Небо

      Занзас поглаживал прохладную кожу спины спящего у него на плече Савады. Вчера они зашли гораздо дальше, чем поцелуи и объятья, и теперь спящий юноша тихо сопит, обнимая его поперёк груди и переплетая их ноги. Судя по всему, он был доволен и счастлив. Вот вариец точно был удовлетворён. Его красивое, доброе, всепрощающее, всеобъемлющее Небо теперь действительно его. В Риме, Неаполе, Японии — где угодно он останется только его Небом. Что ж, в конце концов, он всё-таки получил Вонголу, пусть и не как организацию, а как человека. Босса Варии такой исход более чем устраивал, потому что Тсуна чувствует, он тёплый и отзывчивый, а семья — всего лишь красивое название для бизнеса, прагматики и одиночества. Мужчина не хотел быть одиноким и не будет. У него есть Десятое, самое прекрасное Небо Вонголы, и Рим будто стал немного теплее. Отличные выходные получились.       — О чём ты думаешь? — выдернул его из мыслей хриплый, сонный голос.       — О том, что нам нужна общая резиденция, — усмехнулся Занзас, переводя взгляд на проснувшегося Саваду.       — Это будет сумасшедший дом: Хаято и Скуало, Мукуро, Фран и Вайпер, Рёхей и Луссурия, прибавь к этому вечно рыдающего Ламбо, отмороженного Кёю, недовольного Реборна и смеющегося Ямамото... Наши головы этого не выдержат, — вздохнул Тсуна и, приподнявшись на локте, поцеловал варийца в уголок рта. — Впрочем, ради тебя я готов иногда запускать в них Х-баннер, — добавил он, целуя уже всерьёз.       Прошлой ночью они не говорили о своих отношениях. Просто вернулись домой и, пока босс Варии заказывал им пиццу, Тсуна подключил планшет к телевизору и нашёл их фильм. Надо отдать мужчине должное, он досмотрел «Ангелов и Демонов» прежде, чем они начали целоваться. В какое-то мгновение он очутился на коленях у варийца, а потом они оказались в спальне, а дальше для Дечимо всё слилось в один непрерывный слитный ритм бесконечного движения. Занзас не нежничал, мягко говоря, из-за чего теперь у него искусана шея, засосы по всему телу, болит поясница и особенно задница, что, конкретно сейчас, его совершенно не волнует, потому что поцелуй затягивает всё больше, а широкие ладони, вовсю путешествующие по его спине и вниз, заводят заново. Кажется, теперь он сильно подсядет на секс с Занзасом.       Босс Варии довольно усмехнулся и перетянул Тсуну на себя, заставив оседлать свои бёдра, и углубил поцелуй, проникая в горячий рот. Он скользнул языком по искусанным губам, провёл по щекам, пощекотал нёбо и сплёл свой язык с чужим. Ладонями мужчина провёл вдоль худой спины, зацепился пальцами за острые лопатки, пересчитал подушечками выступающие позвонки и сжал крепкие ягодицы. Девственник или нет (уже нет, если посмотреть откровенно, но не суть), но Савада оказался хорош: податливый, страстный, водящий своими маленькими пальчиками по его груди, тихо постанывающий в поцелуй и потирающийся своей задницей о его член, провоцируя. Маленький чертёнок, сводящий его с ума, заставляющий терять всякий контроль, а пламя закипать внутри и рваться наружу, тянуться к такому же сильному и уверенному огню — тёплому, небесному пламени.       — Пожертвуешь своим бесполезным мусором, ради тишины со мной? — уточнил Занзас, перемещая руки с ягодиц на бёдра и ноги Тсуны.       — Во-первых, не пожертвовать, а припугнуть, чтобы хорошо себя вели. Во-вторых, они не бесполезные, а совсем наоборот. В-третьих, скорее звёзды погаснут на небе, чем в комнате, где мы находимся вдвоём, будет тихо дольше получаса, — усмехнулся Савада и потёрся своим носом о чужой.       — Наглый, развратный мальчишка, — хмыкнул вариец и нахмурился, переворачивая их и оказываясь над Дечимо. — Не смей мне приказывать, — рыкнул он, двигая бёдрами и проходясь своим членом по чужому, чем вызвал у парня длинный стон.       — Разве я приказывал? — мурлыкнул Тсуна, ведя ступнёй по боку мужчины и дальше по бёдрам и к ногам. — Я констатирую факты. Занзас, если я что-то и выяснил, общаясь с тобой, то это то, что тебе невозможно приказывать. Я не делал этого раньше, не буду делать это и впредь, но мои Хранители — часть меня, как твои — часть тебя. Не хмурься так, я прекрасно знаю, что за каждого своего капитана ты будешь мстить лично, — он прикрыл глаза, а после обхватил мужчину за шею, притягивая его к себе. — Если захочешь, то о наших отношениях с Хранителями мы поговорим позже, но сейчас я хочу тебя. Только тебя и прямо сейчас, — юноша облизнулся и зарылся пальцами в смоляные пряди.       — Пустая болтовня не по мне, а вот твои желания... развратный-развратный мальчишка, — хмыкнул Занзас и поцеловал парня, который довольно ответил, обвивая его талию ногами.       Поцелуи, ранящие укусами, прикосновения, обжигающие потоками пламени, тела, соприкасающиеся друг с другом тесно и откровенно, всё ещё помнящие прошедшую ночь, жар и страсть, единение и удовлетворение. Два диких зверя, выпущенные на свободу, царапающиеся и кусающиеся, оставляющие свои метки на телах друг друга, чтобы все знали и видели: моё. Им обоим нравилось касаться друг друга, соприкасаться телами, соединять своё пламя и ласкать чужую горячую кожу языками.       — Ты делаешь меня таким, — оторвавшись от губ мужчины, сказал Савада, на что вариец решил не отвечать, только снова поцеловал манящие губы.       Тсуна плавился в руках Занзаса, обхватывая его ногами крепче, сильнее прижимая к себе, потираясь своими бёдрами о его, обводя пальцами правой руки шрамы на плечах мужчины, а левой — массировал кожу его головы, зарываясь пальцами в волосы, пока тот оставлял новые засосы у него на ключицах, постепенно спускаясь ниже. От этих поцелуев, от укусов и понимания своей полной принадлежности варийцу у парня кружилась голова, внутри всё закипало, жидкое пламя текло по венам, выливаясь на ладони и растекаясь по спине босса Варии. Савада выгибался вслед за горячими поцелуями и чуть слышно постанывал, умоляя о большем.       Занзас покусывал чувственную алебастровую кожу, оставляя собственнические метки, обжигался о горячие ладони Дечимо и обжигал его собственным пламенем, скользя руками по узким бёдрам, сжимая их пальцами до синяков. Ему нравилось слушать тихие стоны, прерывистое дыхание и протяжные вскрики, такие сладкие и желанные, что набатом отдавались в ушах и пульсацией крови в висках. Он хотел его, а Тсуна хотел в ответ. Это какое-то помешательство на губах, руках и запахах. Острых, мускусных запахах секса и страсти. Мужчина сильно укусил тазовую косточку, чем заставил парня громко вскрикнуть и вскинуть бёдра вверх. Таким Небо Вонголы не видел никто, кроме него, и не увидит. Такого жаждущего, раскрепощённого, раскрасневшегося, с распухшими, зацелованными губами, растрёпанными волосами, румянцем на скулах и огоньком нетерпения в глазах. Великолепное, возбуждающее зрелище, которым можно любоваться вечно. Можно было бы, если бы вариец так сильно не хотел взять его.       — Занзас... — простонал Савада и потянул мужчину на себя, чтобы заглянуть в багровые глаза с расширенными зрачками. — Я хочу тебя, — сказал он и поцеловал варийца.       — Моё Небо, — усмехнулся босс Варии и прикусил нижнюю губу парня. — Можешь не сдерживаться, эти простыни уже ничто не спасёт, — хохотнул он, намекая на прожжённое их пламенем постельное бельё.       — Ещё немного — и я подумаю, что у тебя фетиш на моё пламя, — задыхаясь, сказал юноша, выцеловывая непонятные узоры на его шее.       — О, не сомневайся, у меня фетиш на твоё пламя, — рыкнул мужчина и, приподнявшись, вошёл в желанное, жаждущее тело.       