Rache

We've got the fire Who's got the matches? Take a look around At the sea of masks, and Come one, come all Welcome to the grand ball Where the strong run for cover And the weak stand tall

Еще не было и десяти, а Роберт Левандовски уже поднимался по мраморным ступеням министерства внутренних дел. Это величественное строение возвышалось над площадью Мариенплац, поднимаясь на четырнадцать этажей — самое высокое из правительственных зданий. И самое новое. Его построили чуть больше десяти лет назад, когда только оправившаяся от войны Германия окончательно превратилась в страну, которая сейчас была известна всему миру под именем Объединенные Республики Германии. Роберт всегда поражался тому, насколько обманчивым было это название. Услышь его незнающий человек, и он подумал бы, что Германия окончательно отреклась от своего позорного прошлого и пошла по пути демократии. Формально, так все и было. Вот только с годами эта демократия все больше и больше напоминала старый добрый тоталитаризм, и теперь от нацистского Рейха их отличала разве что символика — да еще, может быть, то, как искусно все это покрывалось. У каждой Республики в мюнхенском Бундестаге был свой представитель — марионетка, назначенная Мюнхеном. Но со стороны все выглядело просто замечательно. Обман был так хорош, что даже сами жители республик не осознавали его — до тех пор, пока чаша терпения не была переполнена окончательно постоянной слежкой, цензурой, арестами — и плотину не прорвало. Началось все, разумеется, в Дортмунде. Где же еще? И, зная все это, он не мог смотреть на министерство, воплощение мюнхенской власти, иначе, как с ненавистью. Но он не имел на это права, не сейчас, когда от него зависело так много. У него была миссия — именно так, не больше и не меньше, называл его задание Марко Ройс. И ради этого он прибыл сюда, в самое сердце ненавистной ему Баварии, всего через неделю после восстания. Обратной дороги у него больше не было — ровно с того момента, как он сел в скорый поезд из Дортмунда. В руках он держал, вцепившись до побелевших костяшек пальцев, папку с документами — паспорт, рекомендации, назначение, написанное Юргеном Клоппом — давно, еще до восстания. Роберт не знал, что стало с бывшим борусским бургомистром: ходили слухи, он перебрался за границу, вроде бы, в Англию. Впрочем, возможно, он был уже мертв. Особой жалости он к нему не испытывал: все, что тот мог сделать для него хорошего, уместилось на сложенном вчетверо листе. Чтобы не подвести так сильно надеявшегося на него Марко — и всех остальных дортмундцев — он должен был забросить всю свою ненависть и ярость куда подальше, вжиться в роль, стать своим в министерстве и, особенно, — в контрреволюционном отделе, который в народе уже привыкли называть «шестым». Именно там, в шестом отделе, и обитали их главные враги. Именно его служащие проводили допросы и выносили смертные приговоры революционерам и «провокаторам», именно с их подачи принимались законы, затягивавшие петлю на шее все туже и туже с каждым днем. Где-то там, в их казематах, творилось такое, о чем говорили только шепотом, отводя взгляд в сторону. Ему снова стало страшно: одна его ошибка, и ему конец. Внутри министерства об арестах и пытках, конечно же, ничего не напоминало. Просторное и светлое фойе было роскошно до тошноты, на белом мраморе стен кровавым пятном алел баварский флаг, как бы сразу напоминая всем, где они находятся, внушая посетителям трепет перед «великой республикой». Роберт невероятным усилием воли заставил себя улыбнуться миловидной секретарше, заменявшей здесь привычного охранника, встречавшего посетителей в других бургомистриях. Впрочем, и охрана здесь тоже была: краем глаза он сумел заметить двоих мужчин с суровым взглядом, а сколько их еще было, оставалось только