Gnawed Noble

      - Я вообще, знаешь ли, ни хрена не люблю о себе рассказывать. Это вот Маркус любит, особенно хвастаться, сколько девок у него в жизни было. У меня, может, еще и побольше было, да только какого амарантайнского мужика этим удивишь? Так нет же, хвалится до сих пор, и будет хвалиться, пока его какая-нибудь из девок с другой не застукает. Это я к чему… я и о себе тоже рассказывать не люблю. Хвастаться мне особо нечем – кроме того, что ты и так знаешь – а если я все начну, как на духу, рассказывать, так это ты подумаешь, что я на жалость давлю. Или не поверишь. Хрен тебя знает. В общем, ты спросил – ладно, слушай. Только ты сразу учти, что рассказчик из меня дерьмовый. Я вот книжку Тетраса читал – вот там дело, там все красиво разложено. А я сейчас буду все валять, как получится. А с первого раза точно никак не получится. Ну, слушай.       Я в Амарантайне жил, сколько себя помню. Родился за городом, там у моих родителей дом был… ну как дом, разваливающаяся хибара, которую у нас не отнимали, пока отец жив был. Он на полях трудился, пшеницу выращивал и всякое такое. Но самые лучшие земли – это я уж потом узнал – у лорда какого-то были, а наш клочок был на участке, где один эльфийский корень без труда растет. Тем, что там уродится, хрен прокормишься, а лишних денег у нас отродясь не было. Вот, вот, я так и знал, что ты сейчас такое лицо сделаешь, как будто я у тебя денег взаймы прошу. Нет? Говоришь, у вас в баннорне тоже урожаи паршивые? А, ну тогда ладно. Оно и понятно: какая там пшеница у самого берега вырастет. Вот и у нас так же. В общем, жили мы бедно… но честно. Толку с этого, конечно, ни хрена не было, но зато отец этим хвастался. Больше нечем было.       Вот, значит. А потом холера началась. Народу много померло, и моих стариков тоже смерть забрала. Жутко было: похолодели оба, синюшные стали, худые, лежат… страшно было. И хуже всего, что у нас почти все в округе так полегли. Куча детей сиротами остались. Пошли мы, значится, в Церковь – а нам тамошние старухи говорят: «У нас лишних денег нет, чтобы столько ртов кормить!» Малышню – ну, там, кому было года три-четыре или меньше – они забрали, согласились взять к себе, а старших прогнали. Меня вот, например. Мне аж… сколько? Наверное, лет семь было или восемь. В общем, не взяли меня никуда. Пришлось, как все, сначала милостыню просить. Но это дело гиблое. Девчонкам всегда больше подают. Они косичку заплетут, луком глаза натрут, мордочку жалобную сделают – и все! Сразу на весь день жратвы насоберут. А мы, пацаны, все одинаковые были, немытые, нечесаные, и глазки строить не умели. Поэтому жратвы всегда мало было. Мне-то ладно, я и раньше не особо жировал, а вот некоторым пацанам тяжко приходилось. Они-то прежде посытнее жили.       Но однажды, помню, я неплохо так поживился. На Сатиналью, кажись, это было. Дали мне хлеба вдоволь и даже пару пирожков с мясом. Свежих! Это знаешь какая редкость была в те времена! В общем, я, как водится, часть сразу съел, а часть на потом приберег, на утро. Забрался в свой угол – я тогда ночевал в одном заброшенном доме в закоулках, ну, ты не знаешь, где это, ты ж в Амарантайне небось не был никогда, тем более в таких местах. Ну да ладно. В общем, я там устроился, жратву припрятал и спать лег – когда спишь, меньше жрать хочется, да и время убиваешь отлично. Но спать приучаешься чутко: вдруг кто заберется в твой угол, сопрет все, а то и нож под ребро воткнет. В общем, слышу я сквозь сон звук какой-то. Приоткрыл глаза – а это крыса подобралась. Жирная, знаешь, здоровая такая крыса. Они у нас крупные, почти с кошек размером. Подкралась, значит, учуяла, что пирог с мясом, и решила сожрать его. Я ее шугануть хотел – а она пискнула чего-то да на меня. Борзая крыса попалась: раньше я их спугивал всегда, а эта на меня полезла, тварь такая. А я с собой ножик таскал – единственное, что из дома взял. Ножик для всякой цели пригодится: и отрезать чего, и зарубку сделать, и кому-то пригрозить – так, для виду, по-настоящему я бы никого пырнуть не смог. А тут… жадность такая проснулась, что ли, и обида: чего это на мою жратву, тяжким трудом выпрошенную, будут всякие крысы лезть? В общем, полез я на нее с ножом, она меня куснуть пыталась, я увернулся и ножом ее пырнул. Потом еще раз. Она на бок свалилась, лапами задрыгала, кровища течет… а я еще ей как-то живот распорол, кишки видны стали… В общем, как-то не до еды стало, меня потом тошнило с час. Страшно было. Я ж до того не убивал – ни кошек, ни воробьев там всяких. Отец приучил, что, дескать, каждая живая скотина для чего-то нужна, даже змеи – они мышей едят. Вот я и старался не трогать никого. А тут… Но потом, как опомнился, уже осмелел. Теперь, если крысы рядом показывались, я их ножом пырял. Другие, как узнали про это, шутить стали – дескать, смотри, какой мелкий пацан, а уже ножом машет. Вот как-то лазал я по трущобам, продирался через пыльный склад какой-то, крыс настрогал немерено… вдруг смотрю – а я на чью-то территорию вылез. Сидят там два мужика. Один сразу за шкирку меня берет и спрашивает: «Ну и какого хрена ты сюда залез, мелкий кусок дерьма?» Я и ответил, как на духу: дескать, пробрался через склад, вон, можете посмотреть. Второй тогда в дыру пролез и поржал: дескать, и правда, всех крыс пацан перерезал, кошкам теперь жрать нечего будет. Первый на меня посмотрел и спрашивает: ты, мол, крыс поубивал? Я говорю, что да. Он посмотрел на меня, подумал, потом спросил, как меня звать. Потом пожрать предложил с ними. Я на всякий случай понюхал, что предложили – не тухлое ли, не отравленное ли. Они опять посмеялись, а первый – ну, главный он у них был, я это сразу понял – так вот, он сказал, что от меня, может, какой толк и будет. И предложил мне помогать им по мелочи – ну там, послания передавать, узнавать всякое и прочую ерунду. Ну а я, что, дурак отказываться? Согласился сразу.       Ага, правильно, это были Дженни. Главного звали Блаин. Он иногда собирал других, они ему деньги носили, а он им наводки подкидывал. Умный мужик был – правда, расчетливый: своим еще как-то поможет, а на чужих ему плевать было. Хотя Дженни вроде как для народа стараются: по крайней мере, народ так считает. Мы им так говорим. На деле, конечно, Дженни с этого выгоды больше. Положил ты, скажем, красный платок с записочкой в одном месте – а главному за это что-нибудь обломится. А тому, кто это сделал… ну это, как там его? Ага, вспомнил! Моральное удовлетворение. В общем, как все делается: кто-нибудь – кто-то из слуг или такие вот пацаны на побегушках типа меня – делает что-нибудь мелкое. Например, принесет шкатулку, или мешочек, или платок с запиской в конкретное место и оставит там. Плевое дело, да? А на самом деле такая вот штука, да еще такая вот штука, да еще пять таких – и в итоге получается серьезное дело, на котором главный очень нехило заработает. Знатнюки не просто так Дженни не любят: они не только шороху наводят, но и сколько-то деньжат прикарманивают. Ну, да ты про это и так знаешь.       Так вот, сначала я по мелочи им помогал – ерунду всякую туда-сюда отнести, разговор подслушать, проследить за кем надо. За это меня кормили, а кой-когда и монетку давали. Потом Блаин приметил, что у меня руки будто под нож заточены, и решил меня обучить паре трюков. В основном на случай самообороны – хотя я по большей части этими ножами кошельки срезал. Подворовывал по молодости, тогда мне казалось, что денег слишком мало, больше хотелось… жадный был, глупый. Хотя воровал только у богачей, я ж не зверь. Потом, значится, Хьюберт, еще один Дженни, научил меня читать и писать – чтобы я сам кое-какие записки валять мог. Он сам не ожидал, что меня от книжек будет не оторвать, даже ругался. «Что проку от твоих книжек, - говорил он, - ими сыт не будешь». Но я все равно это дело любил, да и сейчас люблю. Ну и в карты меня как-то научили играть – а потом сами себя за это проклинали. Руки-то сразу сообразили, как с картами работать надо. Ну и пьяных Дженни обыграть – дело нехитрое, тем более что они и стрезву не очень-то, как его, стратегически мыслят. В общем, Блаин на все это смотрел, на ус мотал и как-то сказал, что я и сам могу голосом Амарантайна стать – ну, в смысле, главным Дженни. А Делвин – был у нас еще такой, все на место Блаина метил – видать, мне завидовал. Что у меня руки ловкие, в картах талант – и, главное, что Блаин во мне души не чает. Ну, в своей манере, конечно. Так вот, Делвин один раз попытался в обход меня всю добычу поделить, по ложному следу меня направил – но я вовремя смекнул, в чем дело, вернулся и приструнил его как следует. И он тогда, видать, затаил обиду.       