Бросить курить можно, бросить любить нельзя.
Помни обо мне… Помни обо мне… Помни обо мне… Эти слова непрекращающимся эхом раздавались в голове Арсения, когда тот проснулся. Двенадцать дня. Считается, что день просран. Ты вроде как проснулся, а вроде как уже и через несколько часов снова ложиться спать. И день пройдёт в тумане и бреду. Снова. Ещё один день. А потом наступит ночь. Ещё одна ночь без него. Арсений засыпал и просыпался лишь с мыслью о мальчишке. Каждый день посматривал на пачку таблеток, ломая руки, ведь Антон запретил их пить. Но его нет уже больше недели… Дни шли один за другим. День. Ночь. День. Ночь. Можно сказать, они ничем не отличались. Попов просыпался абы как, засыпал так же. Когда вздумается. Когда глазные яблоки высыхали от постоянных долгих гляделок* на потолок. На стены. Да куда угодно. Мужчине было абсолютно всё равно, куда смотреть. Каждое его действие потеряло какой-либо смысл. Первое время он думал, что мальчишка ушёл на перерыв. Взболтнул лишнего. Выложил всё, как есть. Благородно было бы с его стороны дать Арсу время переварить полученную информацию. Но времени было дано слишком много. Антон не появлялся. Попов снова чувствовал ту пустоту внутри. Когда тошнит от одного своего существования. Когда не понимаешь, что дальше делать, а главное, зачем что-то делать. Что если ты вдруг перестанешь дышать, то кто заметит? Да никто. Никому ты не нужен. Если раньше и был, если раньше так и казалось, то сейчас остаётся лишь сжаться в комок от боли и по кругу переживать воспоминания. Арс уже даже не пил. Начало тошнить и от алкоголя. Просто не лезло. Брюнет целыми днями рассматривал свои обои, периодически вскакивая от ненужных мыслей. В какой-то момент он понял, что уже давно ни с кем не разговаривал. Что уже больше недели не выходил из квартиры. Что если и дальше так будет продолжаться, то он просто сойдёт с ума. Мужчина решил набрать ванну и привести себя в порядок. В зеркало было страшно смотреть. Впервые, наверное, за всю его жизнь. Развязал бинты. Надпись немного зажила за эти месяцы. Голубоглазый провел пальцем по руке, обводя каждую буковку. Помни обо мне. Попов усмехнулся чему-то у себя в голове. Снял одежду. В эфире эксперименты. Как быстро Арсений скончается от потери крови? Делаем ваши ставки, господа. Когда он погрузился в ванну, то всё было нормально. Тело чувствовало себя просто прекрасно. Но стоило только опустить левую руку в воду, как тут же хлынула кровь, превращая голубую жидкость в розовато-красную. Что и требовалось ожидать. Мужчина отключился. Проснулся, как он уже потом понял, через час. Арс всё ещё находился в ванне. Воды не было. Кровь была остановлена. Придя в себя и глубоко вздохнув, Попов встал под горячий душ, при этом пытаясь струей воды не попадать больше на надпись на руке. Завернувшись в махровое полотенце, брюнет обнаружил на запотевшем зеркале послание: «Больше так не делай». Значит это был он. Значит он всё ещё тут и наблюдает. Но почему тогда больше не приходит? Этот вопрос, как и многие другие продолжал отравлять мозг Арсения ещё долгое время. Что же касалось этих «многих других вопросов», то обсудить их было не с кем. С Машей они говорили про всякую нелепую херню. И то не долго. Не складывались как-то отношения у двух самых близких людей. По причине своей гордости и глупости переживали свои проблемы в себе. Может, так сказывалось расстояние. Может, характеры обоих. Но от этого лучше не становилось. Перевязав руку, собравшись, Попов наконец вышел из квартиры. Оказавшись на улице, он поморщился от холода, но всё же решил прогуляться. Без особых целей. Просто идти прямо. Ближе к вечеру, мужчина оказался на набережной. Усевшись на скамейку и запрокинув голову вверх, Арсений смотрел на звёзды. Несмотря на холод, день сегодня был ясный, а если верить обилию звёзд на небе, то