догадываться. — Добрый день, мне нужен… начальник отдела контрразведки, — начал Роберт. — Да, мне назначено. Нет, не встреча. Нет, меня нет в списках, но должен быть приказ… да, конечно, вот паспорт. Он едва успевал отвечать на многочисленные вопросы секретарши, оказавшейся на деле пострашнее любого охранника, которыми она бомбардировала его с невероятной скоростью. Видимо, надеялась его смутить. Хорошо, что к этому они подготовились. — Вам нужен пятый этаж. Лифт в той стороне. Как выйдете, поверните направо, потом до второго поворота вперед, затем направо, затем снова налево, и идите, пока не дойдете до кабинета пятьсот семнадцать. Все поняли? Роберт только и успевал кивать, пытаясь запомнить все эти инструкции и надеясь, что все эти разговоры про нескончаемые лабиринты коридоров внутри министерства — на самом деле просто преувеличение. Потому что он был совершенно уверен, что Ройс не обрадуется, узнав, что он провалил задание, заблудившись в свой самый первый день. Пятый этаж почти не отличался от первого отделкой, только потолок был куда ниже, а вместо простора фойе его ждали коридоры — действительно, настоящий лабиринт. Слухи, на самом деле, даже преуменьшали, но то ли его способность к ориентированию была куда лучше, чем он всегда думал, то ли ему везло, но он нашел нужный кабинет почти без проблем. У двери он застыл, так и не решаясь постучать. Разглядывал темное дерево, номер, золоченную табличку — но буквы на ней никак не желали складываться в слова, смысл ускользал. Он добрался до главы шестого отдела — так просто, что становилось жутко. Если он сейчас чем-то выдаст себя — ему конец. Он огляделся по сторонам и увидел камеру, направленную прямо на него. Ну конечно же. И только этот черный глазок, за которым ему чудился чей-то немигающий взгляд, заставил его поднять руку и постучать. — Войдите, — тут же послышался ответ. Роберт, помолившись всем известным богам, потянул дверную ручку на себя. Дверь перед ним распахнулась с неожиданной легкостью, и Роберт, наконец, смог увидеть логово зверя. Он не знал, чего он ожидал — быть может, алые знамена, развешанные по всем стенам, мрачным или, напротив, ослепительно-белым до стерильности. А в этом страшном кабинете — человека ему под стать, с хитрым, цепким, безжалостным взглядом садиста. Таким всегда рисовался ему шестой отдел после пламенных речей Марко, и именно туда он шел, как на эшафот, с гордо поднятой головой. Кабинет был совершенно обычным, даже уютным — насколько уютным может быть кабинет. Стены были выкрашены в бежевый — не тот тошнотворно-мерзкий оттенок, намертво связанный у него в голове с республиканскими больницами — теплее и даже нежнее. На широком подоконнике не оставалось ни капли свободного места, все было заставлено цветами в таких разных, и все же на удивление подходящих друг другу горшках. Сходу Роберт, никогда не отличавшийся глубокими познаниями в ботанике, смог различить лишь фиалки нескольких оттенков и красивую, только распустившуюся орхидею. Тогда он перевел взгляд на хозяина кабинета — и остолбенел, настолько разнился въевшийся ему в голову образ с реальностью. Роберт давно на своей шкуре научился не доверять людской обманчивой внешности, но все его хваленые инстинкты кричали сейчас в унисон одно: доверься ему, он не обманет. Взгляд сам собой зацепился за мягкие, чуть искаженные глубокой задумчивостью, черты лица, за тонкие пальцы, перебирающие листы с еле слышным шорохом, за слегка взъерошенные темные волосы… — Добрый день. Вы что-то хотели? — чуть рассеянно спросил он, оторвав взгляд от бумаг. И от столь знакомого ему польского акцента, сквозившего в его почти безупречном немецком, захотелось прослезиться. Чуть запоздало вспомнил он и табличку на двери. Мирослав Клозе. — Я по назначению, — едва не запнувшись, ответил