Мечта (брат) по соседству

Не помню его. Рассматриваю семейную фотографию в милой рамочке и понимаю: я никак не могу вспомнить Адриана Агреста, сына Эмили и Габриэля — друзей родителей еще со студенческих времён. Со вздохом возвращаю фотографию на полку. Неправильно истолковав мою очевидную тоску, мама мягко приподнимает мой подбородок и сетует на судьбу: — Не печалься, милая. Я понимаю, что наше решение усыновить Адриана может быть крайне неожиданным для тебя, но ведь у мальчика умерли родители. Они были нашими друзьями, замечательными людьми, и в итоге погибли вот так просто, глупо, недостойно… — Я услышала в материнском голосе злость и удивлённо вскинула ресницы. Она так редко позволяет себе плохо отзываться хоть о чем-то. — Мне очень грустно, я даже зла. Габриэль всегда был скучным человеком, я бы сказала, предельно серьезным и, быть может, суровым. Но Эмили смягчала его нрав и открывала ему каждый раз глаза — жизнь прекрасна, стоит лишь увидеть эту красоту, а не отворачиваться от нее. В моем сердце распустились розы — шипы укололи. Мама редко позволяет себе подобные откровения, а потому я застыла, удивлённо глотая каждое ее слово, внемля каждому звуку. — Наверняка Эмили уговорила его полетать на дельтапланах, и в итоге они разбились… Оставили сына одного, погибли такой глупой смертью! Мама чуть сильнее сжала мой подбородок, и я ойкнула. Она сместила руки на мои плечи и погладила их какими-то раздраженными, нервными движениями. — Прости. Ты не должна была меня видеть такой. Просто… меня трясет от злости. Я любила их и уважала бесконечно. А они… — Ничего страшного, мамочка. — Я порывисто притянула ее к себе и сжала ее маленькое тело в крепких объятиях. Несмотря на то, что я ее дочь, она гораздо меньше меня, и это иногда это смущает. Но не сейчас. Не сейчас, когда ей плохо, а я должна ее поддержать. Такие мелочи, как рост и телосложение, отходят на второй план. — Все нормально. Ты не должна быть вечно сильной и стойкой. Ты — человек. Ты чувствуешь. Не стыдись этого, не притворяйся веселой. Ты вовсе не обязана. Теплое дыхание касается моей шеи. — Спасибо тебе, Маринетт. Ты не представляешь, насколько я горжусь тобой. Ты выросла такой понимающей и доброй девочкой… — Ты меня вырастила. — Я нехотя отпускаю маму и серьезно смотрю в ее глаза. — Это твоя заслуга. У мамы нестабильная самооценка: она часто сомневается во всем, но не во мне. И я так счастлива, что она верит мне и в меня. Я бы хотела, чтобы и себя она любила не меньше. Мне казалось, разговор окончен, но не тут-то было: только я собралась в свою комнату, мама потянула меня за запястье и с виноватой улыбкой спросила: — Мы так с тобой и не обсудили толком этот вопрос. Том выехал уже более часа назад, скоро он вернётся с твоим сводным братом. Так ты относишься к тому, что предстоит пожить года три с малознакомым человеком? Я задумалссь. Что я думаю на этот счёт? По большому счету мне все равно. Я же не обязана возиться с ним. Он уже взрослый мальчик, сам может о себе позаботиться. Меня никто не обременяет заботой о нем, и до тех пор его присутствие меня никак не смущает. Никогда не хотела иметь брата или сестру, но это не беда. У парня умерли родители. Не удивлюсь, если он впал в депрессию или апатию. Думаю, ему не до меня. Опираясь ногой о стенку, честно отвечаю: — Мне плевать, мам. — Да брось. Тебе не всё равно, — она фыркает и кивает на фото. — Я видела, как ты рассматривала это фото. Видела выражение твоего лица. Тебя волнует это. Никто не остался бы равнодушным, если бы к нему внезапно подсели незнакомца. — Ты будто бы ждёшь от меня какой-то бурной реакции. — Я едва сдержалась от неприличного жеста — закатить глаза. Я испытываю эмоции как и все люди, но не люблю и не умею их выражать. Уже семнадцатый год моей жизни мама бьётся над тем, чтобы я чаще улыбалась, удивлялась, возмущалась и даже страдала. — Мне просто грустно, что я не помню Адриана. Ты утверждаешь, что мы играли с ним в детстве, но у меня не сохранилось ни одного воспоминания. Неужели они были настолько