dreaming of you

— Не относитесь к этому слишком серьезно, сейчас, пока вы дети, ваша связь с соулмейтом еще не совсем устойчивая, поэтому иногда вы можете совершенно не видеть сны или видеть искаженную их версию. К тому же, учитывайте, что ваш соулмейт может жить в вашем часовом поясе, и вы ложитесь спать примерно в одно время. Сосредоточьте свое внимание на образовании и своем личном развитии, чтобы к тому времени, когда вы встретите родственную душу, у вас за спиной был какой-то жизненный опыт. — Школьный психолог смотрит на класс поверх очков и тепло улыбается. — Не рискуйте своим здоровьем, ложась постоянно в разное время, позаботьтесь о себе. Я обещаю, что каждый из вас еще встретит своего соулмейта. — Ей легко говорить, когда она может видеть своего соулмейта наяву, а не какими-то идиотскими обрывками. — Бросает Баки через плечо и снова отворачивается. Стив сползает на стуле и пинает сиденье друга, чтобы тот не мешал ему слушать. — Вам есть, что сказать, Джеймс? Баки уже было открыл рот, чтобы колко ответить, но получает еще один удар по стулу, и смиренно опускает голову. Психолог продолжает рассказывать обо всем, что может заинтересовать класс двенадцатилеток, которые только-только начали видеть свои первые сны с неясными картинками, больше похожими на калейдоскоп. По крайней мере, так все проходило у Стива Роджерса. Он стал хуже спать с момента своего дня рождения, потому что по ночам ему снились непонятные картинки, смешивающиеся друг с другом, превращаясь в пятна бензина в луже. Мама говорила, что это просто надо переждать, что со всеми такое бывает. Иногда Стив мог уснуть после двух или трех часов ночи, но в такие дни он спал спокойнее всего — без единого сна. Иногда он злился на своего соулмейта, на выходных пытался продержаться всю ночь без сна, чтобы показать ему, что он чувствует, но режим на том конце Снов из-за этого совершенно не сбивался. Стиву казалось, что он сломан. — Тебе часто снятся сны? — Уже на перемене спросил Стив, потягивая молоко из трубочки. — Мне вот вообще нет. Так — непонятно все, смазано как-то. — Не очень часто, урывками в основном. — Баки пожимает плечами и поднимает взгляд со своего обеда. — Я же ложусь поздно, а когда засыпаю, она уже почти всегда спит. А ты не пробо- — Она? — Перебивает его Стив, удивленно выпуская трубочку изо рта. — Ты ее видел? Баки хохочет во весь голос, закидывая голову назад и хлопая себя по колену. «Совершенно по-джеймсовски», думает Стив и тоже начинает смеяться. — Ты бы видел свое лицо! — Выдавливает Барнс и снова прыскает, на этот раз уже не так громко. Стив видит, что все в столовой смотрят на них: кто-то весело, кто-то раздраженно, а кто-то просто с интересом, от этого внимания у него краснеют кончики ушей, что вызывает у друга очередную волну смеха. — У тебя аж молоко изо рта потекло, когда ты услышал! Роджерс, это ж надо так реагировать! — Да брось, у тебя сейчас рожа еще глупее, но я же не горлопаню на всю столовую! — Стив только пытается быть строгим, придуривается совершенно очевидно и сам понимает, что со стороны не очень убедительно, но Баки прекращает смеяться, а от утихшего смеха у него остается только улыбка, спрятанная в уголке губ. — Я точно знаю, что это девчонка. — Баки подмигивает Стивену, будто они вдвоем понимают, о чем он, но Стив, очевидно, не понимал. — Я ее руки во сне видел. Представляешь, прилег вздремнуть днем, а она рисовала что-то. Помню только, что запястья у нее были тонкие-тонкие и руки бледные, будто она на улицу не выходит. Стив подпирает щеку кулаком, упираясь локтем в стол, а Баки, потягиваясь, выдает: «О, прямо как у тебя». И снова смеется. Стиву больше не смешно, поэтому он прячет руки в рукавах худи. В пятнадцать Баки видит такой сон, что просыпается посреди ночи с горящими щеками и заходящимся сердцем. Он снова видел эти руки, тонкие девичьи запястья и длинные пальцы, он видел раскрытые в молчаливом стоне губы, зажмуренные глаза с невозможно длинными ресницами и капельки пота на висках. Джеймсу казалось, что он