он, переборов это странное наваждение. У него была миссия, его священный долг, и он собирался идти до конца. Как и обещал Марко. — Перевели из Дортмунда, еще неделю назад, но там, вы сами знаете… — Не до этого было, — закончил за него Клозе с мягкой улыбкой, но тут же вновь нахмурился. — Дайте взглянуть, — Роберт протянул ему документы. Сердце колотилось, как ненормальное, и он надеялся, что никто другой этого не слышит. И не видит, как подрагивают у него пальцы, сжимающие паспорт и сложенный вчетверо лист с подписанным направлением. Клозе лист развернул, осмотрел придирчиво со всех сторон, задержавшись на подписи. — И правда Юрген, — произнес он тихо и даже вроде недоверчиво. Затем взялся за паспорт, и здесь уже был более небрежен — пролистал его торопливо, остановившись лишь на имени и старом гражданстве. — Левандовски, значит? — и в глазах его мелькнула частичка теплой ностальгии, той, что всегда появлялась у двух земляков, случайно встретившихся друг с другом. — Powitanie, Robert! Теперь, когда с формальностями было закончено, Мирослав вскочил с места, живо и быстро, точно мальчишка, и подошел — почти подбежал — к двери, жестом подзывая Роберта следовать за ним. — Идите за мной, познакомлю вас с одним прекрасным человеком, — при слове «прекрасный» у того вырвался легкий смешок. Шел Клозе быстро, не задумываясь, где в бесконечных коридорах министерства ему повернуть, и даже длинноногий Роберт едва успевал за ним угнаться. Смотреть по сторонам времени не оставалось и вовсе, и все равно он вертел головой туда-сюда, только чтобы не упустить мельчайшей детали. Все ему здесь было в новинку, словно он снова был мальчишкой, впервые попавшим в роскошный и величественный столичный костел. Когда ему удалось наконец оторвать взгляд от высокого свода, он обнаружил, что Клозе ждет его — должно быть, уже несколько минут — и смотрит с явным нетерпением, хоть и не сердится. — Успеете еще насмотреться, — сказано это было безо всякой грубости, только как… обещание, что ли? Длинными, запутанными путями, Клозе все же привел его туда, куда было нужно. Комната, в которой они оказались, была на самом верху здания, чуть ли не под самой крышей, и занимала, в сущности, весь последний этаж. Всю ее наводнили люди, воздух буквально разрывался от телефонных звонков, и Роберт углядел, что Мирослав недовольно поморщился, непроизвольно сжав переносицу. Люди носились туда-сюда, создавая еще большую неразбериху, и Клозе растерянно замер на мгновение, прежде чем с облегчением расслабить плечи — видимо, найдя того, кого нужно. — Томас! — позвал он, но голос его потонул в общем шуме, так и оставшись незамеченным. — Да черт возьми, как всегда, никто ничего не слышит… — пробормотал он себе под нос. — Томас! — Мюллер, тебя там босс зовет, слышишь? — послышалось откуда-то справа, и Роберт с большим трудом, но все же смог различить, что это был пугающего вида мужчина в крайнем справа ряду. Он дергал за рукав другого, удобно усевшегося у него на столе, пытаясь привлечь его внимание. Лица его не было видно, только кудри и худую, нескладную фигуру. — Лучше иди, а то как в прошлый раз будет… — Что вы опять про прошлый раз заладили? — тот, кто, видимо, и был тем самым Томасом, легко, по-кошачьи спрыгнул со стола и развернулся, демонстрируя миру свое лицо. Красивым, даже симпатичным, его назвать было нельзя, слишком неправильными были черты: кривоватая линия широкого рта, длинный нос и чуть оттопыренные уши. Томас улыбался — широко и открыто, и именно это притягивало к нему все взгляды. Найдя взглядом Клозе, он немедленно преобразился, изобразив виноватую мину. Работа была безнадежно сорвана. Все вокруг, побросав дела, с любопытством наблюдали за разыгрывавшейся перед ними сценой. — Томас, что опять натворил? — послышались смешки буквально со