От Иларии до Вияма. Часть вторая

Год 6850 от Сотворения мира, 15 ноября, Бранн — Как ты мог такое допустить?! — глава Совета орал на Верховного приора, забыв про сан последнего, бегал по комнате и брызгал слюной. — Почему назначены перевыборы? Почему ты не мог надавить на баб хотя бы? Верховный стоически пережидал, пока господин Мабон немного остынет и вспомнит, кого он так непочтительно отчитывает. Хотя Верховный кормился на «жирных пажитях» церковной и государственной казны, он всё же не растерял ещё до конца авторитет главы церкви. Многие гутрумцы, особенно те, кто не бедствовал и не был озабочен делами благотворительности, полагали, что не столь уж важно, кто занимает пост Верховного приора. Вера для них стала своего рода привычкой, удобной и необременительной. И посещая по воскресным дням службы, кланяясь священникам при случайных встречах, бросая в чашу для пожертвований медь, серебро, а по особым случаям — и золото, они считали, что проявили достаточно уважения к Единому. «Почтеннейший господин Авуэн», давешний адресат виямского кастеляна, наблюдал за спором высоких особ с обычного своего места за конторкой. Скромный секретарь королевского Совета, он же его глаза и уши, думал, что для взрыва в зале не хватает лишь Верховного мага. Впрочем, тот редко появлялся там, где пахло жареным, предпочитая дождаться разрешения конфликта и потом уж приписать себе заслуги. — Не думали же вы, ваша милость, — наконец заговорил Верховный, пользуясь тем, что глава Совета схватил кубок с вином, чтобы промочить пересохшее горло, — что мы три срока подряд могли отменять выборы? Но даже если мы вынуждены созвать Собор, его результат вовсе не предрешён заранее. Господин Мабон возмущённо забулькал, торопясь перелить вино из кубка в глотку, и Верховный поспешил добавить: — Вызов в столицу лишь на пользу. Трудно давить на тех, кто сидит в безопасности в своих приходах, и уверен, что являет собою высшую власть. — В твоих речах я вижу смысл, — кивнул Мабон, — думаю, ты лучше знаешь, где у кого слабое место. — Нити выскальзывают из рук, когда постоянно держишь их размотанными, натянутыми на большое расстояние... — огладив ладонями густую, ухоженную бороду, заметил Верховный приор Вармунд. — Ладно, ладно, прибереги поэтические сравнения для проповедей, — проворчал Мабон и повернулся к секретарю. — Пошли за Турфертом, нечего ему там… пусть сюда идёт. Авуэн усмехнулся. Вот и до Верховного мага добрались. — Пользы от него, — проворчал Вармунд. — Наколдует нам необходимый результат? — Нам — вряд ли, но есть ещё одно дело, которое пора обсудить. Слишком уж в последнее время Кафф зарвался. Верховный приор тяжело вздохнул. — Не говорите, ваша милость. Поступления в церковную казну из Вияма и Ахена в последний месяц составляют такую мелочь, что и говорить не о чем. Вместо денег я получаю лишь свитки с перечнем каких-то дурацких школ для крестьянских ублюдков и лечебниц для них же. — И ведь не придерёшься… — кивнул Мабон. — Кафф ещё и кретин: мог бы себе в карман класть, а он тратит направо и налево. — Тратит ли? — хмыкнул Вармунд. — Бумага всё стерпит. Дверь отворилась, и в зал вошёл коренастый мужчина, одетый в чёрное. Рот его слегка кривился на бок, но такова была особенность физиономии Верховного мага. Поговаривали, что у него давно лицо свело, доколдовался. Господин Турферт вынужден был не выпускать из рук платок, чтобы постоянно вытирать в углу рта слюну. — Вы про Каффа, никак, речь ведёте? — спросил маг. — Тратит. Уж насчёт церкви не знаю, а землю в Ахене купил. Собирается устроить там школу для ведьм. — Да он ополоумел, что ли? — взмахнул руками приор. — Ополоумел или нет, не суть важно, но ведь по закону он имеет право. Другое дело, кто учить-то этих сучек будет? — спросил Мабон. — Да о чём вы говорите, господа! Учить! Кого? Безмозглых потаскушек? — презрительно махнул рукой маг. — Ну, соберёт он дюжину тупых куриц... что с того? Только мужчина способен постичь глубины магии. Авуэн хмыкнул себе под нос. Верховный маг не только доколдовался до паралича лицевых мышц, но и растерял остатки разума, если считал женщин не способными к магии. — Чего ты там усмехаешься? — взревел Турферт. — Иди отсюда, нам записи не нужны! Мабон, который ценил секретаря, сделал ему жест рукой: мол, иди себе потихоньку. Турферт, кажется, напился какого-то настоя, от которого развозило почище, чем от вина. Господин Авуэн выскользнул за дверь, но тут же юркнул за массивную статую и открыл неприметную дверцу в стене. — Что вы с этим Каффом