Возмездие будет моим?

      Все тщательно продумав, Эмма решила приводить план мести в действие. Эти шесть лет она пылала ненавистью к Киллиану, не желая оставлять эту ситуацию просто так. Он уехал, принял сан, продвинулся по должности. Мало того, что он уже коадъютор, так вот-вот станет архиепископом. А там до кардинала недалеко. О Киллиане она знала все: где служит, сколько человек в его приходе, какое у Джонса расписание, вплоть до того, чем питается его собака. Эмма была на него смертельно обижена. Уехав тогда в семинарию, он опять бросил её.       Но в первый раз его уход не произвел столь ужасных последствий. Через неделю после его отъезда, Свон узнала, что беременна. Эмма порывалась сделать аборт, но у нее не было денег. Она осталась совершенно одна: с рождения сирота, Эмма окончательно оттолкнула всех друзей, настроив против себя. Она устроилась на работу, но когда нужная сумма денег была собрана, оказалось, что аборт было делать поздно. Весь срок она совершенно не берегла себя, уматывалась на работе, активно занималась спортом. Она надеялась, что ребенок не родится, Эмма не хотела, чтобы у Киллиана был сын.       Но родился совершенно здоровый малыш, от которого она сразу отказалась в пользу приемных родителей. При родах, почувствовав этот шевелящийся комочек на груди, она почти передумала его отдавать, была готова отказаться от мести, но когда его вновь забрали проверять жизненные показатели, и ей надо было рожать послед, она одумалась. От этого она возненавидела Киллиана еще больше: за то, что ей пришлось отказаться от сына, за то, что у нее не было возможности воспитать достойного человека, за ту боль, которую она перенесла при родах и дальнейшем восстановлении. На все уговоры акушерок оставить его у себя, Эмма отвечала отказом. Малыш провел в больнице еще день, а после малыша забрали Реджина и Робин, его новые приемные родители.       Через год своего ужасного существования, Эмма отыскала приемных родителей своего сына, попыталась уговорить их, чтобы хоть изредка видеть сына, но Реджина была непреклонна. — Пожалуйста, дайте мне увидеться с сыном. — Ты не имеешь на него никаких прав. Ты отказалась от него, забыла? Так что проваливай, чтобы я тебя здесь больше не видела, иначе я вызову полицию! — Реджина угрожающе на нее посмотрела. Это была не лучшая затея появиться на пороге у их дома.       Эмма была совершенно опустошена. Чтобы продолжать жить, она цеплялась за всепоглощающую ненависть к человеку, который заставил её пройти через этот ад. Она узнала, что Киллиан был распределен Питтсбург, штат Пенсильвания, затем переехала из Сторибрука туда, чтобы было удобнее наблюдать за ним.       И вот, сидя на его проповеди, она слушала его слова о том, что надо любить своих близких, и плевалась от каждого произнесенного им слова. Сегодня она впервые решила показаться ему и взять у него благословение. — Преподобный, благословите, — она подошла к нему, а Киллиан, когда её увидел, оторопел. Он совсем не ожидал увидеть Эмму после стольких лет. А Свон наслаждалась его реакцией. — Отец Киллиан, я видела у вас объявление, что идет набор в воскресную школу. Я бы с удовольствием походила. — Двери нашего прихода открыты для всех, — Киллиан очень не хотел, чтобы Эмма вновь появлялась в его жизни.       Шесть лет назад он опять сбежал, бросив её, сделав больно. Это решение далось ему с большим трудом. В то ужасное утро он вернулся домой и позвонил декану, сказав, что изменил свое решение, что передумал принимать сан, что он не готов для такого ответственного шага. Киллиан хоть и обидел Эмму, но, придя домой, решил, что не готов от нее отказаться. Но декан лишь ответил ему, что вначале ему необходимо лично приехать и сообщить о своем уходе. Он даже толком не попрощался с братом и отцом, потому что был уверен, что вернется в Сторибрук через два дня.       Но этого не случилось, потому что Киллиана убедили, что у каждого свое испытание, если он сейчас уйдет, то все зря. «Любовь к женщине это большое испытание, которое дано многим, но только избранные Богом проходят это испытание, становясь пастырем Божьим» — этот аргумент был для него решающим. Киллиан принял сан, надев сутану.       Полгода он прослужил при семинарии, но потом пошел на повышение, его перевели в соседний штат. Он был счастлив, Киллиан заполнял свою жизнь Богом, помогал людям решать душевные проблемы, советуя им как лучше поступать, отпуская им грехи. Через два года пребывания в Питтсбурге он стал титулярным епископом. Жизнь текла размеренно, Джонса все любили, он отрастил очаровательную бородку. Киллиану был положен большой дом, на окраине города, но он отказался, в пользу небольшого дома рядом с приходом. Он завел собаку и был счастлив своей тихой жизни.       Когда отец Киллиан отслужил мессу и направился в свой кабинет, ему позвонил отец и сообщил о смерти Лиама. Киллиан немедленно собрался и отправился в Сторибрук. К утру он уже был в доме отца, а к полудню отпевал брата. — Отец Киллиан, я сочувствую вашей утрате, — к нему подошел Девид. Джонс грустно посмотрел на него. — Спасибо тебе. Расскажи, как это произошло? — Он поехал купаться с невестой, все было хорошо, но детей, которые игрались в море, накрыла волна, и они начали тонуть. Лиам ринулся их спасать… — Девид замолчал. Эта история здорово подкосила его. После того, как Киллиан уехал, они очень сдружились с Лиамом, и утрата Лиама для него подобна смерти брата. — Он спас детей, но сам не смог выбраться, большая волна накрыла его, он ударился головой о камень и погиб на месте.       