Сделан ход пиковой мастью.

      Оказалось, что Япония — абсолютно безликая страна. Все японцы выглядят одинаково, живут в совершенно одинаковых домах, ездят на одинаковых велосипедах, реже — на одинаковых автомобилях. Всё в Японии подчинено единственной цели — практичности. Каждая вещь должна исполнять свою функцию, словно идеально отлаженные часы. Сегодня люди перестали воспринимать друг друга как, собственно, людей. Их интересует всё, что угодно — как ты одеваешься, сколько ты зарабатываешь, на какой машине ездишь — только не ты сам. Мне не хватало живой и красочной Италии. Мне не хватало эмоций.       В груди неприятно царапает чувство ожидания. Ждать — это самое трудное. Особенно когда не знаешь, что именно произойдет в следующий момент. Когда ты понимешь, что время еще не пришло, ты знаешь, что ничего не будет, но все равно почему-то продолжаешь ждать. Как говорил Джи: «Ждать и надеяться — верный способ скоропостижно рехнуться». Тогда я с ним не согласился, но в этот раз вынужден признать его правоту.       Поэтому я метался, хватался за разные задания, собирал по крупицам информацию, которая могла пригодиться. Тренировал Мукуро, начал пробуждать пламя Курому, Чикусы и Кена. И только мне показалось, что все устаканилось, пришло, как мне показалось, к хоть какой-то стабильности, как неожиданно Туман нашел свое Небо.       Август, пожалуй, стал самым ярким месяцем за все время, что мы успели прожить в Кокуё. Август — это не только жара и духота, но и пение цикад, зрелищные фестивали и праздники с красочными фейерверками. Видимо, именно на таких праздниках японцы и выпускают скопившиеся эмоции. Сегодня праздновали Обон, или «Праздник фонарей». Японский трёхдневный праздник поминовения усопших. В дни праздника улицы японских городов озаряют далеко не только огни осветительных столбов — к Обону каждый дом украшается традиционными фонарями, которыми, к слову, завешиваются и пространства местных кладбищ. Но, будто этого недостаточно, японцы еще и разводят костры возле своих жилищ в специальных металлических урнах.       Мальчишки убежали к палаткам со сладостями, а я с Курому на руках наблюдал за традиционным танцем Бон одори. Танцоры вели хоровод высокой деревянной постройки под названием ягура, возведённой специально для праздника. Время от времени, танцоры перестают кружить и двигаются к и от ягуры. На их веерах плясали отблески костров и фонариков, словно в руках танцующих было пламя.       Закрывается праздник зрелищным торжественным мероприятием под названием Торо нагаси, в ходе которого японские реки и заливы наполняются многими тысячами плавучих фонариков, превращающих местные водоемы в настоящие вместилища огня.       Праздник закончился довольно поздно и все люди, уставшие и довольные, разбрелись по своим домам. А на следующий день, стоя у ворот дома, я наблюдал, как Мукуро за руку тащит ровесника Хром: мальчика с густой каштановой растрепанной шевелюрой. — Кто твой… Оя, — замер я, стоило только мальчику поднять большие карие глаза покрасневшие от слез. — Джотто? — беззвучно спросил я. — Вот, Тсунаёши-кун, это мой ото-сан, — произнес сын, чуть поморщившись — ему не нравились японские обращения. — Papa, это Тсуна и он… потерялся. — До сих пор не понимаю, зачем мы подобрали этого плаксу! Бьён! — как всегда громко произнес Кен, пнув камушек и засунув руки в карманы. — Помолчи, — Чикуса сверкнул очками и, никого не дожидаясь, направился в дом. — Эй, Каки-Пи! — рыкнул блондин и бросился было за другом, но замер. — Поживей, мелкая! — буркнул он, заметно покраснев. — Иду, Кен, — мило улыбнулась Хром и посеменила следом. — Так значит… ты — Тсунаёши… Не Савада ли случайно? — произнес я, с ног до головы разглядывая «одуванчик». — А? Я-я… Д-да. С-савад-да Тсун-на… — втянув голову в плечи, промямлил мальчик. — Оя-оя, — я прикрыл глаза, сдерживая немного истеричный смешок. — Ну, что ж, Савада Тсунаёши, проходи, — гостеприимно указываю рукой в сторону двери. — Мукуро угостит тебя чаем, пока я позвоню твоей маме. Ты знаешь свой домашний номер или сотовый твоей мамы? — А? — мальчик удивленно хлопнул глазами, а потом спешно стал шарится свободной рукой в кармане толстовки. — В-вот.       Он протянул мне небольшую бумажку, на которой аккуратным женским почерком был написан номер телефона. Я хохотнул. Видимо он не в первый раз так теряется.       Я внимательно смотрел на реакцию мальчишек. Тсунаёши смущенно помялся, но, сжав руку Мукуро чуть сильнее, неуверенно улыбнулся. В то время как младший Рокудо волновался, пытаясь скрыть это за улыбкой. Но сколько бы он ни старался, блестящие глаза и подрагивающие пальцы его выдавали.  — Чувствуешь, да? — насмешливо, но понимающе улыбнулся я. — Ку-фу-фу, — сын в ответ улыбнулся шире и потянул гостя в дом. — Интересно, Мукуро так же сильно похож на меня, как Тсунаёши-кун — на тебя? — в пустоту поинтересовался, открывая часы и разглядывая улыбающегося с фотографии блондина.       Темно-каштановые волосы чуть ниже лопаток и большие карие глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Запах ванили и тоненькая фигурка в нежно желтом сарафане. И улыбка: широкая и ласковая. Вот такой предстала госпожа Савада. — Спасибо еще раз, Минору-сан, — поклонилась женщина. — Глупости, Савада-сан, вы, наверное, ужасно волновались, — улыбнулся я, пропуская её внутрь.       