* * *
Некоторые порезы, нанесенные прошлым вечером, все еще кровоточили, поэтому Шань не решился выходить из дому без повязки. Быстро собравшись, он вышел из своей комнаты, вертя в руке видавший виды телефон. — Шань, иди кушать, — позвала его мама из кухни. В коридоре уже витали вкусные ароматы только что приготовленной еды, но Шань был не голоден. Он вообще плохо питался в последнее время. Он тупо не желал есть, о чем его матери знать было не обязательно. — Я сейчас пока не хочу, — мягко проговорил он, заглядывая в дверной проем: его мама как раз стояла возле плиты и делала последние штрихи. — В школе чего-нибудь перехвачу. — Ты так все время говоришь, — с нежной раздраженностью сказала она. — Давай хотя бы чаю заварю, — предложила, уже хватаясь за ручку чайника. — Не стоит, — остановил он, взглядом упираясь в пол: было отчего-то стыдно смотреть ей в глаза. — Да и я уже опаздываю, — нашелся с оправданием Шань, быстро сбегая в прихожую. — Все, я ушел! Огорченное мамино «Мо!» было ему ответом.* * *
На улице было очень ярко: солнце буквально слепило глаза, заливая все белым цветом, из-за чего было трудно смотреть вперед. Ветер, не по-летнему порывистый и холодный, гулял по улицам, иногда бросая в лицо прохожим уличную пыль. Шань шел медленно: свет резал глаза, поэтому он не хотел на кого-нибудь в спешке налететь, а потом через силу извиняться. Руки его были стиснуты в замок — ему было немного холодно и так он старался себя согреть, но выходило плохо. Он очень часто мерз — все в последнее время происходило очень «часто». Как будто снежный ком, который с каждым мгновением становился все больше и больше, потому что пришел в движение и катился по наклонной. И противопоставить этому было нечего, а, может, и было — Шань слишком запутался, чтобы во всем этом разбираться. Кажется, он просто устал все это исправлять. Давно изученная дорога шагалась легко — никто из «бывших» знакомых не попадался на пути, да и вообще на улице было пустынно. Как будто за прошедшую ночь что-то успело произойти, а его, Шаня, просто забыли об этом предупредить. Но так было даже лучше — его никто не дергал, да и он старался не отвлекаться на пустяки. Внутри царила легкая воодушевленность — так всегда бывало после «успокоительных ритуалов». Это чувство вообще вызывало в нем привязанность — хотелось постоянно его ощущать и не думать ни о чем серьезном, ведь его заигрывания с лезвием отлично выбивали мысли из головы. Ближе к школе людей стало прибавляться, что заставило Шаня чувствовать себя спокойнее — он не хотел накручивать себя еще и по этому поводу. В животе громко заурчало, отчего несколько девчонок неприятно посмотрели на него, сморщивая носы. Шань на это лишь презрительно фыркнул и состроил злобную рожу, отчего они поспешили сбежать с его глаз. От израненного бедра исходило приятное тепло и легкое покалывание — он надеялся на то, что повязка протянет до следующего урока и ему не придется отдирать от воспаленной кожи еще и штаны. Неспешно приближаясь к воротам школы, Шань почувствовал, что голод стал потихоньку утихать — урчание пропало, а голодная пустота, которая царила у него внутри с прошлого утра, притупилась, делая его временно счастливым. Уже возле самых ворот, Шань почувствовал на своем плече тяжелую руку, что схватила его и притянула к пристроившемуся рядом телу. — Привет, рыжик, — проговорил Хэ, чуть ли не мурлыча, с силой сжимая острое плечо, предвещая попытки к отступлению. — Че те надо, ебанный Хэ Тянь? — прошипел Шань, пытаясь отделаться от настойчивого парня, который с каждым мгновением все сильнее сжимал плечо и как бы невзначай давил большим пальцем руки на выемку рядом с ключицей. Это было больно и неприятно, но вырываться меньше от этого он не стал. — Какой-то ты сегодня нервный и злой — обидел кто с самого утра? — Тянь улыбался настолько ублюдской улыбкой, что Шаню захотелось его