Try me, betray me, save me

Когда Уэйд открывает глаза, Домино ещё спит. Он не шевелится, чтобы не будить её, и пытается понять, который сейчас час. Судя по всему, только-только ударил рассвет, а значит, прошло не так много времени с тех пор, как они вернулись в свою «штаб-квартиру», усталые и злые, и рухнули на видавший виды матрас, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Уэйд уже и отвык от такого уровня комфорта. И, честно говоря, не собирается привыкать обратно. Вновь пытается заснуть, но никак не выходит. Он просто лежит, слушая размеренное дыхание Домино и пение ранних птиц за окном. Во сне он видел Питера, и теперь, когда закрывает глаза, тот снова является ему — улыбающийся и расслабленный. Такой, каким Уэйд никогда не видел его, пока они не сошлись. И каким больше не увидит. Это плохо, что мысли о Питере прокрались-таки в его голову. Когда они с Дом шли по следу, охотились и сражались, у него просто не было ни времени, ни сил об этом думать. Да и Нэйт не покидал головы. Уэйд видел его почерк в каждой оставленной подсказке, в каждом сделанном шаге, который им удалось отследить. Казалось, что Нэйтан рядом с ними. Если и не сражается плечом плечу, то точно присматривает — наставляет и оберегает. Когда Уэйд случайно ляпнул это при Домино, её выражение лица стало очень странным. А потом она призналась, что ей тоже так кажется. Возможно, ублюдок умудряется следить за ними даже с того света. Возможно, они просто настолько сильно скучают. Домино просыпается, когда Уэйд уже почти готов напрудить под себя лужу. Он быстро сваливает из их конуры на улицу и с чувством поливает дерево неподалёку. Домино выходит вслед за ним и смотрит в болезненно синее безоблачное небо. — Если найдёшь пожрать, я найду нам кофе, — говорит она. Уэйд шарит по карманам и выуживает несколько мелких монет, на которые разве что говна собачьего купишь. Как хорошо, что его моральный кодекс позволяет ему воровать, чтобы накормить голодного. Кофе водянистый и слабый, но выбирать не приходится. Зато горячий. Уэйд жадно глотает, обжигает язык, но когда в груди теплеет, с губ вырывается стон наслаждения. Дом усмехается и вгрызается в холодное куриное крылышко. Уэйд отодвигает от себя бумажный стаканчик и принимается играться с костями, разбросанными по погнутому железному столу. — В следующий раз поедем на Гавайи, — обещает Уэйд. — Что, отвык от голодной и холодной жизни? — подначивает Нина. — Смотри, так и заплывёшь жирком, купишь симпатичный домик в пригороде и устроишься страховым агентом. — Ах, мечты-мечты, — усмехается Уэйд. — Всегда мечтал о скучной работе. Ты разве нет? — Я всегда мечтала не сдохнуть, — отвечает Дом. — Здорово, когда наши мечты совпадают с нашими возможностями. Уэйд вытирает жирные от курицы руки о штаны и встаёт из-за стола. — Пора? — спрашивает он. Дом оглядывает прощальным взглядом их временное жилище. — Пора. Чья бы ни была идея ловить попутку — идея была говно. Уэйд и Дом идут по обочине пыльной дороги против ветра, швыряющего песок им в лицо. Говорить удаётся только в промежутках между порывами, да и говорить особо не о чём. — Знаешь, мне почему-то казалось, что он вернётся, стоит нам завершить квест, — признаётся Домино, когда они останавливаются, чтобы отлить. Она сторожит первая, закрывая Уэйда от дороги. Хотя вокруг всё равно никого нет. — Стиснет зубы, скажет «спасибо» и побежит дальше спасать мир. — Я тоже так думал, — говорит Уэйд, когда они меняются местами. — До сих пор, наверное, этого жду. — Думаешь, он когда-нибудь вернётся? Уэйд пожимает плечами. — Это Марвел. Тут никто не умирает надолго. Теперь сущность, которая убила Нэйтана, надёжно заперта между измерениями и больше не сможет никому навредить. Работа сделана. Можно праздновать победу и гордиться собой. Но во рту держится кислый привкус крови и плохой воды. И чувства завершённости почему-то совсем нет. Будто они только сильнее расковыряли зудящую рану. Они идут дальше. Уэйд шагает по полустёршейся разметке, балансируя руками как канатоходец. Домино идёт чуть позади, нервно оглядываясь по сторонам. Когда они охотились, у них была иллюзия значимости. Они не сидели, сложа руки. А теперь… Теперь пришло осознание, что они на самом деле ничего не могли изменить. *** — Паучок хочет спросить, где ты был, но стесняется, — поясняет Тони с совершенно невинным выражением лица. — Неправда! — вспыхивает Питер. — Я всего лишь сказал что-то вроде «где его носит, когда нам нужна каждая свободная пара рук». Тони поворачивается к Уэйду приподнимая брови, мол, вот видишь. Паук бесится, Старк считает всё это забавным, а Уэйду вот нихера не смешно. — Хотите знать, что я делал на каникулах? Ничего особенного. Убивал детей, грабил стариков, сажал котиков на деревья. Обычная рутина. Питер выглядит так, будто его ударили. Старк тяжело вздыхает. Кажется, это была попытка их примирить. — Тони, не оставишь нас на пару минут, пожалуйста? — просит вдруг Паук. — Я бы хотел поговорить с Уэйдом. Опять скучные разговоры и перетирание одного и того же. Уэйду уже хочется обратно в жопу мира — спать на вонючем матрасе, пить водянистый кофе и бесить Домино своей тупостью. Лучшие дни его жизни, если посудить. — Пожалуйста, не деритесь, — просит Тони, ретируясь к двери. — И не… Не деритесь, в общем. Уэйд, я буду в своём кабинете, если у тебя ко мне какое-то дело. Вообще-то, не просто какое-то, а очень важное. И то, что Уэйда так легко сплавили Пауку, немного обидно. Когда дверь за Тони закрывается, Питер подходит к Уэйду на расстояние вытянутой руки. — Я, эм… Только хотел извиниться. За то, что ударил тебя. Мне не следовало… Я даже не думал, что так отреагирую. Так что вот, прости меня. — Лады, — говорит Уэйд, потому что если он скажет что-то другое, то всё это может затянуться на