незначительны? — Полюби его, — просит она неожиданно, выбивая из колеи. — Ты же знаешь, я не смогу. И не должна, кстати. — Попробуй, пожалуйста. Я накрою на стол. — Я постараюсь его полюбить, — говорю едва слышно, когда Сабин скрывается в кухне. Не хочу лгать и обнадеживать ее, но хочу, чтобы она была счастлива. И если я могу хоть немного помочь ей в этом, то почему бы и нет? В унылых, растроенных чувствах плетусь в свою комнату. Всё-таки минусы в новом жильце есть. Душ — одна из немногих приятных мелочей жизни, что я так люблю. Я встаю каждое утро пораньше, чтобы помыть жирную голову и просто сполоснуться. Обожаю воду. Она будто бы снимает весь негатив, что накопился за день. Надеюсь, Адриан не разделяет мои чувства к душу. Надеюсь, он не будет подолгу застревать в ванне. Хотя не должен по идее, парень же. Чего ради ему намываться? Веду рукой по деревянным, лакированным перилам. Половицы скрипят под моим весом. Иду неспешно; меня не отпускают мысли — скоро по этим ступеням со второго этажа спускаться буду не только я. Неужели я ошиблась? Появление Адриана взбудоражило меня значительно больше, чем мне бы того хотелось? Наконец, я достигла комнаты, закрыла дверь на ключ и села за стол с твердым намерением доработать вчерашний эскиз. Беру графический планшет и начинаю работу. Не могу сосредоточиться. Вскоре, скрипя зубами, плюхаюсь на пуфик и закутываюсь в клетчатое покрывало. Не хорошее, ой не хорошее предчувствие гложет мою душу. Недавний разговор с матерью и мысли в ходе него взбередили мои воспоминания. Когда я была маленькой, то вела себя иначе, чем мои сверстницы. Я меньше смеялась, кричала и истерила. Спокойствие и невозмутимость — вот что отражало мое лицо. Будучи новорожденной, я заплакала лишь когда меня похлопали по попе. На мой взгляд это довольно символично. Родители предпологали, что я — алекситимик. Они боялись этого невообразимо, ведь это заболевание встречается у 85% страдающих аутизмом. Чтобы не говорили люди, но никто — слышите меня? — никто не хотел бы больного ребенка. И не факт, что любил бы. Быть родителем в принципе — это героизм. К сожалению, материнство в наше время обесцененено и не рассматривается, как подвиг. «Яжемать, нагуляла, истеричка» — такие и более неприятные оскорбления ссыпятся градом в сторону молодых, особенно незамужних мамочек. Это все грустно, но меня не касается. Заводить детей и строить семью я не собираюсь. Просто я не вижу в этом необходимости. В итоге выяснилось, что я абсолютно здорова. Я просто… безэмоциональна. Это часть моего характера. Меланхолик, интроверт, Маринетт — это я. И я буду оставаться собой вопреки желанию сверстников вывести меня на конфликт, на эмоции. Откидываю голову и не замечаю, как погружаюсь в беспокойную дремоту.

***

Просыпаюсь от шума в прихожей. Какая-то возня, приглушённые голоса. Разлепляю глаза и смотрю в окно — уже стемнело. Похоже, папа и Адриан задержались, раз приехали так поздно. Подавляю зевоту и, наспех пригладив растрепавшиеся ото сна волосы, спешу поприветствовать отца и гостя. Пока бегу по лестнице, ловлю себя на мысли — пора в коридоре лампочки сменить, свет они излучают такой раздражающе-тусклый. Я думаю о бытовых мелочах, а такое происходит, когда человек хочет отвлечься от проблем. Как же мне действует на нервы Адриан, мое волнение о нем. Пора встретиться с ним лицом к лицу. Хватит оттягивать этот момент, хватит придумывать страхи и тревоги. Замираю на последней ступеньке, потому что. Адрианом оказался высокий блондин с творческим беспорядком на голове. Изящный профиль, идеальная осанка, утонченные черты лица. А когда он повернул лицо, я увидела глаза — увидела и обомлела. Не было его тонких губ, гневно раздувающихся ноздрей и высокого лба. Были лишь глаза, все остальное лицо расплылось, отошло на пятьдесят третий план. Про такие глаза говорят — дьявольски красивые. И не врут. Они невероятно зелёные. Ужасно пленительные и заставляющие вздрагивать от яда, который плескается на их дне. Злые искорки почему-то веселят меня, и я с преувеличенным интересом