Try me, betray me, save me

Прощальный поцелуй Смерти всё ещё тлеет на губах, когда он открывает глаза. Но мгновение — и ощущение испаряется, тонет в холоде и боли, которые накрывают волнами, укачивают словно ребёнка, а потом выбрасывают на острые скалы. Вокруг темно, но откуда-то падает свет. Он на улице. Шум машин, музыка и монотонный гул голосов доносятся до него как из колодца. Он жив. А несколько минут назад он был мёртв. Раны на голове и на теле ещё болят. Кто нанёс их? Он крутит головой, вглядывается в тени, но рядом никого нет. Тот, кто убил его, ушёл. Оставил наедине с самим собой и этим невыносимо громким гулом в ушах, который становится только хуже, пока не заполняет все сознание. Отвратительно отчётливый. Каждый новый звук резко выделяется на фоне остальных. Мешает сосредоточиться. Мешает собрать силы и подняться. Мешает вспомнить, как он, Уэйд Уинстон Уилсон, оказался здесь израненный и замёрзший. Уэйд гонит от себя кислый привкус во рту, гонит тяжёлые неповоротливые мысли в голове, гонит спёртое затруднённое дыхание и ебаное чувство дежа вю. Он идёт домой, потому что ему больше некуда идти. Он идёт домой, потому что у него есть ключи, а на улице по-настоящему холодно. Но он не хочет быть в этих четырёх стенах. Потому что пока он поднимается на свой этаж, время отматывается на несколько лет назад, и на порог квартиры Уэйд ступает совсем молодой. И сломанный. — Это ничего, — шепчет он сам себе. Нет, не себе. Тем, кто в нём. Тем, кто шепчет ему на ухо, какой он урод и мудак. — Это ничего, приятели, — уговаривает он. Но они ему не приятели. Они ненавидят его так же, как он сам. Они и есть он сам. Стены тусклые и облезлые. Уэйд смотрит на них и не помнит, что на фоне этих стен однажды улыбался ему Питер, разгоняя мрак и серость. Этого ещё не было. Это только случится. Не скоро. Через много, много лет, когда голоса в голове победят. Когда не останется ничего. Только тогда это случится. Уэйд пачкает стены яркой кровью, потому что это называется дизайном. Проходит дальше, оставляя за собой порванную одежду. Где-то по пути в ванную его рвёт. Что ж, в ванную ему больше не надо. Ты никому не нужен. Ты не заслуживаешь даже смерти. Ты псих ты мразь и никто никогда никогда тебя не полюбит потому что таких как ты не любят из таких как ты выбивают всё дерьмо. Уэйду двадцать или около того. Он сам на самом деле не помнит. Уэйда ничего не ждёт. Всё, что он притягивает, это смерть и одиночество. Они преследуют его, куда бы он ни шёл. Они — его лучшие друзья. Уэйд даже не может прекратить всё это. Забыть. Оставить позади. Пробить дыру в голове, через которую утекут все его тревоги, невзгоды и проблемы с дыханием, господи, как же тяжело дышать. Если поднять руку, грудная клетка отзывается болью. Что-то не так с сердцем. Например, его нет. Если его нет, то почему больно? Не метафорически больно, нахуй пафосные цитаты. Больно так, будто изнутри того и гляди вырвется монстр. Только монстр уже здесь. Монстр — он сам. Всё вокруг расплывается и смешивается. Может быть, это сон. Может, кто-то пытается вынуть у него сердце во сне. Тупым ножом. Удачи им в этом. Уэйд знает прекрасный способ проснуться. Он бредёт в спальню, заплетаясь в ногах. Дышит неглубоко через рот, только чтобы прожить ещё немного, ещё чуть-чуть. Там надёжно спрятано его лекарство, принимать один раз в день, желательно после того, как посрёшь и поссышь. Ну, знаете, стирка… Тяжесть пистолета в руках такая привычная и успокаивающая. Голоса монотонно гудят, мурлычат ему в ухо, как довольные сытые коты. Им это нравится. Им нравится, когда он жесток с другими, но больше всего им нравится, когда он жесток с собой. Уэйд хватается за кровать, чтобы встать и пойти в ванную. Там проще отмывать потом мозги. Когда он поднимается, в руках остаётся какая-то тряпка. Уэйд хочет раздражённо её отбросить, но что-то с ней не так. Он вертит тряпку в руках. Это