всех уголков. Роберт украдкой бросил взгляд на Клозе. Тот всем своим видом пытался изобразить сурового начальника, но с такого близкого расстояния было прекрасно видно, что он едва сдерживает улыбку. — Если что, то это не я! — вместо приветствия произнес Томас, и Роберт не смог сдержать улыбки. Ну что за идиот… — Если что «что»? — поднял брови Клозе, пристально глядя на Мюллера. Тот лишь руками развел, не переставая одним глазом косить на Роберта, явно еле сдерживаясь, чтобы не наброситься с расспросами. — Неважно, главное, разберись, чтобы мне Марио опять рапорты не строчил, у меня и без того дел навалом. При звуке этого имени Роберт так и остолбенел. Марио. Он и забыл почти о своей миссии, о том, зачем он на это пошел. Ни Мирослав, ни даже Томас не были исчадиями ада, которых он ожидал увидеть. Обычные люди. Будь иначе, они могли бы стать с ним хорошими друзьями. — Я здесь вообще по другому поводу. Томас, знакомься — твой новый коллега. Томас — Роберт, Роберт — Томас. Вы люди взрослые, разберетесь сами. Оставляю его под твою ответственность, а у меня срочные дела. Все, хорошего дня. Выдав этот монолог, сопровождаемый все более и более широкой улыбкой Томаса, Мирослав развернулся и ушел, почти мгновенно пропав с горизонта. — Ну, добро пожаловать в Мюнхен, Роберт! — с этими словами он протянул ему руку. Рукопожатие у Мюллера, несмотря на его худобу, вышло нехилым. — Я буду твоим проводником в этом чудесном месте, — и тут же он потянул его к выходу, игнорируя остроумные и не очень комментарии от коллег. Роберт понял, что совсем запутался. — А разве мы не должны… работать? — Успеется, — отмахнулся Томас, утягивая его за собой еще дальше вверх — Наработаешься еще на всю жизнь, уж поверь. А пока моя святая обязанность тебя со всем тут познакомить. Он внезапно замер и приложил палец к губам. — Ни звука, — прошептал он и жестом показал наверх. Левандовски проследил за его рукой взглядом и так и остолбенел: наверху, на лестничной площадке, стояли двое. В одном из них он узнал Клозе. Другой, прижимавшийся к нему явно не в дружеских объятиях, был ему незнаком. Зато, судя по ехидной ухмылке, его прекрасно знал Мюллер. — Дела у него, ага, конечно, — пробормотал он себе под нос. — Знакомься, это Тони Кроос, начальник отдела внутренних расследований, — Кроос вдруг насторожился, точно услышав что-то, отстранился, заоглядывался. — А теперь валим! — мгновенно оценив обстановку, скомандовал Томас. — Только тихо! Роберт чувствовал себя до ужаса глупо, словно снова был шестиклассником, пойманным за подглядыванием в раздевалке. Мюллеру же, казалось, это доставляло веселье. — Ну и что это было? — поинтересовался он, когда им удалось перевести дыхание. — Знакомлю тебя получше с твоим начальником, разумеется! — не моргнув глазом, ответил Томас. — Ты у нас новенький, нужно тебя поскорее в курс дела ввести. — Детский сад какой-то! — фыркнул Роберт. — Ну и пускай, — легко согласился Мюллер, кажется, нисколько не обидевшись. — Зато весело! Тааак, — он круто развернулся и хлопнул в ладоши. — Следующая остановка — восьмой этаж! И прежде, чем Роберт успел сказать хоть слово, он снова потащил его за собой — на этот раз к лифту. — Постой! — на бегу кое-как сумел пропыхтеть он. — Разве не там приемная… министра? — Ага, именно, — не оборачиваясь, ответил Мюллер. — А ты молодец, быстро запомнил. — Что мне делать у министра?! — уже не надеясь ни на что, воскликнул Роберт. Томас лишь загадочно улыбнулся. Спустя короткую поездку, показавшуюся ему вечностью, лифт остановился напротив восьмого этажа. Роберт выглянул с опаской. Господи, да что же он творит? Он мятежник, повстанец — и вот он в самом сердце Республики… Он мог бы убить министра прямо сейчас, подумалось вдруг ему. Сердце заколотилось от одной этой мысли. Его замутило. Только