаш выпал из руки и со стуком покатился по полу, Эшли поняла: ей не выиграть эту битву. Во всяком случае, вот так, с наскока. Сначала надо разобраться в ситуации.       Вытерев холодный пот со лба, и немного отдышавшись, Эшли снова взяла в руку карандаш. Она уже не рассчитывала закончить портрет, просто хотела разобраться в собственном состоянии. Тревога была весьма специфической: не ощущение непосредственной угрозы. Скорее, это был страх совершить нечто неправильное, словно она пытается зайти на запретную территорию. «Может, для написания волшебных портретов нужны какие-то дополнительные заклинания, и я просто нарушаю технику безопасности?»       Среди книг Лили Эванс ничего по данной тематике не нашлось. При том, что Лили тоже любила рисовать. Эшли нашла в нижнем ящике стола несколько альбомов, заполненных, преимущественно, пейзажами, хотя попадались и портреты. Картины Лили были хороши, некоторые прямо-таки талантливы, но совершенно статичны. Эшли же наоборот, требовалось особое усилие, чтобы добиться статичности, как бы возводить ментальную стену между собой, и тем, что она рисует. В общем, эта её способность представлялась всё более необычной, что одновременно и радовало, и беспокоило Эшли.       Поездку в Косой переулок девушка ждала с таким же волнением, как когда-то в детстве Рождество: и то, и другое обещало ей встречу со сказкой. В ночь перед поездкой Эшли долго не могла заснуть. Множество тревог и ожиданий крутились в её голове, не давая забыться. Когда же она, наконец, отключилась, тревога приняла форму нелепого сновидения.       Ей снилось, что Косой переулок оказался обычной современной улицей, с самыми обыкновенными магазинами. Даже во сне она почувствовала себя обманутой. Эшли открывала все двери, друг за другом, но не находила никаких примет мира, описанного Роулинг. В магазине под вывеской «Магазин учебников», она столкнулась с миссис Хиггинс. Миссис Хиггинс стояла у прилавка, с весьма самодовольным видом, а перед прилавком выстроились в очередь остальные одиннадцать воспитанников и, все как один, смотрели на Эшли с осуждением. Миссис Хиггинс отказалась продавать Эшли учебники, сказав: «ты всё равно никого не спасёшь», а потом вдруг превратилась в огромную чёрную ворону и вылетела в окно.       Дурацкий сон ощущался таким реальным, что, проснувшись, Эшли ощутила огромное облегчение, обнаружив себя в уютной спальне Лили, а не в приюте. И хотя финал этого сна оставил после себя какое-то тревожное послевкусие, но и оно быстро развеялось под действием реальности. День обещал быть солнечным, в меру тёплым, а из кухни доносилось уютное позвякивание посуды и аромат жареного бекона.       После вкусного завтрака и добрых напутствий родителей (Петунья ограничилась коротким взмахом руки – и на том спасибо), Эшли отправилась в путь в самом приподнятом настроении. Путь ей предстоял не близкий: сперва автобусом до Лондона, потом на метро до Лестер-сквер, где она должна была встретиться с Мэри. Но дорога не казалась Эшли утомительной, ведь её переполняло предвкушение настоящего большого приключения. Нет, конечно, Эшли понимала, что впереди война, тяжёлая борьба, возможно ранения и гибель. Что ей предстоит трудное дело с выведением из-под удара собственной семьи (вариант Гермионы с вмешательством в память родителей всё ещё казался ей слишком радикальным, но, как знать, может, дойдёт и до этого). Но сейчас, тёплым августовским днём, все эти ужасы казались чем-то столь же нереальным, как совсем недавно – магия. Единственное тёмное пятно на её солнечном настроении было связано со Снейпом, но и эта тревога отступила на время. А пока Эшли с жадным любопытством осматривала мир, который видела раньше только на выцветших фотографиях. Этот мир семидесятых с горбатыми глазастыми машинами, отсутствием мобильников и планшетов, и, подчас, сумасшедшими нарядами молодёжи уже казался сказочным. А всё самое интересное ждало её впереди.       