завтра будет ещё и теплый. Попов понимал, что медленно превращается в ледышку, но не мог заставить себя встать со скамейки. — А вы знаете созвездия? — проговорил тоненький голосок рядом с голубоглазым. Арс опустил голову, чтобы взглянуть, кто там к нему так бесшумно подсел. — Нет, не знаю. А ты знаешь? — слегка улыбнувшись, мужчина спросил у девочки. — Конечно. Я бы могла и Вам рассказать, если хотите, — в тон ему смущённо улыбнулась девчушка, а на щеках её показались маленькие ямочки. — А родители тебя искать не будут? — Будут, на самом деле. Но я маме сказала, что Вы хороший. Это Вы ведь мне в прошлый раз так много конфет на Рождество дали! — с загоревшимися глазами, малышка хлопнула в ладоши. — Это тебе тоже мама связала? — поинтересовался Арсений, рассматривая варежки девчушки. — Да! Красивые, правда? — улыбалась она. — Очень. Тебе понравились сладости? — Да! Ещё раз большое спасибо! Ну, так что насчёт звёзд? Я правда-правда могу рассказать. Только для Вас специально! — с восторгом лепетала малышка. — Знаешь, я был бы очень рад и благодарен тебе, но, боюсь, уже поздно. Твоя мама будет сильно переживать, ты так не думаешь? — Но что же тогда делать? — расстроилась девочка. — Давай сделаем так. Ты сейчас вернёшься к маме и отправишься с ней домой. Я часто гуляю здесь. Если ты меня заметишь, то подбегай. Я буду рад тебя увидеть и услышать про звёзды. Хорошо? — улыбнулся Попов, всматриваясь в голубенькие глазки. — Хорошо! А как Вас зовут? — Арс. А тебя? — Маша. Очень приятно! Дядя Арс, я побегу, а Вы тоже долго здесь не сидите! Наверняка о Вас тоже волнуется ваша мама! Да и если долго гулять, то можно всё-всё себе отморозить! — уже убегая, прокричала малышка, постоянно оглядываясь назад. — До свидания! — помахала свободной рукой Машенька, а второй крепко схватила маму за рукав куртки. — Пока! — крикнул в тон ей Арсений, так же помахав рукой в кожаной перчатке. Да, сейчас бы он тоже не отказался от тёплых варежек. — Дядя Арс… — усмехнулся Попов, встав со скамейки и направившись в сторону дома. — Ну надо же, в который раз меня с набережной домой гонит Маша… Он посчитал эту ситуацию настолько забавной, что как только зашёл домой, то сразу же позвонил своей любимой со словами: «У вас, Маш, имя так на формирование характера играет?». Пересказав весь вечер от и до под чашку горячего чая с лимоном, Попов отправился спать.***
С того вечера прошло уже достаточно времени, даже практически неделя. Арсений, как и говорил, каждый вечер приходил на набережную. Для маленькой Маши в его кармане всегда была шоколадка. Каждый вечер он ждал чего-то. Или кого-то. Вернее, Арс знал, кого он ждёт. Антона. Он всё думал, что приходя на то место, где они увиделись в тот злополучный день, мальчишка вдруг встретит его своей тёплой улыбкой. Очень глупая надежда, учитывая, что тот уже давно мёртв. Но Попов не мог прекратить эти попытки. Говорят, если чего-то действительно хочешь, то это может случиться. Главное верить. А Арсений верил. В один из таких вечеров, когда голубоглазый снова разговаривал с водами Невы, едва шевеля губами, к нему подбежала-таки Машенька. И рассказала не только про звёзды, но и, кажется, про всё, что только укладывалось в её маленькой головушке. Именно эта миленькая девочка с небесными глазами заставила верить в то, чего нет. И смотивировала на ещё один шаг…***
