300 кругов ада.

— Ким Тэхён, вы осуждены на три года заключения. Дело закрыто. Тэхён сидел смирно, понимая, что криками и проклятиями, которые сейчас так неистово рвались наружу, абсолютно ничего не исправить. Когда отец говорил ему не идти в прокуроры, называя эту работу «грязной», Ким-младший даже не пытался принять его слова к сведению, так как его желанием было показать, что он может доказать виновность всех виновных. Но очень скоро его засосало в этот губительный водоворот: ранее в меру стеснительный и милый парень стал острым на язык, саркастичным и высокомерным; его недолюбливали коллеги, а преступники, загнанные им же за решётку, мечтали напиться его крови. И поэтому все с облегчением выдохнули, когда раскрылась паутина его махинаций, в которую каждый его враг добавил ещё и от себя по чуть-чуть, усугубляя его положение и продлевая срок тюремного заключения. Тэхён понимал, что его подставили, но также осознавал, что паутину-то не они сплели, а он сам: они всего лишь добавили в неё несколько изюминок. Но когда его повели прямо по направлению в Центральную тюрьму, ему было не до смеха, а тем более не до анализа самого себя и своих жизненных ошибок. Тем более, он не считал, что наделал ошибок. Да. Вскоре Тэхён был одет уже не в свой великолепный дизайнерский костюм, который, к слову, был его любимого цвета, а в идиотскую серо-зелёную тюремную одежду. Точнее, она была какого-то скорее мутноватого болотного цвета, и парень чувствовал себя в ней крайне некомфортно. Он пробыл в ней от силы минут пять, а уже ненавидел так, что ножницы в руки и резать до того момента, когда от неё останутся лишь клочья. Но ножниц-то у него нет, как и сменной одежды, так что придётся повременить с выплёскиванием агрессии. Он прошёл все осмотры и вскоре его уже вели вглубь специальной тюрьмы, где каждый заключённый был в камере с ещё тремя преступниками. Осматриваясь по сторонам, молодой преступник нервно сглотнул: на него смотрели, и не просто так, с интересом, а кровожадно. Каждый взгляд Тэхёну казался лезвием ножа, впивающимся в его тело, заставляя задыхаться и молить о пощаде. И если глаза заключённых пробивали в нём дыры, нанося изнова и изнова увечья, то их усмешки и хищные оскалы бросали в панику, до бешеного стука сердца, до дрожи в руках, закованных за спиной в наручники. Ему казалось, что каждый из них мечтает изувечить его, если не разделать. Скольким он вынес приговор своими словами? Скольких отправил именно в это место на порядочное число лет? Мозг отказывался выдавать информацию, желая уберечь своего хозяина от окончательной потери рассудка. Но, несмотря на всё, доказательства того, что парень не вообразил всё это на почве страха, окружали его плотной стеной из ругани и мерзких комментариев: — Смотрите кто к нам идёт, парни! Высокомерный ублюдок собственной персоной! — Господин прокурор, не будете ли так любезны прийти ко мне в гости, чтобы я мог беспрепятственно выебать твой блядский зад, уёбок! — Дождись меня, куколка, я тоже хочу отрезать кусочек твоего… Теперь уже неважно, кого он отправил в тюрьму лично, так как и остальные заключённые прониклись ненавистью к бывшему прокурору, просто из-за его неудачной профессии. Тэхён гордо отвернулся от них, неплохо скрывая свой страх, и зашагал быстрее, заставляя заметившего его нервные движения сторожа ругнуться и мерзко усмехнуться, дёргая его за наручники, чтобы заставить парня сбросить скорость. Пару минут спустя они остановились перед пустой камерой. Тэхён осмотрелся и спросил, стараясь не показывать радость: — Я в камере один? — Нет. И затем мужчина втолкнул его туда, расстегнул наручники и с неприятным скрежетом захлопнул камеру у парня перед носом. Тот, глубоко вдохнув и шумно выдохнув, вспоминая свою прокурорскую выдержку, огляделся и понял, что