чикаетесь? — гремел маг на весь зал. — У нас уже не осталось ни одного приличного убийцы на весь Гутрум? — Последнего посланца чуть на площади Ахена толпа не разорвала, — ответствовал с достоинством глава Совета. — Это вы, Турферт, мне объясните, почему заговорённые вами амулеты, которыми мы щедро его снабдили, то ли не сработали, то ли сработали как-то... наоборот? — Потому что он идиот, вот почему! Кто же в толпе-то лезет убивать? Да ещё у дверей собора? Вон у приора спроси: что сильнее — амулеты или воля Единого? — и Турферт заржал. Приор снова огладил бороду ладонями, делая вид, что размышляет. — Тому, кто уверен в своей правоте, всё на пользу, — изрёк он. — Вармунд, да ты никак в Единого не веруешь? — начал маг. — Хватит! — рявкнул Мабон и стукнул кулаком по столу. — Нашли время! Каффа нужно убрать — как угодно. Особенно если учесть, что он вообще-то после Мальтуса — чтоб ему подольше шею не свернуть! — следующий в очереди на наследование. Вармунд развёл руками. — Что ж, может, стоит договориться с будущим королём? Мабон неожиданно успокоился, сел за стол, наполнил свой кубок. — А теперь серьёзно, господа. Вечно поддерживать искру существования в короле, долгой ему жизни, не смогут даже маги — простите, Турферт. Мальтус... — он вздохнул. — Что за правителем он станет, не мне говорить, не вам слушать. Присягать на верность Каффу — это самая крайняя мера: надеюсь, Единый не допустит. — Присягнуть Каффу не получится, — заметил приор. — Будем дружно обниматься с плахами. Мальтус — дурак дураком, но это и лучше для нас. Проживёт долго, ещё нас переживёт, пожалуй. Так что на наш век хватит. — Надо быть дураком не хуже принца, — сказал глава Совета, — чтобы полагаться на единственный вариант и не иметь запасных ходов. Надо подумать не только о том, сколько может просидеть на троне Мальтус, но и о том, кто займёт трон, если... — Слишком рано, — отмахнулся приор. — Ещё и принц не стал королём. Или вы примеряете корону по своей голове, ваша милость? — Женить этого олуха! — опять загремел маг. — Пусть жену обрюхатит как следует. А как немного ребёнок подрастёт, так и Мальтус станет не нужен. — Что же... — глава Совета почесал нос. — Кафф едва не женился на калхедонской царевне, и та всё ещё свободна, но не думаю, что нам выгодно давать принцу жену, которая сама захочет им управлять? Не найдётся ли подходящей куколки в дворянских семьях? Не в столице, подальше.... и чем бедней, тем лучше — вечно будет помнить, из чьих рук ест. — Этого добра у нас хватает, — кивнул приор. Авуэн, слыша всё это из тайника, начал всерьёз подумывать о том, чтобы послать в Виям голубя: но только не к своему соглядатаю, а к герцогу Каффу. Уж секретаря-то на плаху не пошлют, секретарь — человек подневольный. — Но это всё дела завтрашнего дня, — сказал приор. — А теперь поговорим о дне сегодняшнем. Приорам и настоятелям разосланы приглашения, они начинают съезжаться в столицу. Их надо встретить, разместить и убедить голосовать так... правильно. Турферт вдруг покатился со смеху. Два других высших чина с недоумением уставились на него. — Кафф-то женился, то есть… замуж вышел! — Единый, а ведь и правда! — пробормотал приор. — Дело даже не в том, что герцог живёт с мужчиной, а том — что такое этот мужчина! — Бросьте, — махнул рукой Мабон, — это пока ты герцог, можешь сношаться с кем попало. А стоит в руках оказаться настоящей власти, так всякие любовные бредни из головы сразу выветриваются. Окажись Кристиан на троне, он в первую голову найдёт себе подходящую жену, чтобы та родила ему наследников. Он может её посещать только по праздникам, пока ему волк не надоест. И вообще пошлёт его в Каррас — пусть себе правит. Это более чем щедро для бывшей виямской шлюшки. Пусть он даже по рождению и Мандриан. — Повезло, что и сказать, — развёл руками Турферт, всё ещё смеясь. — Только успел похоронить первую свою потаскушку, тут же вторую... второго нашёл. Приор покачал головой. — Его право. Вот то, что ведьму герцогской короной увенчал да оборотня уравнял с собой... это уже вызов. Не по воле Единого, — добавил он весомо. — Да что вы? — с издёвкой поинтересовался маг. — И в каком месте священной книги это сказано? В вашем последнем комментарии? Хотя... немудрено, что на школах вы, ваше святейшество, экономите, не щадя живота своего. Приор побагровел и уже собирался вцепиться в бороду мага, но глава Совета цыкнул на обоих. — Каждый из нас делает, что может, для общего дела — блага Гутрума, — бросил он веско. — Чем зарабатывал этот парень в отрочестве — не