футболка. Его футболка. Одна из многих стареньких разношенных футболок, которые так и просятся на половые тряпки. Так почему у него кишки скручивает, когда он держит её в руках? Уэйд подносит футболку к лицу, глубоко вдыхает. Его прошибает холодный пот, и Уэйд почти уверен, что сейчас снова блеванёт. Проносит. Вместо этого на глазах выступают слёзы. Этого не должно здесь быть. Он ещё не знает этого запаха. Ещё не слизывал его с ключиц и плеч, не вдыхал с изгиба шеи, не собирал пальцами с каштановых волос. Это запах Питера, но Питера ещё нет рядом с ним. Ждать его придётся десятилетиями, и дождётся его совсем другой человек. Не тот, что сжимает в руке пистолет и старую футболку и плачет из-за того, что всю жизнь прожил так, будто ему никто не нужен, а оказалось на самом деле, что это он не нужен никому. Но почему тогда футболка здесь? И почему запах тоже здесь? Не путешествие же это во времени, в конце концов. Ты сходишь с ума. Положи тряпку на место и сделай то что задумал. Даже если бы он был с тобой ты бы только всё испортил. Ты гниёшь и даже его прекрасный запах не затмит этой вони. Но Уэйд убирает пистолет и бежит наперегонки сам с собой к телефону. Голоса орут и мешают слушать безжалостные гудки, но когда сквозь них пробивается голос Питера, всё замолкает. — Уже соскучился? — спрашивает Паучок игриво. — Ты мне нужен, — выдаёт Уэйд на выдохе, душит слёзы в голосе, но никуда не может деть мольбуотчаяниепросьбу. — Питер, пожалуйста. Слышится тяжелый вздох. — Я на работе… Звон. Но ничего на самом деле не разбилось. Или разбилось? — Это очень важно, я просто… Ты посидишь со мной час или два? Приходи. — Приду. Я приду. Уэйд срывает с себя остатки грёбаного костюма. Надевает джинсы и пропахшую Питером майку и спешит прочь из квартиры, надеясь никогда больше сюда не возвращаться. У него есть настоящий дом. И дом этот не ограничен стенами и потолком. Он пахнет чем-то неуловимо приятным, как шторм на море или асфальт после дождя. И Уэйд спешит. Уэйд спешит. И возвращается домой, к сияющей, словно путеводная звезда, усталой улыбке и теплому взгляду карих глаз. Питер не спрашивает, а Уэйд не говорит. Только падает к его ногам, кладёт голову на колени и жадно дышит спокойствием, защищённостью и уютом. Питер будит его. Кажется, что он держал глаза закрытыми всего минут пять, но на самом деле Уэйд продрых почти полчаса. — Мы можем идти, — говорит Питер. — Ты в порядке? — Нет, — признаётся Уэйд. — Я… Он убирает голову с колен Питера и поднимается, смущённо отводя взгляд в сторону. — Сегодня я очнулся в подворотне весь изрезанный и не помню точно, что произошло. В какой-то момент в голове всё перемешалось, и когда я вернулся домой… От твоего занудного бубнежа стало полегче, — вздыхает он. — Но всё равно меня что-то не отпускает. Такое дурацкое чувство, будто слово не можешь вспомнить. Оно вертится и вертится у тебя на языке, но… — Обычно, чтобы вспомнить, нужно отвлечься. Питер пожимает плечами и собирает бумаги на столе в аккуратную стопочку. — И, может быть, я смогу тебе в этом помочь. Он говорит про секс, но совершенно обычным голосом. Не заигрывает, не дразнит, не соблазняет. Это что-то новое, что-то, о чём Уэйд с радостью бы подумал… Если бы его бедный мозг мог сконцентрироваться на какой-то мысли сейчас. — Уэйд! Он поднимает голову, встречаясь с напуганным взглядом Питера. Что он опять натворил? — У тебя… кровь идёт. Он опускает голову и смотрит на кровавое пятно, расплывающееся по футболке. В других местах кровь уже запеклась и стала темно-коричневой. — Должно было уже затянуться… Уэйд скидывает с себя футболку и отбрасывает в сторону. Питер приближается, внимательно разглядывая воспалённые порезы. — Как будто края прижгли, и рана не может срастись, — хмурится он. — Этого ещё не хватало, — вздыхает Уэйд, закатывая глаза. — Придётся резать. Питер тяжело вздыхает, прислоняясь на мгновение