А время тогда, знаешь, было тяжелое, не то что сейчас. Сначала эрл прежний такими поборами всех обложил, что даже богачам туго пришлось, не то что простым людям. Я тогда предложил другим Дженни забесплатно помогать другим, но Блаин отказался, не его это метод. И тогда я сделал ошибку. Я от них отходить начал – вроде как по делам иногда помогаю, появляюсь на сходках, но все больше сам по себе. И вот в этом я дурак. Слишком всем в глаза бросилось то, что я ухожу, и Блаин небось обиделся, что я его не поддержал, и Делвин ему в уши надул… в общем, мне бы потерпеть с этим делом, поболтаться с ними еще годик-другой, и тогда уже начинать валить. А я, дурак, чуть не сразу начал в сторону сворачивать. Ходил в «Корону и льва» – ну, в Амарантайне гостиница такая есть, для приезжих – и в карты играл с любым, кто ко мне сядет. На жизнь хватало, на девок, на всячину разную… хватало местных ребят покормить, если милостыни за день не допросятся. Я-то знаю, каково им приходится, на своей шкуре испытал… А потом еще Мор начался. Нам повезло, до Амарантайна твари не успели добраться, так что нас им просто пугали. А потом эрла нашего убили, потом долго какие-то вопросы решались, и вот Командор стал эрлингом править. Так сразу дела на лад пошли! Контрабандистов враз в округе переловили, Торговой гильдии помогли – они, конечно, богачи, но часто хорошие дела делают – да и налоги снизились. Народ сразу обрадовался, дескать, хорошо-то как при Серых Стражах жить! Болтали, правда, что Командор – малефикар, но это глупости все. Я знаю, как малефикары выглядят. Была у нас одна девчонка, пряталась в трущобах. Я к ней только подошел, слово сказал – а она по руке себя пырнула, и в нее демон вселился. Ей всю кожу растянуло и порвало, какое-то чудище передо мной стояло… Я тогда чуть не обделался со страху, даже не успел увернуться, когда эта тварь меня ножом полоснула – вишь, даже шрам остался. Но я от боли сразу опомнился, в грудь ее кинжалом ударил, потом еще шею проткнул. Коснулся случайно ее – мне руку как огнем обожгло, такая горячая кожа у нее была. Хорошо хоть сдохла сразу… Что-то я отвлекся. В общем, я порадовался, что у нас теперь новый эрл, жить как-то должно было быть легче теперь. Но некогда было радоваться.       Откуда ни возьмись порождения тьмы появились в городе. Напали внезапно, никто даже опомниться не успел. Помню, сплю я, значит, в гостинице – я, как деньжат накопил, стал там комнату снимать, чтобы далеко не ходить. Так вот, сплю – и слышу вдруг какие-то дикие звуки. Как будто свиней целое стадо пригнали – и еще разных тварей. И хрюканье, и рев, и писк… в общем, я сразу понял, что хорошо только то, что у меня дверь заперта, и твари не догадались ее выломать. Пока не догадались. На моем месте любой нормальный человек что сделал бы? Дверь забаррикадировал и ждал бы, пока твари не уйдут – или, если вдруг взломают дверь, отбиться от них. Но я ж ненормальный… оделся, еще поддоспешник и наручи сверху напялил, взял оба кинжала – мало ли, вдруг двумя руками отбиваться пришлось бы – и открыл дверь. Твари откуда-то из глубины шли гурьбой. Они меня заметили, но я мимо них сиганул, через перила на первый этаж спрыгнул и в толпу порождений тьмы врезался. Оба кинжала сразу в кого-то воткнул, выдрал, опять воткнул… Они, по-моему, обалдели. Но в себя пришли быстро, зарычали и на меня побежали всей толпой. Я прикончил несколько штук – не видел даже, сколько: не уверен, что левой рукой хорошо удары наносил, я ею хуже владею. В общем, пробил себе дорогу к двери – хорошо хоть она была открыта. Смотрю – а на улице бой идет еще хлеще: стражники с порождениями тьмы бьются. Там