Я больше не убегу

Спустя три с половиной месяца. — Чжухон, подожди. Он кладёт руку на мою шею и резко толкает, я ударилась спиной о шкафчики, от предвкушения прикусив край губы. По тихому школьному коридору второго этажа эхом прошелся мой хриплый, сдавленный стон. Я смотрю на парня так, будто не испытывала оргазма многие-многие годы, хотя буквально вчера мы устроили рандеву на столе химички, когда остались «позаниматься» после уроков. — У меня история, мистер Пак мне даст книгой по голове, если я сейчас… — хрипло прошептала я, замолчав и возбуждённо сморщившись от того, что руки парня жадно блуждали по моим ягодицам. Он задрал синюю клетчатую юбку и страстно, безудержно массировал губами шею, прижимая меня спиной к шкафчикам. — Пусть он пососёт у меня, — сдавлено прошептал Чжу. – Или, может, лучше ты? Парень заманчиво улыбнулся и сбито задышал носом, приподняв голову. — Придурок. Я, засмеявшись, ударила его кулаком крепкому плечу. Ему совершенно плевать на правила, как, собственно, и мне. Улыбнувшись краем губ, я впилась пальцами в его затылок и надавила, давая понять, что снова хочу горячих поцелуев. А когда этот пафосный, блядский, рабочий рот снова начал меня ублажать, я жадно потянула Чжухона за чёрные как ночная темень волосы и издала ещё один сдавленный, блаженный стон на выдохе. На самом деле, всё настолько сильно изменилось, что я даже не знаю, с чего начать. Наверное, стоит начать с того момента, когда у нас с Вонхо произошел прощальный секс в машине. После мы доехали до дома, не переставая держаться за руки и дарить друг другу нежные прикосновения. И моё сердце, казалось, трепетало так, как больше никогда не затрепещет. Я была так наивна, как малолетняя дурочка. Теперь меня просто воротит только от одного воспоминания. И сейчас я отношусь к мыслям о Вонхо весьма скептически, а за последний месяц и вовсе вспоминала о нём пару раз, кстати, в постеле с Чжу. Но это отдельная история. К слову об одном из самых больших изменений. Когда мы вернулись домой, то Хосок привёз меня не в особняк с большими железными воротами, а в маленький, трёхкомнатный домик в двух кварталах от школы. Да, маме пришлось продать наш «замок», чтобы начать выплачивать деньги компании и перестать скрываться. Не знаю, хорошо это, или плохо, но до сих пор у нас всё нормально, и, кажется, опасность миновала. Конечно, затруднения в финансовом плане, так как мы всегда жили в достатке, на широкую ногу и просто не привыкли к иной жизни, но ничего, мы справляемся. Дом мне очень понравился, уютный, как у простой среднестатистической семьи. Стены толстые, из тёмного дерева. Уютная кухня напротив зала, можно готовить, и одновременно смотреть телевизор. Наверху две комнаты: моя спальня, и мамина. Вниз ведут две лестницы, одна со второго этажа, а вторая из чердака, на котором, к слову, я долго не была. Все мои вещи из старого дома мама перевезла в новый, вплоть до моей мягкой игрушки — мистера жирафика Джея. Безусловно, когда я увидела маму, то разрыдалась и долго не могла от неё отцепиться. Мы приехали поздно ночью, часа в три. И когда Вонхо помог мне вытащить сумки, ему нужно было уезжать. Я крепко обхватила его шею, на что он ответил: «Только не целуй меня на прощание. Я приеду через месяц, так что, думаю, прощаться вообще не стоит. Мы с мамой улетаем в десять утра, и я всё равно заеду». Следом он улыбнулся настолько тепло, что у меня внутри всё перевернулось. Мы стояли в обнимку ещё около пяти минут, и потом еле как распрощались. В ту ночь я спала так сладко, обняв мистера Джея, даже несмотря на то, что долго привыкаю к новому месту. Я проснулась в девять и долго ждала Хосока. Прошёл час, потом два, следом три. Я просто сидела и ждала, уставившись в окно, уже понимая, что он не заедет, я всё равно сидела. А потом не удержалась и