бы Марко не узнал об этом… только бы не попросил его… — Эй, с тобой все хорошо? — Мюллер тряханул его за плечо. Роберт закивал, натянув на лицо улыбку. Судя по скептическому взгляду Томаса, получилось не очень. — Да не бойся ты, тут все свои! Я тебя сейчас со своим другом познакомлю. Томаса он знал едва ли десять минут, но уже сейчас мог себе вообразить, что у такого человека могут быть за друзья. Знакомиться с ними Роберту хотелось не больше, чем шататься без дела по приемной министра — но не портить же отношения с коллегами в первый же день, иначе вся миссия коту под хвост. Вот и приходилось идти, осторожно ступая по натертому до блеска мрамору пола среди таких же стен, увешанных картинами. Стоило признать, у господина министра имелся тонкий художественный вкус. Роберт снова поймал себя, что вертит головой по сторонам. — Эй, — Мюллер щелкнул пальцами у самого его уха, заставив Роберта чуть ли не подпрыгнуть. — Отомри! Мы уже пришли. И нарочито-театральным жестом указал на дверь перед ними. Позолоченные буквы на зеркально-блестящей табличке складывались в имя — Мануэль Нойер — и должность. Заместитель министра. Вот теперь ему стало совсем не по себе. Слава о замминистра ходила разная, и каким слухам верить, распознать было не под силу даже привыкшему к пропагандистским уловкам Роберту. Про него говорили много всего. Говорили, что именно он отдал приказ стрелять по толпе во время Штурма. И тут же — что приказал остановить огонь, сам едва не кидаясь под пули. Доподлинно же Марко и его штабу удалось установить немногое: он был из Шальке. И стал замминистра в невероятные двадцать семь. Мюллер, между тем, не утруждаясь даже постучаться, проскользнул внутрь, поманив за собой и Роберта. И тому ничего не оставалось, кроме как идти вперед. Приемная встретила его легким полумраком и темным деревом паркета, на котором он едва не поскользнулся, так хорошо он был натерт. Из-за второй двери доносились приглушенные голоса и смех — герр Нойер явно был не один. Томаса это ничуть не смутило — и он, до невозможности карикатурно подкравшись на цыпочках к двери, распахнул ее вдруг резко. — Попались! — выкрикнул он. Роберту от стыда захотелось спрятаться под столом, так кстати оказавшимся прямо под его правым локтем. Нойер, судя по выражению его лица, к подобному давно уже привык. А вот Левандовски, наоборот, все никак не мог примириться с этой новой реальностью, где все его идеологические враги выглядели… как люди. Причем порой даже не то что симпатичные — красивые. Тот же Нойер. Высокая, мощная, но при этом не лишенная изящества, его фигура привлекала к себе заслуженное внимание, как и правильное лицо, будто созданное для того, чтобы красоваться на пропагандистских плакатах времен Второй Мировой. «Настоящий ариец». Определение, мелькнувшее у него в голове, было чересчур банальным, но до лучшего додуматься он никак не мог. — Что, опять? — из-за спины Мануэля выглянул еще один представитель арийской нации, пусть и не отличавшийся особой красотой. На его лице, в подходящие моменты, должно быть, бывшем суровым, сейчас играла легкая усмешка. — Никакого спасения от этого Мюллера! — пожаловался он, едва ли не подмигнув Роберту, до сих пор пребывавшему в легком шоке. — Кажется, найдешь себе тихий уголок где-нибудь в архиве — ан нет, и туда поганец пролезет! Думаю, Ману, найдете вы его с Ламом когда-нибудь на вашем совершенно секретном совещании, помяни мое слово. Томас изобразил смертельную обиду, и Роберт с облегчением, удивившим даже его самого, понял, что Мюллеру за эту выходку ничего не будет. — Ну, не тяни, говори, зачем пришел? — сурово сдвинув брови, проворчал Нойер. — Что стучаться нужно, я и говорить не буду — все равно ведь бесполезно. Так что давай быстрее, у меня еще дела, — правильно, в отличие от