Машина Сновидений. Продолжение.

      — Брайан? — Я позвал его совсем тихо, скатываясь к краю кровати и пытаясь найти обувь, спрятанную под тумбочкой.       Мой друг что — то простонал, поворачиваясь на бок.       «Лучше дать ему выспаться, ибо на его долю постоянно выпадают тяжелые события», — Подумал я, поглаживая себя по подбородку и вспоминая о ванной комнате.       Движения давались с колоссальным трудом. Поселение в новом теле не отвечало взаимностью отяжелевшему сознанию. Оно, тело, перестало быть частью единого организма, именуемого «человеком».       По своему теперешнему виду, я напоминал склейку из двух картинок. В глазах Брайана я был Куртом, в реальности — Джеком. Но ни один из этих образов не был даже отдаленно похож на личину истинного «я».       Урод.       Грешник.       Если нет Бога и Дьявола, то мне нечего бояться. Но есть и смерть, которую никто не отменит. А точнее то, что скрывается за вратами забвения: лимбо. Мир, где такие, как мы с тобой, к примеру, убегают от реальности.       Я не уверен, что я жив, но и не мертв точно.       Я не уверен, что следующий шаг мой будет направлен в сторону блага, а не зла, как бывало чаще всего.       А еще, я знаю: Брайан рядом со мной. Он заварил эту кашу. Он вытащил меня из пропасти, в которую я падал каждый шаг секундной стрелки в механизме вечности.       Поднял с колен, в свою очередь, оказываясь в мрачном болоте невероятных событий, которые повлекло за собой наше странное путешествие.       В этой истории я бы мог появляться сколько вашей душе угодно, но я, Курдт, достаточно скучный человек, чтобы заинтересовать Вас своими домыслами и размышлениями, предпочитающий утопать в этой «воде» до скончания времен.       И что же я имел? Да бог весть знает…       Нашей основной целью была попытка явить «нас» массам людей, в силу наивности и чистоты проклятых душ.       Реакция испытуемых могла стать вероятно неоднозначной, с признаками легкой растерянности, но, хуже того, наполненной агрессией и непризнанием.       Ад — не то место, куда бы нас могли сослать за не прилежность поведения, а мрачная сторона нашей фантазии, которая рисует отчаянные картины кары над грешниками, поступившимися правилами.       Разве ад не то место, на которое я сейчас смотрю из окна?       Может это одна из линий вероятности, и этот день полон для кого — то лучшими моментами: рождением ребенка, покупкой новой стиральной машины, вкусной чашкой терпкого кофе в местном баре, и все не столь плохо?       Я передумываю обуваться, ступая по прохладному паркету голыми ступнями, передумываю идти в ванную комнату, чтобы смыть с себя отвратительные соли по пробуждению и придать тело горячим, обволакивающим струям душевого ока, и завариваю чашку чая, присаживаясь рядом с Брайаном.       После чего, я укладываю его усталую голову к себе на колени, пропуская темные, гладкие волосы сквозь дрожащие пальцы.       Зубы стукаются о горячее стекло, когда я делаю первый, обжигающий глоток.       Новый день мерно заволакивает комнату эфемерным светом, преображаясь на горизонте глубокими, голубыми и фиолетовыми, оттенками.       Что есть ад, когда кто — то из соседней комнаты орет своей дочери: «Я забью тебя до смерти и сварю твое тело в кипятке, если ты еще раз скажешь про поход в кино с лучшим другом?».       Серьезно?..       Я тяжело вздыхаю, мрачно поглядывая на потолок.       Жить и правда становится всё труднее, если ты всё — таки решил стать хорошим человеком. И труднее лишь отринуть морали, когда настанет тому самое время.       Какое невероятное мучение подвергать себя извечным думам, вместо безоблачного существования под сводами прозрачных небес с болезненно — ярким солнцем. Это то, что я делаю чаще всего, разграничивая хлипкой ниткой состояние здравомыслия и пугающего умопомешательства.       Зазорно переваривать в себе непостижимое количество боли, чувствуя смертельную усталость от наблюдений за очередной выходкой тех, что пытаются учиться на собственных ошибках, тех, не обращающих внимания на опыт познавших все печали и прелести данной жизни.       Брайан умирает.       Вы не знали?       Конечно, я же не мог сказать Вам об этом, поскольку предоставил своему другу безраздельное внимание Ваших прекрасных глаз.       Он держится на последнем издыхании дабы угодить мне, но тело его ослабло столь сильно, что не выдержало каждодневного напора.       Скрепив волю в кулаке, он врал мне, что с ним всё хорошо, а я знаю совершенно другую правду, которую хранят за собой его бледные, от боли, губы.       