полицейский не соврал, говоря, что он тут не один. Две койки были однозначно заняты, хоть простыни и были идеально заправлены, а одеяла сложены в одинаковых местах: на этих койках всё же лежали трусы и майки. Тэхён сел на жёсткий матрас и задумался, разглядывая всё до деталей. Обобщённо говоря, камера выглядела ветхой. И грязной, несмотря на то, что в ней, похоже, убирались. Грязь эта впиталась в серо-зелёные стены так, что не смыть, как невозможно было смыть и репутацию Тэхёна. Парень тихо простонал ругательство и принялся разглядывать дальше. Тошнотворный запах тюрьмы, к сожалению, присутствовал и в камере. На стенах было вырезано множество имён, нарисованы какие-то символы, где-то даже присутствовала запёкшаяся кровь… Жуть. В маленьком помещении были две двухъярусные кровати, которые находились у двух противоположных стен. Между ними расположились потрёпанный деревянный стол, где стояло несколько книг, пара журналов, а в выдвижной ящик которого Тэ не рискнул заглядывать, и такой же стул, на который он не осмелился бы сесть, так как кроме ветхого внешнего вида его сиденье было усеяно выступающими деревяшками, которые легко порезали бы или же проткнули нежную кожу задней части тела. В углу, за серой занавеской, находились унитаз не первой свежести, раковина и пустая мусорка. И это был, в принципе, весь интерьер этого мрачного помещения. Закончив думать на эту тему, его мысли переполнили те люди, которые занимают эту камеру. Парень молча молил всех богов, в которых он никогда не верил, чтобы в этой камере находились незнакомые ему люди. Он бы отдал сейчас многое, чтобы к нему отнеслись хотя бы равнодушно, если не доброжелательно. Представить сложно, что случится, если его узнают… Паника медленно наступала, не щадя его нервные клетки. Тэхёну теперь казалось, что стены надвигаются на него, а из-за камерной решётки с секунды на секунду появятся заключённые, монстры, которые пришли по его душу. Дрожь охватывала всё тело, и Тэхён еле встал и пошёл к унитазу, но его прервал сторож, грубо ударивший по решётке: — На выход! Парень дёрнулся и выпрямился, шагая к выходу из камеры. Облегчение, связанное с тем, что он покинет это тесное пространство, было мимолётным, но оно дало ему шанс собраться и взять себя в руки, несмотря на очевидные проблемы, которые только собираются встать перед ним стеной. Его вывели в сад, хоть он и надеялся, что это не случится. Или случится хотя бы не в первый день. Множество работающих в саду преступников обернулось и посмотрело на него, как Тэхёну казалось, с неприкрытой ненавистью. Хотя… Ему вовсе не казалось. Его прожигали взглядами, явно искренне желая ему сдохнуть в страшных муках. Концентрация негатива всегда проявляла в Тэ самые неожиданные реакции, которые рангировались от саркастичного комментария до повышения тюремного срока с помощью иногда не совсем легальных средств. Но такая концентрация ненависти грозила не только притупить его желание острить, но и вполне повышала процент вероятности появления нервного тика у обычно уверенного в себе парня. Его привели к какой-то грядке и сунули в руки семена помидоров, приказывая распределить их и закопать, ибо такой была одна из повседневных обязанностей преступников. Он отстранённо посмотрел на удаляющегося сторожа, а затем на семена, лежащие в руках. Теперь он остался один в клетке с волками. Он только попытался взять себя в руки и начать заниматься делом, как к нему непринуждённо подошли четверо крупных мужчин. Они представляли собой невероятную гармонию агрессии и самодостаточности, которые бросали в жар похлеще самого крепкого алкоголя. И жар этот был не от возбуждения. — Ого, прокурор к нам пришёл, ребята! Ну как поживаете, мистер я-рука-бога? Тэхён не мог заставить себя посмотреть на них, всё ещё оставаясь на