Не оглядывайся

Брок никогда слабохарактерным не был. Ни-ког-да. Но от этого вселенского “Капитан Америка не одобряет” хотелось, если не повеситься, так утопиться. — Рамлоу…. — Кэп? Помнится, был на их веку момент, когда Стив Брока называл по фамилии. События, последовавшие за этим пиздецом были не фонтан, а значит, был у Брока повод искать пути отхода. Почему-то так не вовремя вспомнилось вот это упрямое выражение лица у Стива, но лет эдак двадцати от роду. От этого весь настрой “бежать и прятаться” отошел на задний план. Роджерс его не нагнет. Не теперь, когда они могли и силой померяться без опаски, что Стив прихлопнет Брока мухобойкой. — Ничего не хочешь мне рассказать? Прямой, как палка, откинувшийся на спинку кресла и соскладировавший ногу на ногу, Стив словно подсознательно показывал, что кое-что со времен его бурной молодости всё же изменилось. Он стал авторитарней. Мощнее. Гибче, но при этом пропала какая-то, наивная даже, вера в то, что добро побеждает. Если бы Брок не был уверен в том, что из Роджерса свет хлещет, как из ведра, подумал бы, что ЭТОМУ Стиву самое место в Гидре. Пирс восседал иногда с таким же видом, словно все ему должны и обязаны рассказать/сделать/подчиниться. Вот только этот самый Пирс не вызывал желания подчиниться, в то время как Стиви Роджерс “нагибал” одним своим существованием. — Может подожд…. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — в голосе Стива зазвенела сталь, а сам он весь подобрался, словно ещё одно неверное слово или действие и он бросится на Рамлоу с кулаками. Этого допускать было нельзя. И хотя Барнс знал какую-то часть истории о возвращении его Командира, рассказывать это дерьмо дважды Брок был физически не готов. Вспоминая одержимость и фанатичность гидровцев бессмертием, огромной мощью или мировым господством, Брок готов был плюнуть в лицо каждому со словами: “Оно того не стоило”. Даже если бы никто его не слушал. Ну, хотя бы потому, что такие как он явно не в райские сады кустики поливать попадают. — Проснется Солдат, тогда хоть четвертуй. А сейчас, дай ребенку выспаться, Роджерс. Твой драгоценный Баки впервые спит сам, без таблеток и в здравом уме. Поэтому будь любезен, тащи свой зад спать, либо вали на пол, если религия не позволяет возлежать на одном ложе с содомитом, — он этого не хотел. — С двумя содомитами. Рамлоу каждый раз проклинает свой язык, и каждый раз не может остановиться. Особенно теперь, когда знает некоторые факты, известные некогда одному лишь Барнсу, вроде того, что мать Стива, Сара, была ярой католичкой и сыну любовь к католицизму и святую веру в него прививала. Похоже очень сильно на это влиял тот факт,, что её семья не одно поколение пряталась от всевидящего ока Морриган.