заплакала, навзрыд. Мама долго меня успокаивала, не понимая, что вообще происходит. Я всё свалила на стресс, который мне пришлось пережить. И с того дня я Вонхо больше не видела. Он ни разу не позвонил. Ни единого раза. Так и не приехал через месяц, а когда я пыталась расспросить маму, она уходила от разговора. Я знала, что тем самым она оберегает меня и пытается оградить от всего, что связано с папашей Вонхо и самим Шином, но было очень тяжко. Мне настолько сильно не хватало Кристиана, что я даже Оливером спастись не смогла. Всё лето с мамой мы проводили всё меньше и меньше времени. Она уходит в свой офис очень рано, а возвращается поздно, на все вопросы отвечает: «Это не твоего ума дело, дорогая». Наён весь июнь провела в Марокко с Минхёком (да, они снова сошлись), так что первый месяц лета я искала утешение в Кихёне . Да, я была с ним, мы проводили время у него дома по средам и пятницам. Как раньше обнимались, нежились, целовались на колючих покрывалах под треск камина. Но с его стороны и намёка на секс не было. С одной стороны это было хорошо, потому что я — не девственница, а он знал, что был моим первым и единственным парнем. Так что, если бы мы сделали это, то он, непременно, узнал бы о измене. Но, с другой стороны, это было странно, он — взрослый, состоятельный парень в самом рассвете сил. За месяц при каждом нашем поцелуе я не чувствовала никакой отдачи от самой себя. Когда он целовал меня, то внутри пустота. Не было того, что было раньше. Не знаю, почему, наверное, потому что в Кихёне не было ни одного сходства с Вонхо. Очень жаль, что из-за этих обстоятельств я упустила то прекрасное, что было между мной и Ки. Жаль, что больше не доведётся чувствовать то, что я чувствовала раньше. Я уже хотела бросить его, чтобы не мучить, но когда зашла в офис, чтобы сделать сюрприз и сходить на обед вдвоём, то узрела, как он орально ублажает одну из своих белокурых секретарш на своём кожаном диванчике. Это настолько облегчило мне задачу. Конечно, было обидно, остался осадок, но всё равно. Мы решили расстаться на доброй ноте и остаться друзьями, потому что он, как никак, не чужой мне человек. Мы многое пережили вместе. Всё оказалось настолько просто, что я себе даже и не представляла. Я так убивалась из-за того, что изменила этому человеку, что разлюбила его, но это оказалось всё очень легко. Как и советовал мне Хосок — я не усложняла и стала проще относиться к таким вещам. И в главе под названием «Кихён» стоило поставить точку. Я сделала это. Но в главе под названием «Вонхо» я не могла поставить точку, потому что при мысли о нём у меня внутри что-то передвигалось. Я до последнего впустую надеялась, что он вернётся. Поэтому и поставила многоточие. Пусть уже не надеюсь, но многоточие оставлю. Спустя неделю после этого инцидента с Ки я дождалась, пока Наён вернётся из поездки, потому что поговорить мне было больше не с кем. При встрече девушка не узнала меня, она долго теребила мои волосы и щупала татуировку на ключице. Как только она вернулась, то мы сразу устроили совместную ночёвку. Конечно, я не рассказала о компании, которая жаждет смерти моей матери, но про Вонхо умалчивать не стала. Я рассказала ей всё в самых мельчайших подробностях, вплоть до малейшей детали, а смерть Дженни описала немного иначе. Конечно, Ён ахнула, долго не могла поверить, но помогла мне множеством советов. И я действительно поняла, что она — мой самый верный и единственный друг, которому я могу хотя бы так открыться. На восемьдесят процентов. Она действительно помогла мне отпустить то маленькое, крошечное, что осталось внутри при мысли о Хосоке. Теперь этого нет. Через пару дней я подкопила денег и почти в середине лета, перед моим Днём Рождения, мы с подругой отправились сначала в парикмахерскую, а потом в тату салон. Я долго не могла