неопределенный срок. — Я просто никогда не думал, что выйдет так, — почему-то не затыкается Питер. — Думал, я в какой-то момент струхну и всё накроется медным тазом. Уэйд тоже так думал, но Питеру об этом не говорит. — Хочешь сказать, я струхнул? — зачем-то подначивает он. — Я ничего не хочу сказать, — вздыхает Питер. — Кроме того, что говорю. Я просто надеюсь, что мы сможем вести себя как взрослые люди и спокойно работать вместе, если это понадобится, понимаешь? — Э… Ты ждёшь, что я буду вести себя как взрослый?! С кем ты общался эти последние годы? Питер прячет усмешку в ладони и поднимает на него взгляд. — Я думаю, что ты можешь вести себя хотя бы как… Ну, почти взрослый. Если очень-очень постараешься. Так что скажешь? Мы не на ножах? Ещё на каких. На мачете, на мечах, на бензопилах нахуй! Уэйд сжимает протянутую ладонь. — Так и быть, не буду пытаться убить тебя, если мы будем работать в команде. Исключительно из-за того, что они и так уже изрядно всех повеселили своими разногласиями. — Сойдёт, — вздыхает Питер. — Не буду тебя больше задерживать. Уэйд замирает на месте. Что, и правда всё? Никаких больше шуток? Никакого флирта? Никаких обсуждений рухнувших в один миг отношений? Это даже немного обидно. Питер выглядит… расслабленным. Будто единственное, что терзало его светлый разум, было вот это извинение за удар. Может быть, так и есть. Может быть, он уже и думать забыл. — Я помогал Домино, — выпаливает Уэйд, потому что отчаянно хочет увидеть хоть тень эмоций на лице Питера. — Я имею в виду, мне жаль, что меня не было рядом, чтобы помочь. Но это было очень важно. — Это не моё дело, Уэйд, — мягко улыбается Питер. — Старк слишком яростно пытается анализировать моё ворчание. Не в первый раз он придаёт моим словам смысл, которого там нет. Уэйд глупо кивает и поворачивается к двери. Теперь, когда он не видит глаз Питера, можно позволить себе чуть больше. — По крайней мере, согласись, было весело, — говорит он. — Да, — отзывается Питер. — Было весело. *** Было весело. Ахуеть. Ничего дебильнее он придумать не мог. Уэйд бьётся головой о стену. Хоть когда-нибудь он наконец поумнеет? Он очень хочет загрузить последнее сохранение и пойти переиграть этот разговор по-другому. Только он не в ебучей видеоигре, а в каком-то ебаном фанфике, в котором такая возможность отключена по умолчанию. Он сказал то, что сказал. И получил то, что получил. Нихуя. Как всегда. Дверь открывается, и к нему выходит Старк. — Только не говори, что подрались, — просит он устало. Уэйд пожимает плечами. — Да нет. Теперь мы «взрослые люди» и можем «спокойно работать вместе». — Сойдёт на первое время. Тони пропускает Уэйда в кабинет. — Но я не об этом собирался поговорить, — признаётся Уэйд, падая в кресло. — Мне нужна твоя поддержка в кое-каком деле. Доступ к паре финтифлюшек. — Я слушаю. Уэйд расслабляет плечи и крутит головой по сторонам, разглядывая привычный интерьер. — Знаешь, как бывает, когда валишь какого-нибудь крупного босса. Его шестёрки тут же начинают грызть друг другу глотки за его место. Если начать отлавливать их сейчас, пока никто ещё не занял трон… — Я думаю, этим сейчас и заняты федералы, — прерывает его Тони. — Да, конечно, но у меня есть возможности, которых у них нет, да и… Я постараюсь не путаться у них под ногами, честно. Просто если я буду сидеть без дела, я совсем свихнусь, понимаешь? Тони понимает. И, кажется, слишком хорошо. *** Работа оказывается отличным способом отвлечься. Только вот заниматься ей 24/7 не выходит. Как бы он ни отдавался делу, как бы себя ни нагружал, всё равно остаётся куча свободного времени, которое надо на что-то тратить. Конечно, если бы он нормально спал, таких проблем бы не возникало. Но вместо того, чтобы падать ебалом в подушку в конце дня и дрыхнуть хотя бы часа по четыре, Уэйд бесконечно ворочается с боку на бок. В темноте. Наедине со своими ебучими мыслями. А мысли как на подбор. О Питере. О Нэйтане. О том, какой он жалкий неудачник и как проебал всё. Однажды не выдерживает и уходит из дома. Бродит по ночным улицам, предотвращает парочку преступлений и проигрывает у себя в голове сцены из «Таксиста». Может, и ему устроиться на ночную работу? Так хоть делом будет занят. По прибытии домой, Уэйд заваливается на развороченную постель и вырубается ненадолго. Это не сон и никакого отдыха он не несёт. Но чуть-чуть наебать организм помогает, поэтому такие ночные прогулки и следующие за ними отключки входят у Уэйда в привычку. Ни с кем общаться Уэйд не хочет и ограничивает социальные контакты звонками Старку и беседами со своими информаторами. Поэтому, когда однажды встречает Клинта, который пытается подъебать его чем-то, Уэйд просто молча уходит. И больше не шатается в тех местах, где хотя бы теоретически может встретить Мстителей. Он тает. И сам себя топит. Как всегда. *** Сегодня хороший день. Сегодня Уэйд даже умудрился поспать днём, и ему не снились кошмары. Может быть, ему следует поменять свой график. Спать днём, охотиться по ночам. Где-то он такое уже видел… Как бы то ни было, сегодня действительно хороший день. И когда Уэйд открывает дверь и видит Питера, первое, что он говорит, это: — Ебать, всё, у меня уже глюки? Питер устало улыбается. По глазам видно, что он и сам не спал уже вечность. — Смотря что ты принимал, — говорит он хрипловато. — Не выгоняй меня, пожалуйста. Уэйд пожимает плечами и пропускает его в квартиру. Только из-за того, что сегодня ему не хочется быть мудаком, орать и крушить. — Я за тобой следил, — признаётся Питер. — Сегодня. И почти каждую ночь до этого. — Пиздец, вот тебе делать нечего, — удивляется Уэйд. Питер переминается с ноги на ногу. — Я пытался убедить себя, что это не моя забота и что я не должен за тебя переживать, и что это вообще не моё дело. Но мне не всё