Не оглядывайся

… «Что ты, блядь, знаешь о боли, Роджерс?! Что ты, выхолощенный пробиркой, Эрскиным и ёбаной Америкой, можешь знать о боли?!»… Старк скептически смотрел на нежелание Стива жить вне Башни. Но терпеть ощущение, что Тони знает все твои грязные секреты, включая ночные кошмары, бдения и последующую бессонницу?.. Нет, спасибо. Этот кошмар преследовал Стива слишком давно. Слишком многое он пустил на самотек, пытаясь остаться идеальным, непогрешимым Капитаном Америкой. Когда он потерял себя настолько, что даже бывший любовник вызверился в последние секунды своей жизни? Роджерс не понимал. Не понимал зачем Броку нужна была Гидра, не понимал, почему тот ни слова не сказал о Баки. Не понимал, почему с легкостью променял его на выслугу верного сторожевого пса при Зимнем Солдате. Не понимал и не хотел понимать. Люди видят только то, что хотят. Только то, что Стив показывает людям. Вопреки философскому замечанию Наташи о том, что он не умеет скрытничать, человек, увидевший бы Стивена Роджерса за закрытой дверью ошалел бы от разницы. Как «до» и «после». А потом кинул бы в Романову камень. Но некому. Люди, знавшие Стива Роджерса, не Капитана Америку, уже ушли. Баки его не помнит, Командос, что уж греха таить, почти все вымерли как тараканы. А те, что топчут землю не в самом здравом уме, Брок… Иногда Стиву казалось, что маска «Капитана Америка» приросла к нему намертво. После падения Барнса с поезда ему не перед кем, да и не с кем было вести себя иначе. Рамлоу… Изменил, если не все, то очень многое. Терпеливо, с львиной долей подъеба рассказывал и показывал то, что Роджерсу было в новинку. Приучал к острому, прививал вкус в современной одежде. Не то что Нат. Та пыталась впихнуть капитана Америку во что-то супер узкое, облегающее и иногда, на взгляд Стива слишком часто, откровенно вульгарное. Вроде джинс с дырками чуть ли не на самой заднице. Переводил кучу непонятных акронимов, сравнений и просто тупых непонятных словечек, которые Кэпу сперва резали слух. А потом привыкалось. Привыкалось к куче мяса, которое, собственно, можно было смело выбирать часами и, опять же, часами экспериментировать; к тому, что суп из топора нынче не актуален, можно и обычными продуктами обойтись; к ощущению обнаженности с этой всей современной порнографией вроде соцсетей. Привыкалось к Броку под боком с утра в совместные выходные, его медвежья хватка и бухтение спросонья. Это выглядело настолько уютно, что разбудить, тревожа это тихое, где-то в глубине все еще ноющее отголоском тупой боли, счастье казалось преступлением. И приходилось с улыбкой закрывать обратно глаза и проваливаться в полудрему под матерные эпитеты того, «какой Кэп охуенный, мягонький и оборзевший. Какого хера ты жаворонок, Роджерс? Спать, нахер. Спа-а-а-ать… А потом… посмотрим». А потом Стива брали в захват, мудрено обхватывая конечностями, и затихали. Эти самые выходные обычно длились два-три дня, если нигде ни у кого из начальства ничто не подгорало. Рамлоу, как выяснилось, любивший поспать, первый день был хуже бревна. Его можно было как кота каралькой свернуть, Брок на это только издавал странные звуки, напоминающие трактор в поле, подыгрывая Роджерсу. «Ничего личного» оставалось благополучно за дверью. В доме они вели себя частенько как два переростка: один познавал новый мир с любознательностью маленького ребенка, другой, сначала подыгрывая восторженному ребячеству, втянулся в это дело, молодея на глазах. Вот уже не было скорбных морщинок в уголках губ, а в глубине глаз цвета тягучей карамели искрило. Редко — широкая улыбка, чаще — самыми уголками, словно Рамлоу хватало того, что Стив радуется за них двоих. Мир обретал краски, раскрашивая блеклый серый мир и отогревая в теплых оттенках двух замшелых, почерневших в своей рутине вояк. … Мало кто мог представить себе Капитана Америка глушащего отборную асовскую самогонку с самого утра, презентованную Тором в «знак глубокого уважения к другу Стивену». До состояния поросячьего визга не пробирала, но даже суперсолдатский метаболизм не успевал бороться с таким количеством и качеством оборотов. Кто-то бы сказал, что пить с утра моветон, но пожурить Стива Роджерса, сидящего на балконе третьего этажа своей двухуровневой квартиры в Бруклин-Хайтс, было некому. Никто не знал как, сколько и зачем он глушит самогонку, сидя в обнимку с теми немногочисленными совместными фотографиями. Большинство из них сделаны Роллинзом когда, как казалось двум мега-конспираторам, никто не замечал. Огребавший смачного пинка под зад Джек ржал как конь, показывая