Попов до ужаса боялся лететь. Не то, чтобы его пугало конкретное средство передвижения, тут дело в другом… Сидя в самолете, он понимал, что почти не дышит. Что сердце стучит, как бешеное, отдавая в уши. Мужчина недоумевал, как вообще у него смелости хватило купить билет на самолёт до Омска. До самого ненавистного города после её смерти. Остановился он в гостинице, но только для того, чтобы оставить вещи. Не раздеваясь, Арс поставил сумку у двери и тут же вышел из номера. Дел было ещё много. Заехав в лучший цветочный магазин города (по крайней мере он был таковым, когда в Омске ещё жил Попов), голубоглазый купил букет красных роз. И букет розовых лилий в красивой коробке. Он уже вышел, как вдруг что-то вспомнил и, вернувшись, купил ещё один. Маленькие белые розочки. Букетик для его нерождённой принцессы. Уходя, он заметил коричневого плюшевого мишку. Он держал в руках сердце, на котором было написано «Я тебя люблю». Арсений прихватил и его. Лишь приехав на кладбище, найдя могилу и положив цветы на уже давно осевшую землю, он понял, как проебался. Красные розы на белом снегу смотрелись как испачканные кровью цветы. Испачканные её кровью. Господи, какое кощунство… Не выдержав, Попов схватился за ограду, чтобы не упасть, и закрыл глаза на несколько минут, пытаясь подавить ком в горле. Открыв глаза, он смог выдавить из себя лишь: — Прости, родная, что не сделал этого раньше. Немного отдышавшись, Арс продолжил: — Прости, любимая, я так виноват. Я так виноват перед тобой. Перед вами. Я… не хотел, чтобы так всё вышло. Я ненавижу каждый день со дня нашего расставания. Если бы я только мог тебя уберечь ото всех… Знаешь, Алён, а ведь этот мальчишка прав. Люди вокруг меня умирают. И в их смерти виноват только я. Он прав, что лучше бы ты никогда меня не встречала. Лучше бы он никогда меня не встречал. Я хочу убить себя каждый день, но понимаю, что это бессмысленно. Ничего ведь не вернуть… Никому не станет ни легче, ни сложнее от моей смерти. Хотя… вот сложнее, пожалуй, будет. Я снова приручил к себе человека, представляешь. Девушку. Это Маша. Ты, может, видишь там с небес, я не знаю. Она такая удивительная. Она заботилась обо мне всегда и продолжает это делать. И сейчас я жив, наверное, только из-за неё. Для неё. Я не могу причинить боль ещё одному близкому человеку. Теперь не могу. Я так много накосячил, что ещё одного своего проёба я просто не переживу. Если бы ты знала, родная, как сильно я тебя люблю. До сих пор это внутри меня. Я бы всё отдал, чтобы ещё раз увидеть твои карие глаза, светящиеся радостью при виде меня. Я так сильно хочу тебя увидеть и обнять ещё раз… хотя бы мгновение… — Арсений вытер покатившиеся из глаз слёзы. — И нашу малышку… — он перевёл взгляд на букетик рядом. — Это я не уберёг вас… — он положил плюшевого мишку. — Почему меня не было рядом… — Не кори ты себя во всех смертных грехах, милок, — проговорила какая-то бабулька. И давно она тут? — И давно Вы здесь стоите? — спросил Попов, глотая ком в горле. — Не так давно. Слыхала лишь последние слова. Но я не думаю, что вина твоя в их смерти есть. Не убийца ты. Хоть и душа твоя не чиста. — Откуда Вам знать? — повернувшись, посмотрел на бабульку брюнет. — Давно на свете живу и людей знаю. Ты на меня не серчай, я просто обход делаю, вот и подслушала ненароком, — бабушка говорила медленно, но не растягивая слова, а придавая им особую мудрость. Укутана была во всякое лохмотье, но в несколько слоёв. Однако от этого пренебрежения она у Арсения не вызывала. — Обход? Так это Вы за могилами ухаживаете? — воодушевился Арс. — Бывает, шо и я, — пожала плечами бабушка. — А за этой? — он облокотился на ограду. — И за этой, как же иначе. Полюбила уж я её… — Могилу? — нахмурился голубоглазый. — Девчушку, что похоронена. — Разве можно полюбить того, кого не знал и ни разу в жизни не видел? — не понимал брюнет. — Отчего ж нельзя. Жалко мне было девчонку, вот и ходила к ней каждый день. Молодая совсем, да и дитё её жалко. Говорили, что на последнем месяце была, когда Бог её душу себе забрал… А тело вот так и предалось земле… Хожу вот теперь, разговариваю с ней и на душе как-то легче становится. Привыкла. А ты кем будешь ей? Жених шоль? Не видала я тебя раньше здесь. — Я… — замялся Арсений. — Можно сказать и жених. А не приходил, потому что… потому