равно, Уэйд. Поэтому я пришёл. — Ахуенно, — отвечает Уэйд. — Я слышал про Нэйтана. Мне очень жаль. Уэйд стискивает зубы и кивает. Опускает взгляд в пол. — Я спрошу только раз, — обещает Питер. — И если ты скажешь мне уйти, сразу же уйду. Ты в порядке? Не настолько он слепой, чтобы понять, что нет. Нихуя не в порядке. Тут что-то другое, и шестерёнки в голове скрипят, пытаясь понять. А потом вдруг всё сходится. Признается Уэйд или прогонит? Опять отмахнется, скажет, что в порядке, и закроется наедине с собой любимым и всеми своими демонами бороться в одиночестве. Уэйд зевает. — Кофе хочешь? Питер пожимает плечами. — Да можно… Вряд ли я уже сегодня лягу спать. Он следует за Уэйдом на кухню и терпеливо ждёт, пока тот соберётся с мыслями. — Только не жди какого-нибудь трогательного душеизлияния, — предупреждает Уэйд, поворачиваясь к Питеру спиной, чтобы достать банку с кофе. — Для этого как минимум нужна душа, разве нет? — невинно интересуется Питер. Уэйд закатывает глаза и устало вздыхает. — Звонили младшеклассники, просили вернуть их чувство юмора обратно. Питер хихикает со своего места, маленький ублюдок. Всё ещё улыбается как дебил, когда Уэйд ставит перед ним кружку с кофе, расплёскивая содержимое. — Нечего старого дурака оплакивать, — продолжает Уэйд и отпивает из своей кружки. — Он умирает каждую неделю. Я даже сам его убивал, хорошие были деньки. — Ты спишь со всеми, кого убивал, или только мы с Нэйтом особенные? — встревает Паук. — Нет, просто меня сексуально привлекают придурки, которых девяносто процентов времени хочется придушить, — отвечает Уэйд, устраивая подбородок на сложенных ладонях. Питер прячет румянец, отпивая кофе. Облизывает губы. — Это у нас с тобой, похоже, общее, — отвечает он, копируя позу Уэйда. Уэйд склоняет голову на бок и внимательно смотрит на Паучка. А потом вдруг мрачнеет и отстраняется, вцепляясь в стол. — Питер, я не в порядке, — признаётся он. — Оу. — И не совсем могу контролировать своё поведение. — А зачем тебе его контролировать? — спрашивает тот и прикусывает губу. — Ты оживился, когда начал со мной препираться. Если тебе от этого легче, то зачем себя сдерживать? — Да затем, что это не препирательства, а флирт! — Уэйд вскакивает со своего места и отходит к окну. Слышит, как отодвигается стул. — И что? — спрашивает подкравшийся совсем близко Питер. — Ты постоянно флиртовал со мной, когда мы были друзьями. И я надеюсь, надеюсь что… Ты всё ещё мой друг, Уэйд. И я буду рад, если ты тоже считаешь меня своим. Другом, я имею в виду. Вот и его уверенность даёт сбой. Питер касается его локтя, но Уэйд перехватывает его ладонь и сжимает. Дёргает на себя, заставляя Питера почти упасть на него. — Другом, говоришь? — шепчет Уэйд то ли раздражённо, то ли возбуждённо — хрен его разберёшь. Питер смотрит ему в глаза почти бесстрашно. — Именно так. Уэйд выдыхает. Прикрывает глаза. Поглаживает ладонь Питера большим пальцем. — Ты каким-то образом и успокаиваешь меня, и злишь ещё сильнее, — признаётся Уэйд. Утыкается носом в волосы Питера. Потирается щекой. — Не я тебя злю. Питер сжимает его пальцы, но в остальном стоит смирно. — Ты злишься сам на себя. И переносишь это на меня, когда я пытаюсь тебе помочь. — Может, мне не нужна помощь? Уэйд касается губами лба Питера. Совсем невесомо, тот едва чувствует прикосновение. Пальцы переплетаются. — Тогда ты бы давно меня выгнал. Уэйд опускает свободную ладонь на щёку Питера. Отстраняется, чтобы заглянуть ему в глаза. — Почему? — спрашивает Уэйд. — Мы порвали. И не самым приятным образом. На таком расстоянии соврать или увильнуть не получится. — А ты бы не пришёл, если бы я потерял кого-то, кто мне дорог? Заебись ответ. Уэйд отворачивается. — Кофе остынет, — говорит он и возвращается к столу. Руки трясутся так сильно, что Уэйд едва не расплескивает содержимое кружки себе на колени. — Ты, может быть, думаешь, что заслуживаешь все страдания, которые испытываешь, — говорит Питер, садясь напротив. — Но это не так. Он касается рук Уэйда и удерживает их на месте. — Ты не злодей. Ты не плохой человек. Ты не монстр. И ты не разрушаешь всё, к чему прикасаешься. Уэйд удивлённо вскидывает голову. — Я на самом деле восхищаюсь тобой. Твоей силой воли и целеустремлённостью. — Ладно, вот сейчас ты брешешь. Уэйд пытается высвободить руки, но Питер и не думает шевелиться. Его губы трогает грустная улыбка. — Было время, когда я использовал свои способности не во благо. Если бы я тогда не был окружён любящими и понимающими людьми, я бы не стал героем. Уэйд опускает глаза в стол, не в силах выдержать взгляда Питера. — На твоём пути такие люди появились только когда ты уже повзрослел и успел натворить ошибок. Мне ли не знать, как тяжело меняться? Мне ли не знать, что это такое — продолжать что-то делать, когда весь мир считает, что у тебя не получится? Питер притягивает к себе его руки и мажет губами по костяшкам. — Ты достоин спасения. — Не продолжай, — говорит Уэйд. — А то у меня сопли сейчас в кружку натекут. Питер смеётся и выпускает его руки. — Я думаю, тебе пора. Мне уже лучше. — Уверен? — уточняет Питер. — Я могу остаться. Уэйд смотрит на него пристально несколько секунд. Затем выставляет вперёд указательный палец. — Ты что, готов со мной переспать, только чтобы мне не было грустно? — Да, — просто говорит Питер. — Вау. Охуенные были вещества. Насколько же сильно Питер его любит? Раньше Уэйд никогда не задумывался об этом. Знал, насколько сильно он сам любит Питера. И был рад, что тот хотя бы принимает его чувства. Но вот здесь и сейчас он и пальцем о палец не ударил, чтобы заслужить подобное. Даже наоборот, вёл себя как мудень. И Питер всё ещё здесь. Жаль, что в реальной жизни одной лишь только любви — пусть и взаимной — недостаточно. Книжки, фильмы и все те диснеевские