лбом к плечу Уэйда. Переводит дыхание. — И не говори потом, что я ничего для тебя не делаю, — ворчит он. — Сейчас принесу скальпель. — Ты точишь им карандаши? — Нет. — Отрезаешь заусенцы? — Нет. — Хм… Хм… Вырезаешь у себя опухоли, как доктор Хаус! — Мимо. И вообще, это жутко. — Ладно, ладно. Ещё вариант: Ты на самом деле маньяк и используешь его, чтобы расчленять жертв. — Раскусил. Одна беда, сколько времени и сил уходит на то, чтобы разрезать скальпелем кости… Подарил бы кто пилу, право слово. — Намёк понят, пряничек. Будет тебе пила. — Пытайся дальше, Уэйд. Ты далёк от правды. — Хм… На самом деле ты хирург. Днём ты обычный задрот, а по ночам надеваешь свой белый халат и спасаешь жизни! — Заманчиво, но нет. И ещё раз назовёшь меня задротом, этот скальпель окажется там, где его быть не должно. — А я думал, это только после третьего свидания. Ла-адно. У меня последний вариант. Если я окажусь не прав, то я сдаюсь. Питер закатывает глаза, на мгновение отвлекаясь от раны, которую обрабатывает перекисью. Кожа уже стягивается, образуя новый шрам. — Давай. Удиви меня. — Ты не хирург, но скальпель тебе нужен для ролевых игр в доктора и непослушного пациента. Или сексуальную медсестричку. Или… — Нет. — Ты не дослушал. — Ладно, говори. — Или в доктора и мать спасённого пациента, которая очень хочет отблагодарить и… — Нет. — Многое теряешь. Нам стоит как-нибудь попробовать. — Как насчёт другой ролевой игры? Питер вытирает руки полотенцем и убирает перекись, скальпель и вату обратно в аптечку. Уэйд двигается ближе к краю стола, на котором сидит, и упирается локтями в колени. Кладёт подбородок на сложенные ладони. — Давай притворимся, что тебя заколдовала злая ведьма, и теперь ты не можешь говорить. А мне, чтобы тебя расколдовать, нужно побыть в тишине. — Ага, — Уэйд кривится и недовольно складывает руки на груди. — Только я не понял, где тут секс. — Секс потом, — обещает Питер. — Когда я тебя расколдую. Через… Он смотрит на часы. — Пару часов. Как раз доберёмся до дома. — Игры у тебя хуёвые какие-то, — обижается Уэйд, но больше и правда не произносит ни слова. Его долговременное молчание оказывается вознаграждено. Едва входная дверь закрывается, Питер прижимает его к ней, целует в шею и жмётся крепко-крепко. — Всё, ты расколдован. Скажи мне что-нибудь. Ага. Как будто проклятие просто так снимается! Поцелуем в шею, как же. Уэйд продолжает молчать. Питер отстраняется и внимательно на него смотрит. — Ты обиделся на меня? Уэйд, я… Дэдпул качает головой. Пожимает плечами. Касается горла, показывая, что голоса ещё нет. До Питера долго доходит. А когда доходит, он хитро улыбается и прижимается губами к губам Уэйда. Но и это не помогает. Какая-то ебанутая им попалась ведьма. — Уэйд, скажи уже что-нибудь! — Питер психует и скрещивает руки на груди. — Мне некомфортно, когда ты долго молчишь. Уэйд только разводит руками, мол, а я что сделаю? — Ладно, чего ты от меня хочешь? — спрашивает Питер. Уэйд прикладывает палец к губам и демонстративно задумывается. Затем его осеняет. Он упирает язык в щёку и подмигивает Питу. Тот закатывает глаза и тяжело вздыхает. — Я до сих пор не понимаю, почему всё это делаю. Он хватает Уэйда за руку и ведёт за собой в сторону спальни. Паук так торопится, что Уэйд едва сдерживается от того, чтобы спросить, где пожар. Это испортит всю их «ролевую», да и он, кажется, догадывается где. Питер толкает его на кровать, седлает бёдра и сразу тянется, чтобы стянуть с Уэйда футболку. Губы касаются покрытой шрамами груди. Уэйд откидывается на подушки и полностью расслабляется, вверяя себя Пауку. Питер возится с его джинсами, спускает их вместе с нижним бельём и нетерпеливо накрывает ртом член Уэйда. Громко стонет, посылая по коже мурашки. Уэйд кусает пересохшие губы. Протягивает руку, чтобы убрать со лба Питера непослушные волосы. Паук поднимает на него взгляд. Улыбается, водя языком по