Тсуна скривился от не очень приятных ощущений. Весьма немаленьких размеров член мужчины осторожно раздвигал податливые после ночного секса стенки ануса, но если забыть о первых дискомфортных толчках, то это было чертовски сладкое чувство — оказаться так близко к варийцу, ощущать его внутри себя, его жар и пульсацию, широкие ладони на бёдрах и обжигающее дыхание в шею. В реальности всё оказалось гораздо сильнее всех его снов, всех, даже самых откровенных, фантазий. Сердце заходилось бешеным ритмом, всё тело трясло, каждая мышца, каждый нерв напряжены до предела, пламя жидкой лавой растекается по ладоням и плечам Занзаса, а перед глазами ничего, кроме кроваво-алого взгляда чужих глаз. Воистину, Савада предпочёл бы стать асексуалом, если бы это не приносило столько удовольствия, когда адреналин, эндорфины и куча других гормонов смешиваются в крови, растекаясь по венам и капиллярам, срывая все тормоза. Это почти ненормально, но к чёрту, когда рядом такой мужчина. Шикарный мужчина.       Вариец вошёл в любовника до конца и замер, тяжело дыша и привыкая к ощущениям. Ночью Тсуна был девственником и приходилось осторожничать и сдерживаться (не особо получалось, но он старался), а теперь Десятый растянут, сжимает в себе именно так, как надо, обжигает собственным пламенем, царапает плечи и спину, оставляя ярко-красные полосы, и смотрит ему прямо в глаза своими пьяными, расфокусированными глазищами. Свистяще выдохнув сквозь сжатые зубы, мужчина начал постепенно двигаться, пуская собственное пламя по бёдрам и ногам любовника. Савада выгнулся, подаваясь ему навстречу, и тихо простонал на новый, глубокий толчок. Занзас терял рядом с этим человеком всякий контроль, у него в буквальном смысле срывало всякие тормоза и крышу. Он рычал, вколачиваясь в податливое тело, целовал, где доставал, сжимая выгибающегося ему навстречу и стонущего в голос без всякого стеснения Дечимо.       — Занзас!.. — вскрикнул Савада, запрокинув голову и ощущая приближающийся оргазм. — Я сейчас...       — Только вместе со мной, детка, — прохрипел мужчина и ускорился.       Тсуну под ним трясло, он царапался вдвое сильнее и уже даже не стонал, а вскрикивал на каждое движение, превращая его спину в сплошное кровавое месиво (ночью он предпочитал рвать в клочья простыни), что только подгоняло варийца двигаться сильнее и жёстче, совершая короткие рваные толчки. Он знал, что с Десятым будет... сладко, но и подумать не мог, что настолько. У него шумело в ушах и рябило перед глазами. Всё вокруг исчезало, кроме хриплых вскриков и пьяных глаз цвета хорошего виски, а больше ничто не имело значения. Сердцебиение учащалось с каждым новым толчком в горячую тесноту чужого тела, с каждым хриплым стоном, вылетающим из опухших, покусанных губ. Занзас вошёл в юношу максимально глубоко и, издав звук, схожий с рычанием, кончил в Дечимо. Савада крепко прижался к мужчине и, вцепившись зубами ему в шею, достиг собственного оргазма.       — Ты меня укусил, — проворчал босс Варии, скатываясь с тяжело дышащего Тсуны.       — Считай это демонстрацией моей искренней любви к тебе, — фыркнул юноша, садясь на постели и потягиваясь. — А учитывая, сколько на мне укусов и засосов, то я бы на твоём месте не жаловался, — добавил он, оборачиваясь к мужчине через плечо.       — Учитывая, как ты кричал, об этой любви знает уже весь Рим, — поддел Занзас, довольно скалясь, а потом перевернулся на бок, положил голову на кулак и провёл пальцами по шраму из двух перекрещенных линий.       