корточках у грядки. Ровно до того момента, как его пнули достаточно сильно, чтобы в эту самую грядку вмазаться. Руки и одежда запачкались землёй, а унизительный писк, вырвавшийся у него из-за неожиданности действия, заставил его встать под гогот большинства преступников и ответить: — Прекрасно, мистер я-гроза-малолеток. Сколько вам ещё осталось лет, уважаемый? Десять? Гогот стих, и главный качок группы нападающих недобро ухмыльнулся: — Восемь, твоими стараниями, уёбок, — он приблизился вплотную, — зато я постараюсь, чтобы у тебя не осталось и приблизительно столько же лет жизни. Тэхёна потряхивало, но адреналин и дурной характер говорили сами за себя, не слушая здравый смысл: — Жду. И в ответ на это его прижали к каменной стене, сильно потянув рукой за ворот рубашки и одновременно придавливая ногой зону его паха. Он тихо взвыл, напрягшись всем телом, чтобы оттолкнуть от себя обидчика, но тот будто прирос к месту, не сдвинувшись ни на миллиметр. Да Тэхён бы всё равно не смог убежать. Некуда. И скрыться бы не получилось. Негде. Парень затравленно взглянул на заинтересованно смотрящих сцену насилия сторожей порядка. Какая ирония, они даже пальцем не пошевелят ради того, чтобы спасти будущую жертву чёрт-знает-чего, хоть им и стоит всего лишь прикрикнуть и пригрозить одиночным заключением. Делов-то. Но вот рука мужчины образовала кулак и впечаталась в лицо не успевшего ничего понять Кима. Хук справа был отменным, конечно. Тэхён не мог таким похвастаться. Ему показалось, что хрустнула кость, но, пошевелив челюстью, он отстранённо заметил, что кости, вроде, на месте. Однако теперь к нему летел со скоростью света хук слева, и парень вцепился в его руку, не сумев остановить её, но немного притупив удар, который пришёлся бы в нос. Это всё же не спасло его от крови, которая сразу начала стекать из носа по губам и подбородку. Качок тогда влепил ему ещё и унизительную пощёчину, прокомментировав: — Я заставлю тебя пожалеть, тварь. Теперь ты не скроешься, — и отпустил его, отдавая на растерзание остальным из его группы. Тэхён не удержался на ногах и сполз по стенке вниз, собираясь калачиком, чтобы хоть как-то уберечься от летящих со всех сторон ударов ног и рук. Ощущения были острее, чем парень мог ожидать. Его били не первый раз в жизни, но второй точно. Глаза закрыты, но он всё же видел блики боли, которые создавали впечатление, будто он видит свет в конце длинного туннеля. Боль забиралась в его тело, в его мозг, в рассудок, заставляя непрошенные слёзы стекать по лицу, смешиваясь с кровью. Если бы не вмешались гаденько посмеивающиеся полицейские, всё могло бы кончиться плачевно. Они отвели его обратно в камеру и бросили, как они сами выразились, «подыхать». Тэхён лежал бесформенной кучей на полу, пытаясь не обращать внимания на то, каким жалким подобием человека он сейчас являлся. Слёзы остановились. Необычайными усилиями воли он встал и добрался до раковины, сплёвывая кровь и умываясь мелко дрожащими руками. Затем он промыл места ударов, замечая, что весь покрыт уже распустившимися цветками разноцветных синяков. Прямо мечта художника. Или садиста. Одежду мыть он не удосужился из-за ужасной боли во всех частях тела и поэтому просто кое-как поднялся по лесенке на второй ярус одной из кроватей и лёг, вырубившись почти мгновенно. Первый день, однако, прошёл на «ура». Но Тэхён забыл, что перед ним ещё вечер и ночь. Парень проснулся оттого, что во всей тюрьме слышались шаги и голоса. Видимо, все возвращались обратно в камеры до ужина. Он плохо соображал, пытаясь вспомнить, что произошло. Поимка с поличными, суд, тюрьма, избиение… Всё возвращалось к нему на полной скорости, норовя раздавить и те крупицы здравого смысла, что восстановились после крепкого, хоть и непродолжительного сна. Страшно. Страшно, что не