мультики, в которых принцы и принцессы воскрешают друг друга из мёртвых поцелуями настоящей любви, вам врут. — Я такой жертвы принять не могу. Питер закатывает глаза и сжимает губы. — Почему ты думаешь, что я этого не хочу? — спрашивает он наконец. — Это не решит наших проблем, — предупреждает Уэйд. — А то я не знаю. — Я сейчас очень эмоционально нестабилен. — Я уже понял. — И если ты ещё раз коснёшься моей лодыжки, велика вероятность, что я перегну тебя через этот стол и выебу. Питер касается. Уэйд резко выдыхает, будто его ударили в грудь. Стул с шумом отъезжает в сторону, когда он встаёт. Питер не шевелится, только внимательно следит за передвижениями Уэйда. Задерживает дыхание на несколько секунд, когда тот опирается бедром о стол неподалёку и складывает руки на груди. — Питер… — произносит Уэйд с придыханием. Паучок поднимает голову, встречается с ним взглядом. Зрачки расширяются. — Не хочу портить момент, но у тебя кофе над губой. Питер сначала удивлённо поднимает брови. Потом хмурится. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но Уэйд его опережает: — Дай уберу. Уэйд склоняется и захватывает верхнюю губу Питера между своими, придерживая того за затылок. Питер не тратит времени на возмущения. И отвечает на поцелуй, когда Уэйд проталкивает язык между его губ. Питер тяжело дышит и цепляется за его плечи, гладит шею. Постанывает в поцелуй, окончательно сводя с ума. — Ещё не поздно вспомнить, что я уёбок, и уйти, — шепчет Уэйд, отстраняясь. Зачем он всё это говорит — он и сам не знает. Наверное, боится, что потом будет только хуже. И вся затея с утешительным сексом превратится во что-нибудь некрасивое. Он ведь даже не переживает настолько сильно. Питер опускает ладони ему на щёки и заставляет посмотреть себе в глаза. — Если я тебе нужен — прекращай пиздеть и возьми меня. Если нет — скажи, и я уйду. Буду материть тебя по дороге, но уйду. У Уэйда вырывается нервный смешок. — Господи, Питер… Я тебя не заслужил. Паучок вдруг вырывается из его рук и вскакивает со стула. — Может, хватит уже? Я не медаль за отвагу, чтобы меня заслуживать! Я человек, и я могу делать выбор. В котором я начинаю сомневаться, когда ты начинаешь ныть. Уэйд хочет сказать что-то вроде «Ага! Значит, ты всё-таки начал сомневаться». Но Питер его опережает. — Не беси меня, — предупреждает он. — Хорошо, — отвечает Уэйд, хлопая глазами. — И прекрати выглядеть обиженным. — Как скажешь… — И хватит со мной соглашаться! — Так точно, с… — Ты серьёзно? — стонет Питер. — Чем дольше я с тобой разговариваю, тем сильнее мне хочется с тобой подраться. Питер театрально закатывает глаза, и Уэйд пользуется моментом, чтобы подобраться поближе и подхватить Паучка на руки. — Ну так рот закрой, — советует он ласково. — Ты что делаешь? — сердито спрашивает Питер, вцепившись в плечи Уэйда. Тот перехватывает его поудобнее. — Ты сказал «если я тебе нужен — возьми меня». Я взял. Дальнейшего ворчания он не слушает и тащит Питера в спальню. Где-то на середине пути Питер перестаёт возмущаться и, едва оказывается на твёрдой земле, сразу лезет целоваться. Уэйд смеётся и успевает прижать к его губам указательный палец. Но Питера это не останавливает. Он открывает глаза и медленно проводит по пальцу Уэйда кончиком языка. Дышать становится труднее, когда Питер обхватывает губами подушечку и с превеликим наслаждением сосёт. Постанывая и прикрывая глаза как профессиональная шлюшка. Кто бы мог подумать, что в нём это есть? Уэйд вот не мог. Питер выпускает его палец и склоняет голову на бок. Смотрит с прищуром. Мол, и что ты теперь сделаешь? Уэйд подцепляет влажным пальцем воротник его толстовки. — Сними это. Я сейчас вернусь. Уэйд мчится в ванную. Пинком убирает с пути радужный самотык и хватает с раковины почти полный пузырёк со смазкой. Мимолётно ловит своё отражение в зеркале. Зрачки широкие, как у наркомана. Глаза блестят. Губы красные. Впервые за очень долгое время ему не хочется сблевать от того, что он видит. Но лучше не злоупотреблять этим моментом. Смотреть на Питера всё равно хочется больше, и Уэйд, покопавшись в хламе, наваленном в раковине, возвращается в спальню. Питер, полностью раздетый, сидит на краю кровати. Он уже не такой уверенный в себе и сексуальный, каким был минуту назад. Он даже немного грустный, но стоит Уэйду шагнуть в комнату, как Питер поднимает на него пристальный взгляд. — Я уж думал, ты побежал плакать. — Эй, если так было в прошлый раз, это не значит, что я теперь буду плакать всегда, когда тебе приспичит потрахаться. Питер изгибает бровь и жестом зовёт его подойти ближе. — Мне приспичит, хм? — спрашивает он, когда Уэйд останавливается, касаясь его коленями. — А как же мне себя вести всякий раз, когда тебе приспичит потрахаться? Питер отбирает у Уэйда смазку и презервативы и откладывает их в сторону. Проникает ладонями под футболку и гладит живот. — «Питер, отсоси мне, пока Старк пиздит по телефону», — передразнивает Паук. — «Питер, давай проверим, отморозим ли мы жопы, если будем пёхаться на крыше». Уэйд закатывает глаза и фыркает. Не отморозили же. Чего теперь ворчать? Питер задирает его майку и заставляет её снять. А сам тянет вниз резинку трусов. — «Питер, ты же знаешь, как я ненавижу эту рекламу! Как насчёт друг друга потрогать?» — Хватит умничать, — говорит Уэйд. Питер улыбается, обхватывает ладонью его член и начинает дрочить. — «Питер, очередь в супермаркете слишком длинная, снимай штаны!» — Вот такого точно не было. Уэйд раздраженно складывает руки на груди. — И вообще, хватит уже пиздеть. Питер поднимает голову и быстро облизывает губы. — Ты не сказал волшебное слово. — Выебу. — Только обещаешь. Зараза ржёт, когда Уэйд пытается повалить его на койку и прижать своим могучим телом. Будь прокляты все радиоактивные пауки на свете, а не