головке. — Нравится? — спрашивает он и снова насаживается ртом, ладонью обхватывает яйца и массирует их большим пальцем. Уэйд беззвучно стонет, гладит Питера по голове, цепляется за его волосы. Заговорит, когда кончит, и не секундой раньше, что бы Пит ни… Блядь… Бёдра приподнимаются навстречу быстрым движениям. Питер давится и посылает Уэйду недовольный взгляд. Убеждается, что наёмник внимательно на него смотрит. И начинает бесстыже облизывать его, как чёртов леденец. Язык Питера острый и горячий. И он просто везде. Уэйд задыхается, хочет откинуться обратно на подушки, хочет заорать от того, насколько ему охуенно, но не может перестать смотреть в сумасшедшие глаза Паучка. — Тебе нравится? — вновь шепчет Питер, прерываясь на несколько мгновений. Уэйд теряет связь с реальностью, весь его мир сосредотачивается вокруг Питера. — Я… Ты единственный, для кого я готов это делать. Питер выдыхает со стоном, закрывает глаза, скользя губами по его члену. — Единственный, для кого я хочу это делать. Тебе… Тебе нравится? Не отвечать больше нет сил. — Да! Чёрт возьми, да! Питер самодовольно ухмыляется. И, добившись своего, прекращает его терзать. Буквально трахает Уэйда ртом, издавая при этом настолько блядские звуки, что это должно быть запрещено законом. Уэйд уже на грани. От каждого движения все внутри сжимается, пока не становится уже слишком. Уже… — Питер… Питер отстраняется, и Уэйд кончает себе на живот. Опомниться и восстановить дыхание Уэйду не дают. Паук двигается ближе и целует, толкается языком ему в рот. Уэйд обхватывает ладонями его лицо. — И чем я только тебя заслужил? — вздыхает Уэйд, когда Питер отстраняется. Тот улыбается и начинает раздеваться. Пожимает плечами. — Предыдущим моим партнёрам я ставил звездочки за хорошие поступки. Соберешь пятнадцать, получишь секс. — Что, правда? — Конечно. Разве я когда-то тебе врал? Он быстро выскальзывает из штанов и кидает их в сторону. Наёмник только сейчас вспоминает, что его джинсы всё ещё болтаются на ногах, и тоже избавляется от них. — Боюсь представить, сколько у меня там уже звездочек. Миллион? Два? — Не так уж и много осталось. Учитывая, что когда ты ведешь себя как козёл, я их вычёркиваю. Питер садится ему на грудь. — Я рад, что ты снова разговариваешь. Но как насчет ещё немного помолчать? — спрашивает он, проведя большим пальцем по губе Уэйда. — Только если нарисуешь мне за это ещё… И натурально получает хуем по губам. Долго пытается понять, это больше смешно или горячо. Приходит к выводу, что и то, и другое. Питер замечает его замешательство и… смущается? После всего, что он только что устроил. Открывает рот, чтобы ляпнуть что-то тупое, но Уэйд его опережает. Он опускает ладони на задницу Паучка. Облизывает пересохшие губы. — Иди сюда, — шепчет наёмник. — И попробуй заставить меня замолчать. Питер колеблется буквально секунду, после чего встаёт на колени и придвигается ближе, скользит между губ Уэйда. Хватается за изголовье кровати и начинает медленно толкаться внутрь, внимательно наблюдая за выражением лица наёмника. Выдержать взгляд Питера оказывается не так уж и просто. Уэйд чувствует, как алеют щёки. И вряд ли это укрывается от Паучка. Он спускает одну руку с изголовья, касается щеки Уэйда. И во взгляде его столько нежности, что Уэйд просто не выдерживает. Он закрывает глаза. Пальцы до синяков сжимаются на бёдрах Питера. — Открой глаза, — просит Паучок. — Пожалуйста. Сделай это для меня. Уэйд слушается. Ведь это такая малость по сравнению… Питер улыбается ему, выговаривает «спасибо». Губы складываются в букву О. И вдруг Питер отползает, оставляя за собой белые капли спермы на его подбородке и груди. — Не успел, — виновато бормочет Паук, стирая большим пальцем своё семя с лица Уэйда. — Как будто я против, — сипит тот. Он обхватывает запястье Питера и приближает его ладонь к губам, слизывая с пальца сперму. — Будь на то моя воля, я бы сожрал тебя