выдержит. За всей напускной бравадой, за тяжёлым характером и острым язычком скрывалось напуганное и загнанное существо, которое никто в упор не хотел замечать. Да и сам Тэхён убирал его куда подальше, считая, что оно не поможет ему в жизни. Потому что живут только хищники. Остальные лишь выживают. В тот момент дверь со скрипом открылась и Тэхён дёрнулся, увидев, что в камеру вальяжно входят три очень хорошо знакомые ему личности. Личности, невольно обеспечившие ему знатный скачок по карьерной лестнице. Ким Намджун — Монстр, Мин Юнги — Шуга и Чон Чонгук — Голд. Группировка «Deceptio Visus*». Их поимка была достоянием всей Кореи, так как они славились своей «призрачностью»: появляются, но незаметно, убивают, но быстро, торгуют наркотиками, но без следов. Даже определить локацию их борделя было невозможно. Все трое были управляющими этого самого логова похоти, а Мин был ещё и киллером, Ким — главой и наркодилером, а Чон — макне, информатором и тем, кто выбивал информацию из людей любыми средствами. Они были непобедимыми до того момента, как слишком талантливый Тэхён вне своей должности нарыл некоторую информацию и вышел на Чона, который быстро попытался замять и так почти несуществующие следы, но у него не получилось. Информации было недостаточно, но трое попали в суд и, стараниями молодого прокурора, который шёл путём «чего нет — можно и выдумать», получили в наказание даже больше, чем им полагалось, несмотря на великолепного адвоката. У этих троих были все причины ненавидеть Тэхёна, и поэтому он молча яростно проклинал судьбу, в то время как его сознание плавилось под пристальными взглядами только что вошедших преступников, за которыми закрыли дверь. Он приподнялся на локтях и чуть не стукнулся головой об потолок, дёрнувшись оттого, что хмурый Мин Юнги пошёл по направлению к нему. — Вали. Это моя кровать. Тэхёну не надо было два раза повторять, и он, невзирая на страшные боли, довольно быстро слез, наблюдая, как туда взбирается черноволосый. Секундой позже тот сверху прорычал не своим голосом: — Ты у меня вылижешь всё, что тут насвинячил, понял? Парень вздрогнул и еле ответил: — П-понял. Намджун с интересом посмотрел на него, отмечая про себя помятость внешнего вида парня и недвумысленные синяки, дающие понять, что его тут встретили очень даже на уровне. Но если закрыть глаза на следы побоев, главарь сразу же, конечно, узнал в нём того самого прокурора. Пепельного цвета растрёпанные волосы, большие глаза на маленьком лице, в ухе серёжки-гвоздики, три, по расположению напоминающие треугольник. И эти пухлые губы, которые, открываясь, выпускают нескончаемую череду выстрелов, сделанных из первосортной лжи. Он не предполагал, что парня посадят, хоть и допускал такую возможность, имея достаточно сведений о его махинациях. Но жизнь — штука интересная, и он уже не первый раз в этом убеждался. Поэтому главарь насмешливо спросил, медленно подходя к нему, как хищник к жертве: — Господин прокурор, доигрались? — Намджун бросил быстрый взгляд на искусанные губы младшего. Тэхён невольно пошёл на попятную, видя, что на него надвигаются. Но язык контролировать оказалось труднее, чем тело: — Отнюдь, я ещё не наигрался, — он не успел обдумать слова, вырвавшиеся почти на неосознанном уровне из уст, и поэтому нервно сглотнул. Намджун не сказать, что не ожидал нахального ответа, но предполагал, что страх непременно возьмёт верх над парнем. Инстинкты, всё же, дело святое. Он немного удивился, но не подал виду и усмехнулся, когда Чонгук с кровати бросил очевидный, но разумный совет: — Я бы на твоём месте не нарывался, Ким Тэхён. — Но ты не на моём месте, Чон Чонгук. — Именно. И младший резко встал и обошёл Намджуна, становясь прямо перед опешившим Тэхёном и вдавливая его в стену своей могущественной аурой. Или же