всего две живых твари оставалось, зато таких жутких… Как здоровенные такие гусеницы, только на длинных ногах, словно паучьих, и с острыми зубами – лицо выжрать могут. В общем, я струхнул к ним соваться, но тут другой отряд подтянулся – маги, лучники, бойцы разные, и явно не из городской стражи. Тварей добили, стража на меня обернулась: дескать, ты что тут забыл? Я и говорю: твари, мол, лезут из гостиницы, наверное, через ход старый. Отряд этот почти весь туда направился, кроме одного гнома – он остался страже помогать. Ну а я чем хуже? Порождения тьмы-то продолжали лезть оттуда, а бойцов мало, город защищать, считай, некому… В общем, остался я с ними – и дальше с порождениями тьмы сражался. Конечно, опыта у меня маловато, не чета страже или тому гному, и тварей я убил куда меньше – но все-таки прилично генлоков положил, и даже одну эту тварь, которая как гусеница, но не гусеница. Хотя лапами она размахивала, но я увернулся, лягнул ее в ногу и весь бок ей распорол. Хорошо хоть догадался отскочить, пока меня этой черной кровью не забрызгало… ага, понял. Извини уж. В общем, я уже выдыхаться начал, но твари как-то вдруг и сами почти закончились. Вернулся кто-то из того отряда и позвал гнома с собой – дескать, куда-то им в другое место надо было. Гном стражу похвалил, на меня глянул тоже эдак одобрительно, и ушел. Стражники меня потом тоже благодарили, я аж опешил. Ты представь: плута и картежника с уважением благодарят, как будто я подвиг какой совершил. Это меня-то!.. Но вообще приятно было, что я что-то полезное сделал. С тварями-то, как выяснилось, в Амарантайне сражались только стражники – ну и Серые Стражи, когда подошли. Но все равно мало бойцов. А тут я нарисовался… Вовремя подвернулся им, в общем. Кто-то пошутил даже, что, дескать, мне и в Серые Стражи податься можно. Я тогда отмахнулся, ушел и две бутылки эля выглушил. Одну для успокоения, вторую – за победу, сам понимаешь. Какой-то окрыленный был после этого, что ли. Где-то с месяц жил на подъеме. И порождений тьмы мы победили, и город хоть и пострадал, но обещали отстроить его как следует… в общем, отлично все шло.       Ага, правильно, не настолько отлично. Дженни после этого опять высунулись. Знатнюки тогда стали чаще в город приезжать – денег вложить в восстановление города, как эрл приказал. Ну и наши под это дело начали их потрошить. Блаин про меня вспомнил, обещал дать простенькое заданьице. И вот совсем скоро я получаю мешочек какой-то и записку – отнеси, дескать, в такой-то дом и передай спасибо от Дженни. Как обычно, в общем. Я туда сходил, окно приоткрыл, мешочек на подоконнике оставил и собрался валить. Вдруг смотрю – из переулка стражники выходят, и из окна тоже высовывается какой-то тип и за волосы меня хватает. Засада, понимаешь? И этот тип мне говорит: «Вот ты и попался, ублюдок. Прикроем мы вашу лавочку». Я вырваться пытаюсь, спрашиваю, чего им вообще от меня надо – а этот тип мешочек открывает и мне показывает. А там какое-то кольцо с печаткой лежит – герб я не узнал, само собой. И записка моя приложена про спасибо от Дженни. В общем, говорят стражники, будешь гнить в тюрьме теперь до конца дней своих, преступник. Я спорю, вырваться пытаюсь, говорю, что я вообще тут ни при чем… да куда там. Стражу явно на мой след навели, они ждали, когда я появлюсь, да еще и со всеми уликами. Что я им докажу? Когда я сопротивляться начал, этот тип мне со всего размаху как врежет по морде – два зуба за правой щекой выбил. Другие для порядка тоже пару раз ударили, скрутили и потащили меня в тюрьму. А там меня, вишь, допрашивать начали. Чтоб я сдал тех Дженни, кто «подо мной»: стража думала, что я главный. А мне как их сдать? Во-первых, я сам не знал, кто меня подставил – Делвин или все-таки Блаин, старый пройдоха. Во-вторых, они оба скрывались хорошо. А других, помельче рангом, и трогать незачем. Поэтому я ничего им не сказал, пытался только доказать, что я посылку принес, и все… Страже не понравилось. Опять избили. На другой день тот тип пришел, который меня поймал. Это сам капитан оказался. Он меня допрашивал еще суровей, пытками