свою маленькую коллекцию: Брок и Стив собачатся из-за неоправданного риска последнего (кажется Рамлоу на него тогда орал как ревнивая жена, застукавшая в супружеском ложе нимфетку); на следующей всё тот же вездесущий Брок тащит на себе едва живого Роджерса, надышавшегося какого-то убойного газа на одной из разъебанных баз террористов и несущего отборную похабную дичь, от которой у Рамлоу еще долго уши самопроизвольно сворачивались в трубочку (кто бы мог подумать… Кэп, я тебе потом с мылом рот вымою); и, наконец, самая ценная: длительная командировка в очередной жопе мира, Стив обнимает Брока, как ценного плюшевого медведя, оплетая конечностями и, чуть ли не слюнку пуская, (то, что они, вообще-то, засыпали в разных углах не учитывалось). Как Рамлоу не задохнулся — тайна за семью замками. Никто же не знал, что это норма для них — спать переплетаясь конечностями и прикидываться ктулху… … От собственных мыслей Роджерса отвлек звонок в дверь. Посмотрев на часы, которые показывали едва ли шестой час утра, и послав мысленно раннего гостя нахер, он с чистой совестью достал сигареты из тумбочки. Хорошо, когда в лоджии помещается не самый мелкий диван и пара тумб для мелочевки. Еще полтора года назад там лежали сигареты Брока и пара стволов с глушителями. На всякий случай. Оружие Стив убрал. Вспоминать, глядя на любовно начищенные стволы, не хотелось. А звонивший в дверь был настойчивым сучьим отродьем. Роджерс залипал не одну и даже не пять минут, а эта сволочь звонила в дверь, словно зная, что сон Капитана Америка чуток, как у волкодава. Прислушиваться было лень, Гидра бы в дверь звонить не стала, найдя вместо этого более оригинальный способ напроситься в шесть утра на чай, поэтому можно было и дальше игнорировать наглого ублюдка, к которому должна была выйти старушка миссис Лоуренс из квартиры напротив. Обожавшая в юности своей Капитана Америку и впечатлившаяся тем, что воочию он был «юн и прекрасен, как Адонис», восьмидесятилетняя мадам зорко стояла на страже покоя Стива, считая это своим, чуть ли не гражданским, долгом. Почти все её внуки были гениальны, поэтому выглядящая едва ли на шестьдесят с хвостиком женщина была той еще оторвой и язвой, когда дело касалось увлечений. А они у нее были малость… Специфичны. Солнце слепило, вовсю заливая красноватым маревом Бруклин, а Роджерс так и сидел, апатично пялясь куда-то вдаль, изредка прихлебывая выветривающееся минут за двадцать пойло. В дверь звонить перестали еще полчаса назад, что значило только одно: незваный гость сдался и пошел туда, где ему самое место — к чертовой матери. Иногда Стив разговаривал сам с собой. Словно Брок сидел рядом на диване и отбирал сигарету, с наслаждением затягиваясь. Кто-то сказал бы, что у него не все в порядке с головой, но только эти разговоры и помогали психике не замкнуться, оставляя пустую оболочку вместо любимого всеми Капитана. — Стивен Роджерс, я знаю, что ты дома. Возьми свое мужество в кулак и открой мне дверь, — этот голос бесил больше, чем все заебы Романовой, Клинта и Старка вместе взятые. Про то, что они умудрялись мутить собираясь вместе… Господи Иисусе, об этом он думать с утра пораньше и на не совсем трезвую голову определенно не-бу-дет. Хотелось проигнорировать этот боевой клич, с учетом того, что стекла лоджии были затонированы. Но Шерон Картер была таким же блядским тараном, как и её тетушка. Против Пегги Стив не имел ничего против хотя бы потому, что она знала когда остановиться. А что? У Капитана Америка, вопреки сложившемуся у общественности мнению, терпение было не резиновое. Очень даже наоборот. Он не выносил ни попытки на него давить, ни попытки даже что-то объяснить, если свое мнение уже сложилось. Будь оно о вещи или человеке. Да, мнение может меняться, но к этому Роджерс предпочитал проходить сам. Эрскиновская сыворотка и без того бараний характер превратила просто в частоколовую ограду, на которую нанизывали любого, кто так или иначе пытался давить на национальное достояние. Приоткрыв окно, Стив молча ушел вглубь квартиры и открыл замки входной двери. Картер либо поймет, либо нет. Хотя, какой там «нет»? Эта понимала всегда. Иногда даже лучше, чем бестактная Наташа. Как пить дать, у нее, у стервы, научилась вот так горланить. Заглянув на кухню Роджерс за один присест прикончил пол литра апельсинового сока, лишая организм блаженной пьяной неги, растекавшейся от ядреного пойла. Заметив краем глаза свое отражение в оконном стекле, Стив поморщился. Кажется сейчас он услышит от Шерон много интересных новостей. Интересных, но не