подкачанным телом. А может, и тем и другим, парень не спешил в этом разбираться. Чонгук играючи схватил старшего за горло и слегка сжал, лишь чуть-чуть прерывая поток воздуха, но достаточно для того, чтобы Ким начал отчаянно вырываться. — Ты на что надеялся, ублюдок? Что ты придёшь, и все начнут тебе кланяться? Ты уже почти мертвец, парень, и ты идиот, если это не понял, — младший сильнее сжал горло Тэхёна, смотря тому в глаза с открытой ненавистью, — Да вы только посмотрите на него! Ты должен быть благодарен за то, что всё ещё дышишь, поверь мне. А это только потому, что мы с тобой ещё не наигрались, так как умереть для тебя — слишком просто. Тэхён беспомощно копошился, как рыба на суше, пытаясь хоть как-то задеть и ударить приевшегося парня, но безуспешно. Его слова были правдой, и он это понимал. А воздуха уже отчётливо не хватало, и возвращающаяся паника создавала впечатление, что он задыхается. Поэтому, сдавшись, он обмяк и прохрипел: — От… Отпусти… Прошу…! — Ну раз просишь. И Чонгук отпустил его, из-за чего Тэ беспомощно упал к его ногам, собираясь калачиком. Младший лишь презрительно толкнул его ботинком, бросив ещё раз «ублюдок» и плюнув на него, после чего ушёл обратно на свою койку, заваливаясь на неё и закрывая глаза. Намджун же просто отошёл к раковине и принялся умываться, после чего взял книгу и тоже лёг на свою кровать, которая являлась вторым ярусом той же, что и у Чонгука. Тэхён загнанно сидел на полу и осматривался, стирая с лица плевок. Никто, вроде, не собирался его больше трогать, и поэтому он осторожно поднялся и, задёрнув занавеску, приспустил штаны. Услышав звуки малой нужды, Чон не выдержал и подколол его: — Хорошо хоть не уделался от страха! На что Тэхён не ответил, разумно определив, что если он сейчас даст младшему словесной сдачи, то тот может ответить либо в уже настрадавшийся нос, либо в глаз. Либо окончательно придушить. А этого ой как не хотелось. Минутой позже Тэ закончил с нуждой и перешёл к отмыванию своей одежды. Он снял верх и руками попытался содрать застывшие корки грязи. Тело предательски ныло при каждом более резком движении; конечности сводило, а ноги не совсем слушались. Казалось, что каждая функциональная часть тела теперь прошла испытание мясорубкой. Когда у парня получилось воссоздать подобие чистоты своей рубашки, он сделал то же со штанами. И именно в тот момент, когда штаны были почти готовы, он услышал недовольный голос киллера: — Ты что, утопился там, что ли? Вылезай, мне надо поссать. Ким чертыхнулся и ответил: — Я через две-три минуты выйду, у меня одежда… — он потряс ею, будто Шуга мог это увидеть. — Плевать я хотел на твою одежду. Или ты сейчас же выйдешь, или я зайду к тебе. А поверь, я может и убивал лишь холодным оружием, но руки у меня тоже не из жопы. Так что раз, два… Для Тэхёна эти слова являлись достаточно сильным пинком под зад, и он схватил одежду и будто ошпаренный выскочил из «туалета», чуть не смахнув Юнги со своего пути. Тот усмехнулся и зашёл за занавеску, бросив: — Вычисти грязь с моей кровати. Чтобы к моему выходу всё было идеально. Кстати… Охуенная задница, куколка. И все трое одобрительно поржали, а Тэхён быстро оделся. Одежда ещё не высохла, но она была хотя бы некоторой мнимой защитой от провокаций и подколок троицы, а ещё и вполне хорошим щитом для его задницы. Парень тут же, даже почти не задумываясь об унизительности того, что выполняет приказы, забрался на кровать киллера и заметил пару грязных пятен. Он не мог их никак протереть, так как для этого нужна была как минимум раковина, поэтому он просто содрал постельное бельё и заменил его таким же, только чистым и со своей кровати, как можно лучше заправив его. После того как Юнги появился и довольно хмыкнул, Тэхён с облегчением повалился на свою койку. Всё было