К нам в дом впорхнула Савада Нана. Напоив её чаем и познакомив с домочадцами, я осторожно и невзначай расспросил её про их с сыном жизнь. Савада Нана до невозможного наивное и светлое создание. И слишком теплое, чтобы пройти мимо. — Я так рада, что у Тсу-чана появились такие друзья, — приложив руку к щеке, произносит она. — Жаль, что мы живем в разных городах. К сожалению мы здесь только на праздники. — Если вас это не смутит, я могу время от времени привозить ребят в гости к Тсунаёши-куну, или наоборот, — предложил я, хитро глянув на довольную мордашку сына. — О, это было бы очень здорово! — Ну, и как тебе ощущения? — спросил я Мукуро, распрощавшись с Савадами. — Он как котенок, — улыбнулся мальчик. — Теплый и мягкий. — Смотри не затискай, — хохотнул я.       Но, как оказалось, это стало не последним событием, которое принес Август, потому что через неделю посреди ночи меня разбудил телефонный звонок. — Да? — Спейд, открывай! Мы уже на подходе! — прозвучал голос старшего Конте. — Что? — ошарашено, переспросил я, подскакивая в постели.       Через несколько минут на пороге дома стояли близнецы и… Ланчия. Я не смог сдержать стона. Когда я просил приглядеть за парнем на первых порах, я вовсе не имел в виду, чтобы они тащили его ко мне. Спать сегодня я уже не ложился. С их появлением в доме стало очень шумно. Старший из близнецов не замолкал, кажется даже во сне. С собой они привезли запах и вкус Италии, а также несколько новостей. — В твоей Вонголе такой кипиш, был! — воскликнул Сильвио встрепенувшись и чуть не пролив свой кофе. — Меня уже просветили, — ответил Ланчия на мой вопросительный взгляд.       Ланчию я ни о чем не спрашивал и ни о чем не просил. Он просто появился. Влился в нашу компанию, как ручеек вливается в реку. — Так вот. Приемный сыночек поднял восстание! — Занзас? — напряженно спросил я. — О, так ты о нем уже знаешь? — Этот инцидент назвали «Колыбелью», — подхватил разговор Сильвио. — Добрый отчим запечатал парня Прорывом точки…       Он не закончил. В моих руках треснула чашка. Темное пламя мрака вышло из-под контроля. Всего на минуту, но этого хватило, чтобы присутствующие смотрели на меня с суеверным ужасом. — Мальчишку надо распечатать, — бескомпромиссно заявил я, вставая и намереваясь вытащить осколки и промыть раны. -… — Будьте так добры, найдите способ связаться с Варией. Переговоры я буду вести сам. — Маэстро, — кашлянув, первым отмер Ланчия. — Вы знаете, как отменить действие техники Примо? — Ну-фу-фу, я прожил с Джотто бок о бок не один год. И прекрасно знаю принцип действия его техники — нам нужны хранители Скайрини Занзаса. — А я смотрю, тебя проняло, — задумчиво протянул Сесилио. — Ты с ним уже успел познакомиться? — С юным Варийцем, увы, нет, но я был знаком с Секондо. — Так это правда? — спросил старший близнец. — Ты был хранителем и во втором поколении? Ты парень классный, но твоя биография… — Я не был хранителем Секондо, — зло бросил я. — В силу сложившихся обстоятельств мы сами передали кольца следующему поколению. Мы были знакомы, но в то время как бразды правления переходили Риккардо, меня погружали в стазис, — сделав глубокий вздох, уже более миролюбиво продолжаю: — Но вы должны знать, чтобы больше не было никаких вопросов…       Прикрыв глаза, я пустился в рассказ о своем прошлом, о Вонголе, о любви, предательстве, верности и жертве. — Мда… — протянул старший близнец. — Учебники истории лажа. — Да вы! — неожиданно воскликнул обычно невозмутимый Сильвио. — Вы хоть понимаете, что весь мир мафии считает его, — ткнул он в меня пальцем. — Предателем! А он! Он! — Туман, — подсказал я.       Чуть погодя к нам присоединились дети. Разговоры о мафии свернулись до самых нейтральных тем, а затем и вовсе прекратились. На кухне стало непривычно шумно, а из-за не самых приятных воспоминаний ужасно болела голова.       Я, вымученно улыбаясь, выдохнул сквозь зубы и вышел во двор. Сегодня небо какое-то слишком пасмурное. — Я и эти двое доставляем вам много неудобств? — Вовсе нет, Ланчия. Я всего лишь отвык от такого шума. — Маэстро… могу я спросить. — … — Почему вы все это делаете? — Ланчия… ты, когда-нибудь, слышал историю об ослике, который хотел быть полезным? — Что? Об ослике? — растерянно переспросил он. — Да. Так вот, маленький ослик мечтал кого-нибудь спасти, потому что во всех сказках, которые бабушка рассказывала ослику перед сном, всегда кто-нибудь кого-нибудь спасал. И получалось, что на свете полным-полно спасителей. И все их любят, их ценят, благодарят. И как-то раз совсем мальчишкой я познакомился с прототипом вот такого вот ослика. И знаешь, что я тебе скажу. После всего что мы пережили вместе, я заразился от него этой глупой мечтой. Я знаю, что спасти всех невозможно, как и быть для всех хорошим. Но Джотто сделал немыслимое. Он заставил меня поверить… Поэтому я хочу быть полезным, хотя бы для своей семьи. — Знаете, маэстро… — чуть погодя задумчиво произнес Ланчия. — По-моему, вы первый кто сравнил Примо Вонголу с осликом…       Я попытался подавить смешок, но не смог и расхохотался.