столь важно. Важно, кто он по отцу. Неужели вы не знаете, что он сын Хамата? Авуэн подумал, слушая их разговор, что Мабон пока что наиболее здравомыслящий из этой троицы. А маг уже весь разум на травки извёл. — Хамата? — повторил Турферт, словно имя было ему незнакомо. Впрочем, он мог и не притворяться. — По его собственному утверждению, законного калхедонского царя, — сказал Мабон. — Впрочем, когда он сядет на престол, насадив на кол голову Фирмина, он им и станет. Его старший сын греет Каффу постель, младшего герцог тоже держит под боком... — Эдак Каффу будет куда бежать, если что пойдёт не так, а там он ещё и войско соберёт из калхедонцев, — закаркал приор. — Каффа надо или пытаться склонить на свою сторону, пожертвовав Мальтусом, или убирать. И желательно вместе с его подстилкой, — подытожил Мабон. — Говорят, у него в телохранителях демон, — усмехнулся маг. — Какой демон?! Демоны тебе каждый день мерещатся. Про этого, как бишь его? Не помню… Всякие сплетни ходят, но этот человек — просто язычник из Притца. Вот! — глава Совета ткнул пальцем в сторону приора. — Почему Гильмар допускает такое? Приор ухмыльнулся. — Если б меня при избрании попросили закрыть глаза на какого-то там язычника, — сказал он, — я бы закрыл. Зажмурился. — Выходит, Гильмар... — Кафф всё делает не так, как все, — вставил Турферт, — может, решил посадить в кресло Верховного свою тётку? Она глава Ордена, осталось сделать только один шаг. — Нет, — покачал головой Мабон, — не станет он последней роднёй жертвовать. Сколько, вы думаете, эта женщина проживёт на посту Верховного? Вот то-то же. — Мадс? — предположил маг. Приор захохотал. — Вот уж нашёл верховного! Нет, это точно Гильмар. Он, к тому же, всегда нравился черни своими манерами и привычкой говорить так, словно только что с городского рынка. — Да, это единственный вариант, — поразмыслив, согласился глава Совета. — С Мадсом Кафф едва ли успел сойтись. Остальные с ним и вовсе не общались, разве что земеркандский, как его там... но одна встреча, довольно холодная, как доносили... Нет. Главы Орденов едва ли высунутся из своих стеклянных башен... Что ж, действительно, остается только Гильмар. Что мы можем противопоставить ему? — А что, у вас есть какая-то новая кандидатура вместо меня? — съязвил Вармунд. — Магистр Турферт разве что, — ухмыльнулся Мабон. — Я спрашиваю, как мы должны убедить собравшихся в том, что ваша кандидатура лучшая. В зале наступила тишина. Авуэн посмеивался себе под нос. Такой вопрос не для ума Вармунда. Сам он привычно стал прикидывать, что бы лично он сделал для перевыборов Верховного приора. Кафф и соратники поставили на Гильмара... сможет ли Вармунд привлечь бедное дворянство? Они бы поведали собору о благотворительности Вармунда? Авуэн всё яснее понимал, что прежнее правление дышит на ладан. Он не стал дослушивать перепалку тайных правителей Гутрума, отправился к себе и, заперев дверь, принялся составлять послание в Виям. В том, что господин Самс попался, у Авуэна сомнений не было. Да, прежний стиль донесений кастеляна очень точно копировался, но из посланий исчез характер предателя и воришки, хотя он продолжал писать доносы своей рукой, но делал это явно под присмотром. Но зато письма Авуэна беспрепятственно проникали в Виям, и уж если читает их таинственный язычник Барток, или даже сам герцог Кафф, то предостережение достигнет цели. Секретарь похвалил себя мысленно — о том, что агент провалился, Совет не знал ничего. Он не поставил их в известность. Придя к выводу, что пора уже заботиться не о почившей династии, а о самом себе, господин Авуэн давно придерживал информацию. Секретарь обмакнул перо в чернильницу и начал писать. «Милостью Единого герцогу Вияма Кристиану Каффу. Ваша светлость! Думаю, для вас уже не является тайной, что бывший кастелян замка Самс регулярно посылал доносы в Бранн. Глава Совета Мабон давно уже поручил мне найти в вашем окружении человечка пожаднее, кто бы согласился за некую мзду сообщать обо всех мало-мальски важных событиях, происходящих в герцогстве. К чести вашего двора могу сообщить, что даже тот единственный, кого я счёл пригодным для сей службы, а именно ваш кастелян, не сообщил Совету ничего особенно ценного, хотя его послания и помогали держать Совет в уверенности, что они полностью контролируют вашу милость и знают все ваши тайные помыслы. С вашего позволения, ваша светлость, перейду прямо к делу. В настоящий момент господин Мабон сговаривается с господами Вармундом и Турфертом о действиях на выборах Верховного