ударить. Смачно вмазать по довольному лицу, разбивая нос, чтобы кровь медленно стекала, расчерчивая его практически пополам. А потом влепить кулак по глазу, чтобы тот заплыл и стал болезненно лиловым с черными вкраплениями. Вот тогда бы он стер это самодовольство с лица, думал Шань, постепенно переставая ощущать острое недовольство и раздражительность. Тянь, не дождавшись ответа, стал с усилием давить на выемку ключицы, чуть ли не впиваясь в кожу ногтем. Шань, терпевший до этого момента, неприятно вздрогнул и зашипел, а потом попытался ударить Тяня в бок, но этого не получилось — занесенный кулак был перехвачен, а потом плотно стиснут в горячей ладони. Попытка вырваться ни к чему не привела — его плотнее притиснули к теплому боку, а плечо и запястье, на которое переместилась широкая ладонь, плотно сжали, на этот раз не причиняя особого дискомфорта. Шань даже на секунду расслабился и позволил себе выдохнуть — напряжение медленно ушло, — он знал, что не сможет так просто отделаться от ебанного Хэ, поэтому дал себе кратковременную передышку. Этого не стоило делать. Тянь подставил ему подножку тогда, когда все еще недовольный Мо прикрыл глаза. Это все сыграло с ним злую шутку: ноги, после подножки, как будто сплелись, и Шань стал заваливаться вперед. Именно в этот момент Хэ решил от него отлипнуть — руки быстро отпустили задергавшегося рыжика и тот громко упал, ощутимо прикладываясь об асфальт. — Ах ты крыса! — злобно разорался он, приподнимаясь — израненное бедро неприятно заболело и начало пульсировать, как будто кто-то расковырял недавние порезы. — Не игнорируй меня, рыжик. — Хэ улыбнулся еще более ублюдской улыбкой и, потрепав Мо по голове, которую тот тут же отдернул, вальяжной походкой двинулся к школе. — Ебанный хуй Хэ Тянь! — проорал он вслед, но никакой реакции не добился, черт. Поднявшись, Шань оглядел себя: одежда была в пыли, а бедро горячо пульсировало — ничего, с чем бы он мог не справиться. Отряхиваясь, Мо аккуратно прошелся по бедру — штанина была чуть липкой и влажной. Сука этот Хэ Тянь, пронеслось у него в голове. Не сможет он дотерпеть до следующего урока. Теперь не сможет. Медленно шагая по пустеющим коридорам, Шань проклинал Тяня всеми известными словами. Бедро все еще неприятно пульсировало и жгло, а голод вообще отошел на второй план и затерялся где-то между незначительными мыслями. Этот день начал выводить его с самого начала, буквально капая на мозги своей навязчивостью и раздражением. Это злило и заставляло тихо беситься, в то время как этого он и старался избежать. Хотя бы один чертов день провести в покое — чем не подарок? Перевязка шла с каким-то еле слышным скрипом — бинты, наложенные еще с утра, плотно прилипли к израненной коже, что доставляло дискомфорт. Раны и так горели, а тут еще приходилось отдирать куски местами прилипшей ткани. Тихо матерясь себе под нос, Шань старался делать все аккуратно — медленно отдирал местами приставший к коже бинт, иногда промакивая выступающие капли крови. Черт его дернул вчера так сильно себя порезать. Ну что поделать, не удержался, слишком сильно гнался за спокойствием и забылся, теряясь где-то между засыпающей ненавистью и маячившим успокоением. «В следующий раз надо быть…» — пронеслось у него в голове и тут же застыло. Какой, на хуй, следующий раз? Разве он не обещал себе, что этот вчерашний случай — последний? Окончательный и неповторимый? Это выбесило гораздо сильнее, чем чертов Хэ Тянь, который подпортил ему утро. Это бесило даже хлеще всего ебанного мира. Шань громко выдохнул и тяжело опустился на крышку унитаза. Стоять было неудобно, а новую повязку накладывать пока не хотелось. Стоило хотя бы дождаться того, чтобы на ранах образовалась корочка, которую он не захотел ждать вчера. А ведь надо было немного потерпеть, чтобы избежать этих неприятных последствий. Мелкие капли крови постепенно сворачивались, начиная