видел то, чего видеть не должен: что-то тайное, личное, до невозможности стыдное. Но он все равно старался уснуть как можно скорее, чтобы увидеть больше, лишь бы еще на секунду увидеть то, что делала его девчонка. Джеймс всю ночь ворочался, пытаясь успокоить сбившееся дыхание и сбившиеся в голове мысли, но пролежал до самого утра, так и не сомкнув глаз. В семнадцать Стив впервые чувствует самую настоящую ненависть к своему соулмейту и желает, чтобы все эти чертовы сны прекратились раз и навсегда. Он все еще видит калейдоскоп ярких цветов и всполохи света даже после того, как связь установилась. Но теперь он может разобрать свет огней ночного клуба, яркие вспышки неоновых вывесок на улицах ночного города и фонари, освещающие пустое шоссе. Но и это он прощал, к этому привык и даже видел в этих ночных вылазках какую-то романтику. Но когда его соулмейт, которого он уже считал родным и таким близким, которому он прощал все эти годы беспокойного сна, танцы и поцелуи с другими девчонками, впервые прижимал девушку к двери своей комнаты. Когда его соулмейт, неловко посмеиваясь, стягивал с нее майку, когда он целовал ее в острую ключицу, когда он разделся сам, Стива выбросила из сна волной нахлынувший ярости. На часах было 11 вечера, в календаре была пятница, у Стива в груди была дыра. Вот почему мама советовала особо не вглядываться в сны, не искать там зацепки, а воспринимать как кино, пока ты спишь. Вот почему она так болезненно улыбалась, когда говорила об этом. Стив лег на бок и свернулся клубком, притягивая колени к животу. Когда что-то болело, он сжимался вот так, и боль медленно отступала, но сейчас болело как-то по-другому. И Стиву хотелось чувствовать эту боль, чтобы, уснув, его родственная душа тоже чувствовала ее. — Было бы лучше, будь и у нас все так же. — Задумчиво говорит Стив, доедая крошки от поп-корна, которые остались на самом дне ведра. — Как в кино. — Как? — Баки хрустит шеей, разминаясь после долгого сидения в кинотеатре. — Типа без снов? — Типа без родственной связи, — передразнивает его Роджерс, — чтобы самому выбирать, с кем хочешь провести остаток жизни. — Он где-то облажался, да? — Глаза у Баки вдруг понимающие, и Стив видит, что тот готов выслушать, но он просто сам не готов рассказать. Стив рассказывает порой что-то про своего соулмейта Баки, ведь он — лучший друг и должен знать, к тому же, постоянно делится чем-то о своей (Стив уверен, что половину придумывает, чтобы похвастаться, уж больно глаза у того хитрые становятся). — Что? Нет… — Стив ерошит себе волосы и пытается подобрать слова, — забей. — Ну вообще, ты прав, — переводит тему Барнс, — не надо никого ждать, искать, выискивать какие-то подсказки. Сэму вон вообще снится другая страна, по его описанию, ну вот и что ему с этим сделать? Стив благодарен Баки за то, что тот так легко перевел тему. Стив благодарен Баки за то, что тот так много болтает и дает ему возможность не мучиться, выбирая слова. Стив благодарен Баки за то, что тот каким-то образом все вокруг делает правильным. — Вообще, у всех должно быть право на ошибку. Ну… я имею в виду, что если не повезло с одним, то можно попробовать с кем-то другим. Ты не испортишь при этом куче людей жизнь, ты просто потом сам найдешь кого-то, с кем будет хорошо. Ну типа… мы сами же должны это все решать, — Баки уже понесло, Стив улыбнулся сам себе и кивнул в подтверждение слов друга, — если ты ошибаешься с выбором — ты идешь дальше, а не терпишь. — Ты бы выбрал сейчас кого-то вместо нее? — Спросил Стив, когда Джеймс закончил. Сердце у него после этого вопроса пропустило удар. — Нет, конечно, Стив. — Слишком серьезно отвечает Баки и вдруг смеется чему-то своему. «Совершенно по-джеймсовски», в который раз думает Стив и невопопад вспоминает, как посмеивался его соулмейт во сне. — Она просто что-то с чем-то, ты знаешь? Я сплю иногда и вижу, как она ночью что-то читает под одеялом сидит! Или учит что-то! Господи, Стив, ну вот кто, скажи мне, будет зубрить что-то до середины ночи, ну вот заняться нечем, что