решить, что сделать с волосами, в конечном итоге вернула свой натуральный цвет — русый, — и сделала удлиненное каре на три сантиметра ниже плеча. Да, может, я пожалею. Но зато волосы смотрятся очень эффектно, когда выпрямлены. И с тех пор я ни разу не пожалела, что обрезала их, пусть за два месяца они уже отрасли на пару сантиметров. Следом мы с Наён пошли в тату-салон, она поддержала меня в желании сделать тату. Мы около часа выбирали, и моё желание повергло даже Наён в шок, — отвязную девку. Мне захотелось сделать тату в виде цветка, лепестки которого обрамляют сосок. И после молений со стороны Ён о том, чтобы не делать этого, я, всё же, сделала. Было очень стыдно обнажаться перед татуировщиком, — лысым мужчиной среднего возраста, —, но когда он приступил к работе, я немного расслабилась и даже насладилась процессом. Через какое-то время я любовалась в зеркало своей правой грудью, сосок которой обрамляли нежные тёмные линии лепестков, которые к самому соску по крапинке исчезали. Смотрится просто невероятно, по сей день я не могу оторвать взгляда от её отражения в зеркале. И потом я вошла во вкус. Мы ушли из салона в четыре часа утра без единого цента в карманах. И только после того, как на моих ногах появилась потрясающая цветная татуировка. Она тянется от самых ступней — к коленям. Потрясающие, нежные цвета. Коричневый и зелёный стебли сакуры с оттенками синего и оранжевого вздымаются вверх. Следом идут лепестки, потрясающие переходы от цвета к цвету. Одновременно буйство красок и невероятная нежность. Я до сих пор не могу поверить в то, что на моих ногах есть такая красота. Ещё мне набили полоску на плече, ничего особенного, просто маленькая, чёрная полосочка на плече. Два сантиметра в длину, и три миллиметра в ширину. Меня на такой знак подвигли мысли и пережитые мною события. Они как чёрная полоса в жизни. Так пусть это лучше будет на моём плече, а не наяву? Мне безумно захотелось ещё и ещё. Тогда Наён меня волоком вытащила из салона, чтобы я не забила татуировками всё своё тело за сутки. Сейчас же я, вроде, более менее смирилась с тем, что мне пока хватает. Мама и так устроила грандиозный скандал, потому что я даже не удосужилась спросить у неё разрешения. А ведь она про сосок ещё не знает. На её претензии я ответила тем, что она говорит мне каждый день: «Это не твоего ума дело, мам». И ведь действительно, моё тело — я буду делать с ним всё, что захочу. Через пару дней после моих изменений я стала на год старше. Ещё один ничтожный год моей жизни, которую я долго не ценила, и начала делать это только после всего пережитого. Хотя, я безумно рада, что через девять —, а точнее восемь, — с половиной месяцев помашу этой школе ручкой, и это я сделаю с таким превеликим удовольствием. И потом здравствуй, колледж. Но сейчас не об этом. Моё восемнадцатилетие мы отметили просто потрясающе. Сначала был ресторан для разогрева, потом бар и боулинг, следом мы бродили по улицам города с цветными дымовыми шашками и бенгальскими огнями. Потом все плавно переместились ко мне домой. И, помимо пятнадцати приглашённых мною друзей, прибавилось ещё с двадцать, среди них был Чжухон. Он мне сразу приглянулся. Густые чёрные волосы завитушками спадают на лоб, гармонируя с бледной кожей и темно-карими глазами. Его пухлые губы странной формы, больше похожие на губы игрушечного пупсика. Но это привилегия в оральных ласках, потому что он вытворяет такие невообразимые вещи этими губами. Конечно, глупо сравнивать его с Вонхо, потому общего нет совершенно ничего. После того, как мы поболтали, я узнала, что он — новенький, последний год доучиваться будет в Сеульской щколе. И тогда меня посетила мысль:, а почему бы мне не соблазнить его, чтобы отвлечься? Потому что всё моё пребывание в Корее мысли были заняты исключительно одним, темноволосым, кареглазым