новых. А вот и, собственно, виновница торжества. В квартиру зашла, словно в клетку ко льву. Правильно сделала. Капитан Америка в семь утра слегка потрепанный и к гостям не готов, и слегка негативно настроен. Традиция, которой больше полутора лет. Рано утром, без особой нужды вроде миссий к нему уже даже Сэм с Наташей не лезут, виня в дурном влиянии уже почившего Брока Рамлоу. То, что большую часть своей жизни после разморозки Стив не употреблял ненормативную лексику и другим не давал не означало, что он её не знал. На войне было не до словесного политеса. Даже Пегги Картер ругалась, как портовый грузчик, если припекало. А припекало её частенько. — Стив? — Выглянувшая опасливо из-за угла младшая Картер была встречена остекленевшим от раздражения взглядом. Баки раньше говорил, что у Роджерса взор горит от праведного гнева. Брок на эту цитату морщился и отводил глаза, потому что «у злого Кэпа взгляд, как у лежалого трупа». Рамлоу вообще был понятливый во многом. Ему не нужно было говорить это самое многое вслух, даже намекать не было нужды. Они сидели и смотрели друг на друга молча. Часами. Стив раньше так мог уютно и тягостно молчать только с одним человеком. И его отняла Гидра. — Шерон, — необходимости что-то говорить Картер не было просто потому, что один взгляд, и Агент 13 начинала пятиться обратно за угол, словно опасалась, что Роджерс, как Медуза Горгона, можеть убить только им одним. — Для предупреждения ранних визитов люди создали мобильную связь и много других изысканных вещиц вроде электронной почты. Вместо каких-либо слов, поняв, что «убивать» на сегодня отменяется, Картер подошла ближе и вытащила из своей бездонной сумки кипу бумаг. Без папки и даже, казалось бы, без системы. Разложив их веером на барной стойке, разделявшей кухонную зону и гостиную, Агент 13 прикусила нижнюю губу, чуть отходя. И хотя Нат её предупреждала, что Стив все больше и больше перестает быть похожим на «самого себя», Шерон видела другое: Капитан Америка всегда сдерживал своё эго. Ради той же Наташи, ради Сэма, кого-то ещё. Попытавшись воистину уверовать во вселенское благо и мир во всем мире. А ведь ещё Вторая Мировая показала, что это невозможно. Кто-то всегда побеждает или побежден. Когда тетушка Пегги рассказывала об ослином упрямстве Стивена Роджерса, маленькая тогда еще девочка ни в какую не хотела верить, что символ всего американского народа, упрямый за весь этот самый народ, острый на язык, не лезущий в карман за словом тяжеловесный мужик. Как так, ведь все супергерои принцы на белом коне? Поставив стакан в мойку, Стив методично, по одному, начал перечитывать бумаги, разложенные перед ним. Местоположение Баки. Задница мира Румынии, самый отбитый район, крошечная квартирка и работа грузчиком. Что-то это напоминало… — Кто еще в курсе? — «Кроме Старка» висело в воздухе тяжко, грузно, словно гранитная плита. — Только я, — «Кроме Тони» прозвучало также невысказанно в ответ. — Когда этому великовозрастному ребенку надоест замаливать свои косяки таким эпатажным способом, передай ему от меня «спасибо». Но только после того, как надумает просто поговорить. Со мной. Глаза в глаза, — собрав документы по ведомой ему одному системе, Роджерс полностью погрузился в чтение, проходя в спальню мимо Картер. Дел много, времени мало. Шерон иногда было больно. Настолько больно душевно, что ощущалось физически. Всеми любимый герой, Капитан Америка растерял все краски в тишине своей берлоги, превратившейся в склеп за несколько лет. Нет, все выглядело прилично. И кухонная утварь, которую закупал Рамлоу, от кулинарии которого можно было записать все, что думали о нем и зажрать с горчицей только потому, что готовил командир Страйка, лучше, чем повара в ресторанах трех мишленовских звезд, и огромный телевизор, на котором настоял опять же он. Но все это было накрыто. Ткань, целлофан, где-то просто газеты по-старинке. Словно Стив пытался сохранить все это. В памяти, в душе, избегая при этом воспоминаний. И хоть Агент 13 Брока никогда не переваривала, если он делал Роджерса счастливым, почему бы и не закрыть глаза на обилие мата, желчи и подъеба в речи, если кэп улыбался хоть иногда…? Поняв, что лимит терпения и человеколюбия Капитана исчерпан, Шерон вышла из квартиры, не забыв отжать предохранитель на замке, чтобы закрылся сам, стоило только чуть сильнее хлопнуть дверью. Может не подумала, а может осознавала слишком сильно, но увидеть Стива, большого, сильного, выносливого Стива, обнимающего распечатку с камеры слежения и тихо воющего за закрытой дверью ей было не дано…