представляюсь: — Здравствуй, Адриан! Я рада, что мы, наконец, встретились. Как ты? Как у тебя дела? Он морщится на поток вопросов. И правда, оно звучит глупо. Как еще могут быть дела у человека, который недавно потерял родителей? Но вины я не чувствую, отнюдь. Это та реакция, которую я хотела получить. — Отвали, — он проходит мимо, демонстративно задевая меня плечом. — Недалеко по умственному развитию ушла от родителей. Такая же отсталая. Похоже, он успел повздорить с мамой и папой. Смотрю ему в спину: он безошибочно определяет местоположение комнаты, специально отремонтированной для него, а я криво ухмыляюсь. Вот так значит, да? — Давно вы приехали? — Да вот… совсем недавно. — И что же успело случиться за этот срок, раз мой новый братик выглядит таким обиженным? — Маринетт, имей совесть. Не называй его так. — На секунду, мама. Он назвал нас умственно отсталыми. Я должна быть вежливой с тем, кто позволяет себе говорить с людьми в таком тоне? Он небрежно бросил рюкзак на самом пороге и, взъерошив волосы, шумно выдохнул. — Моя комната там? — равнодушно уточнил он. Его голос был полон скуки, а мама, похоже, растерялась от его холода. Она эмоциональная, и не привыкла, чтобы с ней общались так непонятно для неё, без интонации, без каких-либо чувств в своей речи. Маму это буквально сразило наповал. Она не находила сил сказать слово. Она не могла собраться. Тогда я поспешила на выручку. — Да, — немного грубо ответила я, ибо этот кретин посмел задеть мою маму. Я никогда не видела её настолько растерянной. Он молча отправился в свою комнату. Я перевела взгляд на маму. Ей стало легче. На лице появилась неуверенная улыбка, и она по привычке развела руки в сторону и позвала всех ужинать. Приятный процесс поедания маминых кексов испортил этот тип. Как можно так невежливо и неблагодарно вести себя в новой семье, которые тебя приютили? «Эгоист», — звучало в уголке моего мозга. Как же мне хочется преподать ему хороший урок. Я решила, что к концу дня непременно ему отомщу. Не на ту напал, братик! Я вежливо поблагодарила маму за пищу и буквально рванула на второй этаж, как вдруг меня за руку перехватил папа. Он грозно посмотрел в мои глаза. От его пронзительного взгляда мурашки бегали по коже. — Маринетт, — смягчил голос папа. — Пожалуйста, оставь его в покое, хотя бы на некоторое время. Я всегда была послушной девочкой, потому что не хотела расстраивать родителей. Но сейчас я едва подавляю желание врезать этому уроду. А самое ужасное, что они винят не его, а себя. Якобы они такие плохие родители, неправильно воспитывают. Я сглотнула слюну. — Хорошо, пап, — уверенно ответила я. Простите, мама с папой, что приходится вас обманывать! А всё из-за кого? Из-за него! Моя месть будет холодна как лёд, не сомневайтесь. Отец натянул улыбку. Я поняла, с каким трудом ему это далось. Поэтому мысленно поблагодарила его за то, что пытается подбодрить меня. Я побежала на второй этаж, и от спешки споткнулась о собственную ногу. Я зажмурила глаза, готовясь почувствовать больное соприкосновение с лестницей, но этого не случилось. Вместо этого я обнаружила на своей спине тёплые широкие ладони. Я открыла глаза, и увидела лицо моего «спасителя». Его взгляд был так же снисходителен, но во взгляде что-то изменилось. Его взгляд смягчился. Но это произошло всего на жалкий миг, что я уверяла себя в том, что мне показалось. Я с горечью осознала, что его не изменить. Но, может, шанс всё же есть. Смешно. Шанс есть, но точно не в этой вселенной. — Чего застыла? — с насмешкой в голосе спросил он, вопросительно подняв бровь. «Залюбовалась тобой, голубчик», — бабушкиным голосом пронеслось у меня в голове. Но я не решилась озвучить свои мысли, посчитав их бессмысленными. Он поставил меня на место и направился на первый этаж. Подхватив рюкзак на плечо, он вышел из дома, конечно, проигнорировав вопрос папы: «Куда ты?» А я тем временем зашла в комнату и открыла свой ноутбук. «Как отомстить брату, который обидел твоих родителей?» Ага! Подходит. Держись, братик. У тебя будет жаркая ночь.