приора. Противопоставить дельные предложения они не могут, посему попытаются повлиять на членов Собора — посулами или угрозами. Слышал я также, что обсуждали они ваши законные права на престол Бранна и, ежели бы не страх лишиться голов, предпочли бы вас Мальтусу». Он почесал нос кончиком пера, думая, что и этого уже достаточно для того, чтобы сложить на плахе свою голову. Покосился в сторону зала, где высокие персоны продолжали спорить о том, кому достанется тяжесть короны, и продолжил письмо. Закончил, сложил, запечатал даже. Осталось только отправить. Но с этим вышла закавыка... В дверь его комнатки постучал слуга. — Господин Мабон требуют, — сказал, пряча глаза и след от оплеухи. — Иди скажи… ладно, не ходи, ступай работать, я сию минуту буду, — ответил Авуэн, пожалев бедолагу. Оставшись в комнате один, он спрятал письмо в тайник под столешницей и отправился к не в меру разбуянившимся членам Совета. И вышло, что отправить своё послание он смог лишь через несколько дней, постоянно находясь на виду у всех, освобождаясь от работы лишь к ночи, когда выходить на замковые стены и посылать голубя было опасно: стража, в отличие от господ, знала своё дело, и птица привлекла бы внимание лучников. Авуэн решил не рисковать и дождаться приезда высоких гостей. Вот начнется собор, господа будут заняты — и можно будет закончить дело. Трон троном, а своя голова дороже чужой короны. Год 6850 от Сотворения мира, 22 ноября — 1 — — Беда пришла к нам, дети мои, — хрипло промолвил старый священник, — это ж принц Мальтус! Набившиеся в дом селяне издали вопль ужаса, женщины попадали на колени вслед за священником, завыли и запричитали, мужчины, глядя на то, как они убиваются, стиснули кулаки. — Да зарыть его за околицей — и дело с концом! — вдруг выкрикнул кто-то. — А ну, молчать! — священник поднялся на ноги. — Видано ли: человека, как приблудного пса, за околицу выкинуть! Принца нужно отвезти в Бранн. — Да кто повезёт-то? — Я повезу, — мрачно промолвил староста. — Может, один за вас всех кару приму. А если искать принца будут да прознают, что мы его безымянным в землю зарыли и ничего про то не сказали? В Бранне маги есть, запамятовали? — Я поеду с тобой, сын мой, — сказал священник, — меня должны выслушать. Никто не поднимет руки на служителя Единого. В Бранне нынче собрался церковный совет, кто-нибудь да вступится за нас. Надо будет — я до самого Верховного дойду. Услышав эти речи, Уэлла осторожно попятилась к двери. Никто не обратил на неё взгляд, и она выскользнула из дома незамеченной. Лучше бы, правда, зарыли, а так над всей деревней чёрной тенью навис карающий меч Бранна. И ещё девчонка — её следует перехватить по дороге, чтобы не наговорила лишнего. — Да как ещё довезти-то? — здраво вопросил кто-то. Таковы крестьяне, практические умы. — Чай не окорок, не закоптить... а на дворе не зима, и до столицы не день езды. — Ну, чего… — местный кожевенник почесал в затылке, — внутренности вынем, ну, и как со шкурами… соли у нас в достатке, у моря живём. — Внутренности, — хмыкнул кузнец. — Это тебе не свинья соседская, принц, как-никак. Да за одно предложение такое с тебя самого шкуру спустят и засолят. — Ну, тогда просто солью обложить, — мрачно сказал кожевенник, — а коль что не то — так и я не маг. На том и порешили. Раз есть дело, то и уповать на судьбу легче. Может, Единый смилуется, священник заступится, объяснит в столице, что не было никакого злого умысла, да и понимают, поди, что принц себе сам такую жизнь избрал: раз уж блуждаешь по стране, как обычный путник, ищешь приключения, то будь готов и шею свернуть. Тело Мальтуса отнесли на ледник, принялись сколачивать гроб попрочнее да поаккуратней, собирать соль да молиться, чтобы Единый не оставил милостью. Уэлла же, сев на коня, пришпорила его и поскакала стремглав по дороге, направляемая тайным, ведовским чувством навстречу Кассади. Девчонка нашлась почти у самого монастыря — успела проехать всего несколько лиг. Увидев скачущую во весь опор ведьму, Кассади сердцем почуяла: случилась беда. Уэлла пустила коня рысью, сбавила ход, подъехала к товарке и решительно взяла её кобылку за повод. — Поехали в Виям, — сказала она, задыхаясь, — поворачивай. Мальтус мёртв, лошадь его сбросила, и принц свернул шею. Убираемся подобру-поздорову. — Хантер... умер? — растерянно повторила Кассади, не сразу поняв, что именно сказала ей ведьма. — Как умер? Это ты? Ты подстроила?! — Если бы я хотела, чтобы он умер, он бы у меня и дня не прожил, лишь только мы познакомились: лёг бы спать