Я подниму тебя с колен

Плавная дорожка шагов, резкий разворот, прыжок. И падение. — Чёрт… — прошипел Никифоров, потирая ушибленное колено. Тупая боль разлилась по телу, но тут же стала медленно угасать. Пустяки. Он искоса глянул на тёмный силуэт, что стоял всё это время за бортиком и наблюдал за ним. — Виктор, что с тобой происходит в последнее время? — кричал раздражённый Фельцман. Волосы, едва тронутые серебряной дымкой, привычно торчали в разные стороны, шляпа не скрывала блестящую лысину и валялась где-то на трибунах. Активная жестикуляция и побагровевшее лицо говорили об одном — Яков был в бешенстве. — Тренировки ты пропускаешь, а если придёшь, так без падений никак не можешь. Соберись! Сколько можно расслабляться?! Упавший молча поднялся и, хрипло кашлянув в кулак, стал подъезжать к бортику с маленькой надеждой в душе о том, что пока он будет медленно скользить до своего дорогого тренера, тот успеет выпустить пар. Все эти крики были не со зла и даже не из-за раздражения, они напоминали зажжённую спичку в ветреную погоду — вспыхнут и тут же затухнут. Эта черта фигуристу даже иногда нравилась. Лучше мгновенная ярость и быстрая забывчивость, чем тихо тлеющее раздражение, которое постепенно всё больше выедает душу благодаря злопамятству. Монотонный звук трения лезвий об лёд приятным шероховатым звучанием ласкал слух. — «Сколько я тут уже нахожусь? Часов пять — точно». Сквозь маленькие окна, находящиеся под самой крышей, виднелись темнеющие осколки неба, плотно сокрытые пушистым одеялом туч. Обещали похолодание. Виктор невольно поёжился от представления того, как холод быстро примет в свои тиски, едва тот выйдет из Ледового Дворца. Никаких шуток, насмешек, улыбок. Равнодушный, усталый взгляд выжидающе уставился на старика. — Завтра к семи, — тихо напомнил Фельцман. Едва только фигурист надел чехлы и вышел с катка, уже собираясь держать путь в раздевалку, тёплая рука легла на плечо и крепко сжала.— Вить, я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Трудно сосредоточиться, но… Слова вряд ли помогут, нужно время. Хотя бы время. — Но на этом жизнь не заканчивается. Люди не бессмертны, и ты это знаешь, — Яков тяжело выдохнул, не зная, что ещё сказать. Он приободряющее похлопал юношу по спине и сдержанно улыбнулся. Как бы строгость не обостряла и без того покрытое морщинами лицо, его обладатель тоже имел душу. Невольно в голове Якова проходила параллель между этим молодым упрямцем с льдистыми глазами и самим собой в молодости, и Якову очень не хотелось, чтобы его воспитанник наступил на те же грабли, что и он. Мало кто знал, что творится в голове этой своенравной звезды. Виктор никому и никогда не раскрывал своих истинных чувств и мыслей. Даже на катке. Весёлая улыбка в последние месяцы была лишь маской, которую он надевал, чтобы спрятаться от назойливых журналистов и защититься от гнева своего тренера. Иногда эта броня давала трещины, и сквозь них протекали тонкие ручьи солёной влаги. Совсем недавно его отец погиб в автокатастрофе и унёс за собой желание выходить на лёд. Он дал сыну возможность ступить лезвием на ледяной покров Спортивного Клуба Чемпионов, и теперь горечь утраты удушающе сдавливала невидимыми тисками горло. Если человек теряет кого-то из близких, то он прекрасно чувствует, какого это. Если смерть внезапна — в душу, помимо скорби, закрадываются едва уловимый, липкий страх и мысли, что подобно соляной кислоте способны разъедать изнутри сознание. Кто-то справляется, а кто-то нет. Но иногда, если вглядеться и прислушаться, то в широко распахнутых глазах и голосе можно заметить едва уловимый шелест смирения и понимания того, что ничего на свете не может быть случайным, а смерть для жизни концом не является. На улице пусто, холодно, бросает в дрожь. Для Виктора эта погода — всего лишь отражение внутренних переживаний. От такого сравнения почему-то стало немного легче. Глубокий вдох морозного воздуха для трезвости мысли. Стоит отбросить прошлое и сосредоточиться на словах тренера. — Было бы это так легко, — усмешка уродливо исказила губы. Шаловливый ветер продолжал поднимать мягкими волнами пушистые пряди, что лезли в глаза, и фигурист с лёгким раздражением машинально их откидывал со лба, пытаясь разглядеть почву под ногами, чтобы не поскользнуться. Уйдя в размышления, он и не заметил, как шаг за шагом забрёл в старый полузаброшенный парк. Почти всегда безлюдное, но