Не оглядывайся

Стив стоял у окна и с нечитаемым выражением лица осматривал разгромленную гостиную. Вошедший Зимний с такой угрюмой постной рожей протянул совок и веник, заткнув за пояс рулон с мешками для мусора.  — Баки, я…  — Я не Баки Барнс. Я Агент. Зимний Солдат. Отморозок. Свежемороженый уебок, как иногда зовет Командир. Эскимо — его же устами. Твой Баки спит. Спал все эти семьдесят лет, Капитан, — всучив рабочий инвентарь, Зимний развернулся на выход, стягивая на ходу футболку. — Чем раньше ты перестанешь ебать мне мозг этой хернёй, тем раньше вы со своим любимым Баки попиздите. А теперь работай. Если Командир вернется в срачельник пиздить будут меня, как самого сознательного. Стив едва удержался от порыва закричать, разнести остатки щепок, сделать хоть что-нибудь, чтобы показать: как ни отрицает Зимний Солдат, он — Баки Барнс. Стив не понимал, не хотел понимать. Признать, что всё это время он искал человека, ничего не имеющего общего с его Баки, значило признать, что всё это время он гонялся за миражами. В фантазиях многих Гидровцев боевая единица «Зимний Солдат» был психом. Безмолвным психом сам себе на уме. В их коротких умах не могло уложиться осознание того, что эта самая боевая единица «Зимний Солдат» умнее многих. Молчал, когда надо. Прикидывался идиотом — если хорошо попросят. Агент не понимал взаимоотношения людей. Мог часами ковыряться в инструкциях к микроволновке. Но как защитить и как убить… Эту информацию мозг просчитывал за секунды, выбирая всегда самую выгодную позицию и для защиты, и для нападения. Сейчас мозг иррационально верещал, требуя защитить Цель. Как бы не хотелось Зимнему это признавать — Баки Барнс был на редкость живучим мозговитым сучьим отродьем. И, нет, за такую «жизнь» он никогда не скажет Баки спасибо. Ощущать себя ущербом, шестым пальцем на руке было невыносимо. Невыносимо было смотреть на Капитана Америка и чувствовать, как всё сознание, каждая частичка, каждая клеточка тянутся, в попытке приластиться, как коту. Ощутить как это — когда обнимают в ответ. Словно вспомнить. Это ощущение убивало. Оно не было рациональным. Оно НЕ ПРИНАДЛЕЖАЛО Агенту. Оно принадлежало Баки-Блядскому-Барнсу, будь он проклят. Трижды. Под рукой Зимнего треснул кусок дерева, бывший некогда прихожей. А в гостиной что-то загрохотало. Видимо Стив Роджерс решил сжалиться над заёбанной психикой Агента. Он никому никогда об этом не скажет, но Командир был тем ещё занудным говнюком. Мог часами нудеть на пыль в гостиной, грязную обувь в коридоре, бесконечный рядок гильз, которые Зимний коллекционировал по ему одному известной причине. Расстраивать вернувшегося из самого пекла Командира не хотелось, поэтому Агент взялся за уборку с новыми силами, собирая мусор и вылизывая каждый сантиметр поверхностей. Проходя мимо гостиной, он с удовлетворением отметил, что Капитан тоже зануда. И чистоплюй. Наверняка у него также, как у Командира идеально заправлена постель — без единой складочки и носки рядком по оттенку. Так и есть — подсказал мозг, подкидывая картинку тощего недоразумения, складывавшего заштопанные носки ровным рядом попарно. В ушах шумело, а в голове плясал кан-кан табун коней, решивших, что для полной дестабилизации Зимнему не хватало только этого толчка. Ему надоело. Он устал. Он чувствовал несправедливость и досаду за то, что он — пришелец. Он чувствовал жалость и тоску на грани боли. Того. Другого. И это выводило из себя больше, чем бесчеловечные опыты Гидры. *** Брок не мог описать точно, как ощущалась болезненная привязанность к Барнсу. Тяжело описывать связь, выклейменную, кажется, прямо на печени. Но за некоторые моменты передать словами он все же мог. «Дестабилизация», к примеру, — зуд под кожей. Горячий, нестерпимый как крапивница. Вреда не особо, но чешется пиздецки. Хочется раскроить себе череп и почесать мозги. А вот от «коротких замыканий» сносило крышу. В прямом смысле этого слова. Хотелось содрать собственный