спокойно примерно полтора часа, если не считать пару очень занятных ругательств и угроз, прозвучавших со стороны проходивших возле камеры и брошенных, конечно же, в сторону Кима-младшего. Все уже знали, где он находится, несмотря на то, что в камеру заглянуть можно было лишь сквозь небольшую решётку, служившую как окошко у двери, и это совсем не радовало. Немногим позже троица вдруг начала лениво вставать и мыть руки. Тэхён тоже выпрямился в кровати и несмело обратил на себя внимание, спросив: — А куда мы идём? Намджун безразлично бросил: — Мы идём ужинать. А ты идёшь в жопу. Младший пропустил оскорбление мимо ушей и завозился на кровати, думая, что же умного сделать. Как быть? В столовой его непременно опять прибьют, и от него мокрого места не останется. Да и сухого тоже. Чёрт, вообще места не останется: его просто-напросто сотрут с лица земли. В Тэхёне гордость боролась со страхом. Хотелось кричать на помощь, но молча, хотелось скрыться за кем-то, но на виду. Личность его выла от таких противоречий, свойственных его ветреному характеру и заднице, склонной вваливаться прямо по пояс в неприятности. Пока он думал, за ними уже пришла стража, и заключённых вывели. Похождение в столовую походило на подготовку к Третьей Мировой, в которой парень и не предполагал за собой победу. Нет, точнее, победой будет, если он вернётся в камеру со всеми конечностями на месте. Да. А это тоже не факт, так как никто его не захочет спасти. Никто здесь не пожалеет симпатичного прокурора, который нажил себе бесконечное число врагов до того, как ему исполнилось 22. Войдя в столовую и отделившись от стражи, Тэхён первым делом посмотрел, куда пошли его сокамерники. Они, как-никак, единственные, кто не захотел сразу же разбить ему череп о кое-что потвёрже, хоть и были намёки на это. Заметив, что они направились к раздаче еды мимо очереди, он тоже пошёл туда, но, к его большому сожалению, становясь в очередь. Вскоре на его подносе были тарелка и стакан с какой-то блекло и невкусно выглядящей фигнёй, от которой у новоиспечённого заключённого образовался ком в горле. Но у него не было вариантов, следовательно, он пошёл по направлению к свободному месту, подальше от всех хищников, которые, кстати, вроде забыли о нём. Однако, конечно же, его не могли оставить в покое, ибо он светился не хуже маяка, а его лицо было заметнее, чем красная тряпка для быка. Проходящий парень довольно больших габаритов толкнул его, этим вызвав громкое падение подноса. Звук ломающейся тарелки заставил всех обернуться к месту происшествия, а виновник трагедии сказал: — Ой, не заметил, — парень комично изобразил удивление, приложив ладонь ко рту. Тэхёна жгло изнутри. Грубые слова просились наружу, и сдерживать их было труднее, чем когда-либо. Но он промолчал и присел, под немигающими взглядами стражи подбирая осколки и руками собирая еду. Но тогда неудовлетворённый его вялой реакцией парень решил добавить сливки на торт: — Можешь прийти ко мне в камеру, чтобы почистить и её. Язычком. Раздражение накрыло Кима с головой, утаскивая с собой последние остатки его рассудка, когда в столовой загрохотал басистый смех мужчин. Оно бежало по венам быстрее крови и было более разрушительным, чем атомная бомба. Отчаянная сила гордости, смешанная с желанием сжечь дерзившего ему парня на месте, была ядерной смесью, наровившей взорваться с секунды на секунду. И как только проницательный парень заметил, что виновник этой никому не нужной сцены наслаждается всеобщим вниманием и маленькой победой, он выдал: — Как высокоумно. Куда мне до тебя, засунуть голову так глубоко себе в зад… Тэхён подорвался на одной из мин, которые расставили заключённые, сам это понимая и всё равно не имея возможности себя остановить. И первый удар ногой разозлившегося парня он принял