Они стояли молча, переживая утрату. Когда похоронный кортеж направился к выходу с кладбища, они двинулись вместе с ним. — Девид, а что с Эммой? Она не пришла проститься. — Джонс постарался спросить как можно отстраненнее. — Отец Киллиан, черт, я наверное никогда не привыкну, — Девид озадаченно почесал затылок, Киллиан улыбнулся. — Ой, простите, я выражаюсь. Так вот, я не буду вам все рассказывать, но она уехала и жаждет вашей крови. — Что ж, я очень надеюсь, что она простит меня. Я буду усерднее молиться.       Сейчас, стоя напротив Эммы, он четко вспомнил предостережение своего старого друга. Его сердце пропустило удар, когда он вновь её увидел. Она, прекрасный ангел, в светлом легком платье, с озорными короткими локонами и очаровательной улыбкой. Воспоминания о ночи всплыли в памяти и не давали сосредоточиться. Киллиан усердно отгонял похотливые мысли из своей головы. Такого еще никогда не случалось с ним. Еще ни одна прихожанка не вызывала у него бурную фантазию. Но Эмма не была простой прихожанкой. Джонс был в противоречивых чувствах: он был безумно раз её видеть, но наравне он не хотел её видеть, потому что она одно большое искушение для него. Ведь накануне ее появления отцу Киллиану сообщили, что его вызывают епархию через месяц, чтобы рукоположить в архиепископы. Совладав с собой, он благословил ее и ответил: — Конечно, Эмма, вы можете ходить на занятия.       Она улыбнулась и вышла из храма.       В ближайшие выходные она начала ходить на занятия в воскресную школу. Занятия вел сам отец Киллиан. Эмма всегда задерживалась после последнего занятия на беседу с отцом. Киллиан же не противился этому, ему было очень приятно общаться со Свон. На следующей неделе Эмма опять задержалась, Киллиан предложил ей выпить чаю. — Я с удовольствием выпью с Вами чаю, но это не будет расцениваться как свидание? Вам придется лишиться Вашего сана. — Эмма, единение и наличие чая не говорит о том, что у людей свидание. — Преподобный, как раз и говорит. Вдруг ты, — она с нажимом выделила «ты», дабы показать, что не относится к нему уважительно, — не сдержишься, нарушишь свой обет?       Он приподнял левую бровь. — Дорогая Эмма, тебе известно — мой обет нерушим. Священником я останусь до самой смерти. Я не могу изменить обету.       Она презрительно фыркнула: — Да ну, брось! Неужели ты и впрямь веришь, что, если откажетесь от сана, тебя поразят громы небесные или кто-то станет преследовать с собаками и ружьями? — Конечно, нет. И точно так же я не верю, что ты столь глупа, чтобы вообразить, будто в церкви меня удерживает страх перед возмездием. — Ого! У тебя злой язык, отец Джонс! Так что же тогда тебя связывает? Чего ради ты готов сносить вечно ноющих людей, которые ежедневно приходят жаловаться на свою жизнь, выливающие на тебя свои проблемы? Да твоя каторга пожизненная.       На миг его голубые глаза омрачились, но он улыбнулся и посмотрел на Свон с жалостью. — А ты великая утешительница, — он поднял глаза к потолку, тяжело вздохнул. — Как объяснить это женщине? Я — сосуд, Эмма, и в иные часы я полон Богом. И эта полнота, единение с Богом не зависят от того, где я нахожусь. Но определить это чувство словами трудно. Понимаешь, даже для священнослужителей это великая тайна. Вот, пожалуй, так. Расстаться с ним? Этого бы я не мог. — Значит, и это власть, так? Но почему она дается именно священникам? По-твоему, человек обретает ее только оттого, что во время длиннейшей утомительнейшей церемонии его мазнут елеем? Да с чего ты это вообразил?       Он покачал головой. — Послушай, ведь перед посвящением в духовный сан ты тщательно готовишь свой дух, чтобы он мог стать сосудом Господним. Чтобы заслужить благодать, надо трудиться ежедневно, ежечасно. В этом и есть смысл священнического обета, неужели ты не понимаешь? Ничто земное не должно стать между служителем церкви и его духом — ни любовь к женщине, ни нежелание смиряться перед другими людьми. Но я смиряюсь, если поставлю самого себя выше своего долга быть сосудом Господним, я погиб. — Тогда ты болван, — сказала она. — Я тоже считаю, что есть вещи важнее любовниц, но роль сосуда Божьего не из их числа. Странно. Никогда не думала, что ты так пылко веруешь. Мне казалось, тебе не чужды сомнения, — Эмма многозначительно посмотрела на отца Киллиана. — Они мне и не чужды. Какой мыслящий человек не знает сомнений? От этого иногда я и ощущаю пустоту. — Он посмотрел ей в глаза. — Знаешь, что я отказался бы от всех своих желаний, от всех честолюбивых помыслов, лишь бы стать воистину совершенным пастырем? — Совершенство, в чем бы оно не проявлялось — скука смертная! — сказала Эмма. — Лично я предпочитаю толику несовершенства.       Он засмеялся, посмотрел на нее с восхищением. Эмма Свон — удивительная женщина! Она до сих пор пробуждала в нем чувства, непозволительные для священника. Она помолчала минуту, потом круто переменила тему. — Я перехотела пить чай, давайте, отец Киллиан, встретимся на неделе и обсудим, в чем я не права. — Хорошо, Эмма, приходи, когда тебе захочется, двери моего прихода всегда для тебя открыты.       Эмма жеманно улыбнулась и вышла из кабинета. «Пора собирать доказательства, Джонс. Я тебя уничтожу!» — с ненавистью подумала Эмма и отправилась выполнять задуманное.