скальп и выдернуть каждую косточку, которые от боли, кажется, превращались в жижу. Блядское раскаленное олово под кожей. В такие моменты было главным одно: успеть настроиться на «прыжок» до того, как тело, одичавшее от боли, пошлет его нахер, заставляя выть и мечтать вернуться в адские казематы. Брок готов был на что угодно ради этой ебанутой парочки. И теперь пожинал плоды чаяний своих — он был привязан к Кэпу и Зимнему, как псина, связанный при этом несколькими десятками клятв. И если Кэп имел счастье быть в блаженном неведении относительно своей власти над Броком, Агент был в курсе. Не надо быть гадалкой, чтобы понять почему Барнса замкнуло, несмотря на то, что он старался не доводить приступы до такого кошмара наяву. Ебаный Роджерс. Собрав в кулак остатки воли, Брок представил перед глазами самое яркое воспоминание. То, что не раз выдергивало из кошмаров и не давало провалиться в личный ад: нежный, чувственный Стив. Осторожный, неторопливый. Это был единственный раз, когда они не вели себя в постели, как два дикаря. Больше таких «чудес» не случалось. Всегда находился какой-нибудь пиздец, после которого они набрасывались друг на друга, как одичавшее зверье. Именно на это воспоминание Брок Рамлоу, вывалившийся из пространства прямо на руки Роджерсу, готов был молиться Богу, которого ему не свезло повидать. Зимний скулил. Низко, глухо, на одной ноте, свернувшись в позу эмбриона и баюкая левую руку. Эта сука в таких ситуациях коротила вполне себе реально.  — Нужно… Снять… Руку… — В этом было весь Брок. Не мог идти — полз. Не мог ползти — цеплялся мертвой хваткой тридцати двух. Даже сейчас, когда тело отказывалось реагировать на требование мозга шевелиться.  — Но Тони… — Стив подставил плечо, благоразумно не акцентируя на этом внимание, давая мистеру Я-Сам-Блядь ухватиться. С гордостью у Брока всё ещё не было проблем. Он всё ещё не терпел чужой жалости. Просто научился затыкать эту мразь.  — Я в рот ебал твоего Старка, Роджерс. Если мы не отстыкуем это блядство у Барнса сварятся не только мозги, но и сердце разорвет, как у пичуги к чертовой матери! Включи мозги, блядь! Инструменты в шкафу, который вы разъебали. Темно-синий кейс. Две минуты тебе, Кэп, если ты действительно страждешь помочь. Лишившись опоры в виде Стива, Брок собрал себя в кучу и пополз к Зимнему. Расстояние в метр-полтора казалось непреодолимым адом, а стоять сил не было. Кусок мороженого мяса, давным давно заменившего Рамлоу сердце, вяло трепыхался — Агент тянулся в его сторону, как слепой котёнок к маме-кошке, почувствовав тепло. Баки Барнс всё ещё был где-то на периферии, а значит ни Стив его, ни он Стива в той же степени не ощущал. А ещё это значило, что Роджерс Брока своей ревностью заживо сожрет. Кое-как усевшись, Брок с обреченностью смертника приготовился к тому, что творится в голове Зимнего, открываясь… … Если бы Рамлоу умел пускать скупую мужскую слезу, он, наверное, уже обрыдался бы. Впервые за долгое время в голове Агента был штиль. И Роджерс. И Баки. Два сопляка, лазающих по деревьям. Точнее лазил как-раз таки Барнс, а Стив глядел на картину «Восхождения» за котенком, как евреи на Моисея. Этот Стив был в точности таким же, каким сейчас бывал исключительно в семейном кругу — открытым, до одурения преданным, бесконечно верным и любящим. Зимний, сам того не ведая, показал Броку самое важное. Самое ценное — Стива, каким Брок его никогда не видел, но узнавал. Ещё одно ценное воспоминание в копилку. Агент смотрел на это молча, как зритель в кино. Брок не собирался ему мешать, просто устало опустился на землю рядом, из первого ряда смотря не на Капитана Америка, нет. На Стиви Роджерса. Тощего, нескладного Стиви, который, повзрослев, давился своей ревностью и сейчас опять, наверняка, по ту сторону грани, рвал волосы на жопе.  — … Я не хочу умирать, Командир. Мимо калейдоскопом проносились воспоминания Баки Барнса. Стив болеет. Стиву плохо. Стив учится лазить по деревьям под чутким руководством Боженьки Баки. Стив был везде. В каждой мысли. В каждом прожитом дне. Заполнял собой все дыры, все пустоты, какие только находились в жизни Барнса, а иногда и заменяя собой менее значимые вещи, открывая Броку две простые истины: Стив Роджерс максималистом был всегда. Если любил, то навсегда. Если ненавидел, то от всей души. Стива Роджерса невозможно было не полюбить. Особенно такого трогательно тощего, но сильного духом.  — Ты не умрешь. Так мне объяснили. Просто станете одним целым. Ты уже сейчас должен чувствовать то, что ощущал бы Барнс. Это нормально, Солдат. Это ты.  — Я злюсь. Когда чувствую то, что чувствует он. Я не хочу. Хочу остаться собой. Они редко поднимали эту тему. Просто потому, что Солдат — это Солдат. Брок не мог предсказать как оно будет. Да, ему открылись некоторые знания. Но знания всей вселенной доступны только божественной сущности и, увы, не одной. А он всего лишь человек.С привилегиями, пусть и сомнительными, но всего лишь человек. Он чувствовал страх Зимнего, как не чувствовал порой свой. Агент боялся, что станет не нужен. Таким. Не Баки Барнсом, но и не Зимним Солдатом. Ему было страшно, что будет ни рыбой, ни мясом. Что не будет нужен таким ему, Броку. Не будет нужен таким Стиву из воспоминаний, который, как оказалось, изменился только внешне и тщательно спрятал своё нутро за идеальностью Кэпа. Броку нечего было на это ответить, поэтому он просто отвесил Зимнему по-старинке подзатыльник, жадно ловя каждое воспоминание Баки со Стивом, как малыш, подсмотревший за родителями.  — Не еби мозги, Эскимо. Это неизбежно. А я к тебе один хуй намертво привязан. Даже если ты станешь тупым, как та блондинка из торгового центра. Зимний смотрел на Брока, как на головой скорбного, всем видом давая понять, что он думает о логике Командира. Однажды они сходили вместе в торговый центр. За ручки, конечно, не держались, как какие-нибудь пидарасы, но девушка-парикмахер громко, на весь этаж торгового центра выспрашивала у них подробности личной интимной жизни. Они просто смотрели на неё, как на идиотку. Окружающие от Рамлоу и Ко недалеко ушли, не то сочувствуя девице, не то порицая ее глупость… Воспоминания, проплывавшие тягучей рекой медленно теряли четкость, а Агент улегся на землю, прикрывая глаза. Так странно наблюдать за тем, как просыпается Баки Барнс. Сколько раз Брок видел это воочию и всё равно не мог привыкнуть. Казалось, вот только что был Зимний Солдат, черты лица словно разглаживались, теряя привычную жесткость. Словно отпускало пружину. Разглаживалась морщинка на лбу, пухлые губы приобретали чувственный абрис, перестав поджиматься. За этим можно было наблюдать едва ли не вечно, но… Морщинка никуда не делась, хотя тело было расслаблено. Укладываясь напротив Зимнего, Рамлоу неотрывно наблюдал за каждой метаморфозой, отмечая что у Агента появилась седая прядка. У самого виска. Она не портила волосы, хотя и смотрелась немного дико. Вся усталость мира навалилась так резко, что Брок сам не понял, как провалился в полудрему. *** … — Не похож он на благородного воина.  — Он воин, который ради своих отбросит любое благородство, сестра. Это куда сильнее любого священного братства…  — Он может сорваться и нарушить уговор. Люди лживы.  — Нет, сестра. Он умеет лгать. Но слово его сильно… *** Брок забыл о сне. После смерти это была не нужная, не важная роскошь, времени на которую не было. Но сейчас, медленно открывая глаза и кося в сторону левого плеча и руки, затекших от тяжести чужого тела он готов был проклясть всех богов мира: он пробыл в отключке больше пяти с половиной часов. Время, которого итак было в обрез, кончалось с такой скоростью, что впервые за долгое время стало страшно. Он ещё ничего не сделал. Зимний не то что не оправдан, даже не обелен в глазах правосудия хотя бы призрачно, намеком. Чертова Гидра с её чертовой фрагментацией информации. Романова рядом не стояла с умением этого мусора чистить