ли? Баки говорит без злобы, совсем не колко, но Стиву все равно хочется пристыдить его. — Ну может и нечего, а у тебя есть занятия получше по ночам? — Да нет, — Джеймс трет шею и слегка краснеет, — спать просто надо, вот и все. — А ну колись, чем ты там занимаешься! — Стив смеется и толкает друга в бок. — Ну уж нет, Роджерс! Не дорос еще! — Ах вот как, про рост шутить вздумал?! — Стивен уже хохочет и, желая просто снова боднуть Джеймса в плечо, случайно валит их обоих в осеннюю листву на газон. Они смеются, и Стив забывает про все. И Стиву в этот момент кажется, что будь у него возможность, то он выбрал бы кого-то другого вместо своего соулмейта. Стиву тяжело признаться даже самому себе, но он знает, кого бы выбрал. И из-за этой мысли он снова чувствует себя сломанным и неправильным, будто мало ему слабого здоровья, так у него еще и какая-то нездоровая связь. По дороге домой от кинотеатра они попадают под дождь. Их пальто вымокают до нитки, в их обуви хлюпает вода, и нет такого места, которое у них не намочил бы дождь. Дойдя до дома, Стив чувствует жуткую слабость. Раздевшись, он чувствует озноб. Лежа в кровати он чувствует дрожь по всему телу. Его мама всю ночь караулила у кровати то с лекарствами, то с мокрым полотенцем, которое едва ли помогало уменьшить жар (даже, скорее, нагревалось само быстрее, чем хоть на градус остужало горячий лоб и щеки Стива), то с чистым ведром, которое ей приходилось мыть каждые два часа. Баки снилось что-то совершенно непонятное: то ему казалось, что кровать крутится, то крутилась комната; то его тошнило, но когда он просыпался, все было в порядке; то в его голове играла непонятная музыка и перед глазами плыли непонятные картинки. Ему казалось, что у него все тело в огне, но когда он просыпался посреди ночи, он чувствовал себя совершенно здоровым. После такой ночи он был настолько вымотан, что не пошел в школу, прогуляв ее в кино. На том самом фильме, который они видели на выходных со Стивом. И только это не дало ему узнать, что Стив заболел и тоже не пошел в школу в этот день. Но на следующий день он уже был на ногах и готов был грызть гранит науки. Баки ему всегда говорил «неважно, что ты сопляк, ты никогда не пропускаешь больше одного дня в школе. И это делает тебя главным тупицей Америки». На это он получал от Стив ёмкое «придурок». Баки и Стиву по восемнадцать. Они решили устроить себе дорожное путешествие по восточному побережью перед тем, как разъехаться по колледжам. У них было минимальное количество вещей и времени в запасе, но максимальное желание провести вместе как можно больше времени. Оба понимали: вот-вот они разъедутся, встречи станут реже, появятся новые знакомые и времени на «давай увидимся в Бруклине на выходных» станет все меньше. А потом они, скорее всего, встретят своих соулмейтов, потому что по статистике пары встречаются при поступлении в университет. И хоть и Роджерс, и Барнс клянутся друг другу, что будут видеться минимум раз в неделю, они оба понимают, что такое вряд ли сработает, но упрямо подавляют эту мысль. Оба. Они ехали все утро, весь день и весь вечер, изредка останавливая машину на обочине, чтобы насладиться видом, как говорил Стив, или опустошить мочевой пузырь, как говорил Баки. — Черта с два ты проедешь еще хотя бы фут, потому что я не хочу, чтобы моя машина разбилась из-за сонного тупицы. — Безапелляционно заявляет Джеймс и заставляет Стива уступить ему место водителя, хотя сам вел машину большую часть дня. У Стива нет сил спорить, поэтому он засыпает сразу же, как только вытягивается на заднем сиденье. Стиву снится бесконечная дорога, шум океана, мягкий свет фар и нежная мелодия. Когда Стив просыпается, в машине играет Том Оделл, поющий про другую любовь, а Баки тихонько подпевает. Боже, Джеймс всегда подпевает этой песне. Стив неверяще трет глаза, потому что ему кажется, что он все еще спит, настолько похож был его сон. А потом до него медленно доходит, непонимание сменяется абсолютным осознанием и переосмыслением всей его жизни, всех его снов — все