только тот, который дал ему эту нечеловеческую силу — Питер всё равно оказывается сверху, наклоняется к нему и утыкается кончиком носа в нос Уэйда. — Всегда одно и то же. Много шума. Мало дела. Но я, так и быть, начну. Он закрывает глаза и целует. Но, едва Уэйд входит во вкус, отстраняется и прижимается губами к шее. Быстро-быстро спускается по его торсу вниз. Уэйд опускает ладонь на макушку Питера и разводит ноги, чтобы тот мог между ними устроиться. Но отсасывать ему Питер не собирается. Только дразнит, мажет языком то по бёдрам, то по тазовым косточкам, то по яйцам. И то и дело поднимает взгляд на Уэйда, призывая отреагировать на такое возмутительное поведение. Да уж, лежать бревном порядком поднадоело. — Малыш, — зовёт Уэйд. — Дай-ка сюда свою жопку. Питер выпрямляется, подползает и поворачивается к Уэйду спиной, перекидывая через него ногу. Через мгновение устраивается тазом у него на груди и возвращается к своему занятию. Уэйд шумно выдыхает. Опускает ладони на бёдра Питера. И проводит пальцем между его ягодиц, совсем легко надавливая на дырку. Прослеживает шов мошонки. А потом приподнимает голову и повторяет путь кончиком языка. Питер стонет с его членом во рту, от чего Уэйда едва на койке не подбрасывает. Он устраивается поудобнее. Прикладывает указательный палец к проходу и обводит его языком. Убирает палец и вылизывает Питера. Пытается протолкнуть язык внутрь, только дразня. И снова возвращает палец на место, на этот раз надавливая чуть сильнее. Питер вцепляется в его бёдра и останавливается на мгновение. Уэйд целует и покусывает его ягодицы, пока массирует дырку. Чередует пальцы и язык, от чего Питер не просто расслабляется — растекается по Уэйду, теряя всяческую волю. И только изредка вспоминает, что надо работать ртом. Наверняка он весь красный. И на лбу вздулась жилка. Уэйд представляет себе его лицо в этот момент, и это неебически заводит. Яйца наливаются просто свинцовой тяжестью. — Подай смазку, тыковка, — просит Уэйд, погружая в Питера палец на фалангу. И едва успевает поймать пузырёк свободной рукой. Иначе остаться ему без глаза. Уэйд смеётся, поощрительно сжимает яйца Питера в ладони и выдавливает смазку на кончики пальцев. Питер поднимает голову и оборачивается, чтобы посмотреть, что Уэйд делает. Он и правда красный как рак. И взгляд такой трогательный. Уэйд посылает ему воздушный поцелуй и случайно пачкает смазкой рот. Питер смеётся, качает головой и отворачивается. Уэйд просовывает руку между их телами и сжимает член Питера, размазывает капли смазки по головке, пока двигает одним пальцем внутри. С этим проблем не возникает, да и второй палец идёт не так уж и туго. И ёбтвоюматьчёртпоберивоимявсехсвятых… В прошлый раз такого не было. Питер, должно быть, делал это сам. И не один раз. Возможно, даже сегодня… Но рот слишком занят, чтобы спросить, а мозг плавится от горячего языка и ловких пальцев Паучка. Спросить можно и потом. Утром, например. — Я щас спущу, — предупреждает Уэйд. Питер недовольно кряхтит и выпрямляется. Уэйд пользуется тем, что он отвлёкся, и проталкивает третий палец. Питер выгибается и в голос матерится. Смотрит через плечо на Уэйда. И на его руку. И опять облизывает алые губы. — Мне остановиться? — спрашивает Уэйд. — Только если хочешь сдохнуть, — грозит Пит и снова отворачивается от него, чтобы, придерживаясь руками, самому начать насаживаться на скользкие пальцы. Больно ему или хорошо — Питер отказывается говорить. Может быть, и то, и другое. Уэйд почти уже не шевелится, Питер сам двигает бёдрами, то толкаясь членом в его руку, то насаживаясь на пальцы. Когда Питер решает, что уже готов, он сдвигается ниже. Раскатывает презерватив и сам размазывает смазку. Уэйд придерживает Паучка, когда тот, раскачиваясь, медленно опускается всё ниже и ниже с каждым движением. Пока наконец не принимает его практически до основания. После этого Питер замирает на несколько мгновений. Хватается за колено Уэйда, чтобы удержать равновесие. И быстро двигает рукой на своём члене. Уэйд гладит его спину и бёдра и приговаривает что-то глупое и восхищённое. Питер поворачивается к нему в профиль, его губы растянуты в улыбке. — Нравится то, что видишь? — спрашивает он хрипловато. — Ещё как, — признается Уэйд, глупо улыбаясь в ответ. — Ты будто рождён для этого. Питер закатывает глаза, всё ещё улыбаясь. Уэйд отводит ладонь в сторону и хлопает его по заднице. — Но ещё лучше бы было, если бы ты перестал лениться и уже начал двигаться. — С-сука ты, — цедит Питер. За что снова получает. Уэйд замахивается, но не успевает отвесить третий шлепок — Питер изгибается, по его телу будто проходит волна. Он приподнимается, позволяя Уэйду выскользнуть из него так, что внутри остаётся только головка. И с чувством опускается обратно. Уэйд так возбуждён, что всего одно движение едва не заставило его кончить. Питеру, видимо, тоже понравилось. Он вцепляется в ноги Уэйда и повторяет то же движение уже с большей уверенностью. Крутит задницей, подбирая правильный угол. И тихо стонет, когда его находит. — Ты даже не представляешь, как часто мне это снилось, — говорит Уэйд, чтобы немного отвлечь себя. — И как часто я это представлял. Он гладит ноги Питера. Водит пальцами по венкам на члене. Немного приподнимается, чтобы выкрутить соски. Питер восторженно встречает все его движения, выдыхая что-то вроде «давай» и «ещё». Питер ускоряется. Он забивает на медленные и полные достоинства прогибы и теперь просто поднимается и опускается. С каждым толчком его движения становятся всё более рваными и аритмичными. Уэйд замечает капли пота, стекающие по его шее. Кто-то тут слишком торопится. Уэйд касается его члена, и, когда ему кажется, что Питер готов кончить, пережимает у основания. Паучок вдавливает пальцы в его колени. — Т-ты… Ты какого