угрожал – хорошо хоть до них дело не дошло. Правда, этот гад мне еще один зуб выбил, да и вообще отделал так, что я встать не мог. Кольцо то, оказывается, не просто какому-то знатнюку принадлежало – оно очень ценное было, и искали его давно. А тут я нарисовался… В общем, влип я тогда серьезно. Не сидел никогда в городской тюрьме? В самой простой камере, где из всех удобств только холодный пол и дырка в углу? Так вот, это очень хреново. Особенно если тебе при этом даже лежать больно, потому что весь в синяках, ушибах, да еще плечо вывихнуто… В общем, не советую. Я тогда на смертную казнь был готов согласиться, лишь бы это все дерьмо наконец закончилось. Но меня мариновали – ждали, когда я сдамся и все расскажу. Я бы и сдался, может, да только времени не хватило.       Так вот, лежу я как-то, значит, у себя в камере, как вдруг открывается дверь, и кто-то заходит. Глаза поднимаю, смотрю – гном. Как будто я его видел где-то. Гном подходит ко мне, берет за волосы – больше не за что было ухватиться – и говорит: «Кажись, когда я в прошлый раз тебя видел, ты как-то пободрее выглядел». Я сначала его обматерить хотел, потом присмотрелся – а это тот самый гном, который тогда порождений тьмы вместе с нами убивал. Он меня усадил кое-как и начал вопросы разные мне задавать. Спросил, правда ли, что я чье-то сокровище спер. Я говорю, что неправда, подставили меня. Он спросил, правда ли я преступник. Я сначала отнекиваться думал, потом махнул рукой: ну преступник же. Дженни – они ж совсем не преподобные. А потом гном спросил, кто меня заставил с порождениями тьмы сражаться. Я говорю: никто, сам вышел и начал драться, потому что дурь в голову ударила. Он покивал и вдруг спрашивает: «А хошь, я тебя из тюрьмы выпущу и к нашему Командору отведу? Ты у Серых Стражей на хорошем счету». Я аж дар речи потерял, киваю только. На что угодно согласился бы, лишь бы вырваться отсюда. Тогда пошли, говорит, ты свободен. Отвел меня к капитану стражи, тот поупирался, но с Серым Стражем отпустить согласился. Ага, вижу, догадался, кто тем гномом был. Да тут дело нехитрое. Кто ж у нас еще из гномов-мужиков-то есть?       В общем, привел меня Огрен сюда, в Башню Бдения. Я устал тогда страшно – и пешком ходить отвык, и от свежего воздуха, и видок все еще был, как будто меня во всем дерьме мира изваляли – но гном меня решил не сразу к Командору отвести, а сперва накормить как следует и подлечить. Тогда я с Адайей познакомился: она мне плечо вправила и в порядок привела чуток. А на другой день я увидел Командора – и вспомнил, что он тогда Серыми Стражами в Амарантайне и командовал. Хотя он меня не помнил. Огрен ему, значит, расписал меня красиво – дескать, ловкий парень, дерется хорошо, в тюрьму, наверное, по ошибке попал. Командор посмотрел на меня с сомнением, спросил Огрена, выдержу ли я испытание. Я на радостях ляпаю, что все что угодно выдержу, ничего уже не боюсь. В общем, позвали тогда против меня как раз Сигрун, чтобы я с ней сразился. Она ловкая, сволочь, а у меня все мышцы ослабли за время, пока я в тюрьме сидел – но все равно я долго держался против нее. Командор покивал, сказал, что я в Стражи сгожусь, и сразу велел Посвящение провести. Ну, дальше все как у всех было: выпил, упал, увидел порождений тьмы во сне, проснулся. Но меня тогда даже это не испугало. Все было лучше, чем в тюрьму вернуться на допросы. К тому же тут мне никто никаких вопросов не задавал – даже Адайя, я ей сам кое-что потом рассказал. Все молчат, у всех свои тайны. И ты тоже молчи, ага? А то все это дерьмо и пересказывать напряжно, да и не нужно оно никому. Но… вот он я. Тебе надо – я рассказал. Чего скуксился-то сразу весь? Неужели жалеть меня собрался? Не вздумай. Я всегда как считал: чем жалиться и сопли на кулак наматывать, ты лучше сделай что-нибудь полезное. И человеку приятно, и тебе, и всем польза будет. А это все… хрень собачья, наверное. Хотя все равно спасибо, что выслушал. Может… может, оно тоже полезно было в каком-то роде. Тут подумать надо. А пока что давай-ка вернемся к остальным, а то знаю я этого сплетника Маркуса…