то, что он делил последние шесть лет, оказалось единым целым. Единым целым, которые сейчас тихонько, боясь его разбудить, пело про слезы, потраченные на другого человека. — Бак, — хриплым от сна голоса зовет Стив, — ты не поверишь, но я сейчас видел тебя во сне. Джеймс вздрагивает, не заметив, как его друг проснулся, но в зеркале заднего вида Стив ловит лукавую, абсолютно джеймсовскую улыбку и теплый взгляд. — С добрым утром, шутник. — Все, что бросает Баки Стиву, который только что увидел во сне Джеймса. Он, очевидно, воспринял это за шутку. Да и самому Роджерсу начинает казаться, что он сам это все придумал. Но сердце бьется так отчаянно, и так хочется, чтобы это было правдой. Чтобы не было у Баки никого другого, чтобы у Баки был только его — Стива, и от этой мысли, от одной только идеи, у Стива в животе все скручивается в узел. Но он боится так же сильно, как желает. Он не может перестать думать о том, что все это может быть его бредом. Где-то там может быть его родственная душа, ждет встречи с ним, а он думает только о своем лучшем друге не так, как должен. Не так, как ему разрешено. — Стой, Стиви, ты серьезно? — Уже обеспокоенно спрашивает Джеймс и тормозит, мягко съезжая на обочину. Под колесами шуршит галька, а совсем недалеко глухо шумит океан. — Ты… уверен? — Боже, Бак, я видел нашу машину, и… ты пел, я впервые видел тебя, твое лицо во сне, я не мог бы перепутать… спутать с кем-то… я имею в виду, не тебя. — Стив старается, старается изо всех сил не сказать «ты единственный, кто важен для меня» или «я мечтал с самого детства, что мне приснишься именно ты». Баки поворачивается, и у Стива все холодеет внутри, потому что он боится услышать, что он ошибся, боится услышать, что у Баки есть девчонка, что он только портит все. Но Баки нежно обхватывает его запястье и улыбается широко-широко, искренне счастливо. Стиву хочется зарыдать, наконец, отпуская себя, но он держится. В горле стоит ком и Стив чувствует, что не сможет сейчас сказать больше ни слова. Джеймс подносит его руку к лицу и прикасается губами к костяшке на запястье. — Стиви, — шепчет он, — боже, Стив, мы такие придурки. Мы столько лет живем бок о бок и… Баки не договаривает, он смеется и прижимается щекой к раскрытой ладони Стива. — Так значит, моя девчонка — ты? Было так легко перепутать, ты ведь такой тощий! Стиву хочется ругаться, хочется смеяться, хочется плакать и хочется поцеловать Баки. Он до сих пор не может связать это все в голове, но теперь не сомневается ни секунды. Они с Барнсом точно созданы друг для друга — два идиота. Через полчаса тишины, осмысления всего того, что они открыли за одну ночь, неловких улыбок и аккуратных, будто бы случайных, прикосновений друг к другу Стив задумчиво спросил: — Так значит, ты по ночам дома вообще не ночуешь? — А ты только за книжками и сидишь ночами напролет? — Ответил Баки, забавно щурясь, а потом у него резко побелело лицо и вырвалось тихое «о». — Стиви, я… мне так… прости. Баки вспоминает всех девушек, которых целовал он и которые целовали его, он вспоминает свой первый раз в семнадцать, вспоминает все последующие разы и понимает, что Стив, должно быть, видел это во сне. — Все в порядке, Бак. — Стив прижимает палец к губам друга. — У меня только что мечта сбылась, и я не собираюсь портить момент. И тебе не позволю. На лицо Джеймса возвращается его улыбка. Та улыбка, которой больше нет ни у кого в мире. Он подается вперед, кончиком носа мазнув по щеке Стива, и предупреждает: «я собираюсь украсть твой первый поцелуй». — Это не кража, если я сам этого хочу. Стив краснеет, Баки смущенно кивает, от волнения он тяжело дышит и смотрит, будто все еще дает возможность отстраниться. Стив кивает ему в ответ. Баки целует его в уголок губ и прикасается лбом к его лбу. Рвано вздыхает и целует снова. Где-то там, за окнами, шумит внешний мир: мимо проезжают редкие машины, по песку шуршит прибой, кричат чайки. Стиву кажется, что он спит. Но даже если это сон, то ему все еще снится его Баки. И все остальное не имеет значениия.