хуя… Договорить у него не получается. Уэйд приподнимает его и выскальзывает. Тянет Питера на себя, заставляя устроиться спиной на груди. И несильно сдавливает шею. — Спас тебя от звания скорострела, пирожок, — шепчет Уэйд Питеру в ухо. — Думал, пять минут попрыгал — и отделаешься? — Ублюдок ты, — вздыхает Питер. Уэйд разворачивает его к себе и пытается поцеловать. Но Питер на поцелуй не отвечает, хоть и не сопротивляется. Уэйд тянется вниз и вновь направляет себя в растянутое отверстие. Вскидывает бёдра. — Не спеши. Отдохни. Мы всюду успеем, м? В такой позе особо не подвигаешься. Да и Питер всё-таки тяжёлый. Поэтому Уэйд толкается медленно, даёт им обоим перевести дыхание. Лениво водит пальцами по члену Питера, вырывая с его губ тяжёлые вздохи. — Ты всё ещё внутри? — спрашивает Питер, отдышавшись. — Не могу сказать наверняка — трахаешь ты меня или мою ногу. — Ты что, нарываешься? — интересуется Уэйд. Питер сам поворачивается к нему, чтобы встретиться взглядом. — Ебать ты догадливый. Уэйд приторно улыбается, достаёт член и спихивает Питера с себя. — Знал бы, где твои трусы, запихал бы их тебе в рот и ебал тебя, пока не заплачешь, — говорит Уэйд, устраивая Питера животом на матрасе. — Если я запла́чу сейчас, ты уже начнёшь хоть что-то делать? — спрашивает Питер в ответ. Уэйд зажимает ему рот ладонью и накрывает своим телом. — Я хотел долго и нежно тебя иметь, всё-таки это твой первый раз со мной и твой первый раз вообще. Он прикусывает мочку Питера. — Но ты, видимо, пересмотрел порнушки и хочешь, чтобы я драл тебя, как те большие парни дерут парней поменьше, да? Питер что-то мычит сквозь его пальцы, но он уже допизделся. — Твоё желание — закон, — говорит Уэйд. Он ненадолго убирает ладонь и разворачивает лицо Питера к себе. — Если ты начнёшь задыхаться или тебе будет больно, или ты просто захочешь, чтобы я остановился — укуси меня. Или ущипни за руку, — говорит Уэйд уже тише. — Хорошо? Он убирает прилипшие волосы со лба Питера. — Хорошо, — так же тихо и уверенно отвечает тот. И всё. Хватит с ним цацкаться. Ладонь возвращается на место, а Уэйд вновь засаживает ему и толкается так глубоко, как только может. Включает свой режим «машина секса» и начинает двигаться в бешеном ритме. Питер стонет и мычит, и пачкает слюной его ладонь, но укусить не пытается. Он хватается за подушку, сдавливает её дрожащими руками. Просовывает ладонь под живот и обхватывает свой член. Ему даже двигаться не надо, его так трясёт от толчков Уэйда, что он трахает свой кулак с каждым движением. Паучок вдруг дёргается и выгибается под ним. Приподнимается и вновь падает на матрас. И как-то обмякает. Уэйд отстраняется и быстро переворачивает его на спину. Поднимает одну ногу Питера в воздух — благо растяжка у него хоть куда. Питер уже слабо соображает, что с ним делают. Сперма толчками выплескивается ему на живот. Он кусает красные губы и открывает глаза, чтобы посмотреть на Уэйда. Если бы Уэйд снимал порно про них, оно полностью состояло бы из крупных планов Питера. Из блестящих от слюны губ, из струек спермы на груди и животе. Из краёв растянутой дырки, в которой так красиво исчезает член Уэйда. Уэйд смотрел бы эту запись днём и ночью. И всё, чего он сейчас хочет, это чтобы Питер всегда смотрел на него так… так… — Ах ты ж ёпт… — только и успевает выговорить Уэйд, прежде чем по телу распространяется небывалая лёгкость. Покалывания под кожей. И дышать становится так легко и приятно... Он дёргается и едва не падает. Руки и ноги едва его слушаются. Выпускает Питера из хватки и умудряется приземлиться задницей на матрас. Сидит так несколько мгновений, пока ощущения не утихают. А потом опускается рядом с Питером. Сил хватает на то, чтобы снять презерватив, перевязать его и отправить в полёт куда-то с кровати. Лопнет — и хуй с ним. Полы в этой квартире видали и что похуже. Питер в это время успевает перевернуться на живот и подмять под себя подушку. Когда Уэйд поворачивается к нему, он уже в глубокой отключке и ни на что не реагирует. Уэйд знает, что тоже вырубится, стоит только лечь и закрыть глаза. Он пытается сначала бодрствовать, пытается как-то упорядочить свои воспоминания о сегодняшней ночи, чтобы сохранить их максимально точно. Но обнаруживает, что думать сейчас слишком тяжело и даже больно. Поэтому перестаёт сопротивляться дрёме. *** С порога его встречает хмурый взгляд, хмурый ебальник и хмурый пейзажик за окном. — Тоже пришёл меня отговаривать? — спрашивает Нэйтан, отпивая остывший кофе. Остывший, потому что Ирен принесла его около тридцати минут назад. Уэйд засекал. И только недавно Ирен ушла, а кофе так и остался нетронутым. — Да как-то не собирался, — пожимает плечами Уэйд и подходит к окну. Да, дождь ебашит нещадно. И сразу становится как-то кисло. Как в каком-нибудь дешёвом нуарном дерьме. — Она тоже считает, что я не должен этого делать, — устало говорит Нэйтан. — Лезть на верную смерть? — уточняет Уэйд. — Снова подставлять свою жопу, чтобы спасти горстку человек, за которых ты якобы несёшь ответственность? Ну почему же… Нэйтан подходит к нему бесшумно, его выдаёт только ползущая по стене тень. — Ты сказал, что не собирался меня отговаривать, — замечает Нэйт. — Я не буду делать вид, что мне всё это нравится, — говорит Уэйд. — Но ты уже взрослый мальчик и сам можешь распоряжаться своей жизнью. Кулаки сжимаются. В отражении он видит, как вопросительно смотрит на него Нэйтан. — Ирен не понимает. И Дом не понимает. Они любят тебя, но до них никак не дойдёт, что ты не просто сексуальный дедуля с охуенной техно-органической рукой. Ты — это твоё сраное упрямство, комплекс спасителя и готовность пожертвовать собой ради любой херни, лишь бы вышло драматично. Уэйд отворачивается, не в силах выдержать даже непрямого зрительного контакта. — Чёрт, да