что не мог. — Не бывает так. Либо не хотел, либо боялся. Только чего ж тут бояться? Мёртвые же не сделают тебе ничего, упокой их души, Господи, — на эти слова Арс даже усмехнулся у себя в голове, а бабулька перекрестилась. Ну да, мёртвые и есть мёртвые. Кроме одного тут кадра… — Вы правы. Но теперь я буду стараться навещать чаще. Никого ведь у неё кроме меня не было и нет, — со вздохом заключил Попов. — Это ты зря так говоришь, милок. Есть тут женщина одна. Каждый месяц приезжает, как ты, с цвятами. Да мне всякий раз доплачивает, шобы я за порядком здеся следила. Живёт далеко, видимся с ней изредка. Но каждый раз мне гостинца везёт, разговаривает со мною. Я к тому, шо не плохая она, дружок. Помириться вам надо бы. Мать всё-таки. — Откуда Вы знаете? — удивился Арсений, выходя из своих мыслей. — Рассказывала она про тебя. И про то, как на душе ей эта рана незаживающая. Ты же ей только больнее делаешь, понимаешь? Материнское сердце ведь всё чувствует… — Можете не говорить ей, что я здесь был? — с мольбой проговорил брюнет. — Опять мимо ушей всё пропустил. Дело твоё, милок, как угодно тебе будет. — Эм… Вот ещё что… Не знаете, не хоронили здесь паренька? Лет девятнадцати. Месяца три тому назад умер. — Чего не знаю, того не знаю. А звать-то его как было? — Антон. Антон Андреевич Шастун. — Нет, такого не хоронили. Есть тут одна… Такая же редкая фамилия… Показать могу, если желаешь. — Да, да, было бы прекрасно! — снова воодушевился Арсений. — Вы идите, я… попрощаюсь… — Конечно, конечно… — с грустью взглянула бабушка на Попова, что стеклянным взглядом всматривался в фото на памятнике, и медленным шагом двинулась прямо по аллее. Значит всё это дело рук матери. И ограда, и памятник, и цветы каждый месяц. Антон говорил про это, кажется. Неужели, подобно Арсу, вину свою чувствует в смерти Алёны? — Обещаю, любимая, я буду приезжать, — поцеловав фотографию на памятнике, Арсений закрыл калитку ограды и пошёл скорым шагом, чтобы догнать бабушку. За то время, что они шли, успели друг с другом познакомиться. Про Алёну Анна Степановна больше не спрашивала, что несказанно облегчило душу мужчины. — Вот, про кого я и говорила. Тоже Шастун. Это была бабушка Антона. Арс сразу это понял, они были удивительно похожи. Внимательно рассмотрев фотографию на кресте, он вдруг ещё раз спросил: — Точно никого с такой же фамилией нет? — Нет, Арсений, я же сказала. Да и парней молодых уже год не хоронили. — Ясно. Спасибо большое. Последнюю просьбу можно? — поджал губы голубоглазый. — Конечно, кого ещё хочешь видеть? — Оксану Попову.***
Пробыл Арс в Омске всего день. Переночевал в гостинице, а наутро был уже в аэропорту. Оставаться надолго в этом городе он не хотел. Нет, хотелось, конечно, погулять по родным улицам, насладиться просто здешним воздухом, но была вероятность встретить кого-либо. А видеть он сейчас никого не хотел. И всё же на душе стало немного спокойнее. Спустя столько лет Арс наконец смог вернуться. Наконец смог придти на кладбище. Лишь одно мучило его голову. Где же тогда в данный момент тело Антона? Вернувшись в Санкт-Петербург, он решил разыскать его. Какая-то мания одолевала им. Попов и сам не понимал, зачем ему это надо. Просто надо. Поиски не заняли больше дня. Буквально на следующий день, через цепочку людей, искавших информацию специально для Арсения, мужчина нашёл его. — Что-то зачастил я на кладбища ходить, — вздохнул голубоглазый, подходя к могиле. — Я нашёл тебя, Шастун. Туки-туки. Могила была ещё не осевшая. Попов узнал, что похоронами мальчишки занимались специальные люди. Он проплатил им заранее, продав кое-какие свои вещи. Видимо, ноутбук и фотоаппарат были не единственными его ценностями. Не было ограды и памятника. Оно и понятно, тут прошло-то с его смерти всего ничего. Странно только, что на кресте не было фотографии. — Я