***

Брок покорности от Стива не ждал. Вот ни разу. Но слово “Баки” в любом контексте делало из Роджерса если не трепетную лань, так хотя бы притихшего динозавра. Зимний проспал почти до самого рассвета следующего дня, поэтому больше суток затишья Брок просто впервые за много лет отдыхал. Спал, готовил, колол дрова, старательно избегая тяжелого взгляда исподлобья в радиусе пары десятков метров. Не потому что во всем этом была смертельная необходимость, а потому, что так хотелось. Не любил Рамлоу,когда с него делали идиота, но случай выдался особенным: сама Морриган сделала его клоуном, а это заслуживало, если не мести, то хотя бы ответной подставы — вне всяких сомнений. — Командир… — Зимний всегда звал тихо. Так, словно сделай он это чуть громче — Гидра обязательно вернется. Так, словно Брок мог слышать его за сотни тысяч метров. И он слышал. Тихое шелестение наббатом гудело в ушах. Но эти интонации… Он слышал такую щемящую нежность и страх в голосе лишь пару раз... Услышал Роджерс или нет, Брок был благодарен за то, что тот не ломанулся проверять своего любимого Баки. Поэтому, не услышав звука падающих вещей в исполнении слоноподобной примы балета, Брок спокойно пошел в сторону спальни, уже под самой дверью услышав странные звуки. Застыв на пороге, Брок вдруг почему-то вспомнил одно из воспоминаний Баки Барнса. Яркое, полное отчаяния и бессилия: Стив, державшийся долгие полгода после смерти матери,свернулся под боком Баки клубочком и тихо всхлипывал. Роджерс больше не полурослик из Толкиеновских сказок, но сейчас, беззащитно уткнувшийся в живот Баки и беззвучно всхлипывающий, он вызывал желание отступить на пару шагов и прикрыть за собой дверь — настолько интимным был этот момент. Настолько Брок чувствовал себя лишним. Но протянутая металлическая рука и усталая, измученная улыбка тянули магнитом. И Брок тянулся, обнимая свое личное бедствие и подставляясь под металлическую руку, издевательски нежно почесавшую его за ухом, как кота. Стив вздрогнул, но не отшатнулся, чуть поворачивая голову в сторону Брока. От взгляда, затравленного и бесконечно уставшего, как у старика, к горлу подступала тошнота. Брок себя сентиментальным не считал никогда. Вот только с блядовым Роджерсом без них не получалось. В голову приходили метафоры достойные бывалого писаки, но язык не поворачивался. Стив не знал, что с ним было. Он бы не понял, заговори вдруг Брок рифмой. От мысли, что придется обнажить перед Роджерсом все то дерьмо через которое он прошел, хотелось сходить отмыться. Соскрести шкуру вместе с ощущением, что он не заслуживает происходящего. — Не фони, Командир. Тяжело. Первые секунды Брок застыл. То, что он услышал, значило больше, чем все, что они с Зимним пережили. Так странно было слышать лаконичную, емкую, немногословную речь Зимнего и странные, не присущие ему интонации. Но, судя по тому, что Баки Барнс все ещё не подорвал сам себе мозги, слияние получилось не таким страшным. — Ты сейчас мне его подорвешь, Командир. Словами. — Ты… — Сержант Джеймс Бьюкеннен Барнс к вашим услугам, майор. Последний позывной: “Зимний Солдат”, — кошачья ухмылочка и с силой разминающие загривок пальцы стоили всего этого. Так думал Брок. — Давай, Командир, кончай это блядство, а то... — Баки, не выражайся… — подавший голос Стив, похоже, немного начал успокаиваться. Плечи расслабились и сейчас он просто терся о живот Баки щекой безо всяких эмоций смотря перед собой. — Белоснежка обидится, что мы ее не... — Двусмысленно толкнувшись языком за щеку, Зимний заржал на взгляд Стива исподлобья, не суливший ничего хорошего. — Здравствуй, Стиви. Я вернулся. — Ага, с возвращением, — одним слитным движением Стиви поднялся, от души потягиваясь. В нем что-то изменилось, но Брок ещё не понимал, что именно. Взгляд остался прежним: тяжелым и бесконечно уставшим. Но из него пропала безнадежность и та самая жгучая тоска, делая Стива Роджерса в разы моложе, а Капитана Америка, в будущем, в разы опасней. В его взгляде что-то было, в самой глубине, но Брок решил пока не заморачиваться. У него были дела поважнее того, что просыпается в Кэпе. Если Морриган его ещё не четвертовала, значит там не было ничего опасного. — Stevie? Arís an mothú go bhfuil súile agat ar chúl do cheann?* — Ага. Почему ты говоришь с таким диким акцентом, Бак? — Потому что он говорит на ирландском гэльском, Роджерс. Меньше тяни гласные, Барнс. Иначе так и останешься неучем. На русском же говоришь хорошо. Представь, что это он. Броку это безмолвный диалог казался интимней горячей групповушки с порно. Ну, знаете, когда собирается куча мужиков и бесконтрольно… — В душ, тренироваться, завтракать. Зимний, ты охренел без тренировок? Кто будет твою лапищу носить? Явно не тщедушное тельце, в которое ты вот-вот превратишься. Стив хотел что-то сказать. У него это было на лице написано. Но он промолчал, здраво посчитав, что терпел очень долго и от пары часов с него не убудет. А Брок хотел от всего этого нахер сбежать. Просто потому что не представлял с чего начать…