Твою гирлянду!..

С того поцелуя прошло много времени. Уже стали забываться прошлые обиды, и Леня не обходил меня стороной, вжимаясь в стенку. Мы даже порой сталкивались в коридоре или на кухне, не испытывая при этом той сокрушительной неловкости, которая долго преграждала нам путь к обыденным братским отношениям. Появились шутки, рукопожатия и, не сразу, но – объятия. Крепкие, мужские, такие удушающе-милые… Наступал канун Нового Года, и все суетились с приготовлениями. Вера готовила ужин, я наряжал елку, дети помогали. Роясь в коробке с игрушками, я вдруг обнаружил, что у нас разбита гирлянда. Та самая, без которой елка не сможет быть полноценной, праздничной, сияющей. В это проколе, как всегда, обвинили меня. - Ну, Ко-остя! Ну, ты мог позаботиться об этом ра-аньше? - негодовала Вера, с укором глядя на меня. - Ну, как я мог об этом знать? – стал «отбиваться» я. Но меня не слушали. Как обычно. - Иди и найди новую! – приказала Вера повелительным тоном, вертя в руках скалку. - Где я буду ее искать? До Нового Года осталось считанные часы! Уже магазины закрыты… - Меня это не волнует… Не дав мне очередной раз «отбиться», Вера скрылась на кухне. - Папа, иди, ищи гирлянду… а мы донаряжаем елку, - подытожили дети. Я был прямо в восторге… Но не успел я дойти до лифта, как встретил Леню. Его тоже куда-то снарядили, и, судя по виду – так же против воли. Он удрученно посмотрел на меня. - А тебя за что? – поинтересовался я, вызывая лифт. Он невесело вздохнул. - Шампанское… - Забыли купить шампанское?!.. – удивился я. Лифт открылся, мы вошли. - Нет. Но я постарался… случайно… Мы ехали вниз в тишине, и я тайно сочувствовал Лене: жена у него, конечно, не мегера, но испортить настроение может одной левой. На улице сыпал снег, а когда мы подошли к машине, оказалось, что надо было прихватить и лопату. - Ну, отлично! – прогундел Леонид, вздымая очи к небесам. – Что теперь?.. Он посмотрел на меня. Я пожал плечами, и как-то жалобно выдавил: - Такси?.. Леня цокнул языком, доставая из кармана телефон. - Ты думаешь, кто-то сюда приедет? По такой-то погоде… Я оглянулся. Да, занесло нас, так занесло. Сугробы в человеческий рост, машины закопаны до середины лобового стекла, дороги вообще не видно. - Нет связи… - сообщил мне Леня, опуская телефон в карман. - Мне назад нельзя, - сообщил я, - Без гирлянды. Новый год будет испорчен, а вместе с ним и я. Вера от меня мокрого места не оставит… - Та же фигня… - скривился Леонид, и почесал затылок. Мы стояли под фонарем, думая, что делать дальше, и курили. Точнее, курил Леня, но от постепенно проступающего сквозь куртку холода, закурил и я. Все равно, пока приду домой, выветрится! - Слушай, - вдруг сказал Леня, как будто что-то вспомнил, - я тут магазинчик видел… недалеко… Я немного приободрился. - Когда? Где?.. Он сделал еще одну глубокую затяжку и кинул бычок в ближайший сугроб. - Вчера ехал с продуктами, и увидел. Такой, небольшой. Гирляндами, кстати, обвешан… При упоминании о гирляндах, я прямо расцвел. Холод меня уже не тревожил! Главное было найти заветные блестяшки… - Так идем! – воскликнул я отмороженными губами. Мы отправились в путь. Метели слегка прибавилось, и у меня на бровях выросли по сугробику. Я пожалел, что не прихватил перчатки, ибо идти с руками в карманах было практически невозможно. В итоге я все же поскользнулся и упал… точнее, упал БЫ, если б не отточенная реакция брата! Он, словно почувствовал, и подцепил меня под локоть еще в начале моего бесславного полета. Я уцепился за него и благодарно заглянул в глаза. Глаза брата – словно в зеркало, в какое-то далекое отражение. Я с легкостью засмотрелся в Ленькины глаза, не понимая, отчего он вдруг замолк. Мы стояли, прижавшись друг к другу вне поля видимости, так как единственный фонарь остался далеко позади. Шел снег, но медленно таял, касаясь моего и Лениного лица, становясь небольшими капельками. Я почувствовал, как Ленька дрожит, но не сразу понял, почему. Он как-то поспешно облизал губы, виновато опуская глаза. Он уже не держал меня, это я – вцепился в него мертвой хваткой, чтобы снова не упасть. Про магазин я забыл в ту же секунду… когда Ленька меня поцеловал. Поспешно, нетерпеливо возвращая мне тот забытый, как я думал, поцелуй мягкими горячими губами со всей нежностью, на которую был, наверное, только способен… Я почти перестал дышать, соображать, оценивать, трезво мыслить, злиться… На брата, на себя, на этот чертов вечер, на холод и снег, который нас почти превратил в сугроб. Когда он меня отпустил, я почувствовал, что плачу. Глупо, предательски-жалко. По моим щекам катились слезы, на ресницах застывали, замерзая, снежинки. Леня провел перчаткой по моей щеке и прижал к себе. И тут я разревелся в конец… Мы так стояли еще с полчаса, пока меня не отпустило. Потом еще какое-то время Леня отогревал мой красный нос. Потом мы шли к магазинчику – молча, но не так угрюмо, как в прошлый раз. Потом оба долго смеялись, узнав, что никакой это не магазинчик, а какая-то недавно открытая будка «Ремонта обуви». Идя обратно, я представлял, как меня пристрелит Вера, а Леню придушит Настя… Когда мы подошли к парадной, я признался, что мне домой идти страшно, на что Ленька сказал: «Что-нибудь придумаем…», и мы сели в лифт. Уже подъехав, когда двери, скрипя, разъехались, он снова посмотрел на меня. На этот раз при свете. Посмотрел так, что у меня сперло дыхание. Мне даже показалось, что он вот-вот меня снова поцелует. Но у лифта нас уже ждали наши жены: Вера держала в руках новую гирлянду, а Настя – четыре бутылки шампанского! На наши недоуменные физиономии, девчонки только расхохотались, тут же объяснив, что надо было сначала «у соседей спросить», а уж потом переться в магазин, да еще и в такую погоду. Леня растянулся в улыбке, и поздравил Настю и Веру с «наступающим». Я тоже попытался улыбнуться, но вышло чересчур жалобно, да так, что Вера меня-несчастного обняла и утащила «доготавливаться» к празднику… После душа мы нацепили, наконец, на елку новую гирлянду, и начался Новый год!