напоминать желе. Оно было мягким и податливым, легко липло на пальцы и трудно размазывалось между подушечками, как будто комкуясь. Но даже в таком состоянии солоновато-горчащим железом пахло одуряюще. А, может, это просто Шань до тошноты привык к этому запаху, поэтому он мерещился ему настолько четко, периодически напоминая о себе. Аромат крови мутил и вызывал какой-то первобытный голод — заставлял что-то черное и липкое ворочаться в груди, вызывая лишь жгучую неприязнь и только уснувшее желание. Желание крови. Желание боли. Но чтобы не кому-то, а себе. Все потому что заслужил. Потому что так правильно. Дверь кабинки резко, с каким-то надтреснутым хлипом распахнулась, являя испугавшемуся на миг Шаню ебанного Хэ. Тот стоял черной тенью и имел лицо поймавшего на чем-то постыдном искусителя. Лицо его было извращенно-самодовольным и хитрым, а в глазах буквально плясали бесы, медленно сгорая в обжигающем огне. — Дрочишь, рыжик? Как не… — он не договорил, лицо в мгновение ока изменилось. Шань же захотел отмотать чертово время назад и не приходить сегодня в школу, а лучше — вообще не просыпаться. Тянь стоял перед ним будто нависая: его присутствие давило на плечи, заставляло ежиться и ощущать стыд. Стыд за то, что он вот такой — практически сломанный, ершистый и неприступный. Стыд — за раскрытую тайну, за то единственное, что удерживало на плаву, было личным и недосягаемым для других. Шань растерялся: он не знал, что следует сказать, казалось, он вообще забыл все слова, поэтому испуганно молчал, пялясь на темнеющее лицо Тяня ошалелыми глазами. «Как олень перед фарами», — промелькнула мысль. Почему-то она показалась достаточно точной. — Что это за херня? — вкрадчиво и спокойно проговорил Хэ, взглядом поедая увиденную картину. Мо передернуло — он никогда не слышал в голосе Тяня таких холодных и обжигающих интонаций. — Тебе, блядь, какое дело? — Голос Тяня заставил встряхнуться: лучшая защита — это нападение. — И вообще какого хуя ты зашел в мою кабинку? Совсем охуел?.. Тянь его не дослушал — влепил жгучую пощечину и, не обращая внимания на задушенные проклятия, вздернул его вверх. — Заткнись, — прошипел прямо в лицо и потащил за собой прочь из кабинки. Его рука, плотно вцепившаяся в ворот футболки, заставляла ткань надломлено трещать, а Мо буквально разрываться от негодования. — Блядь, да отпусти меня! — заорал он в припадке, пытаясь одной рукой придерживать штаны, а другой освободиться от прилипчивого Хэ, который за каким-то чертом решил его добить. Мало того, что он узнал его неприятный секрет, так еще и хотел рассказать об этом всей школе, иначе зачем он настойчиво тащил его в коридор? Конечно же, чтобы окончательно сломать, чтобы растоптать и разрушить и так полудохлого Мо. — Да дай я штаны подтяну! Шань все-таки ударил его в бок, а тот, все так же кипя от острого гнева, остановился, но руку с зажатым воротом не разжал, а лишь плотнее стиснул, из-за чего костяшки пальцев болезненно побелели. Мо тяжело сглотнул, зверем смотря на избегающего его взгляда Хэ, а потом медленно, стараясь не содрать только недавно образовавшуюся корку, натянул штаны. Как только он это сделал, Тянь тут же потянул его за собой, идя вперед словно танк, при этом шугая попадающихся на пути опаздывающих девчонок своим тяжелым и диким взглядом.* * *