Выйдя из метро на улице Чаринг – Кросс – Роуд, где, как она помнила, находился Дырявый котёл, Эшли обнаружила, что Мэри уже на месте. Девушка, назвавшая себя в письме гадким утёнком, не была некрасивой, она была… инопланетной. Сейчас, при личной встрече, её странность бросалась в глаза сильнее, чем на фотографии. От природы своеобразная внешность девушки, – широкое лицо с очень выраженными скулами, глаза чуть навыкате, тонкие, будто всё время поджатые губы, - подчёркивалась и необычной манерой держаться. Даже посреди людной улицы девушка вела себя так, словно она здесь одна. Сейчас она смотрела на небо, по-птичьи склонив голову к плечу, и приоткрыв рот. Мэри была настолько поглощена созерцанием чего-то невидимого, что Эшли пришлось трижды её окликнуть, прежде чем Мэри её заметила.       - Привет! – Мэри улыбнулась. Улыбка у неё была широкая, и, в то же время, какая-то напряжённая.       - Привет! Чем ты так заинтересовалась?       - Я пыталась представить, как бы выглядел дракон на фоне Лондонского неба, - ответила Мэри совершенно будничным тоном.       - Ну и как?       - Эффектно. И немного пугающе, - радостно добавила Мэри.       - Да уж, что эффектно это точно. Но боюсь, это может быть последним, что мы увидим, - Эшли поёжилась. В её личном рейтинге худших способов умереть, сожжение занимало почётное первое место.       - Это предубеждение, - решительно замотала головой Мэри, - На самом деле, большинство драконов совсем не агрессивны, если их не злить.       Немного пообщавшись с Мэри, Эшли обнаружила, что не только улыбка, но и вся мимика девушки производит странное впечатление. Уже позже, когда Эшли пыталась объяснить себе, что здесь не так, то в шутку подумала: «Мэри выглядит так, словно на её родной планете все общаются телепатически, а здесь ей всё время приходится подбирать к своим эмоциям правильное выражение».       По дороге к Дырявому котлу девушки обсуждали последние летние события.       - Ты писала, что помирилась с сестрой. Как тебе это удалось? Надеюсь, обошлось без зелья доверия?       - Нет, никаких зелий, - засмеялась Эшли. Просто, я постаралась её понять.       - Ты герой. Я вот часто не могу понять своих родителей, а они меня. Недавно они увидели изображение книззла в моём учебнике, так они назвали его «страшненьким» - представляешь?       Эшли не представляла. То есть, она вообще не представляла кто такие книззлы, и как они выглядят. Поэтому ограничилась сочувственным хмыканьем.       - Я не стала говорить родителям, что собираюсь сразу после выпуска получить лицензию и заняться разведением книззлов. Пусть это будет сюрприз, - Мэри так забавно изобразила злорадную ухмылку, что Эшли, совершенно искренне, засмеялась. Эта любительница драконов и книззлов нравилась ей всё больше. Было в Мэри что-то такое, что позволяло Эшли расслабиться, а не думать всё время о том, сильно ли её поведение отличается от настоящей Лили Эванс.       Как-то неожиданно разговор перешёл от животных к людям.       - Ты больше не видела Северуса? – спросила Мэри с такой нарочитой небрежностью, что Эшли едва не рассмеялась.       - Видела. И даже пыталась с ним помириться.       - О! Подожди,… пыталась?       - Да. Но он сказал, что «уже слишком поздно» для нас быть друзьями.       - Странно. Я думала, он пойдёт за тобой на край света. Хотя, может ему надоело быть просто друзьями? – Мэри сказала это, сосредоточенно рассматривая асфальт под ногами.       - Может и так. Но мне кажется, тут что-то ещё, - ответила Эшли. Больше они на эту тему не заговаривали.