Мирослава, истолковав озорную ухмылку на его лице, он тут же добавил. — Да не в этом смысле, извращенец. У Лама сегодня совет министров, я остаюсь за главного, как будто мне и без того проблем мало, а тут еще ты… — Я тут новенького привел познакомиться. Так что знакомься, это Роберт Левандовски, он из Дортмунда, — при этих словах Ману вскинул брови, а второй мужчина бросил на Роберта оценивающий взгляд. — Перевели еще неделю назад, но из-за сами-знаете-чего добрался только сейчас, с прекрасными рекомендациями от Юргена Клоппа и почти полным отсутствием чувства юмора. Любит архитектуру, ну или просто не привык к нашей роскошной обстановке. И, кажется, сейчас меня убьет. Весь этот монолог Томас выпалил на едином дыхании. С каждым новой фразой Мюллера, Роберт испытывал все большее изумление, граничащее под конец с ужасом. Откуда он, черт возьми, все это знает, если Мирослав сказал ему только имя? Как вообще такое возможно? Он же не справки про него наводил? И что еще он знает — запоздало обожгла его куда более пугающая мысль. Он застыл, с широко открытыми глазами глядя прямо на Мюллера, пока сознание рисовало ему картину его, идиота, допроса и казни. Зачем же еще его привели прямо к замминистра? А он, как дурак, сам пошел. — По-моему, он скорее сам сейчас скончается, от восхищения твоими умственными способностями, — заключил второй мужчина, по достоинству оценив выражение лица Роберта. — Все в порядке, он со всеми такой трюк проделывает. Не зря его Миро замом сделать хотел. — Да он просто разговор подслушал — вот и вся «магия», — фыркнул Нойер. Это и правда имело смысл, особенно если поглядеть на лицо Мюллера, тут же надувшего обиженно губы. Нойер явно попал в точку. — Вот это друг, называется, — пробормотал он. — Еще бы пошел и Миро сказал, ага. Нет бы что полезное сделал, поговорил с министром, к примеру, а то твой дружок Басти за перекладывание бумажек получает вдвое больше! А я тут, вообще-то, не покладая рук… — Я вообще-то здесь! — прервал его, видимо, тот самый «Басти». — И, к твоему сведению, я начальник отдела… — И сколько в твоем «отделе» людей? — не унимался Мюллер. — Полтора? Сидит у себя в архиве, ерундой страдает… но нет, он у нас теперь начальник! Отошедший наконец от шока Роберт наблюдал за этой перепалкой и никак понять не мог: то ли они и правда ссорятся, то ли Томас, как всегда, валяет дурака, а остальные ему подыгрывают. Лицо Мануэля, по которому ничего нельзя было прочитать, в установлении истины не помогало. Тот, между тем, жестом подозвал Роберта к себе, пригласив присесть рядом с ним прямо на стол. — Роберт, да? — уточнил он и, дождавшись кивка, протянул руку для рукопожатия. — Добро пожаловать, привыкайте… к нашему дурдому, — он посмотрел на Мюллера, яростно доказывающего что-то начальнику архива, и горестно вздохнул. — Как дети, честное слово, — пожаловался он. — У нас тут едва ли не революция, а они… значит, из Дортмунда? — спросил он, сменив резко тему. Левандовски едва не вздрогнул, хотя, казалось бы, к этому вопросу он должен был быть готов. — И как там? Заготовленный ответ, готовый сорваться с языка, так и замер, остановленный этим простым вопросом. Как там? Ему вспомнились флаги и горящие костры на улицах, барабанный бой и громкие выкрики. Он прятался в тени, не желая светиться перед объективами камер — и потому видел слишком многое. Во время Штурма он стоял в задних рядах, а потому не видел, кто открыл огонь — только едва успел убраться с дороги испуганной толпы, пытавшейся спастись от пуль. Из-за угла дома он смотрел, закрывая рот рукой, как маршируют стройные ряды «миротворцев», тесня желто-черное море революционеров. Тогда застрелили его соотечественника, Лукаша. Другого, Якуба, утащили куда-то сюда, в цепкие руки умельцев из шестого отдела, и всем было легче считать