— Че, противно? Так за каким хуем ты меня сюда притащил? — Мо сидел на стуле в его кухне и пристально сверлил взглядом Хэ, который на него не смотрел. Это сильно било под дых, потому что Шань сам себе был неприятен, ему не нужно было такое же отношение со стороны. Пусть его боятся, ненавидят, но не презирают или, тем более, жалеют. Все что угодно, но только не это. — Если я на тебя посмотрю, то разъебу твое лицо, — медленно ответил Тянь, затягиваясь очередной сигаретой. Сколько он скурил за последний час Мо не считал, но точно знал, что пачка была уже практически пустой, а густой запах табака пропитал всю квартиру. — Ты этого хочешь? — Хэ усмехнулся, в очередной раз затягиваясь. Мо насупился: он хотел уже повторить свой прошлый вопрос, но потом остановился. Как-то не было желания его злить, да и Мо хотел прийти домой относительно невредимым. Тянь, сделав последнюю затяжку, с силой вдавил тлеющий фильтр в пепельницу, а затем порывисто поднялся, разбивая еще не растаявший сигаретный дым собой. — Раздевайся, — сказал он, отходя к одному из ящиков кухни и начиная в нем рыться. — Да ты охуел! — вскипел Рыжик и тоже встал, начиная неспешно пятиться к прихожей. — Только попробуй, — тихо сказал Хэ, а Мо пробрало до костей. Он остановился и спрятал задрожавшие руки в карманы штанов, при этом неприятно мазнув по израненному бедру.— Раздевайся. — Тянь повернулся к нему лицом, держа в руке средних размеров коробку с лекарствами. — Я всегда могу тебя заставить, — сказал он напоследок и все-таки взглянул Шаню в глаза, отчего последнего затрясло еще сильнее. — Да хуй тебе! — из чистого упрямства сказал он, начиная потихоньку отступать, пристально следя за действиями Тяня. Тот, как ни в чем не бывало, тяжело вздохнул и поставил аптечку на столик. Его выражение лица как бы говорило: «сам напросился», поэтому когда Тянь действительно сделал первый шаг, Мо не смог заставить себя сопротивляться инстинктам: он развернулся и побежал. Но уйти далеко ему не удалось — Хэ настиг его непозволительно быстро: придавил к стене и, горячо дыша в затылок, попросил больше не сопротивляться, иначе ему придется прибегнуть к грубой силе. Мо на его слова отчаянно закивал, но все-таки с неохотой пошел за ним, одергивая слегка задравшуюся футболку. Раздеваться полностью не пришлось: Тянь, видя как неуютно Мо, тупо задрал его футболку, ища следы порезов или увечий, но кроме естественного вида шрамов ничего не нашел, поэтому просто сдернул с него штаны и усадил на стул. Шань, все еще пытающийся сопротивляться, хотел что-то возразить, но тяжелый взгляд отбил все желание, поэтому он старался молчать, но гримасничать не прекратил. Особенно явно на его лице читалось смущение — Тянь был первым человеком, кто был настолько близко к нему. Даже в такой неприятной ситуации, эта мысль все равно пробивалась на первый план, заставляя Мо раздражаться и смущаться больше прежнего. — И зачем ты это делаешь? — спросил Тянь, садясь рядом с ним на корточки: открытая аптечка была пристроена совсем рядом, а порезанное бедро, все еще немного кровоточившее, было прямо напротив его лица. — Тебе ли не похуй? — вопросом на вопрос ответил Шань, стараясь прикрыть себя концом футболки, растягивая и без того старую ткань. Тянь злобно взглянул на него из-под бровей, и Мо благоразумно решил заткнуться, чтобы не доводить до греха. — Я жду, — сказал Хэ, переводя взгляд на аптечку и начиная в ней рыться, пытаясь отыскать бинт и какой-нибудь антисептик. Мо попытался что-то ответить, но слова не шли, поэтому он открывал и закрывал рот, а потом плюнул на это и ответил: — Не твое дело. Эти слова дались проще, чем все другие, потому что эта ситуация и правда его не касалась. То, что Шань ненавидел себя, было только его проблемой и больше ничьей, да и озвучивать ее не было смысла — Шань знал, что чувствовал по отношению к себе, поэтому в лишнем сотрясании воздуха не нуждался. Но даже так, внутренности все равно неприятно сжались, а руки вновь затряслись — ему было страшно признаться в этом. Тянь вновь посмотрел на него зверем, а Мо, не удержавшись, отвел взгляд в сторону, прикусывая слегка дрожащую губу. Это был полный провал. Хэ больше ничего у него не спрашивал: он быстро и профессионально обработал раны, а затем плотно стянул их бинтом, уверенными, но ласковыми движениями изредка гладил кожу вокруг порезов. Его прикосновения не несли в себе страха или жалости — хватка была твердой и дарила нужное успокоение — ну точно то, чего Мо так не хватало.* * *