по-своему уютное и тихое место. Нити несказанных мыслей медленным течением уносили сюда тех, кто хотел немного отвлечься от шумного мегаполиса и остаться наедине с самим собой. Посмотрев в обе стороны бело-серой аллеи, молодой человек посильнее закутался в пальто и уселся на припорошённую снегом скамью. Тяжеловато выдохнул, искоса глянул на часы и задумался о чём-то своём. Тихий шорох шагов и хруст полусгнившей, промёрзшей листвы с еловыми иглами донеслись откуда-то со стороны, заставляя немного напрячься. Одиночество во всех смыслах бывает обманчиво. Будь-то одиночество в парке или одиночество в обществе. Виктор лениво приоткрыл глаза, выражая едва заметное любопытство к редкому вечернему посетителю этого места, и пару раз удивлённо моргнул, всё больше вглядываясь в приближающийся к скамейке высокий, полутёмный силуэт. Изначально показалось, будто идущих было двое. То ли это была иллюзия косого вечернего света фонарей, то ли снег слепил снежное марево, и на секунду из него соткалась фигура, которая тут же растворилась в тёплом свете, словно чего-то испугавшись. — С вами всё в порядке? — Виктор растерянно тряхнул головой и не сразу понял, что вопрос относился именно к нему. Взволнованное лицо нависло над ним, закрывая собою свет близстоящего фонаря. Исходящие от лампы лучи обрамляли голову неизвестного наподобие нимба и создавали тень, непослушные пряди почти закрывали глаза, а странный шарф, намотанный в несколько слоёв вокруг шеи и рта, не давал толком разобрать внешность говорившего. — Да, со мной всё нормально, а что? — Просто время близится к ночи, — как-то неуверенно и растянуто произнёс незнакомец. Голос глухой, но спокойный, и даже немного монотонный. Напоминает стук по пустому дереву. Попович как-то говорил, что ассоциации помогают отвлечься от ненужных мыслей. Задумаешься вот так о чём-то совсем неважном, и незаметно уйдёшь в размышления, которые в жизни смысла не имеют. Глупость, но помогает. Как сквозь толстое одеяло, до ушей Виктора донеслись обрывки слов удивительно беспокоящегося за него человека: «…сейчас здесь небезопасно. Вам следует уходить.» — Знаю, — Виктор сам удивился резкости своего ответа, и отвёл глаза в сторону. И вправду, зачем он забрёл в это глухое место? Ради одиночества вряд ли. Просто забрёл. Просто… А мужчина всё смотрел на него, как завороженный, точно изучал. Лёгкий холодок защекотал спину мурашками. Стало не по себе. — Ну, раз знаете, тогда до встречи, — спустя пару мгновений тишины неизвестный решил закруглить этот почти односторонний диалог, снисходительно улыбнулся и отправился своей дорогой. Вот так резко. Неужто фанат, который ради знакомства не придумал ничего более оригинального, чем напоминание о времени? Ироническая мысль тут же разлетелась вдребезги на скользкие криминальные подозрения. Виктор молча смотрел вслед отдаляющейся фигуре, которая, пройдя всего несколько метров, обернулась через плечо и махнула рукой. — Удачи в Финале Гран-При, — и постепенно скрылась в пасте сумрака. Парень почувствовал холодную скованность. Кажется, что слабый ноябрьский морозец усилился в разы. Посильнее запахнув полы тёплого осеннего пальто, фигурист откинулся на покрытую инеем скамью и задумался. — «До встречи? Наверняка он будет одним из многочисленных зрителей, которые придут поглазеть на мой провал. Или же он работает на моих соперников… Нет-нет-нет, это бред. Никифоров резко закашлялся, и эти спазмы отозвались противной резью в горле. Стоило уходить, пока совсем не стемнело и не закрылись последние аптеки. Круглосуточные он не любил, хоть простуда и не имела постоянного графика работы и могла схватить за глотку в любой момент. — Пора уже отходить от дрёмы и взять себя в руки, — чуть хрипловатым шёпот заставил поморщиться от неприятного першения. Нет, этого допускать никак нельзя. Виктор поднялся с ледяной скамьи и немного пошатывающейся походкой пошёл прочь, не оборачиваясь. Завтра его ждёт новый день и новые взлёты и падения. В прямом смысле. Отойдя на пару десятков метров, вдруг очень захотелось обернуться на то, освещённое рыжим, не греющим светом, место, где он сидел пару минут назад, но мужчина себя пересилил. — Ты прав, пора брать себя в руки, — произнёс седой старик, восседая на той же скамейке, и зорко следил за удаляющимся силуэтом. — Иначе тебя возьмёт в свои руки кто-то другой. Резкий порыв ветра, и тень исчезла в ворохе снежной пыли.