подумал, что если ты не приходишь ко мне, то я сам к тебе приду, — слегка улыбнулся Арс, положив на снег букет цветов. — Я не уверен, что мужикам дарят цветочки, но ты же типа мёртвый, поэтому… И я ещё подумал, что розы всё-таки бабам дарят… Вот тебе каллы, короче. Нет, не от слова кал. Вроде, они так называются. Дамочка в магазине сказала самое то. Правда она подохерела, когда я сказал чётное количество мне сделать. Ставишь меня в неловкое положение, Шастун! — наигранно рассердился мужчина. — Слушай, я не знаю, по какой причине ты не приходишь. Я же видел тебя в зеркале. Я знаю, что ты всегда тут. Что ты рядом. Ты не хочешь говорить со мной? Или у тебя там свои загробные дела? Я правда уже не знаю, что и думать, Тох. Возвращайся. Пожалуйста. Без тебя скучно жить. Плюсом ко всему, меня давно не калечили. Ну, так, к слову пришлось. Всё, пацан, я пошёл. Жду ночью у себя. Ой, блять, как прозвучало. А, похуй, ты всё равно того. Так! Всё! Я пошёл, — нахмурившись, Попов направился к выходу, ругая себя за каждое сказанное слово. И всё-таки не получаются у него задушевные речи.***
Видимо, слова его даже не тронули мальчишку. Антон не пришёл ночью. Прошла ещё неделя. Арсений перестал понимать что-либо. Уже месяц прошёл. Ни одного сна за месяц. Попов уже не на шутку начал волноваться. Раньше он бы душу продал, лишь бы избавиться от «ночных кошмаров». Сейчас же он был готов сделать всё, лишь бы ещё раз увидеть их. Увидеть его. Попробовать понять. Попробовать почувствовать. Попробовать начать всё заново. Брюнет вышел из кафе. Как и предполагалось, разговоры по душам с Дашей пошли ему на пользу. Появилась новая пища для размышлений. Да и видеть эту взрывную блондинку было приятно. Вроде и не знает её совсем, только через Машу, но какое-то тёплое чувство всё же возникало при разговорах с ней. Отойдя немного в сторону, голубоглазый закурил. В своих раздумьях, Попов куда-то направился. Ноги, по привычке, привели его снова на набережную. Очистив от снега железки, Арсений облокотился на изгородь, продолжая курить. Он размышлял о том, какую же весомую роль играет в нашей жизни любовь. Ею можно спасти, ею можно и убить. Она губит, калечит. Она спасает, даёт смысл жизни. Любовь бывает настолько сильна, что с ней трудно справиться… Из-за него умер Антон. Эта мысль буравила мозг Попова. Да нет, не из-за него. Из-за грёбаной любви. Любви к Арсению. Замкнутый круг какой-то. Мысли путались, но он точно знал, от чего умер Шастун. Пацан сбросился с моста, только, блять, потому что не знал, что делать с этой ёбаной любовью. Была ли это настоящая любовь? Может так, фанатизм? Сам придумал — сам поверил. Он ведь даже не знал его. Возможно ли любить человека, ничего не зная о нём? Следить за каждым его шагом, за каждым вздохом и ничего не знать? Обожать и боготворить тот образ, который выдумал себе сам? Любить то светлое чувство, которым наполнена вся твоя жизнь? Когда всё твоё существование посвящено лишь этому человеку. Когда ты рад лишь тогда, когда рад он. Когда ты готов отдать всё за него. Но возможно ли в жизни такое? Неужели это просто помешательство? Почему любовь, настоящая любовь, как в книжках, стала зваться по-простому манией? Манией преследования. Ты ведь живёшь в своём придуманном мирке, создаёшь себе этот идеал в голове, думаешь, что это нормально, ну, любить. Любить то, что не является реальностью. Любить того, кого ты никогда не знал и не узнаешь. Любить того, кого тебе запрещается любить. Любить того, кого никогда не сможешь коснуться… И всё же, любовь странная штука… Бросить курить можно. Бросить пить тоже можно. От наркоты лечат. От любви не лечат. Ни время, ни расстояние. В кармане зазвонил телефон. Пытаясь достать его замёрзшими пальцами, Арс не заметил, что эта часть изгороди была сломана и при сильном давлении легко падала в самую Неву…