— Не закрывай гору! — проорал Цзянь И, когда Мо только переступил порог школы. — Иди сюда! — Он активно замахал руками, подзывая угрюмого лисенка к себе, но тот не разделял его восторгов. Быстро развернувшись, Мо спешно потопал к выходу, слыша позади себя недовольные возгласы Цзяня. Злобной радости практически не было бы предела, если бы не одно обстоятельство — Шань на кого-то налетел. Желание заорать: «смотри куда прешь, блядь», тут же улетучилось, когда он узнал Тяня. — Рыжик, какая встреча, — ехидно протянул он, смотря Мо прямо в глаза. Да уж, надо признать встреча и впрямь была неприятная — Мо все еще переваривал вчерашнюю сцену в туалете, поэтому в этот день твердо решил избегать его любыми способами, но Провидение оказалось хитрее его. Черт. Отшатнувшись, Шань зверем посмотрел на улыбающегося Хэ, который выглядел слишком самодовольно. В его взгляде буквально читались насмешливые слова: «Я знаю твой секрет, поэтому будь паинькой». От этого кровь закипала в жилах: хотелось заорать благим матом, а потом кинуться на кого-нибудь и разъебать лицо. Желательно, конечно, если этим кем-то будет Хэ Тянь, но Мо не возражал против других. Глаза в глаза — они стояли так слишком долго, будто намагниченные, не могли расцепиться, не могли обратить внимание на кого-то постороннего. Их взгляды были противоположностями: Хэ пусть и смотрел на него с усмешкой и деланным превосходством, таил в глубине радужки непоколебимую силу, которая могла служить опорой и быть поддержкой; а Шань же брал чистым упрямством — он из принципа не отводил взгляд, выдерживая обжигающую черноту глаз. Но за упрямством, как бы забавно это не звучало, прятались надежда и страх, а спокойствие, хоть и мельтешило где-то в глубине, было недоступным. Тянь первый отвел взгляд — Мо почувствовал себя победителем, отчего губы непроизвольно начали растягиваться в улыбке, но ей расцвести так и не удалось — на Шаня налетели со спины, чуть ли не сбивая с ног. Цзянь обвил его всего, плотно вцепляясь в тело и обвивая ногами бедра, задевая порезы. Они тут же отдались резким дискомфортом — раны заныли, их стало ощутимо тянуть. Мо на секунду скривился — это было неприятно, но быстро взял себя в руки: лицо вернуло привычное выражение, а знакомое упрямство и раздражительность скрыли нежеланные эмоции. — Какого хуя? — Мо попытался скинуть улыбающегося Цзяня с себя, при этом вертясь как бешенная белка, но тот, словно клещ, не хотел отставать, наоборот плотнее схватился за Шаня, в игривой манере дуя ему в ухо. — Да отцепись ты, черт тебя дери! Шань попытался расцепить ноги Цзяня, чтобы тот встал на землю и прекратил надрывать его спину, но проблема решилась сама — Цзянь И неожиданно отпустил его и слез со спины. Удивленно повернувшись, Мо понял причину таких резких перемен: ему помог Тянь. И это, надо признать, было удивительным, ведь Хэ был чуть ли не последним человеком, кто стал бы помогать такому как Шань. Тянь держал надувшегося Цзяня за шкирку и ехидно улыбался, потряхивая того как нашкодившего котенка. Это смотрелось в какой-то степени нелепо, ведь Цзянь практически не опирался на ноги и беспомощно висел, надувая губы все больше и больше, из-за чего хотелось заржать в голос. Медленно подошедший Чжань, вздыхающий и выглядящий максимально незаинтересованно, забрал Цзяня из рук Тяня; все так же за шкирку отодвинул себе за спину и достаточно бодро для тяжелого утра — с Цзянем не могло быть иначе, — поздоровался с ними. Хэ в ответ кивнул и одарил этих двоих обаятельной улыбкой, и со словами: «Рыжик, на пару слов», схватил того за ухо — в мерах предосторожности, чтобы не было желания сбегать, — и утянул за собой. — А я ведь тебе говорил, что они встречаются! — недовольный голос Цзяня разрезал тишину: он все еще стоял обиженный за спиной Чжаня, изредка пихая его плечом. — Придурок. — Чжань вздохнул тяжелее прежнего, прикрывая рукой глаза. — А ведь если бы не твоя неуверенность, мы бы тоже… Звук шлепка, который разнесся по школьному коридору, заставил некоторых учеников вздрогнуть, а Цзяня — болезненно охнуть, все-таки за свои слова приходилось отвечать.* * *