целиком, такой ты сладкий. Питер закатывает глаза, но всё равно смеётся. Опускается на локти рядом с Уэйдом и коротко целует его в губы. — Питер… — выдыхает Уэйд через несколько мгновений. — Надеюсь, в твоём холодильнике есть что-то кроме льда? Я пиздец как хочу есть. — А я думал, ты уже наелся, — подъебывает Паук, скатываясь с кровати. — Я дурно на тебя влияю, — печально констатирует Уэйд. — Научил тебя дерьмовым шуткам. — Я думаю, это всегда во мне было, — пожимает плечами Пит. — Ты только разбудил чудовище. Поднимай жопу и пошли уже на кухню. Кто последний — тот дурак. Уэйд подгадывает нужный момент и одним рывком обгоняет Питера и оставляет его дураком. Оказавшись на кухне, Уэйд демонстративно убирает от стола все стулья кроме одного. Питер тяжело вздыхает и проходит мимо него. Оба не потрудились одеться, а Уэйд ещё и перепачкан спермой. Но как же лень что-то с этим делать. Питер хаотично выуживает из холодильника куски хлеба, шоколадные батончики и какую-то зелень. Где-то находит даже не совсем плохой кусок сыра и нарезает бутерброды. Уэйд занимает единственный не отодвинутый стул и хлопает себе по коленям, приглашая Питера удобно устроиться. — Да ты издеваешься, — ноет тот, но всё-таки садится, обхватывая одной рукой Уэйда за шею. Они едят, перебрасываясь шутками и едкими комментариями. А потом возвращаются обратно в постель, и Питер снова оказывается крепко прижат к наёмнику. — Тебе лучше? — спрашивает Паук вдруг, оставив беззаботный тон. — Когда ты сегодня позвонил… — Хуйня, забыли, — отмахивается Уэйд, утыкаясь носом в мягкие волосы на затылке Пита. — Не хуйня. Паук оборачивается и смотрит на него, сердито сощурившись. — Честно. Ты в порядке? Могу я что-то для тебя сделать? — Ты уже так сильно мне помог… — криво улыбается Уэйд. — Разве что… Питер вопросительно изгибает бровь. — Сделаем тошнотворно-приторное селфи? — предлагает Уэйд. Питер выдыхает с деланным облегчением, смахивает со лба несуществующий пот. — Я уж думал, ты не спросишь! Он выпутывается из рук Уэйда и перегибается через край кровати. — У тебя телефон в джинсах? Я отсюда могу дотянуться только до них. Телефон и правда оказывается там, в заднем кармане. Питер возвращается, и ещё несколько минут они корчат рожи на фронтальную камеру, негласно соревнуясь между собой, кто будет выглядеть тупее на снимке. Но побеждает дружба. Чуть позже, когда Питер уже почти задремал у него в руках, Уэйд листает селфи, выбирая, какое поставить на заставку, и замечает уведомление о сообщении. Это от Старка, он прислал ему какое-то видео. Уэйд хмурится и пролистывает беседу вверх. Он, на самом деле, сам просил Старка прислать видеозапись… Уэйд глушит звук на телефоне и включает ролик. Питер сонно возится и одним глазом наблюдает за его манипуляциями. — Что, Тони сбросил тебе своё любимое порно? — мямлит он, зевая. — Ага, тут актёр похож на Стива. Мне тоже понравилось. Питер хихикает и утыкается в сгиб его локтя, отключаясь от внешних раздражителей. А вот Уэйду резко становится не до смеха. Это — тот самый ролик с боёв роботов, который показывал ему Тони, когда вводил в курс дела. И теперь-то Уэйд узнаёт парня, который держит пульт на видеозаписи. Он ещё готовит классный кофе и не понимает сарказма. «Её сложно контролировать. На самом деле, только Сэл может это делать», — сказал ему Генри. Но если кто угодно может держать пульт, то в чём его назначение? А ребята умнее, чем Уэйд считал. Если за ними кто-то проследит и попытается украсть пульт… Если кто-то… Блядь! Уэйд расталкивает Питера и слетает с кровати. Носится по комнате в поисках своих вещей. — Уэйд, что случилось? — сонно спрашивает Паук, потирая глаза. — Я вспомнил, откуда у меня порезы, — объясняет Уэйд, влезая в штаны. — За нами следили. Трэвис. Он мог последовать и за детьми тоже. Я должен… Питер, уже полностью проснувшись, поднимается с кровати и протягивает наёмнику его футболку.