Минерва
Минерва МакГонагалл стояла у зеркала. Отражение показывало высокую тёмноволосую женщину с зелёными глазами, облаченными в тонкую оправу квадратных очков, и бледной кожей. Тёмно-синее платье выше колена открывало стройные ноги, а изумрудная мантия не скрывала тонкой талии. Но тугой пучок на голове, седина на висках и мелкие морщинки возле губ и глаз делали её старше своего возраста. Шестьдесят шесть. Ей уже шестьдесят шесть. Или всего? Женщина отвернулась от зеркала. Уставший взгляд Минервы прошелся по деревянному столу, книжным полкам, старым стульчикам и серому потолку. Здесь всё напоминало ей о бывшем директоре, каждая вещь имела в себе частичку Дамблдора. Вся эта школа — сплошная частичка великого Альбуса Дамблдора — её друга и наставника, который превратил Хогвартс в родной дом для каждого ученика и преподавателя. — С днём рождения, Минерва. Мягкий, тихий, до боли знакомый женщине голос произнёс поздравления. — Спасибо, Альбус. Минерва повернулась к мирно спящим портретам бывших директоров и наткнулась на ярко синие глаза Дамблдора. Бывший директор с веселой, почти беззаботной улыбкой смотрел на неё из картины. Казалось, что вот сейчас он, как ни чём не бывало, выйдет из тяжёлой рамы своего портрета, сядет в кресло, предложит ей лимонную дольку… — Минерва, не вздумай плакать в этот прекрасный вечер! — с притворным недовольством воскликнул Дамблдор, увидев первые слезинки у её глаз. Женщина лишь тепло улыбнулась, даже не собираясь скрывать свои эмоции: — Ты единственный, Альбус, кто ещё поздравляет меня с этим событием. — Я единственный, потому что ты запретила всем остальным напоминать себе о дне, когда ты — цитирую: «На шаг ближе к смерти». Улыбка Минервы стала ещё шире, но слёзы ещё струились по нежным щекам. — Всё-то ты помнишь, мой милый друг! Так зачем же ежегодно напоминаешь, что я уже на год старше? — Тебе ли переживать из-за возраста, милая? Ты молодая, умная и, не перечь, красивая женщина. В твоих руках лучшая школа волшебства, которую ты собственноручно защитила и отстроила после войны. Тебе ещё жить и жить! А ты?! — Альбус! Лицо Минервы порозовело от смущения: она до сих пор не привыкла получать похвалу. Дамблдор же улыбался себе в бороду, сверкая глазами, словно у мальчишки: — Директор МакГонагалл, вы знаете, а вам идут цвета Гриффиндора! — сказал мужчина, намекая на румянец, — Намного лучше этих нелепых слёз, — добавил он немного тише. Словно смутившись, Минерва опустила голову, вытирая мокрые дорожки со своих щек. — Профессор Дамблдор, вы меня смущаете! — Даже не пытаюсь! Если ты краснеешь от самых примитивных, хоть и совершенно честных, комплиментов, то это твои проблемы. Если бы ты иногда выходила за пределы Хогвартса, то слышала бы их постоянно. Может и привыкла бы. — Кто будет делать комплименты старухе? — Минерва! Ни один ученик Хогвартса не назовёт тебя таким образом, не то, что нормальный мужчина! — Альбус, большинство мужчин я видела за школьной партой одиннадцатилетними сопляками! Они для меня как дети. — Волдеморт тоже был твоим учеником, но все предыдущие годы ты боялась называть его имя. Все пожиратели когда-то учились трансфигурации в твоём классе: Беллатрикс, Рудольфус Лестрейджи, Антонин Долохов, Яксли… Лицо женщины стало безучастным. — У меня был ученик — Том Реддл. Но после создания первого крестража он погиб. Лорд Волдеморт не мой ученик. Она сделала паузу и продолжила: — А вот все остальные действительно до сих пор для меня дети — неразумные, глупые, которые попали в беду. Смерть каждого из них — глубокая рана в сердце. Представляешь, каково мне было убивать их? Тишина. Липкая, неприятная… — Милая, ты не можешь всех тех, кого учила, считать детьми. Ты только посмотри на Северуса. Такое чувство, что он родился строгим учителем в чёрной мантии. Чего стоит мисс Грейнджер?! Она ещё на первом курсе интеллектом обходила многих взрослых! Минерва вздохнула и ответила: — И всё равно они дети. Им ещё надо жить, любить, не воевать. Брови женщины нахмурились, словно слова, которые она произнесла, напомнили ей что-то плохое. — Альбус, сейчас не время для отдыха. Ты же знаешь, что скоро опять будет нападение пожирателей. Хогвартс снова на пороге уничтожения! Мы даже не можем обратиться к властям или в аврорат: они только помешают, раскроют нас. Есть единственный шанс, если план Северуса и Гермионы сработает. А если нет? Лицо мужчины тоже стало серьёзным. — Я всё понимаю, Минерва. И очень надеюсь, что мисс Грейнджер и Северус всё просчитали. Я верю, что всё будет хорошо. МакГонагалл только кивнула. Хорошее настроение как ветром сдуло. Вернулась тревога и страх, сопровождающие её последние девять лет. — Я тоже хочу в это верить. Женщина отвернулась