и не проснулся. Глупо он умер: лошадь испугалась, встала на дыбы и сбросила его. Я ехала следом и подоспела, когда он уже на земле лежал. — Развела руками, добавила: — Если б хоть не сразу умер, попыталась бы ему помочь, но... мне, правда, жаль. Лицо Кассади сморщилось, она попыталась вырвать повод из рук Уэллы, чтобы повернуть коня. — Куда?! Жить надоело? Эти дураки верноподданные собрались тело в Бранн везти. Поскакали скорее в Виям, расскажем герцогу Каффу, что случилось. Если кто и может спасти этих горемык, так только он. А если в Земерканде герцог узнает, не станет дожидаться, прикажет деревню стереть с лица земли. — Да они-то в чём виноваты? — воскликнула девушка. — Он же сам упал. — А когда это герцогов волновало? — хмыкнула Уэлла. — И уж, поверь, Совет в Бранне и того меньше о крестьянах беспокоиться будет. Если повезёт, то лишь эту деревню пожгут, а то ведь и окрестным достанется. — Так чего мы ждём? Торопиться надо! — Кассади всё-таки вырвала повод и пустила коня галопом прочь, по дороге, ведущей к тракту на Виям. Уэлла чуть заметно улыбнулась и поскакала следом. На перекрёстке они остановились. — А этот... Кафф, он же тоже герцог, — задумчиво промолвила Кассади. — Ему-то с чего быть таким добреньким? — Он не добренький, он справедливый, — возразила ведьма, — и слишком хорошо знаком со смертью. Кроме того, Каррас отошёл к нему, деревня неподалёку от границы, а там будут, значит, наёмники Бранна бесчинствовать? — Хорошо ты его знаешь, — проворчала Кассади. Но коня всё же пришпорила. — Как не знать? Моя настоятельница — его тётка. Да и монастырь был основан на его деньги, — выкрикивала Уэлла, скача рядом с девушкой. — И у нас там, почитай, каждая пятая сестра — ведьма. — Что? — Кассади остановилась так резко, что кобылка её, хоть и смирная, сделала свечку, и девушка едва не скатилась на землю. — Что слышала, — выдохнула Уэлла. — Его светлость справедлив. Во всём и ко всем. В справедливость герцогов Кассади слабо верила, но могли же быть у Каффа свои интересы, раз настоятельницей в странном монастыре — его родственница. — А тётка его светлости тоже ведьма? — Нет, — коротко ответила Уэлла и пришпорила коня, обрывая разговор. Длинный путь до Виямского герцогства вышел утомительным для обеих. Толком не спали, ели — что Единый послал, и почти всё время молчали, ограничивались только необходимыми фразами. Кассади очнулась от тяжких раздумий, лишь когда поняла, что Уэлла повернула не к столице герцогства, а куда-то севернее. — Ты не ошиблась дорогой? — холодно спросила она. — Нет, сначала заедем в монастырь. — Зачем? — Кассади снова насторожилась. — Ты, кажется, хотела учиться? — поинтересовалась Уэлла. — Вот и поговоришь с сёстрами, что да как. Будешь там в безопасности. Кассади уже ничему и никому не верила и даже готова была пожалеть, что вообще на свет родилась. Они ехали по живописным, несмотря на позднюю осень, местам, везде чувствовались заботливые руки людей, любящих свою землю, но Кассади окружающие пейзажи казались унылыми и мрачными, а монастырь — почти застенком, куда Уэлла упрячет её. При этом ей даже в голову не приходило попытаться сбежать. Так и ехала послушно за ведьмой, куда бы та ни направлялась. Наконец они очутились у ворот монастыря, и Уэлла дёрнула верёвку колокола. Привратница посмотрела в окошко, ахнула и распахнула калитку. — Уэлла! Творец, как тебя долго не было! Кассади очень удивилась, когда увидела, как ведьма соскочила с коня и бросилась на шею монахине. — Ох, Урсула! Матушка на месте ли? — Нет, что ты. Она отбыла в Виям ещё неделю назад, а оттуда вместе с приором поедет в Бранн, на Собор. Уэлла вздохнула. — А герцог, не слышала, никуда не отбыл? Сестра Урсула развела руками. Ведьма вздохнула вновь. Глянула на спутницу. — Это Кассади, сестра. Ей нужен приют. А мне — свежая лошадь. Важные новости для его светлости. — За матушку осталась сестра Нерис. Поезжайте скорее, храни вас Творец. Уэлла тут же оказалась снова в седле, будто и не устала вовсе, и ведьмы галопом поскакали вперёд. Башни монастырских стен становились всё выше — любая обитель была ничем не хуже укреплённого замка: во время войн и смут там искали защиты окрестные крестьяне. Кассади это прекрасно знала, но всё же зажмурилась, когда её лошадь въехала в ещё одни ворота и очутилась под сводами длинного прохода. Темнота арки сменилась под закрытыми веками неясным светом, потянуло дымком. Кассади приоткрыла один глаз и увидела внутренний сад монастыря, осенённый покоем и тишиной. Запах дыма объяснялся просто: монахини сгребли сухую листву в кучи, те тлели себе потихоньку, и серая дымка стелилась между деревьями. Откуда-то ветерок доносил весёлый детский смех, и Кассади вопросительно посмотрела на Уэллу. — В монастыре сиротский приют, — коротко пояснила та, спешиваясь. Кассади спрыгнула из седла, и подошедшая сестра взяла их лошадей за уздечки, обменялась с Уэллой приветствием и сообщила, что сестра Нерис сейчас в кабинете настоятельницы. — Идём. И Кассади поплелась за ведьмой, еле переставляя ноги, — только сейчас она поняла, насколько устала и проголодалась. — К стенам не прижимайся, — предупредила Уэлла, когда они шли по коридору, — они белёные. Толкнула дверь, повторяющую форму арки, и ввела девушку в кабинет. — Дорогая сестра, — к ним из-за стола поспешила пожилая монахиня, — какие новости? — Новостей много, сестра, — ответила Уэлла, — но времени мало: мне нужно немедленно ехать дальше, в Виям, к их светлостям. А вот это Кассади, она ведьма и ищет приюта. Часть новостей и она расскажет вам. Позаботьтесь о девушке, и пусть ей отыщут наставницу. Сестра Нерис не стала расспрашивать и тянуть время. Она позвонила в колокольчик, распорядилась о лошади и отпустила Уэллу. Кассади, успевшая присесть в кресло, поспешно вскочила. Сестра Нерис вторично позвонила в колокольчик, из соседней комнатки опять заглянула монахиня. — Позови двух сестёр, дитя моё, кто сейчас свободен. — Отдав распоряжение, правая рука настоятельницы внимательно оглядела Кассади. — Сейчас тебя отведут помыться, переоденут, накормят, и ты немного поспишь, а разговаривать о делах будем уже вечером, перед ужином. Кассади слишком устала и была потрясена. Мысли о горячей воде, свежем платье и какой-нибудь еде занимали всю её, и, наверное, это было только к лучшему — иначе девушка разрыдалась бы. Пришли две монахини и повели её по коридорам в дальнее крыло жилой части монастыря, ввели в небольшую комнату с печкой и большой деревянной лоханью, укрытой простынёй. Из-под простыни выбивался пар. — Сначала голову тебе помоем, сестрица, — сказала одна из монахинь, молодая, конопатая девица, пухленькая и, видимо, весёлая по натуре. — Ишь, кудри какие, да репьёв-то насажала в дороге. — Каких репьёв? — возмутилась было Кассади, но монахиня, придержав прядь её волос, аккуратно выдрала из неё репей и, смеясь, ей продемонстрировала. Девушка охнула и прекратила препираться. Молодая монашка взяла гребень и принялась осторожно расчёсывать ей каждую прядь, пока другая — постарше и молчаливая — наливала в деревянную шайку горячую воду. — Голову мы тебе помоем, а дальше сама справишься? К слову, меня сестра Бетрис зовут, а это сестра Эбрилл. — Неужели ж вы меня мыть будете, — фыркнула Кассади и назвала своё имя. — Ты чуть живая, я гляжу, сядешь в горячую воду — да разморит тебя. Сестра Бетрис закончила распутывать непослушные кудри и на пару с сестрой Эбрилл вымыла их, а потом прополоскала в каком-то отваре, чтобы лучше расчёсывались. И тут сестра Эбрилл вдруг взяла да провела ладонями по голове Кассади, та почувствовала — что-то не так, тронула волосы — а они сухие. — Вы ведьма, сестра? — воскликнула она. — Ведьма, доченька, — ласково ответила монахиня. — В монастыре? — удивилась Кассади. — И вы не прячетесь? — Я здесь не одна, — ответила сестра Эбрилл. — Забирайся в ванну, деточка. Странное дело, теперь уже это слово не вызывало раздражения. Кассади разделась донага и с помощью приступки залезла в воду. На дно лохани был постелен коврик, чтобы ненароком не соскользнуть в воду с головой. Девушке дали губку, смоченную мыльным настоем, и та с наслаждением принялась отмывать дорожную пыль и пот. Эбрилл продолжала хлопотать, а Бетрис приставала с расспросами: сколько лет Кассади, да откуда она родом, да из какой семьи. — Ты любишь детей? — Не знаю. — Понятно. А чем ты любила заниматься дома, раз из деревни: садом, огородом или за животными ходить? Кассади покраснела: — Коров люблю, лошадей, за птицей ухаживать. — Так и хорошо: у нас тут и коровник, и птичник, и большая конюшня — везде найдётся работа. К тому же, как я поняла, ты будешь учиться. — У сестры Эбрилл? — шепнула Кассади. — Не знаю, это уж как сёстры-ведьмы решат. Они на тебя должны все посмотреть, прежде чем подобрать наставницу. Кассади вдруг побледнела и выронила губку. — Но я... я не хочу в монашки! — пролепетала она. — Так тебе никто и не предлагает постригаться немедля, — засмеялась Бетрис. — Пока мать-настоятельница не вернётся, даже если и сама попросишь, никто ничего не сделает. Только с её