молча, только лишь резко выдохнув, так как он попал ему прямиком в живот. Ситуация казалась безвыходной и Тэхён готов был выть от невозможности хотя бы разбить кому-то нос. Ему сейчас и подняться удавалось с трудом, а с силой ударить человека вообще казалось непосильной задачей. Но воспалённый мозг молодого заключённого выдал очень интересную идею, которую его ноги с радостью подхватили. Он мгновенно встал и побежал, к троице сокамерников, молча и незаинтересованно едящих за одним из столов. Когда он уселся рядом с ними, все смотрели с интересом, что же случится дальше. И сам Тэ гадал, поступил ли он умно, так резко и нагло усаживаясь за стол с самыми знаменитыми и опасными преступниками Кореи, а также, скорее всего, одними из самых влиятельных людей в тюрьме. Однако несмотря на мелькнувшее в его голове предположение, что ему сейчас опять зарядят кулаком в лицо, на него даже не взглянули. Намджун лишь холодно бросил: — Убирайся. На что Тэхён тихо и жалостливо протараторил, наступая на горло собственной гордости и проезжаясь мысленным трактором по выстраиваемым годами принципам: — Помогите мне, пожалуйста! Защитите меня, мне одному не выжить! Я всё сделаю взамен. Всё, что вы захотите! — он сложил руки вместе, как для молитвы. Троица посмотрела друг на друга и Чонгук ухмыльнулся. Они явно додумались до чего-то, что оглашать вслух было необязательно, ведь они действовали словно один организм. Неприятный холодок пробежался вдоль позвоночника Тэхёна, когда он заподозрил неладное, но всё уже было сказано и назад пути не было. А ведь говорили же умные люди. Сто раз отмерь, один раз отрежь. И в тот момент к их столу подошёл ещё не наигравшийся с напуганным парнем преступник, который вплотную приблизился и взял его за ворот рубашки. Ким отчаянно дёрнулся и попытался заехать обидчику куда-нибудь, но тот перехватил его руку, срезав попытку у корня. Тэхён молился, чтобы парни, сидящие напротив, сделали хоть что-нибудь, и в кои-то веки его молитвы были услышаны. Его уже собирались впечатать в стол головой, как Юнги твёрдо сказал: — Отъебись от него. Он с нами. Заключённый немного отпрянул, всё ещё не отпуская его: — С каких это пор вы защищаете того, кто вас посадил? — Не твоего ума дело. Тот немного ошарашенно постоял, смотря на сжавшегося, но переполненного облегчением Тэхёна, и вконец отпустил его, яростно откинув его на спинку стула. Он однозначно хотел надрать парню зад, но уважение и страх перед знаменитой троицей останавливали даже кулак в полёте. На его лице отражалось недоумение и лёгкое раздражение из-за непонимания внезапного поворота, но он только повернулся и ушёл подальше от их стола. Остальные же заключённые уже незаинтересованно вернулись к поеданию скудного ужина. Тэхён пытался понять, чем являлось то, что у него вырвалось на почве страха. Идиотизмом или же абсолютным кретинизмом? Он уже не знал, радоваться ему, потому что преступники оставят его в покое, или же плакать оттого, что всё только начинается. Все так боялись группировки «Deceptio Visus», вся Корея перед ними холодела, а прокурор, посадивший их, только что добровольно отдал себя им на растерзание. Что они задумали?.. Хотя какая теперь разница, он же всё равно сам подписал себе приговор. Слова о том, что он всё сделает, камнем засели в лёгких, не позволяя свободно дышать. Он попытался немного взять себя в руки и поднять взгляд на «спасителей». Сделав это, он наткнулся лишь на изучающий взгляд Чонгука; остальные же, как ни в чём ни бывало, доедали. Младший усмехнулся и придвинул свой поднос поближе к Тэхёну, небрежно сказав: — Ешь. Тот опешил: — А… А как же ты? — он поёжился от голоса Чона. — Не спрашивай, когда дают. — С-спасибо. Старший чертыхнулся из-за постоянного заикания, но он не мог контролировать свою речь в такой ситуации. Он