Посоветовавшись с Миланой, я решил прекратить мучения моего товарища. Как бы это подло и низко не было, я не мог позволить Брайану умереть из — за меня.       Наверняка для вас это не будет пущей тайной. Брайан не сходил с ума, как-то могло показаться, и пусть клишейные сюжеты поперхнутся своей ординарностью и предсказуемостью.       В мире существовали и смежные пространства, с которыми мы соприкасались, максимум два — три раза в своей жизни. Так происходило из — за сбоев работы лимбо, а также из — за непредусмотрительных попыток ходоков подпитаться человеческой энергией.       Мы — сорняк, что пускает свои корни в почве наиболее пригодной для существования. Люди лишь кормят нас, но я ведь говорил Вам ранее, помните: мы не берем жизненно важную силу, а отнимаем лишь ее переизбыток.       Также, я рассказывал Вам и о жадных представителях подлунного мира, заключающих контракты с себе подобными, чтобы воздействовать на разум человека и подвигать его на смертоубийство. А через чур грубые нарушения отслеживались такими людьми как Милана — беспристрастными судьями, способными оценивать ситуацию с прагматичной точки зрения, не исходя из личных симпатий к попавшим под суд.       Иногда мне казалось, признаюсь честно, что у этой девушки не было сердца, ибо каждую встречу с ней я переживал как вхождение обнаженного человека в ледяной океан; Так разительно отличались наши сущности друг от друга.       Впрочем, я не мог ее судить, пытаясь подчеркнуть наше отличие, поскольку у каждого в этом мире была своя особенная цель. Пусть и не каждый вовремя осознал свое истинное предназначение в череде бессвязных событий.       А еще, я понял — нам не с кем воевать.       Война, что развяжется неделю спустя, не будет равноценным ответом действиям человечества. Наши возможности ограничатся здравой попыткой сохранить мир между народами двух пространств. Оно и понятно, наших сил хватит, чтобы разрушить Их с молниеносной скоростью, но практика подсказывает — созидать гораздо труднее, чем враз отправить планету в черную дыру, наслаждаясь эпичным моментом ее моментального исчезновения.       Как просто, не правда ли?       Зачем тыркать каждого по одиночке, потратив заветную энергию бес толку, когда можно решить проблему одним единственным касанием?..       Вся многоуровневая система реального мира создавалась веками, путями проб и ошибок. И неужели хватит ума на то, чтобы изменить ход истории в угодную, кому бы то не было, сторону?       Я с любовью взглянул на Брайана, умоляя небеса о его спокойном сне, продолжив развивать полет мысли, и даже отдаляясь от происходящего на много миль ввысь, способный существовать вне своего тела.       Любопытство управляет многими. А если нет, то скажите, зачем людям мечтать о машине времени, или о прохождении сквозь стены. О долгожительстве, о умении парить выше птиц, о запоминании враз большого количества информации?.. Банальное любопытство и желание испытать прежде неизведанные ощущения. А на деле, рано или поздно, всё это перестанет иметь смысл. Даже хваленое бессмертие обернется массой недугов и перманентных мыслей свести счеты с жизнью.       Мы можем проходить сквозь стены, если снесем их бульдозером.       Летать, используя авиалайнер.       Перемещаться во времени с помощью документальных фильмов.       Телепортироваться любыми движущимися средствами.       Прекратить процесс старения инъекциями и продлить жизнедеятельность клеток на энное количество времени…       Но нахер это всё нужно, если ты несчастен?       Можно быть тупым пещерным человеком, нюхающим цветок, но являться счастливым, с настоящей, искренней улыбкой.       — Отвратительно, — Прошипел я вслух. — Пещерный человек мог замерзнуть от холода, но быть счастливым. Теперь же люди модные, одетые, но грустные, размалеванные, как клоуны. Живут один раз, не совсем понимая сути происходящего. А кто по — хитрее гребет свою лодку на хребтах других. Подло!       — Плодятся, как кролики, — Откликнулась Природа, появляясь рядом о мной. — Злато не в количестве, а в качестве.       — Еще бы знать, почему меня это так волнует. — Я раздосадованно покачал головой. — Есть предположения?       — Мы уже не враги?       — А мы ими были? — Мой голос пропитался насмешкой.       — Волнует, потому что ты переживаешь за Них. Очень хорошо, что у тебя есть сердце. Но ты чрезмерно глуп, если думаешь, будто сумеешь их спасти. — Амели отмахнулась, пытаясь не брать во внимание заданный мною вопрос.       — Больше не желаешь поймать Брайана, или нет смысла, когда он на йоту слабее тебя? — Я покосился на Природу, слегка нахмурив брови, — Как тебе вообще такое в голову могло прийти? Он же просто мальчик и в сравнении с твоим многолетним опытом и выдержкой он ничто. Я думал, у мудрецов гораздо больше мозгов, чтобы не развязывать бесполезные войны на пустом месте!       — Да много ты знаешь. — Фыркнула она. — Не предложишь даме выпить?       Я передернул плечами, отправившись на кухню и простояв рядом с баром в полнейшем замешательстве.       «А что она, собственно говоря, любит?»       Под руку попалась распитая бутылка виски, которую я принес в гостиную.       Вслед за плеском из горлышка, я заинтересованно посмотрел на продрогшую гостью.       — На улице ураган. — Хриплым голосом начала Природа. — Мне чрезвычайно дерьмово.       — Ну и что тебе мешает не нервничать?       — Тебе не понять. — Она сомкнула губы и схватилась за бокал.       — Что будем делать с Брайаном? Вернем его на Саммамиш?       — Сдурела? — Воскликнул я, оглядываясь на черноволосого напарника. — Я не отпущу его. Только представь, сколько времени мы пробыли вместе…       — Год. — Амели выдавила из себя саркастическую растроганность. — Как много!       Лишь по моему взгляду было понятно сколь сильно я взбесился.       Что что, а особого повода для насмешек я не видел. Кому — то и жизни не хватило бы, чтобы понять своего спутника. Но некоторым и дня было достаточно, дабы безоговорочно влюбиться в образ понравившегося человека.       Неужели я кину Брайана из — за возникших трудностей? — Такое бывает только в жизни, где ты всем нравишься лишь из — за улыбки, но в сложных ситуациях многие предпочтут отвернуться, когда у тебя настанут серьезные проблемы.       Здесь я, пожалуй, припомню дни злачной молодости. Одна женщина приютила меня, чтобы лишний раз, по возвращению с работы, видеть мою счастливую физиономию.       И делал я это от чистого сердца, поскольку мог дать ей то, чем не мог похвастаться каждый второй в Абердине. В нашем захолустье каждый был сам за себя*.       Она сказала мне: «Курт, я помогаю тебе от чистого сердца, не надеясь, что ты когда — нибудь встанешь на ноги, отплатив той же монетой. А из материнской любви к бродячему отшельнику. У меня никогда не будет своего ребенка, но почувствовать себя на месте матери буду рада, как единственному шансу стать счастливой.»       Вот и я буду рад, Брайан, если наша дружбы продлится еще немного.       Не знаю, возможно, я глуп. Я привожу странные доводы и истории в защиту нас с тобой, но это единственное, что мне действительно хотелось бы защищать.       Это цель, которую я преследую.       — Делай, что хочешь, но он нужен мне живым. Не в беспамятстве и со свернутыми набекрень мозгами. — Я обращался к Природе, вынашивая в себе злость и обиду. — Ты и впрямь не можешь ему помочь, или просто прикидываешься?       — Я могу подключить его к двигателю. — Девушка немного расслабилась. — Это займет совсем немного времени.       — Это значит, что помимо Миланы, которой грозит неминуемая расправа, ты решила избавиться и от Брайана? Боже, как это логично. — Холодно ответил я, глядя на нее с презрением.       — С чего ты взял, что я решила их убить? — Природа смотрела на меня с непониманием. — Да, у меня были тёрки с Брайаном, но Саллейман убедил меня, что парень не желает нам зла. Как я могу перечить его отцу?       — Папочку, значит, испугалась. — Я фыркнул. — Есть хоть капля мозга?       — Ты видел его силу, Саллеймана? Пасынок вовек не сравнится. — Девушка осушила бокал, прикасаясь к Брайану. — Слышал, да? Если ты думаешь, что купол превзошел все твои ожидания, то обратись к Хранителю.       — Какова вероятность, что Брайан станет великим?       — Нет такой вероятности. Я не вижу в нем потенциала. Хранитель лечит себя в целях самосохранения, делая это неосознанно, на уровне рефлексов. Если Брайан не способен сотворить такое простое действие, то грош ему цена.       — А я верю в него, — Спокойно откликнулся я, подливая гостье остатки.       Сам я не пил, пытаясь сохранить фрагменты незапятнанного алкоголем рассудка.       — Мы тут интересную игру придумали.       — И в чем ее суть? — Неохотно полюбопытствовала Амели.       — Спасаем оступившихся гениев подлунного мира, соединяемся в силу предстоящей битвы. — Простецки заявил я.       — Знаешь, такое количество и за год не собрать. Легче припугнуть компашку, чем пытаться расположить каждого из ее составляющих к одной насущной идее.       — У всех свои методы. Я предпочитаю не считать себя главным. Это претит правилам единства. Я не хочу вставать у руля, зная, что от моих приказов может погибнуть сотня тысяч ни в чем не повинных людей.       — Я тебя отлично понимаю, но представь себе и другую ситуацию. Присмотрись к законам реальности. Как думаешь, почему верхушки не делают грязную работу своими руками, а предпочитают передавать ее на попечение исполнителей?       — Как ты, к примеру? — Я свесил голову, прижимая ладони к вискам. Странно, но в такой позе мне было легче сосредоточиться на словах Природы и отогнать от себя зудящий шепот призраков.        По ощущениям это походило на монотонный гвалт из глубин канализационного люка.       — Потому что я, Природа, не штампую лидеров по две сотни тысяч за ночь. Они появляются даже не по моему велению, а по мановению совокупности событий. И дабы уравновесить тьму со светом являются вот такие, как он, — Она ткнула, опять же, на Брайна. — Их уберегают от рутины бытия, ибо такие люди не предрасположены к физической работе. Концепция их действий — сидеть смирно, много думать, создавать баланс между враждующими сторонами. Я ясно выражаюсь?       — Более чем. — Я выразительно приоткрыл глаза, — Чем же занимаются остальные?       — Исполнители обладают прекрасным эмоциональным статусом, способным поддерживать идею лидера. Признаюсь честно, у обоих представителей есть масса минусов. Лидер не способен сосредотачиваться на идее более определенного количества времени, исполнители не могут существовать без лидера. Такие вот дела.       — Какое отношение это вообще имеет к нашей ситуации? — Я фыркнул.       — Пора бы вам решить, ребятки, кто возглавит ряды воинов лимбо.       — А я то тут причем? — Спросил я, искренне удивляясь.       — Неужели тебе не понятно, что вы с ним соперники, две альфы, которые, как бы не дружили между собой, не смогут ужиться на одном поприще?       — Мы не соперники. Я это знаю.       — Думай, как знаешь, Курт. Боюсь, через многое тебе предстоит пройти, чтобы понять суть происходящего. Не зря же вы встретились на карте событий. — Природа загадочно ухмыльнулась, резко вставая. — До скорого?       — Нет, нет, нет! — Завопил я, пресекая ее указательным пальцем, — Продолжай!       — Тогда будет не интересно, — Со вздохом ответила интриганка, набрасывая на плечи пальто. — А я люблю запутанные сценарии.       — Это всего лишь игра? — Мрачно поинтересовался я, вставая чуть ближе, чтобы узреть хитрые глаза гостьи.       Она немного помедлила, пробегаясь пальцами по моему подбородку и кротко улыбаясь.       С ее пальцев бежали тусклые нити информации, и я мог бы их прочесть, но вряд ли бы стал окунаться в безумный водоворот несвязных и душераздирающих событий.       Она исчезла, так же быстро, как и появилась; Быстро, бесшумно.       — Ну и кто же ты такой? — Спросил я, гладя Брайана по плечу.       В номере кончался свежий воздух.       Пришлось приоткрыть окна и отправиться в холл гостиницы, чтобы приобрести кофе, дабы не переплачивать в три раза дороже изначальной суммы за тот же самый из рук разносчика.       Немного подумав над словами Природы, я нашпиговал аппарат мелочью, тяжело привалившись к темно — коричневой панели.       Бармен залихватски перехватил в руках креманку, глядя на меня чуть ли не с жалостью. Видок у меня, должно быть, был не из самых презентабельных, если вспомнить о длинных, но несвежих волосах, о джинсовой куртке, из которой выбивалась мятая, клетчатая рубашка, о потрепанных джинсах и больших ботинках, забрызганных явно не сегодняшней грязью.       Делать было нечего, разве что сбросить с себя одежду враз, пытаясь сполоснуть бездыханные подмышки в клозете для персонала…       Вы же понимаете, что мне было насрать.       Я шел, чтобы купить этот кофе, а не собрать ряд восхищенных голосов с окраин.       Я шел, чтобы купить этот кофе и напоить им самого дорогого мне человека. Всё остальное терялось рядом с данным фактом.       Когда я вернулся в номер, Брайан, босой, с недовольным, заспанным лицом, прислонился к стене, тыркая переключатели. Свет мерно наполнял собой единственную комнату, мини — кухню (я сам дал ей такое название) и совмещенный сан — узел.       Сняв ботинки, я прошел в гостиную, усаживаясь в кресло и выставляя стаканчики на гладь стола.       — Проснулся?       — Ага, — Промычал Брайан, возвращаясь к кровати и доставая из-под нее ноутбук. — Решил сделать передышку? — Он покосился на кофе.       — Что — то вроде того, — Я откинулся в кресле, пытаясь изображать прежнюю невозмутимость.       Брайн сел, по — турецки, потягивая кофе и нетрезво прочесывая лицо одной рукой, словно пытаясь проверить на оном признаки носа, губ и некоторую часть выпирающего подбородка.       — Природа пожаловала?       — А? — Я вздрогнул. — Ты, разве, не спал?       — Знаешь, живя под крышей с родителями добрых, одиннадцать лет, я научился делать вид будто не замечаю их траханья на соседней кровати. К тому же, я практически всегда слышу, что происходит вне моего сна. — Парень развел руками, бережно открывая ноутбук и принимаясь печатать кому — то сообщение. — Скай. — Пояснил парень.       — Тот непонятный некто, с которым ты общаешься вне поисков? — Мне было любопытно, но Брайан предпочитал оставлять своего компьютерного друга в статусе инкогнито.       — Ага… Я же говорил, он мой менеджер, который не оставляет попыток спровадиться о предстоящем концерте.       — Кстати, как ты аргументировал свой уход со сцены?       — Наврал что работаю над новым альбомом, — Безэмоционально откликнулся Молко, откладывая ноутбук и разваливаясь на спине. — Я умру?       — Нет. — С некой собранностью в голосе возразил я. — И Милана нам в этом поможет.       — Ты даже не исключаешь осечек?       — С чего они вообще должны быть? — Я удивился. — Я не вижу смысла раздувать проблему на ровном месте.       — Не видит он. — Парень резко поднялся, скидывая с себя свитер и футболку. — Пойду, помоюсь.       Я молча посмотрел на напарника, пытаясь не напрягаться. Однако, то самое давалось мне с колоссальным трудом. Ведь там где начинался плоский живот значились мои заинтересованные глаза, приклеенные невидимым клеем.       Брайан тускло смотрел мне в лицо, чуть поведя лопаткой от холода и приоткрыв губы.       — Похотливое животное.       — Хм. — Я завел руку за голову и улыбнулся, попивая кофеек, — Каков есть, собственно говоря.       Молко развел руками, что — то напевая и шаря пальцами ноги по паркету. Подцепив ту самую футболку, он злобно фыркнул и растворился в ванной комнате.       Я лишь скривился от насмешки, притягивая его ноутбук к себе, поближе.       … — Подписан на порно — сайт, старательно не читает сообщения от Тейлор, почитывает мистические романы… — Я полистал историю, понимая, что дождаться Брайана будет очень трудно, ибо все мои помыслы были далеко не из разряда 12+.       Может кто — то вспомнит как, на самом деле, блядски тяжело смотреть человеку в глаза, когда дурные помыслы напрочь перекрывают кислород?.. Вот и я тут вспомнил, ненароком.       Если говорить совсем на чистоту, я ожидал более бурной реакции от Хранителя.       Мне становилось сложнее понять человека, с которым я проводил большую часть свободного времени, и в этом, конечно, были свои плюсы и минусы.       А еще, я понял, что мозги человеку были даны для беспрестанного мозгоебства. Даже если бы у него остались одни рефлексы, то эффект был бы гораздо лучше, чем от вечных хождений по топям сознания.       В такт моим думам снег продолжил лепиться к обратной стороне стекла. Стекал он то плавными дугами, то ластился порошковидными наростами к деревянной раме.       Захотелось побыть им, холодным, странным сгустком, материалом, без имени, рода и племени; Лететь себе сквозь пространство, оставляя за собой безмолвие и пустоту.       — Брайан, мне одиноко, — Взвыл я, не совсем понимая, чем вызвана моя паника. — Ну нельзя же так долго пропадать в этой кафельной тюрьме!       — Давай пропадать вместе, — Безразлично ответил напарник, и вслед его голосу пронесся зычный скрип двери.       — Стандарт, ей богу, — Пробормотал я, стаскивая с себя джинсовую куртку и вздыхая. — Сейчас ты пойдешь и трахнешь его, как сделал бы это любой на твоем месте.       Оставляя за собой шлейф из одежды, я пасмурно стянул последний носок, проходя в, заволоченную белым, густым туманом, ванную комнату.       Брайан усмехнулся, сидя на бортике в ванной и разглядывая бритву в своей руке.       — Ты нормальный?       — С точки зрения художника, она очень красивая, — Прошептал он, поворачивая ее в воздухе под ослепительными лучами подсветки.       — Ты, надеюсь, пришел сюда не для того, чтобы лезвия разглядывать? — Напряженно спросил я, усаживаясь рядом и отбирая у него опасный предмет.       — Нет. Мозгов, поди, хватает. — Рассеянно откликнулся Брайан, отслеживая перемещение предмета в мусорное ведро. — Разве не видишь, как мне плохо?       — Вижу. — Я поджал губы, убирая волосы с лица, чтобы хоть как — то усмирить дрожь в пальцах. — И что нам с этим делать?       — Без малейшего понятия. — Признался напарник. — Мы похожи на врагов?       — Сейчас нет. Кто знает, как будут обстоять дела дальше. Может случится так, что ты перестанешь видеть во мне способ решения всех своих проблем. Быть может, попытаешься обвинить в предательстве, или в несоответствии с некоторыми стандартами.       — Нам надо поговорить, пока есть такая возможность.       — К счастью, времени у нас много, — Признался я, поворачивая кран и поглядывая за уровнем воды в ванной. — Мне, признаюсь, даже того не надобно, чтобы выразить свои чувства к тебе в одном лишь взгляде.       — Так и рождаются романы, — Брайан многозначительно кивнул, сползая в ванную и беря с полки портсигар. — Кто краше расписывает нечто не очень важное, но якобы значимое, тот и считается искусным мастером своего дела. По сути, равноценно, я бы мог не ссылаться на Шекспировские тирады, чтобы засунуть тебе палец в задницу, но оттого ведь и не будет никакой возвышенности.       — Брайан, есть разница между «заняться страстной любовью в этом дурманящем тумане» и «вставить палец в задницу». Просто катастрофа, если ты так не считаешь.       — Я не романтик. — Пасмурно отмахнулся собеседник, — Я лучше поплаваю.       Я усмехнулся, присоединяясь к не красноречивому другу.       Наконец — то моё тело приготовилось разомлеть в горячей воде.       Иногда, признаюсь, мне было чертовски дерьмово от таких процедур, но сегодня, вот ведь странно, всё шло как по маслу.       Брайан обнял себя руками, примостившись с краю.       Наши взгляды иногда переплетались, но, чаще всего, находили свое пристанище на квадратах дешевого кафеля, коим были отделаны стены выше описанного помещения.       Я созерцал его сильные глаза, что разнились с общим, внешним видом юного пацана. Это было до боли странно.       В сотый раз приходилось задумываться о том, что Природа злорадствовала, помещая сильный разум в тело практически непригодное для существования. И самым паршивым являлся даже не факт этого несоответствия, а хрупкость замысловатого скелета из костной ткани и идеально натянутой кожи молочного цвета поверх человеческого остова.       Было несколько удивительным восхищаться мешком с костями, отмечая гладкие и возбуждающие, одуряющие изгибы Хранителя.       — Давай отодвинем все дурные мысли на задний план?       — Знаешь, — Прохрипел Брайан, посыпая пеплом колено, но не обращая внимание на тот самый факт. — Не смогу я ненавидеть такое светлое солнышко. Слишком сильно я в тебя влюблен.       Я отвел взгляд, слегка улыбаясь.       — Почему так свято зарекаешься? Я не верю словам людей, сколь бы сильно они не были убеждены в своих пылких заявлениях.       — Хочешь, чтобы я обежал отель, крича те же слова? Этого тебе будет достаточно? — Брайан слегка придвинулся, обдавая жарким дыханием раковину моего уха.       Мне показалось, что мои волосы спалились от его шепота.       Хоть я не был отъявленным романтиком, но мне всегда нравилось преувеличивать некоторые моменты, превознося их до ощущения божественной нежности в черепной коробке, груди, и во всем том, из чего было спаяно мое тленное тело.       — Трахни меня, мой друг. — Хмыкнул Брайан, непристойно освобождая руки под водой и проводя пальцем по моему бедру. — Мне очень нравится эта песня.       — Я сейчас засуну тебе в рот… мыло. — Я прикрыл глаза, наслаждаясь тем, что могу просто сидеть в этом очаровательном болоте, и, даже не касаясь этого человека, исследовать все, до абсолютного, эрогенные точки своего восприятия.       Это так сильно мешает, если подумать о нашей участи.       Да к черту участь, я и секунду о ней не думал, видит Бог!       Млея, я сомкну в пальцах горсть его блестящих волос, поднесу к лицу, чтобы впитать каждой клеточкой тела их проникновенный, стойкий, природный аромат, не тронутых шампунью, прядей.       Разомкну пересохшие губы, чтобы коснуться ими, каждой трещиной, впалой щеки, и оттуда, проводя медленно и спокойно, дотронуться до виска, чтобы запечатлеть на нем свой жадный поцелуй.       — Я хочу тебя, — Поспешно шепчет Брайан, не в силах сдержаться. — Чего ты тянешь?       Я и сам бы рад, но руки мои поспешно отодвигают его хаотичные пальцы, не давая коснуться моего тела дрожащими подушечками.       В изнеможении, он прикрывает глаза, теперь лишь ожидая дальнейших действий, однако сотрясаясь от возмущения и ярости.       Я, молча, удаляю со своего тела следы недавней борьбы, старательно прилаживая волосы назад, чтобы открыть массивное лицо и глаза, полные невыносимой тоски и ненависти к тому, что происходит с нами день ото дня.       — Никаких недоговоренностей. Только ты и я. Слышишь, Брайан? Я, столь сильно тебя любящий, способен возненавидеть до глубины души, если эта любовь будет подобна всем моим предыдущим.       — Снова мне указываешь? — Брайан помрачнел.       — О, нет, — Я опомнился. — Природа пытается посеять раздор между нами, ну как ты этого не понимаешь?       — Я не собираюсь от тебя отрекаться, в каком бы адовом дерьме ты не варился. Разве я не доказал тебе это своими действиями? А что же ты, Курт, всё это время делал? Почему я слышу от тебя это только сейчас, да еще и с упреком? — Парень, буквально, убивался.       Я попытался прикоснуться, вновь, но его заволакивала тьма. Она подступала с разных сторон.       С виду ничего не изменилось, зато нутро его смердело болью, обидой и смертью.       Каким бы я не был извращенцем, теперь ни капли не сомневался в своей предрасположенности. Это заводило меня столь неистово, что я не ручался сказать какое влияние оказывали на меня все эти хитросплетенные инсинуации. Даже не в физическом плане, а в эмоциональном, я был на пике какого — то необъяснимого блаженства, готовый взять под узду его гордость и размазать ее, разбить ту самую на осколки.       Схватив Брайана за горло, я заглянул в его голубые глаза, что выгорали не поминутно от ярости. Я вложил столько сил в свой поцелуй, что враз ослаб, принимая наш беззаветный, однобокий бой, со всеми вытекающими последствиями.       «Нельзя так любить», — Думал я, чувствуя стальную хватку его, как оказалось, болезненных рук, которые отодвинули мои собственные, пытаясь причинить мне вред.       Не знаю, сколько времени прошло, но мы снизошли и до нежности, исступленно противоборствуя друг другу и, иногда, даже, соглашаясь с новыми правилами взаимной любви.       — Хочешь меня? — Тихо поинтересовался Брайан, на миг заглохнув в моих объятьях.       — Пожалуй, — Согласился я, полностью и безраздельно.       Я знал, чем это всё закончится, но упрямо верил в лучший исход событий.       Надеялся, будто предзнаменование не будет тяжкой ношей, являясь лишь умыслом противника. Однако пророчество подступало, и оно сдавливало стенки горла, делая разум лишь катакомбой, в которой томились наши свирепые, голодные мысли.       В попытке вырваться, Брайан сорвал крест с моей шеи, оставив на оной глубокие рытвины. Я же, не обращая, ровным счетом, никакого внимания, донес того до кровати, уложив на простыни.       Как могло получится, что сочетание презрения и любви в его взгляде было настолько привлекательным? Я уверен, эта эмоция давалась ему лучше, чем кому — либо.       Я же был под сильным впечатлением, если не сказать, под вдохновением, чтобы уловить издевку в данном процессе.       Прибив обнаженное тело к кровати, я, ударом, заставил Брайана обвить меня ногами, прижимаясь к нему всем телом, чтобы быть как можно ближе к этой тьме.       Он был исчадием Тьмы. Вот что Амели пыталась донести до моего туманного сознания. Он был слишком хорош, чтобы стать светом в моей Тьме.       Я был Светом.       Мы бы не смогли существовать друг без друга. И этот факт был сколько ошеломляющим, столько и предначертанным, если подумать.       Они, с самого начала, пытались нас объединить, ведь так?       Черное и белое, как инь и янь на полотне, как день и ночь, пожалуй, две самые сильные стороны единого целого.       Но тьма, все — таки, намного сильнее, ведь, закрой она собою повод для счастья и небо, какая возможность свету сиять как прежде?       Тьма берет начало из страхов, из ночи, из неуверенности, из гнева, обиды, боли, неприятия, а его миллионы разных интерпретаций, в лике каждого второго на планете.       Она плодится, жирует, обретая четкие и правильные формы. Ей не нужно приглашение, — она войдет сама. Ей вовсе не обязательно зазывать в свои покои, ибо достаточно лишь сказать: «не стоит меня добиваться, я, в отличие от добра, прихожу с завидной легкостью. Можно не кормить, вырасту, справлюсь»…       Боже, как проста ситуация, когда ты видишь полную картину происходящего…       — Мне надоело скрываться, Курт. Гнуть из себя недотепу, которого вечно принижают. — Брайан уложил голову на подушку, отвернув от меня лицо. — Слышать о том, какие вы все бравые защитники. Якобы я не оправдал ваших надежд. Так усыпите меня, как дворнягу. Или обезвредьте, навесив на ухо желтый ярлык стерилизации. Минус один пасынок, который мешает лимбо продохнуть из — за своей никчемности.       — Я не думал ровнять тебя с грязью, слышишь? Ты всегда был моим лучшим другом, не смотря ни на что. — Я нахмурился, пытаясь привести его в чувство. — Давай пошутим о том, что «бревном» быть не очень хорошо. Тебе же нравилась эта шутка?       — Меры не знаешь… — Парень по — прежнему был прижат мною, и мне почудилось, будто он хочет закрыть лицо руками, о том говорило резкое движение плеч. — Не смотря на что? Хочешь продолжить?       — Не смотря на то, что в некоторых ситуациях тебе не хватало навыков. — Я, в задумчивости, почесал подбородок.       — А надо ли? Будто есть смысл что — то кому — то доказывать. Я знаю, каков я, и горжусь этим. Но мне не совсем понятно желание делиться этими знаниями с Вами, ибо я не вижу прока в восхищении моими способностями. Я не буду задирать голову и хвастаться, что спалил вчера город указательным пальцем. Как Природа, например. Я купол, за которым не видно моей истинной сущности, но я слишком трезв, чтобы досаждать вам мелкими и глупыми пакостями.       — Неладную игру ты затеял, сдается мне… Если для тебя это так важно, я могу объединиться с тобой. Стать темным, темно — зеленым, фиолетовым. Мне по барабану, если честно.       — И для чего? — Хранитель искренне удивился. — Неужели ты готов пожертвовать своей личностью, чтобы потакать мне? Боже…       — Тогда буду рядом. Точка. — Глухо ответил я, не желая спорить. — Ответь и ты мне, хотел бы быть рядом?       Брайан ничего не отвечал, крепко сжав губы и прожигая меня глазами.       … — Мы спасали некоторых ходоков от умопомрачения и заблуждений в поисках истины, а теперь я и сам на месте одного из спятивших. Умора.       — Маленькая поправочка, ты в здравом рассудке, — Спокойно заметил я. — Этого у тебя точно не отнять.       — И ты точно не держишь за пазухой нож, чтобы убить меня? — Брайан изумился. — Не верю.       — Если я что — то и держу за пазухой, то своё сердце, которое готов отдать тебе, потому что знаю: в твоих руках оно останется целым, что бы не происходило на этом дешёвом свете.       Брайан сжал кулаки, в попытке отторгнуть меня словно свинцовую пулю, ненавидя, пожалуй, скорее на молекулярном уровне, чем на всех известных, более — менее приемлемых для обычной, людской ненависти.       Подобное было впервые на моей памяти.       Я никогда не видел столь сильное желание похоронить уйму энергии в безответном жесте, который не принесет никакого, ровным счетом, толка, ее обладателю.       Безумие, чистой воды. Но столь же красивое, как извращенное фото в Библии: Запретное и вызывающее прения у благочестивых.       Я решил не препятствовать ему.       Что мне злость, когда я столь же силен, чтобы запечатлеть на его болезненных губах поцелуй счастья, надежды и вожделения?       Поддаваясь соблазну, я закрываю его глаза ладонью, касаясь искривленных уст нежным поцелуем.       Брайан, в недоумении, наплевав на прочие тяготы и треволнения, подается навстречу, переставая шептать беспочвенные обвинения.       Обуздать, обездвижить, сломить? — Да что в этом толку, если оное не будет вызвано полной взаимностью?       Ты болен, мой темный ангел…       Отпуская всё на волю случая, я веду свои губы по его взволнованной шее, что пульсирует мерцающими ударами о живую плоть.       — Изнасилуй меня, друг, — Говорю я. — Хочешь этого? Здесь нет сдавшихся в плен, обманутых и проигравших. Если лишь мы, которые беззаветно любят друг друга.       — Кому ты писал эту песню? — Задушено спросил Брайан, выгибаясь навстречу прикосновениям. — Только не лги.       — Это был сарказм. Можно сказать, блеф, наравне с желанием найти человека, с которым я мог быть счастлив. Я бы дал ему сделать с собой всё, что он захочет, лишь бы не предавал, понимаешь? — Хрипло пробормотал я, вспоминая, с каким чувством писал данную композицию. — Это выстрел в пустоту, в которой я был совершенно один.       — Ты слишком хорош, чтобы быть правдой.       — Но я существую. В том я доподлинно уверен. — Я покачал головой, пытаясь возразить.       — Почувствовал себя человеком? — Кротко спросил Брайан, вдруг улыбаясь. — Ты же знаешь, что можешь поделиться чувствами во сне. Так что же тебе мешает?       — Рефлексы не слабеют с годами, — Ответил я, оправдываясь. — Если тебя и это не устроит, то я более не способен доказывать тебе свою причастность к нашему союзу.       Пусть знает всю правду. Тот, кому нечего скрывать — опустошит все шкафы, вывернет вещи на изнанку, лишь бы его не подозревали в самом худшем пороке…       — Курт, я буду вынужден исчезнуть на какое — то время. — Парень обнял меня за шею, зацеловывая лицо. — Я приду, но сейчас мне тяжело.       — Ты сдурел. Куда?       — Если веришь — верь до конца, — Отозвался Брайан, медленно исчезая.       — Ты чокнулся? Какое, нахер, «веришь»? — Я вскочил, пытаясь удержать парня на кровати, но того и след простыл.       Представьте такую очаровательную картину, где я, голый, невразумительный, но злой, сидел в изголовье, пытаясь вникнуть в суть произошедшего?       Я не был уверен в том, что все это происходило со мной на самом деле.       Не был. Но знал, что обязан был прожить еще один день, в котором, быть может, откроется истина сей истории. Продолжение следует.