Сайтама навсегда

Хватит! Ты уже битый час стараешься сосредоточиться на игре в телефоне. Любой другой бы сказал, что это глупость — в одинадцать часов вечера тратить силы, время, да что там! Ты тратишь душевные силы, которые уже кажеться и так на донышке. Отбрасываешь бесполезную вещь подальше. На соображения того, чем заняться уходит меньше минуты. А дело в том, что спать не хочеться ни капельки. Ты даже несколько жалеешь об этом, ведь завтрашняя тренеровка в семь утра не даст покоя. Но сейчас, до ужаса хочеться сходить проветриться, обдумать сегоднешнюю короткую. Дальше большого крыльца (или веранды. Какая разница?) продолжать путь ты не хочешь, ведь мало ли кто по темноте ходит. Уютно устраеваешься на деревянном стульчике, с видом на ночное небо. Несмотря на легкую дрожь, тебе становиться так хорошо, что…  — Оу, Юля? Ты подпрыгиваешь на стуле от неожиданности. Аня Погорилая.  — Аня, это ты…  — Ага, — прерывает спортсменка, тоже садясь на стульчик рядом. — Не спится?  — Да нет, я спать и не собиралась. Просто так вышла. Ведь правда, здесь так хорошо вечером, а? — в мечтательной манере произносишь ты. Аня видно думает сейчас о другом, да и тебе тоже хочеться поразмышлять. Вы на долго замолкаете. Мысли улетают в номер Юзуру. Интересно, что он сейчас делает? Была бы польза, если бы пошел к Асаде и извинился, но на сколько ты знаешь Ханю не такой. Японец будет уператься до конца, пока глаза на лоб не полезут. Бедная Мао.  — О чем думаешь? — вдруг задает вопрос Погорилая. Тебе сразу хочеться огрызнуться, но это уже выше нормы.  — О короткой. Все таки плохо, что я третья, — бесстыда врешь ты, для убедительности смотря в глаза соотечественнице. Вконце концов это в какой-то степени правда. Вдруг кто-то кладет руку на твое плечо. Даже не поняв кто это, проскальзывает мысль "У нас тут что, клуб полуночников?». Быстро поворачиваешь голову и видишь Фернандеса, который несмотря на время, выглядит свежим и ничуть не уставшим после короткой.  — Хави, привет. Тоже нечего делать? — сквозь смех спрашивает Аня, и ты тоже начинаешь смеяться.  — Ну раз пришел, садись, назад дороги нет, — успокоившись, разводишь руками ты. Дальше разговоры по пустикам. Тебе уже начинает нравиться это общество, как вдруг Хави переводит тему на обсуждение сегоднешнего проката Юзуру Ханю. Ты сначала с интересом слушаешь про технические элементы, но потом глаза начнают слипаться, да и время не шуточное.  — Вы простите, я пойду, — встаешь со стула, а двое в то время кивают. Ты уже за дверью, как тебя останавливает громкий вопрос с улицы: «Что это с ней?». Голос женский, значит Аня. Решаешь послушать разговор.  — Ты не видишь? Наша девочка влюбилась, — спокойно объявляет Хави. Твое сердце начинает учащенно биться, словно ты только что пробежала кросс, длинной в километр. Неужели это…  — В кого? — прерывает твои раздумья удивленный голос Погорилой.  — В Юзуру конечно, — все таким же спокойным голосом, как будто так и надо, говорит испанец. Что?! Ты?! В Ханю?! Да не за что?! Зачем они такое плетут про тебя?!  — Я имею возможность постоянно наблюдать, как Юля коситься на Юзуру. А сегодня вообще видел, как она вышла, нет, даже не так, вылетела из номера Ханю. Я не заходил к нему потом, ведь мало ли в каком он состоянии. Но видно поссорились, — слишком прискорбным тоном заключает Фернандес. Твое состояние уже успело смениться раз десять. Надо же, ты даже не заметила, как он видел. Эх, Юля, надо заканичивать с похождениями ко всяким там «Ханюшкам». Доведут они тебя.  — Юля, гони на лед, хватит дурачиться! — в зло прикрикивает на тебя Этери. Только что, когда ты во всю танцевала под музыку в наушниках, в зале, даже не подозревая о начале тренеровки, тебе было до нельзя хорошо. Любимый плейлист, любимое занятие… Чем не рай? Уже раздраженная приставаниями Ани, ты встаешь на лед. Но и тут Погорилая не отстает:  — Юля-я-я, говори-и-и! — Да нет у нас ничего! Он вообще то был с Асадой, — приводишь не слишком убедительный оргумент ты, прикидывая сколько шагов от начала катка до конца. Тебя опять дергает за рукав Аня.  — Вот именно, что ''был», ты от меня не скроешься, Ха… — она быстро замолкает. Не поняв причину, оборачиваешься и узреваешь Юзуру, стоящего всего в метре от вас. Просто стоит, смотря куда-то на трибуны. Вдруг он поворачиваеться к Ане, уже успевшей подъехать к бортику и начать пить воду, спокойно спрашивает:  — Аня, ты не видела Липницкую? От этих слов Погорилая закашливаеться водой, которой явно поперхнулась от удивления. Ты тоже стоишь в недоумении. Он что слепой?  — Ханю, ты что совсем съехал с катушек? Вот твоя долгожданная, — Аня кивает в твою сторону. Последние слова явно были с иронией. Услышав ответ Юзуру переводит взгляд на тебя. Сердце болезненно зжимаеться, ведь вы сейчас смотрите друг другу в глаза. Через секунду Ханю, словно отводя наваждение, встряхивает головой, достает что-то из своей спортивной сумки и протягивает тебе со словами:  — На, мне он не нужен. Ты пятишься от Юзуру. Зачем тебе журнал с собой, так еще и из рук этого?  — Оставь. — резко отрезаешь ты, давая понять, что разговор не продолжиться. Как на зло Юзуру остался на твою тренеровку, и это очень нервирует. Плюс к тому, Погорилая постоянно смотрит то на него, то на тебя, словно делать ей ничего. К концу ты уже не чувствуешь ног от усталости, потому что перед завтрашней произвольной Этери совсем загоняла тебя с прыжками. Прощание с тренершой тоже получается вялым, ведь эта тренеровка оставляет желать только лучшего. Сейчас тебе почему-то до боли хочется забиться куда-нибудь в угол, чтобы тебя никто не смог найти, и всплакнуть хорошенко для выплеска имоций. Нет лучше места, чем номер, который можно легко запереть. Со злостью захлопываешь дверь. Щелчок и можно дать волю слезам. К сожелению теперь ты уже не хочешь, точнее хочешь, но не получаеться выдавить ни единой слезинки. От этого поворота, на душе становиться совсем скверно. Что же с тобой происходит, Юля? Это не может быть просто так. Ты вообще плачешь ОЧЕНЬ редко, но все-таки иногда нужно, например, как сейчас. Нет, перед произвольной ты должна взять себя в руки, хорошенько настроиться. Встаешь и направляешься в ванную, да бы умыться и вообще, привести себя в порядок. Холодная вода бодрит, как никогда. Чувствуешь, что тело неожиданно расслабляеться и совсем не хочеться выходить из этого состояния. Поднимаешь голову к зеркалу и тут же сильно зажмуриваешь глаза. В отражении Юзуру, стоящий позади тебя со спокойной улыбкой. Но это лишь отражение. Можно даже не сомневаться, что тебе кажется. К тому же, Ханю уже как час должен тренероваться. На кой-ему надо ходить к тебе в номер? Правильно, ты Юзуру не нужна. А он… Он тебе тоже. Вновь опускаешь взгляд, чтобы погреть сильно замерзшие руки под горячей водой.  — Юля. Вздрагиваешь от тихого голоса. Резко развернувшись, видишь все того же японца, который буквально в половине метра от тебя. По телу проходит легкая дрожь, вместе с осознанием своего положения. Зачем же Юзуру сюда приперся? Неужели ему мало того, что уже Хавьер, Мао и даже Погорилая, подозревают вас в романтических отношениях? Как же хорошо, что это не так. Ты и без Ханю отлично живешь. Кажется Юзуру сейчас тоже думает о том же. Но вот после десяти секундного молчания японец делает шаг к тебе, и ты оказываешься припертой к стене.  — Эээ, нет, Юзуру, давай поговорим на расстоянии, мне не удобно, — пытаешься вывернутся из сильных рук парня, но он видно не отпустит.  — Слушай, я не отпущу, пока не попрошу прощения у тебя, — настойчиво заявляет Ханю, а тебе остаеться лишь стоять и слушать. — Итак, — Юзуру демонстративно прокашливается, видно пытаясь хоть как-то поднять твое настроение. Но увы, стоя в неудобном положении, улыбаться совсем не хотелось. И так, с лицом мрачнее тучи, ты устало киваешь, давая понять, что ты вся во внимании.  — Окей, но я все равно продолжу. Искренне изиняюсь, что тогда, накричал на тебя, в кафе. За то, что читал журнал, по случайности оказавшийся с обложкой, на которой была твоя фотография. Честно, если не нравиться, больше не буду. Я действительно никогда не желал тебе плохого. Только хорошего. Знай это. Странно, но тебе реально стало легче. Нет той тяжести на душе, которая мешала жить эти два дня. Вообще, эти слова были произнесены как-то так, что они вроде бы и серьезные по смыслу, но и сказаны с легкой иронией, от чего уже точно хотелось улыбаться. Ты сейчас уже стараешься подавить улыбку, от того, что Юзуру слишком серьезно и настойчиво сверлит в тебе дыры. Для вида закусываешь губу, как будто думаешь. На самом деле ты уже знаешь, что простишь Ханю. Настолько все надоело, что проще сделать это сейчас, чем еще пол-года дуться. Набираешь в легкие гору воздуха и наконец заключаешь:  — Прощаю. Только отпусти, прошу! Ты не замечаешь, как Ханю еле заметно выдыхает, а сжатые кулаки расжимаются. Он отпустил тебя и хорошо, зачем смотреть на его реакцию?  — Ну что ты залип, выходи из номера, а то опять обижусь, — ты открываешь дверь ванной, ожидающе смотря на Юзуру. Не сказав не слова, японец медленными шагами, как будто ноги болят, удаляеться.  — Наконец-то, — бормочешь ты. Сумасшедший ушел, хоть это радует. Но вот перед произвольной страшно. Ты не часто позволяешь себе признаться в этом, но сейчас так и есть. Если опять будет падение, то ты уж точно заплачешь прямо там, перед тысячами зрителей. И будет все равно, видят они тебя или нет.