и подошла к окну. Перед ней раскинулся ночной Запретный лес, кишащий опасными зверями, хижина Хагрида, светящаяся в темноте, как маяк, озеро, скрывающее спящего кальмара… Не сразу она увидела двоих людей, бредущих к замку, не сразу поняла, что это Гермиона Грейнджер и Северус Снейп, которые пропали больше часа назад, даже не предупредив её, не сразу заметила, что кто-то из них двух ранен. Она ещё не полностью сообразила, что это значит, но слова уже сорвались с губ: — Альбус, немедленно предупреди Поппи: сейчас у неё будут гости. Женщина и не заметила, как на правах директора отдала приказ Дамблдору и несмотря на ситуацию могла иронично высказываться. Альбус, даже не обратив внимания на резкий приказной тон, уже исчез из полотна, находясь в пути к Больничному крылу, где царствует несменная мадам Помфри.Люциус
Как только Грейнджер приземлилась на землю после прыжка, Люциус закрыл окно. В тот же момент он услышал тихие шаги в коридоре. Мужчина остался невозмутимым. Он так и стоял, лицом к окну, словно не заметив присутствия ещё одного человека. — Отец? Что ты здесь делаешь? Люциус неспешно развернулся и увидел лицо своего сына. За последние годы Драко очень стал похож на него в молодости: длинные платиновые волосы, перевязанные чёрной лентой, красивые черты лица, глаза цвета стали, тонкие губы… Также, как когда-то Люциус, он был фанатиком идеи чистокровности, власти. Только вот старший Малфой был лишь жалким последователем Волдеморта, а вот Драко сам стал Тёмным Лордом. Кто бы подумал, что мальчик, у которого не было выбора, сам решит возродить зло, зло в своём лице. — Здравствуй, сын. Я захотел поговорить с тобой. — Почему здесь, а не в штабе? И почему открыта дверь? Драко недоверчиво смотрел на отца. — В блэковских подвалах слишком людно. А дверь я открыл, потому что услышал, как хлопнула дверь подъезда. Люциус говорил уверено, лениво растягивая слова. Только пуговица- порт-ключ обжигала тело сквозь одежду. — О чём ты хотел поговорить наедине? Драко Малфой успокоился и, удобно усевшись в кресло, приготовился слушать. — Я хочу отказаться от участия в захвате Хогвартса. Он проговорил это легко, непринуждённо, как будто это не было желанием сбежать с поля боя. — Ты в своём уме? Сейчас Люциус не узнавал своего сына: тихий шипящий голос, красные прожилки в глазах, вздутие вены на лбу и висках… Перед ним был Волдеморт, Тёмный Лорд, повелитель… Кто-угодно, только не его единственный сын. — Мне трудно перевоплощаться в оборотня, Драко. Каждый раз может быть последним. Но молодой человек лишь фыркнул: — Это и будет последний раз. Хогвартс падёт к мои ногам. — Драко, я устал. Ты справишься и без моей помощи. — Нет и точка! Ты должен показать пример, а не убегать! Драко был зол. Его руки были сжаты в кулаки, а лицо пошло некрасивыми пятнами. Люциус другого и не ожидал. Он предугадал и реакцию, и ответ. — Отец, именно ты проведёшь армию на школу, именно ты прокусишь глотку первому защитнику замка, именно ты прославишь меня и моё имя… Вот такие разговоры сына его пугали. Этого не мог говорить его любимый сын, ребёнок, ради которого он готов был пойти против Волдеморта… Если бы не страх за Драко, Люциус никогда бы не стал союзником грязнокровки Грейнджер или старой кошки МакГонагалл. Но желание спасти сына наступило на горло, заставляя искать спасения у тех, кто раньше был врагом. — Хорошо, Драко, я понял. Люциус склонил голову в знак поражения. — Так бы и сразу. Мне пора. Парень встал с кресла, отряхнул мантию от невидимых пылинок. Даже не посмотрев на отца, он вытянул из кармана золотую монетку и прошептал: — Чистая кровь. Секунда — и Драко беззвучно исчез с помощью порт-ключа. Люциус ещё мгновение просто стоял, а потом медленно пошёл в ванную. В этой маггловской квартире всё было старое, страшное, побитое. И только старинное зеркало в ванной комнате было красивым и целым. Малфой подошёл к зеркалу и посмотрел на своё отражение. Сутулый, седеющий, усталый мужчина. Серые глаза тусклые, щетина двухдневная, под глазами тёмные круги. В свои сорок семь — он выглядел на все шестьдесят лет. Ничего не осталось от бывшего аристократа, одевающегося по моде, жившего в лучших апартаментах магической Британии. Только старый унылый человек, желающий покоя. Мужчина отошёл от зеркала. Нужно было возвращаться в штаб, но не хотелось. До боли в суставах и костях не хотелось видеть грязные рожи тех, кто поклоняется его сыну, тех, кто с нетерпением ждёт атаки на Хогвартс. Люциус прошёл по коридору и вышел из квартиры. Лёгким движением палочки закрыл двери. Улица встретила его ледяным ветром и ярким светом луны. Аппарируя в блэковские подвалы, Малфой подумал, что визит в Хогвартс можно нанести уже завтра ночью.