его погибшим. Всего этого Роберт не видел. Зато он видел другое, уже после, когда стихли последние выстрелы. Среди застреленных и затоптанных насмерть лежала девочка. Русые кудри пропитались кровью. Всего этого он вынести уже не смог. Его тошнило. Когда подожгли ратушу, он смотрел за пожаром в первых рядах, замотанный в желто-черный шарф по самые глаза. Смотрел с каким-то мрачным удовлетворением. Тот, кто отдал этот приказ, тот, кто убил всех этих людей, его друзей, тот, кто замучил Якуба Блащиковски, мог сейчас быть с ним в этой комнате. Прямо рядом с ним. Осознание этого простого факта, о котором он начал забывать, обманутый всеми этими улыбками и шутками, словно по голове ударило его своей безжалостной ясностью. — Хаос… — прошептал он наконец. — Там хаос. Нойер замолчал, тут же прекратив все вопросы. Вопреки всему, Роберт почувствовал прилив благодарности. «Прямо рядом со мной», — напомнил он себе. Стало легче. — Все, закончили! — скомандовал замминистра, вставая между ссорящимися. — Бастиан, сол… — он закашлялся. — Швайнштайгер, думаю, стоит пойти и отрабатывать зарплату, пока кто-нибудь тебе ее не понизил. Мюллер, если сейчас же не заберешь новенького и не пойдешь в конце концов работать, напишу докладную Клозе. Роберту показалось, что он различил шепот «Напугал…» одновременно сорвавшийся у обоих. — И сначала отдам Гомесу, — пригрозил Нойер. — Сам потом будешь с ним разбираться. Мюллер поднял руки в демонстративном жесте «сдаюсь» и потянул Роберта за собой, да так, что рукав пиджака едва не треснул. — Роберт, — уже вдогонку крикнул ему Мануэль. — Если что, обращайтесь! Он кивнул, про себя точно решив, что ни за что не вернется больше по доброй воле в этот кабинет на восьмом этаже. — Надеюсь, это все? — поинтересовался Роберт, когда они снова зашли в лифт. Сейчас он чувствовал себя так, словно по нему проехались эмоциональным катком. Больше всего хотелось не работать еще полдня, а лечь спать. Желательно перед этим еще и напиться. Мюллер кинул взгляд на часы и расплылся в улыбке. Это не предвещало абсолютно ничего хорошего. — Почти обеденный перерыв! — радостно воскликнул он. — Сейчас будем знакомиться с твоими коллегами! Боже, если ты есть, взмолился Роберт, избавь меня от этого. Лифт, плавно поднимавшийся вверх, остановился на одиннадцатом этаже. Когда открылись двери, Мюллер вздрогнул. — Так, а вот и вы, — произнес стоящий за ними человек. — Я знал, что рано или поздно ты покажешься, — он посмотрел на часы. — Пришел как раз к обеденному перерыву, Томас? Это зря, потому что сегодня его у тебя не будет. Как и премии в этом месяце. Томас возмущенно дернулся, но смолчал. От этого у Роберта пробежал холодок по спине. Чтобы Томас, который за словом в карман не лезет, так себя вел… кто этот человек вообще такой? Видимо, прочтя немой вопрос в глазах Роберта, он повернулся к нему: — Меня зовут Марио Гомес, заместитель Мирослава Клозе, твой непосредственный начальник. Так как ты здесь новичок, запомни одну простую истину: отлыниваешь от работы — не попадайся мне на глаза. Не знаю, как у вас в Дортмунде, но у нас в министерстве все серьезно, и сейчас мне меньше всего нужен детский сад и клоунада на выезде. Гомес не повышал голос, глядя прямо ему в глаза, и это было очень страшно. Замерший, как кролик перед удавом, он мог только кивать. Контраст между Клозе и его заместителем был разителен. Именно такого человека он представлял себе, слушая пламенные речи Марко. Именно таким должен был быть его враг. И, кажется, он только что себе его нашел. — Надеюсь, мы друг друга поняли, Роберт? — не дождавшись ответа, он развернулся и ушел. Мюллер выдохнул с явным облегчением, яростно нажав кнопку четырнадцатого этажа. Обед сегодня точно отменялся. Молитвы Роберта были услышаны. Вот только не богом, а дьяволом.