благословения, только после двух лет послушания. Так что не дрожи раньше времени. — Если жизнь переменится, — вступила в разговор сестра Эбрилл, — то многие ведьмы покинут монастырь, уйдут в мир. Так что не бойся, доченька, тебя никто неволить не станет. Успокоившись, Кассади вымылась, уже без трепета надела чистый монашеский наряд, что принесла Бетрис, и отправилась с сёстрами в трапезную. Там девушка почувствовала себе немного неуютно, потому что её усадили одну за длинным столом, но тут повариха, чья дородность и румянец лучше всего свидетельствовали о том, чем она занимается, принесла ей горшочек с густой похлёбкой на костном бульоне и большой кусок пирога с почками. Кассади чуть не всхлипнула при виде еды, сообразив наконец, что не ела-то уже целых два дня. Монастырское угощение было не хуже стряпни Уэллы. Доедая, девушка зевала. Бетрис почти под руку отвела её в келью — там стояло ещё три больших кровати, рассчитанных на двоих. Кровати друг от друга отделялись занавесками, а в углу кельи высилась полукруглая печка, которая обогревала и эту келью, и соседнюю, и часть коридора. — Ложись на эту половину и отдыхай, — сказала сестра. — А на другой кто спит? — спросила Кассади. — На другой я сплю. Будем с тобой соседками. Кассади хотела что-то сказать, но лишь зевнула судорожно. Едва коснулась головой подушки — уже спала. Бетрис вышла из комнаты. — Спит, — сказала вполголоса, хотя сестра Эбрилл прекрасно чувствовала это. — Не без способностей, — рассеянно отозвалась ведьма. — Но не создана для монастыря. — Ей учиться нужно, а потом найти себе место, где она сможет приносить пользу. Как думаешь, сестра, что там стряслось, почему Уэлла так быстро уехала? — Серьёзное что-то, Уэлла зря суетиться не станет, — вздохнула Эбрилл. — И к герцогу помчалась. Беда идёт, Бетрис. Может быть, не к нашим стенам, но идёт беда. — 2 — Уэлле потребовалось почти двенадцать часов, чтобы добраться от монастыря до Вияма. Можно было и быстрей, но ночью на плохих дорогах она сдерживала коня, а не подгоняла, боясь, что великолепное животное переломает ноги в колдобинах и грязи. Ведьма не спала, почти ничего не ела; только когда останавливала коня у реки, чтобы напоить, наскоро прожёвывала кусок хлеба и запивала его водой из фляги. В город она въехала уже после заката и пришпорила коня, чтобы добраться до замка раньше, чем поднимут подвесной мост. Ей почти повезло. Солнце ещё не скрылось за горизонтом, мост всё ещё был опущен, но дневную стражу сменил ночной дозор, воины были свежи и бдительны и остановили всадницу, подозрительные ко всему. Ведьма послушно спешилась в ответ на требование старшего в карауле. Стража, впрочем, видя монашеский наряд, проявляла вежливость. Уэлла усмехнулась про себя — отряды герцога были неплохо вымуштрованы, это стоило признать. Но в одном они были непреклонны: — Возвращайтесь с рассветом, сестра. В городе вам охотно предоставят приют, в Вияме люди благочестивы. — Мне и в замке охотно предоставят приют, братья, — промолвила она ласково, — если вы доложите обо мне господину Бартоку. Старший посмотрел ей в глаза и сказал каким-то не своим голосом: — Да что такого... скоро ночь, пропустим сестру. Сам отбросил арбалет замешкавшегося подчинённого. — Надо проводить сестру к Маттиасу Люсу, — сказал кто-то. — Вот и проводи, — велел старший. Уэлла передала повод коня одному из воинов и направилась за добровольцем через мост. Первый рубеж был пройден. Никто их больше не останавливал вплоть до того момента, когда они миновали ворота и поднятую пока ещё решётку и остановились в караульном помещении — на нижнем этаже надвратной башни. Бессонная ночь и недоедание сказывались всё сильнее, Уэлле пришлось приложить силы, чтобы и тут не было заминки. Она всё не могла понять: почему до сих пор не доложили Бартоку? Стражник, с которым она пришла, опять велел сообщить о ней некоему Маттиасу. Уэллу усадили на скамью и попросили подождать. Ведьма прислонилась спиной к каменной стене и закрыла глаза. — Сестра, сестра, — кто-то потряс её легонько за плечо, и она вздрогнула и посмотрела на рыжего парня, который склонился над ней. Скверно. Кажется, она уснула. — Я вас помню, сестра, — улыбнулся парень. — Такое лицо, как ваше, раз увидишь — не забудешь. И его светлость Ленард о вас вспоминал. — Где его светлость герцог Кафф? — спросила Уэлла. — Уехал с проверкой на пограничные гарнизоны. В замке только его светлость Ленард. Но… — парень запнулся, — идёмте, сестра. Уэлла поднялась и пошла за ним. Внутренний двор, ещё один, ведьма