Памятка

      Никто не знал, что у него был сообщник. Никто не взял на контроль этот приют.       В итоге, многие пожалеют.       Жар огня, от которого неприятно бросало в пот, жег глаза. Но Зак, спина к спине прятавшийся за мной от пламени, не выглядел расстроенным, наоборот, — в какой-то мере наконец довольным. Бинты напитались чужой кровью, которая темнела, сворачиваясь и засыхая от температуры. Я и сама ощущала успокоение. Тут было множество детей, у которых никогда не было будущего. Зак не мог бы забрать то, чего не существовало. Болезни и скорбь душили это место до огня.       Хотя нам обоим не нужно было оправдание для дел, которые мы вершим.       — Поздравляю, — скалилась я мечтательно, пускай того и не было видно — только глаза, — экзамен пройден.       Петля почти завершена.       Прибыв в здание, которое уже лет пять считалось нежилым и было выкуплено сильно заранее, я начала беспокоиться, сама не слишком хорошо понимая, отчего; курила в машине, отчего Зак морщил нос. Было много интересного, что можно было бы еще сделать. Можно было бы взглянуть на старый подвал, где я впервые осознала себя собой. Это был тогда совершенно новый этап моего развития, которое шло параллельно с взрослением дома.       Ухабистая дорога оставляла следы колес, но ее не было на карте, поэтому можно было поюлить, затем сменив машину. Прежде всего, не хотелось мгновенного хвоста. Даже интересно, когда жалкие раздуплятся… Но нас тут уже не будет.       Темное небо над тучами. Холодно, но душно, до сих пор нечем дышать. Грудная, клетка мальчика согласно со мной тяжело вздымалась. Докурив, усилила теплую циркуляцию воздуха. Может, поможет.       Щемящее чувство, проистекающее непонятно откуда. Ностальгия. Грусть.       Не знаю, что будет дальше.       Я вела машину молча, погруженная в свои мысли. Зак ерзал, с воодушевлением. Ему опыт понравился. И ехал он туда, где можно будет убить еще больше людей.       — Время прощаться, милый, — черная маска закрывала лицо, и он не мог видеть половину эмоций, которые стекали с него. Не хотелось плакать. Обнимать того, к кому привязалась, отчего-то, тоже. В последний раз оставить ему свое тепло, чтобы потом позволить остыть, — очень жестоко. Но он еще не может мыслить такими категориями. Знает, что расстаемся надолго, но он едва ли помнит столько лет, сколько мы еще не увидимся. Ему и не грустно — парадоксально.       Священник ждал меня, чтобы проводить. Зайдя на кухню готового этажа Зака, который пошел исследовать данную ему территорию с задумчивым лицом, он налил мне чай, к которому я не стала притрагиваться (слишком уж любит он химичить). Дав последние наставления в воспитании мальчика, я последовала к выходу, но все еще не в одиночестве.       Стоило подозревать, почему.       В окружении разноцветных мозайчатых стекол этот человек, возомнивший себя богом в рамках этого жестокого социального эксперимента, направил на меня арбалет.       И я вспомнила.       Джона Смита убила я еще в своем далеком прошлом.

***

      Петля завершена.

***

      Меня подбрасывает, затем в голове звенит дезориентацией, давлением. Глаза не видят цельной картины, и я бесполезно мычу, пытаясь понять, как поступить. Рука сама ищет источник силы, хватается за ткань толстовки.       — Какого черта! Я уже решил, что ты подохла!       — И тебе привет, — не стоило ожидать, что эта встреча будет лучше. Лучше всего на землю спускает сам Зак. Но только в плане ожиданий: — Может, отпустишь меня наконец?       Он открывает рот, хочет что-то возразить. Но не может сформулировать то, что я вижу в его глазах. Они — единственное, что я вижу четко от перегрузок, в которые меня бросило петлеобразное перемещение. Мое сознание выбросило и затем снова вернуло в мое тело. Эти силы очень странно работают. Не могу припомнить, чтобы у меня хоть когда-то были способности создавать своих двойников в прошлом.       — Я ебал все это в рот! Ты хотела притвориться мертвой, чтобы уйти от своей части сделки?! Знаешь, что было бы, если бы ты продолжила? Я бы всю тебя изрезал и смотрел бы, какие узоры на полу создают твои лужи крови! Больше не смей меня так пугать!!! — и все эти крики сопровождались дикими ударами меня об стену, чего, как мне показалось, уже достаточно, чтобы вытрясти остатки духа. Или отправить меня еще куда-нибудь по косой-кривой этой линии времени.       — Если перестанешь, больше так не буду, — настроение сразу упало куда-то как раз на уровень этажа маньяка. Еще мутило. Вопрос: от газа ли, или от тряски?       — Э? — открыл шире свои разноцветные глаза мой бывший ученик. — А, не важно, меня, кажется, до сих пор шакалит.       Интересно, могу ли я теперь…       Странное чувство. Я впервые обрываю поток мысли, который считаю крайне неуместным. Глядя ему в глаза, твержу себе, что да, такое бывает.       Раньше хотела его убить, а сейчас хочу познать изменения, которые пропустила. Относилась ли я к нему как к ребенку? Да. Но сейчас интерес получается совсем другим.       — Я тоже, кажется, не в порядке еще.       — А? Че именно? — он вырывает меня из тумана той дороги, где я сидела и в тайне просто соотносила, что и как сформирует его в того, кем я его и видела.       Почему-то стало здорово открыть в нем личность.       — Скажи, Зак. Ты когда-нибудь любил? — от этого вопроса он охуел и присмотрелся, чтобы увидеть, что это я так пошутила и теперь-то можно прирезать. Я уточнила, что спрашиваю на серьезных щах.       — Совсем поехала, — колко бросил он в ответ, на что мне захотелось лишь ухмыляться. Но в его руках я обмякла и снова присела к стене, где и спала. Он смотрел на спокойствие на дне моих глаз и раздумывал долгие минуты, прежде чем сказать хоть что-то: — Была женщина. Ебанутой была. Все время затирала мне про время, что она из будущего. К ней прикипел.       — Да?       — Единственная, кого не убил. Но она первая, кто сгинул тут.       Я промолчала, снимая пыльную маску. Свет был все такой же плохой, как и везде, мне было искренне интересно узнать, что будет дальше. Начнется ли в его голове мыслительная деятельность.       — Не хочешь подумать и соотнести?       — Не моя работа тут… думать… — к сожалению, или к счастью, делать он это все же умел. И глаза его, разноцветные, расширились от шока, что мне стало все понятно в тот же момент.       Так он и остановился. Коса, неотъемлемая его часть, рухнула на металлический пол со звоном, дребезжащим еще долгие секунды, холодными волнами сотрясающими разум.       — Рада встретиться вновь.