даже дождь, наверное, пошёл, чтобы ты мог сдохнуть покрасивее, типа такой с мокрыми волосами. Может, даже речь толкнёшь, про моменты, которые исчезнут во времени, как слёзы в дожде. Нэйт всё ещё молчит, и Уэйду приходится пиздеть, чтобы не слышать сраный дождь и сраные мысли, которые ревут и бьются в его черепушке. — Но если бы ты не был собой, меня бы здесь не было. Нет, ты не пойми меня неправильно… — Уэйд запинается и краснеет и начинает говорить ещё быстрее, едва отделяя слова друг от друга. — Ты был бы очень даже ничего и без своих выебонов, но «очень даже ничего» это ведь такая лажа, и когда я говорю, что… — Уэйд. Голос Нэйтана тихий и твёрдый. Слова застревают в горле и Уэйд издаёт только какой-то смешной писк, когда широкие ладони ложатся на его плечи. — Спасибо, — говорит Нэйт. — Спасибо, что всегда в меня веришь. — Ну, «веришь» это слишком сильное слово, — бормочет Уэйд смущённо. — Давай остановимся на «Спасибо, что трёшься вокруг из желания позырить, чё в итоге получится». Но мистер Я-всё-про-тебя-знаю только многозначительно хмыкает и вновь поворачивается к окну. Драматичный дождь становится слабее. А был ли он вообще — или это подсознание Уэйда во сне решило, что дождю там самое место? — Возьми меня с собой, — просит вдруг Уэйд севшим от волнения голосом. — Со мной всё равно ничего не случится, а так тебе будет веселее. Нэйт молчит так долго, что Уэйд уже собирается уйти. Как только он делает шаг от окна, в спину ему прилетает: — Нам обоим нужно выспаться. Уэйд оборачивается через плечо. — Ну так, я пойду… Поцелуи Нэйтана отдают горечью. В следующий раз Уэйд целует его губы, когда они уже холодеют. Когда он возвращается один, Домино коротко сжимает его плечо и уходит по своим делам. Кажется, Уэйд зря на неё наговаривал. Всё она понимает. А вот Ирен одаривает его тяжёлым взглядом, качает головой и игнорирует его ещё долгое время. *** Звёзд нихуя не видно. Это обидно, ведь жить в Нью-Йорке заебись и всё такое. Но когда ночью задираешь голову, то видишь только тяжёлую, будто наспех намалёванную черноту. Будто неба нет и никогда не было, и кто-то просто натянул над городом чёрное полотно с белым пятном луны. Уэйд даже не может внятно объяснить, нахуй ему сдались звёзды. Но всё равно обидно. Классно было бы сейчас обнять колени и смотреть на них. И типа романтично думать о всяком дерьме. Можно было бы ещё включить музычку на телефоне, чтобы как в кино. Под музыку наверняка лучше думается. А так… И музыки не хочется, и колени обнимать приходится лишь из-за того, что на крыше пиздец холодно, да и думать особо не о чем. О ебучем сне, который впечатался в мозг до единой детали? Не. О Питере и обо всём, что творится между ними? Не. Это слишком сложно. Он сбежал из духоты квартиры как раз, чтобы сбежать от сложности. Не от Питера, нет. Телефон вибрирует, оповещая о сообщении. «Если ты ушёл за жратвой, купи мне мармеладных мишек. Хочу мармеладных мишек». Уэйд усмехается. Хорошая попытка. Питер одновременно беспалевно интересуется где он и убеждается, что Уэйд собирается вернуться в скором времени. Хотя бы ради того, чтобы принести ему мишек. Уэйд недолго колеблется, прежде чем отправить сообщение в ответ: «Я на крыше. Отмораживаю себе яйца». Питер не отвечает. Но через какое-то время Уэйду на плечи опускается одеяло. — Жаль, что ты не пошёл в магазин, — грустно говорит Питер. — Господи, да куплю я тебе мармелад! Весь мармелад в мире! Вот прямо сейчас закончу размышлять об убогости своей жизни, и мы пойдём. Питер усмехается. — У тебя одеяло только одно. Если не хочешь, чтобы я тут умер у тебя на глазах, придётся поделиться. Уэйд свешивает ноги с края крыши и отводит в сторону руку. Питер устраивается рядом, забирает край одеяла и прижимается совсем близко. — Пиздец, мы такие ванильные, что из нас можно торты печь, — смеётся Уэйд, когда Питер опускает голову ему на плечо. — Ой, да похуй, — отзывается тот. — Если тебя это так парит, то завтра сделаем что-нибудь брутальное. Отрастим волосы на груди. Набьём татухи. Будем сминать банки пива об голову. — На мне татухи заживают и волосы не растут, — жалуется Уэйд. — Волосы наклеим, а татухи… Купим переводилки, должно сработать. — Хочу с единорогом. — А я разрываюсь между волшебными феями и огненными черепами. — Мне кажется, из-за этого говна с нами никто и не дружит, — грустно замечает Уэйд. — Да не, у нас полно друзей! — Назови трёх. Питер загибает палец на одной руке и задумывается. — Клинт? — Если бы он мог убить меня, он бы это сделал. А потом вернулся бы в прошлое и сделал бы это ещё раз. — Тони. — Ты его любимый падаван, а меня он терпит только из-за того, что я помогаю истреблять мафию, пока вы, ребята, письками меритесь с инопланетянами и супер-злодеями. Питер грустно вздыхает и замолкает на целую минуту. Потом вдруг начинает ёрзать на месте. — Логан друг нам обоим. И не спорь. Он мне все мозги выебал, когда узнал, что… Ой. Питер зажимает рот ладонью. Уэйд отстраняет его от себя и сердито скрещивает руки на груди. — Так это Логан убедил тебя прийти? — спрашивает Уэйд. — Нет, всё не так… Вернее, в каком-то роде да, но не так, как ты думаешь. Бля, Уэйд! Питер закрывает наёмнику рот, когда тот собирается что-то сказать. — Он рассказал мне про то, что случилось с Кэйблом. И немного про вас двоих. Я решил, что ничего хорошего не выйдет, если ты сейчас будешь один. — Да почему каждый, блять, пытается лезть в мою жизнь? Я сейчас не про тебя, тыковка. Ты хотя бы дал мне возможность тебя прогнать. Но блять… Уэйд закрывает лицо ладонями, чтобы скрыть злобную гримасу. — Уэйд, он не хотел причинить тебе вреда. Он беспокоится. И знает, что если попробует поговорить с тобой сам, ты пошлёшь его нахуй. Уэйд отнимает руки от лица и рассматривает дрожащие пальцы. Питер берёт его