— Че тебе, блядь, надо? — Шань негодующе шипел, придерживая Тяня за запястье, чтобы тот не сильно тянул ухо. Оно и так — Мо готов был поспорить с кем угодно, — болезненно покраснело, потому что Тянь иногда слишком сильно сжимал его в пальцах или тянул, а это приносило ощутимый дискомфорт. Хэ припер его в пустой коридор и, протиснув в какой-то закуток, прижал к стене, наконец отпуская ухо. Оно горячо запульсировало и стало гореть — Шань потянулся к нему рукой, чтобы медленно растереть в пальцах, но Тянь его неприятно огорошил: — Показывай, — сказал он, пристально смотря в глаза. — Чего? — Шань напрягся: ему не нравилось все это странное дерьмо. Он громко выдохнул, чуть ли не переходя на зловещее пофыркивание, и в упрямстве надул губы, пытаясь таким образом выразить всю степень своего недовольства. — Снимай штаны, малыш Мо, — протянул Тянь, придвигаясь чуть ближе. — Ну же, — поторопил он и в устрашающей манере сдвинул брови, стараясь таким образом возыметь лучший эффект. Шань на некоторое время застыл, раздумывая, а стоит ли делать так, как просит этот черт, но видя, что его никто выпускать не собирается, а первый звонок уже как несколько секунд прозвенел, он принял решение на этот раз поднять белый флаг и сдаться на милость. Медленно развязав завязки на спортивных штанах, Шань чуть приспустил их, чтобы была видна половина повязки, которую он наложил этим утром. Тянь наклонился ближе, чуть ли не укладывая голову на плечо Мо — от этого захотелось взбрыкнуться и отвесить звонкую оплеуху, чтобы тот не пересекал границы. Но с Тянем это бы не сработало и покалеченным остался бы сам Шань. Хэ положил руку на его бедро и повел ее вниз по повязке, стягивая спортивные штаны чуть ниже. Мо опять недовольно зафырчал, а Тянь самодовольно хмыкнул, поглаживая перевязанную ногу. Кажется, он ловил с этого небывалый кайф, потому что даже не собирался прекращать свои домогательства. — Ну че, удовлетворился? — со злобной усмешкой произнес Шань, подтягивая сползающие штаны. Прикосновения Тяня были приятными, но не меняли самого факта — его касался ебанный Хэ Тянь — чертов богатенький пидор, который имел явные садистские замашки. — На сегодня — вполне, — ответил он, не убирая руки. — Кстати, — протянул он, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть неприступному рыжику в глаза: — если я узнаю, что ты продолжаешь делать это, я за себя не ручаюсь. Он говорил четко и понятно, было видно, что он не шутит. От этого пальцы рук Мо вновь задрожали — Шаня обуревали странные чувства, которые сладко раздражали и заставляли игриво кусаться в ответ. — Да кто тебе скажет, — злобно пробубнил Рыжик, хватая Тяня за запястье и пытаясь выдернуть его руку из своих штанов. — Я буду проверять. — И Мо точно знал, что так и будет, ведь если Тянь действительно захочет заниматься всем этим, то его никто не остановит, но не огрызнуться он все равно не мог: — Я тебе, блядь, не позволю. — А я у тебя и не буду спрашивать, — тут же ответил Тянь, сжимая бедро, из-за чего по нервам Шаня пробежала дрожь. — Сука, — протянул он, крепче стискивая запястье Тяня. — Не сука, а твой ангел-хранитель, малыш Мо, — прошептал ему на ухо Хэ, прижимая ближе к стене. — Надеюсь, ты меня понял. — Он тут же отстранился и улыбнулся так солнечно, из-за чего на миг заболели глаза, как будто от наступающих слез. Тянь растворился быстро — будто его здесь не было и это не он прижимал напуганного рыжика к стене несколько секунд назад, вместе с этим горячо лапая его чуть ниже паха. — Ебанный хуй Хэ Тянь! — проорал в ответ Рыжик, сгорая от стыда. Вызов был принят.