Савада вздрогнул, но возражать не стал, только внимательно посмотрел на выражение лица мужчины: довольное, чуть-чуть задумчивое, с едва заметной улыбкой в уголках губ и лучистыми морщинками возле глаз. Сейчас перед ним был не грозный босс Варии, а очень красивый, взрослый, немного уставший, но всё равно как будто счастливый. Волосы растрёпаны, а глаза смотрят изучающе, словно он видит его впервые или шрамы на белой коже выглядят странно. Детство, если этот период после встречи с Реборном можно так назвать, оставило на нём много шрамов: на рёбрах от Мукуро, под ключицей от самого Реборна, под сердцем от Бьякурана и так далее. Самый большой, впрочем, всё-таки на спине. Вообще-то, этот крест перечёркивал всю спину, и его Дечимо немного стеснялся, особенно, когда кто-то так пристально смотрит. Особенно, когда это Занзас.       — Откуда это? — спросил вариец, подняв взгляд на лицо юноши.       — Это из будущего, — пожал плечами Савада и отвернулся. — В будущем я сражался с «Призрачным рыцарем». Генкши. Он был иллюзионистом и несколько помешанным. Он счёл забавным оставить на мне визуальный знак того, что я — Десятый Вонгола. Потом его убили. В общем, не очень интересная история, — он положил руку на плечо, зацепив кончиками пальцев шрам, и попытался встать, но мужчина удержал его, заставив остаться на месте.       — У шрамов редко бывают интересные истории, — жёстко сказал Занзас, обводя пальцами большой Х, слишком явный на бледной коже.       В его имени таких иксов было аж два, что должно было стать символом его силы Десятого Вонголы, но вот в чём загвоздка: на самом деле, никакие символы не нужны. Ни в имени, как у него, ни на спине, как у Тсуны, который, судя по опущенному взгляду, немного смущался своей отметины на спине. Это напоминало, как он ещё молод. Всего двадцать один, он ещё не научился воспринимать такие вещи, как нечто само собой разумеющееся, как обыденность. Вариец его научит, всему научит.       — Занзас, — выдернул мужчину из его размышлений Савада. — Я, правда, тебя люблю, — он обернулся к варийцу всем телом и опустил взгляд, чуть прикусив губу.       — Вряд ли твой отец одобрит такой выбор, — нахмурился босс Варии, хотя от этих слов всё внутри сжалось и затрепетало.       — Я уже говорил, что мнение отца меня не волнует, а мама будет тебе рада. Вопрос: будешь ли ты всему этому рад? — серьёзно сказал Тсуна и чуть нахмурился.       Вариец усмехнулся и за руку дёрнул его на себя, заставляя снова опуститься сверху. Савада смотрел ему в глаза с ожиданием, хотя и так вроде бы всё понятно и очевидно. Они обсуждали, как будут вести себя с Хранителями, что им нужна общая резиденция и прочее. Разве этого мало? Десятому, откровенно говоря, было достаточно, но после всего, что между ними было, он хотел услышать всего два или три слова, которые окончательно дали бы понять, что это не на один день или ночь, а надолго. Может, навсегда.       — Я скажу тебе один раз: я люблю тебя и ты — моё Небо. Только моё. Не Вонголы, Варии, Хранителей и чёрт знает чьё ещё. Моё, — жёстко и уверенно сказал вариец, сильно сжимая запястья юноши.       — Собственник, такой собственник, — восхитился Тсуна и улыбнулся. — Твоё Небо, — он потёрся носом о нос мужчины и лизнул его губы.       — Ты уловил суть, — усмехнулся Занзас и поцеловал Саваду, который совершенно не против быть только его Небом.       Конечно, ему всё равно предстоит остаться боссом Вонголы, объяснить всё Хранителям и родителям. Мама наверняка будет ему рада, а всё остальное — не важно. Только они двое и мягкая улыбка, которая появится на её губах при виде непривычно смущённого и скованного варийца, который пытается вести себя прилично, и шокированного отца. Самого же босса Варии такие мелочи совершенно не волновали. Он жил здесь и сейчас, впервые за долгое время уверенный в завтра. Рим в очередной раз изменил его жизнь, позволив получить того, кого никогда не отпустит и никому не отдаст. Много позже они будут пить поздний кофе, глядя на вечный город, и Тсуна спросит: «Мы ведь ещё вернёмся в Рим?», а в ответ получит нежное и решительное «Да».