парнем, которого я больше не увижу. Сблизились мы с Хоней на той же вечеринке, в моей спальне, и потом ещё в ванной, и, наконец, я в этот день ещё и на чердаке побывала. С того дня мы уже два месяца с ним спим, но не встречаемся. Да, за это время мы хорошо узнали друг друга, между нами есть страсть, но связывать себя отношениями с таким человеком, как Чжу — всё равно, что пытаться поймать руками воздух. Этот парень очень ветреный, я знаю, что он спит не только со мной, но разве это имеет значение? К нему у меня исключительно «постельные» чувства. Мы с ним договорились, что у нас свободные отношения. Сначала я обрадовалась, но потом поняла, что мне всё равно, потому что спать с кем-то кроме него я не хочу и не буду, дабы не слыть шлюшкой. Ведь по школе нелепые слухи разлетаются, словно ураганный ветер. К слову, о школе. Прошло полмесяца учёбы, и учителя меня, почему-то, тоже не узнают. Они все в один голос щебечут: «Нелли Ван, вы, наконец-то, повзрослели». И это ужасно, невероятно, очень сильно меня раздражает и бесит. Я просто взялась за учёбу, начала исправно делать домашние задания и не спать на уроках. И это не потому, что я «повзрослела», а потому, что в этом году нужно сдавать выпускной экзамен. Хороший колледж я смогу себе позволить, только если хорошо окончу школу, и взрослые выглядят такими глупыми, когда выдают такие фразочки, как: «Ты повзрослела». Если бы они только пережили то, что пережила я, они бы не то, что изменились, а попали бы в психиатрическую клинику. Но я справляюсь с этим, мне нравится чувствовать эти изменения. Я чувствую себя сильной. Я чувствую себя выжившей. Обновлённой. И, надеюсь, так хорошо, как сейчас, будет всегда. — Хонь, я вышла десять минут назад. Ты сказал, что есть дело. Не хочу ещё один реферат на дом, — прошептала я, когда пальцы брюнета коснулись моего клетчатого галстука. Через силу я коснулась его серого шелкового пиджака и уперлась руками в грудь, чтобы остановиться, хотя… так не хотелось. Парень тяжело дышал, всё ещё вжимаясь своими бёдрами между моих раздвинутых ног. — Да, а у меня сейчас алгебра, — согласился он, слегка сбавляя пыл и переводя дыхание. — Как ты одиннадцать лет терпела эту чмошницу? Я хрипло засмеялась в ответ, подправляя его галстук и поджав губы. — Может, ей просто нужен хороший трах? — подмигнула я, коснувшись пальцами его лица. — Устроишь ей это? — Я скорее сам себя поимею, чем эту старушку, — покачал брюнет головой, пальцами приглаживая мои растрепавшиеся волосы. Мне нравилась такая забота с его стороны, она редкая, но есть. — Ладно, обалдуй, история сама себя учить не будет. Я потянулась к его лицу, чтобы чмокнуть, но он не дал мне этого сделать. — Ещё минутку. Я хотел спросить, какие у тебя на сегодня планы? — руки Чжухона скользнули по моей талии. — Я не знаю, хотела посидеть за книгой, — пожала я плечами. — Да брось! Меня бесит, что по пятницам ты превращаешься в какую-то ботаничку, словно в халка, — с упрёком покачал он головой. Я усмехнулась в ответ, медленно спустила руку к ширинке его тёмно-синих джинсов, не переставая смотреть непрерывно в глаза. Аккуратно, пальчиками сжала достоинство парня через грубую джинсовую ткань. Брюнет с трепетом вдохнул. — Ботанички так делают? — с хрипом в голосе спросила я, улыбнувшись краем губ. — У меня сейчас встанет, и меня отправят к директору, — процедил Чжу, снова приближаясь на максимальное расстояние. — Или я утащу тебя в туалет прямо сейчас и там грязно от… Я блаженно выдохнула, вновь чувствуя, как холодные руки спускаются на ягодицы, пальцы медленно задирают юбку. Мягкая ткань струится по коже. По крови прошёлся холодок, следом она вскипела за несколько секунд. Сладкие вихри в животе. Схватив парня за галстук, я потянула его в сторону туалетов, окончательно забив на историю...