руки и легко сжимает. — Я знаю, что в это трудно поверить, учитывая какой ты охуевший мудак, — искренне говорит Питер. — Но у тебя есть друзья. И даже если ты думаешь, что они тебя не понимают. Да даже если так и есть. Они всё равно хотят тебе помочь. Уэйд долго молчит. Ну, не совсем молчит. Он думает над тем, что собирается рассказать. И пыхтит и фыркает при этом. — Мне порой казалось, что старый бздун держал меня при себе только из-за того, что я втюрился в него как первоклассница, — говорит Уэйд. — В его будущем никто ни к кому особо не привязывался — жизнь могла оборваться в любой момент. И вот он я. Пожалуйста, Кэйбл, бери меня всего, делай со мной что хочешь, я только рад буду. Он решил, что таким не разбрасываются. Я до сих пор иногда так думаю. Питер ничего не спрашивает. Молча ждёт, когда он продолжит. — А потом вспоминаю, как он подвергал себя опасности, чтобы мне помочь. Даже в тех случаях, когда это не было вопросом жизни и смерти. Это он подлатал мне кукушку, ты знал? Уэйд стучит пальцем по виску. — Я всё ещё кое-что забываю, и некоторые старые воспоминания потеряны безвозвратно. Да и травмы головы — ох сука, как меня бесит всякий раз вспоминать кто я и зачем пришёл в этот бренный мир. Но без его вмешательства всё было гораздо хуже. Типа, я кого-то убил и даже не мог вспомнить: когда, как и зачем. Он снова выдерживает театральную паузу. — Только об этом мало кто знает. Почти все думают, что коварный Нэйт манипулировал тупым мной в своих корыстных целях. Что тоже в какой-то степени правда. Но когда ты осознаешь, что тобой манипулируют, и ничего с этим не делаешь, это ведь уже не манипуляции? Вопрос риторический, но Питер всё равно на всякий случай качает головой. Когда молчание затягивается, Питер прокашливается и подаёт голос. — Некоторые думают, что я был с тобой только потому, что хотел тебя перевоспитать. Я пытался объяснить им, что они не правы, но сам знаешь — если кто-то что-то для себя решил… Тогда я понял, что мне на самом деле похеру. Ты сам говорил. Это никого не касается. Пока мы с тобой знаем, что всё было не так, мне этого достаточно. Уэйд хмуро смотрит на него. — Но всё равно те, кто нудел мне в уши, пытались меня поддержать, когда мы расстались, — продолжает Питер, опуская взгляд. — И я это принял, потому что они были искренни. — И потому что ты нимбом потолок царапаешь, — добавляет Уэйд. Питер усмехается. — Ну и это, конечно же. Он тяжело сглатывает и пожимает плечами, глядя в сторону. — Мы сможем однажды к этому прийти. Снова стать друзьями и поддерживать друг друга в трудных ситуациях. Забыть свои обидки. — А можем нарожать новые и… И хуй знает. — Ага. Уэйд поджимает губы и недовольно вздыхает. — Я всё ещё не отступаю от своих слов, — замечает Питер. — Если ты захочешь мне довериться… — Дело ведь не только в этом, — говорит Уэйд. — Я знаю. Но я как мог пошёл тебе навстречу. Остальное зависит только от тебя. Уэйд молчит так долго, что это становится неприличным. — Пойдём уже в магазин. Я от твоего нытья жрать захотел, — говорит он наконец. *** Уэйд останавливается посреди ряда с консервированным супом и смотрит на верхнюю полку отсутствующим взглядом. Питер, обнимающийся с пачкой мармеладных мишек, тоже останавливается, когда перестаёт слышать лязг тележки. Оборачивается. Прослеживает за взглядом Уэйда. — Мне страшно, — говорит Уэйд тихо. Он всё смотрит и никак не может понять, где находится. Он узнает белые полки супермаркета, узнаёт цветастые этикетки на жестяных банках. Узнает то дешёвое говнище, с которого блевал на прошлой неделе. Но не может точно сказать, где он. Будто всё вокруг рассыпется, стоит закрыть глаза. Будто он сам нарисовал себе эту картину. «Что я не справлюсь, — думает Уэйд. — Что ты состаришься и умрёшь, а я нет. Что я всё испорчу. Что ты всё испортишь. Что когда-нибудь я не вспомню ничего, что со мной происходило за эти несколько лет. Что однажды я проснусь рядом с тобой и пойму, что тебя ненавижу». — И мне, — говорит Питер. Он слышал его мысли, потому что, — как и этот супермаркет, — всё, что появляется в больной голове Уэйда, становится видимым, слышимым и осязаемым. — Когда я был молодым и злым, мне не было страшно. Питер тянется и берёт с полки банку с овощным супом, на которую пялится Уэйд. Бросает в тележку, и этот грохот возвращает Уэйду ощущение реальности. — Но храбрость ведь не в том, что ты не боишься. А в том, что ты делаешь что-то, несмотря на страх. — В прошлый раз, когда я слышал эти слова, я чуть на героин не подсел, — шутит Уэйд. Он берёт с полки ещё одну банку и роняет рядом с первой. — Но, в общем, ты прав. Да и ссыклом я никогда не слыл. Питер улыбается, прогоняя видения и странные ощущения. Окружающий мир снова становится незыблемой истиной, а не шизофреническим бредом. Ощущение такое, будто ступил на твёрдую землю после долгого плавания. Тебя всё ещё покачивает, но ты вроде как уже не падаешь. Лучшее ощущение на свете. — Да? — Питер задумчиво отводит взгляд в потолок. — А как же тот случай, когда… — Эй! Там были коровы! Мы это обсуждали, бессердечный ты пиздюк. Ты обещал НИКОГДА больше мне этого не припоминать. Питер усмехается. — А я ничего и не сказал. Он уходит вперёд, не дожидаясь, когда Уэйд последует за ним с неповоротливой тележкой. И Уэйд уже начинает сомневаться в своём решении. Подумать только. И минуты не прошло. Он вдруг вспомнил, как пьяный в стельку в каком-то баре объяснял Генри, что стоит перестать ныть и начать делать, как сомнения поселятся в твоей голове и начнут тебя грызть. Но это знак того, что ты на правильном пути. Питер неловко задевает локтем полку и роняет своих драгоценных мишек. Тут же наклоняется, чтобы их поднять, и Уэйду открывается отличный вид на обтянутую джинсами задницу. Да кого вообще ебут эти сомнения?