за собой хвосты. Если и были по Солдату какие-то документы. Да что там документы, хоть какие-то упоминания, то были они исключительно на бумажных носителях. Их надо ещё найти. И сорваться бы искать, вот только свернувшийся клубочком Барнс, нагло оккупировавший руку в качестве подушки, мешал. Спавший в кресле у окна Роджерс, технически, дискомфорта не причинял. Но ворочавшийся внутри жирный глист, названия которому Брок не знал, наводил на кучу мыслей. Одна другой «краше». Он отвел взгляд от Стива буквально на пару секунд — осматривал место, которое видел лишь мельком — по прибытию — спальню. Неброский интерьер, плотные темные портьеры, не пропускающие и грамм света, если понадобится, аскетичная обстановка: небольшой письменный стол, пара кресел и совсем не аскетичная кровать королевских размеров. Стоило только вновь поднять глаза на Роджерса, как захотелось отшатнуться — он смотрел в упор. Безмятежный взгляд выцветших до ртутного оттенка глаз удивил бы Брока однажды. Но он слишком хорошо знал тех, кто дал ему второй шанс в виде наказания. Солнце в это время года садилось рано, поэтому спальню освещал лишь свет почти убывшей луны. Хуже от этого Брок не видел, но и терпеть гостя, занявшего тело ЕГО Стива не хотелось категорически. Чертовы гляделки. Если бы Брок не знал каким чудовищем бывает эта стерва — послал бы давным давно. Лицо Стива исказила нетипичная, чуть кривая ухмылка, но безмятежность из взгляда ушла, оставив после себя лишь заботу, искрившую золотом в серебре.  — Всё так же могуч и нетерпелив, бравый воин. Ты услаждаешь взгляд своим упорством, жаждой крови и желанием защитить дорогое тебе… — голос двоился. С одной стороны — глубокий голос Роджерса и тут же, как его отражение — высокий звонкий, словно журчание ручейка.  — Морриган, если тебе мало того, что я пашу на тебя как проклятый — вперед. Предъяви мне это, а не сиди сычом в теле великовозрастного детины, которого, судя по покрасневшей роже, никто не спросил, когда ты занимала тушку, — откинувшись на удобную, жестковатую подушку, Брок устало прикрыл глаза. Гулять так гулять. Его всё ещё не четвертовали за праздное шатание, а значит можно расслабиться, хоть и ненадолго. Он не боялся нежданного собеседника. В начале да, было дело. До икоты просто. Худшего ночного кошмара придумать было бы невозможно. А сейчас Брок уже привык к этому дурдому настолько, что мог себе позволить нахамить существу, которое могло размазать его по стенке тонким слоем обоев. Звонкий смех не разбудил Зимнего. Больше того, когда невысокая темноволосая женщина из разряда «без возраста» потянулась рукой к каштановой макушке, Барнс только не заурчал, инстинктивно подставляя голову под руку. Стив же готов был попрать своими принципами и сходить за самым тяжелым оружием в их маленьком арсенале. Мысль о том, что Стив Роджерс одной гранатой разнесет этот добротный домик по бревнышку Брока не вдохновляла от слова «совсем», но он и слова вставить не успел.  — Великовозрастный детина знает кто я. Хоть и не помнит, скорее всего. Да и я в гости заглянула просто посмотреть всё ли у тебя идет по плану.  — Не всё, Мор, но я справлюсь. Знал на что иду. По комнате музыкой снова разлился звонкий смех. Лучики морщинок в уголках глаз и эти самые глаза, страшные своей пустотой давали понять на доли секунд даже человеку несведущему — она стара. При всей своей красоте женщина была очень и очень стара.  — Твой смертный забавен. Он подумал, что ты продал душу дьяволу или тебя спасли Асы. Я разрешаю тебе говорить, воин. Нарушение гейса не причинит тебе и твоей семье вреда. Ты вернешься, потому что дело ещё не окончено. Некуда торопиться в этот раз. И береги мальчика. Наследник наглого Копейщика… Кто бы мог подумать, — не настоящая, — дымка рассеялась по комнате, оставляя Брока наедине с величайшим пиздецом на планете: гневно раздувающим ноздри Роджерсом, готовым хоть на амбразуры лезть грудью, но получить ответы на свои вопросы…