несмело начал есть под незаинтересованным, но пристальным взглядом Чона. Мысли путались, завязываясь в узел; рука слегка дрожала, не слушаясь. Потребовалось всего лишь несколько минут нервотрёпки и пугающих больших глаз младшего, чтобы Тэхён не выдержал и бросил ложку, испуганно выдав неровным голосом: — Что вы задумали?! Почему ничего не говорите? Намджун и Чонгук тут же прыснули, а Юнги закатил глаза и оперся на спинку стула, постукивая пальцами по столу. Главарь, задыхаясь, выговорил: — Чонгук…! Тот самодостаточно ответил: — Я чуть не зарыдал, смотря в его испуганную мордочку, если честно. Аж тошно стало. А Тэхён, не помня себя от горючей смеси злобы и испуга, встал и, оперевшись руками на стол, немного громче сказал: — Да вы издеваетесь! Я хочу знать… — Сядь, — Юнги твёрдо приказал, не принимая участие во всеобщем веселье. Ким-младший тут же опустился обратно на стул, следуя инстинкту самосохранения, так как голос Шуги не предвещал ничего хорошего. Интонация говорила многое, но Тэхёну просто хотелось знать, что же его ждёт. Всего лишь это. Но попытку узнать пресёк всё тот же киллер. — Не спеши, куколка. Всё узнаешь. Последние крупицы терпения разлетелись к чёрту, и ещё одна тарелка полетела бы на пол, если бы не посерьёзневший Намджун, забравший её у парня. — Не делай глупостей. — Да что вы всё время приказываете мне?! Не то, не это, сядь, встань! — Тэхён чуть не плакал от обиды, но всё же с трудом не позволял слезам скатиться по его лицу. — А если тебе приказать замолчать, ты замолкнешь? — холодно, безэмоционально. — Нет! Теперь главарь не выдержал, выплёскивая на парня свой скопившийся гнев: — Тогда вали к остальным, они уже заждались того момента, когда ты нам надоешь своими выходками. А ты уже, знаешь ли, начинаешь конкретно поднадоедать. Тэхён осторожно повернулся к наблюдающим за их перепалкой заключённым, только для того, чтобы убедиться, что это не вариант. Замолчать так замолчать. Он тихо откинулся назад на спинку стула и, скрестив руки, ждал, пока тюремная стража не крикнет им возвращаться в камеры. Ждать пришлось не так долго, и вскоре они уже были закрыты в камере, дожидаясь отбоя. Намджун и Юнги о чём-то переговаривались, Чонгук ушёл в тренажёрный зал. Ну конечно, подкачаться в тюрьме — это дело святое. Он же сам лежал на кровати, перебирая свои жизненные ошибки. Ошибка первая: поступление на юридический. Ошибка вторая: работа в прокуратуре. Ошибка третья: решение рассказать родителям о своей нетрадиционной ориентации. Ошибка четвёртая: фальсификация документов. Ошибка сто пятая: связывание с преступной группировкой. И если всего день назад он не считал это ошибками, теперь он мог бы признать, что является чистокровным идиотом. Мог бы, но не факт, что признал бы. Что случилось бы, если бы он не превратился в слишком самоуверенного и мутного прокурора? Наверное, он нашёл бы себе парня, с которым разделил бы те тяжёлые дни, когда отец выгнал его из дома. Он пошёл бы в медицинский и стал бы ветеринаром, так как животные — лучшие друзья человека. Он не засыпал бы каждый день, не думая ни о чём и обнимая подушку или же очередную девушку, которая повелась на его смазливое лицо. Одиночество… Оно рассеивалось лишь тогда, когда он сидел в суде и выкладывал удачные аргументы в пользу наказания преступников. Но чувствовать себя одиноким стало одной из его привычек, которую он даже не замечал. До того момента, как попал сюда. Время проходило медленно, но, когда Чонгук в одних штанах вернулся из тренажёрки и, видимо, из душа, судя по ещё не высохшему телу, Намджун окликнул уже почти спящего Тэхёна. Тот раскрыл глаза и резко сел на кровати, понимая, что время настало. Теперь ему объявят цену защиты. Цену того, чтобы хоть частично не чувствовать себя добычей. * (лат.) Оптический обман