поразилась про себя — а замок-то немаленький. Вот и жилая башня. Маттиас открыл перед ней тяжёлую дубовую дверь. Они поднялись по лестнице на третий уровень, миновали стражу, и Маттиас постучал в дверь кабинета. — Ваша светлость, к вам гостья. Ленард, увидев, кого привёл его друг, вскочил из-за стола, и на лице его вспыхнула счастливая улыбка. — Сестра! — воскликнул он. — Садитесь. Где Тьерри? — посмотрел он на Маттиаса. Верный домоправитель появился за спиной Люса-младшего, бросил взгляд и исчез, чтобы через несколько минут вернуться с подносом. Поставил на стол кувшин вина, два бокала, тарелки со сдобой и фруктами. — Ужин подадут позже, — сказал, понизив голос. — Для гостьи подготовят комнату. Уэлла еле дождалась, пока останется в кабинете наедине с Ленардом. — Простите, ваша светлость, я очень голодна. Дайте мне немного подкрепить силы. — К чему извинения, сестра? Ешьте на здоровье. — Ленард сел за стол и принялся собирать бумаги, стараясь не смотреть на монахиню, чтобы не смущать её. — Помнится, вы меня раньше не так называли, — улыбнулся он. — И верно, — кивнула Уэлла, — так что сразу спросить хотела, дитя моё, как вы пережили прошлое полнолуние? Не было ли недомогания на другую ночь? — Голова кружилась, — сказал Лени. — Но Кристиан сразу зелья налил и в кровать отправил. Так что ничего страшного. А что-то не так?.. — он нахмурился взволнованно. — Ничего… Одна юная ведьма-недоучка пыталась мои гимны повторять, а они для вас были сложены. Та самая ведьма, которая путешествовала с Хантером. — С принцем? — Принц мёртв, дитя моё, и вскоре его тело доставят в Бранн. Думаю, староста деревни, где это случилось, и местный священник прибудут в столицу дня через три-четыре. Вы можете связаться с супругом? Ленард задумчиво покачал головой. — Я пошлю гонцов по дороге на заставы, но не могу сказать, на какую именно отправился Кристиан. Как это случилось, как умер Мальтус? — Дитя моё, не знаю, говорил ли вам супруг, что он и матушка-настоятельница отправили меня разыскать принца… — Кристиан не говорил прямо... — протянул Ленард задумчиво. — Но... сестра, я знаю, что Мальтусу не суждено было унаследовать трон. — Не суждено, но если положить руку на сердце, я принца не убивала самолично. Я привела его в нужное место — и в нужное время. Приехал бы он в ту деревню днём раньше или позже — остался бы жив. — Уэлла вздохнула. — Увы, не повезло Мальтусу родиться принцем. Теперь целой деревне грозит опасность, дитя моё, и я чувствую в этом свою вину. — Но... — Лени недоуменно посмотрел на сестру. — При чём тут деревня? Это же был несчастный случай. — Зная правителей Бранна, нужно быть готовыми ко всему, — ответила ведьма. — Шум они поднимать не станут, но деревню могут и наказать. Ах, поскорее бы найти его светлость Кристиана! — Мы можем только ждать, когда вернутся курьеры, — сказал Ленард. — Позвольте пока предложить вам ужин и ночлег, сестра. Не думаю, что одна ночь что-то изменит. — Одна ночь может многое изменить, — вздохнула Уэлла. — Но от нас пока ничего не зависит, ваша светлость. Она уже сто раз посетовала, что потратила лишних два дня на то, чтобы проводить Кассади в монастырь. Если бы не этот крюк, она застала бы и торжество коронации Ленарда, и герцога Каффа в замке, да и приора с матушкой-настоятельницей. Ленард тем временем составил письмо Кристиану, содержащее намёки, понятные лишь им двоим, и, вызвав Йоана Кьелля, велел переписать его шесть раз — по числу застав на северной границе. Ниже он собирался поставить свою подпись и скрепить послания герцогской печатью. Ведьма торопливо и аккуратно ела, Лени смотрел за окно на садящееся солнце, размышляя, на какой из застав отыщут Кристиана, чем обернётся доставка тела для ни в чём не виноватых крестьян и как всё случившееся повлияет на их с супругом планы. Хоть и будут гонцы скакать всю ночь, но пока туда, пока обратно, пока соберется войско, будет потеряно еще несколько часов. Конечно, крестьяне с телом доберутся до Бранна позже, чем всадники на лошадях, и есть надежда, что собравшиеся там приоры и приорессы смогут повлиять на членов Совета — надежда, впрочем, призрачная. Йоан трудился несколько часов, готовя копии послания его светлости к его светлости. Уэллу давно проводили в подготовленную для неё спальню, и волчонок думал, что она уже спит. Ему же не спалось. Он взял лист бумаги и написал: «Друг мой, Барток! Тот, о ком мы ожидали вестей, умер. Я отправил гонцов за Кристианом. Не знаю, когда он вернётся. Ты нам необходим здесь. Приходи с утра, услышишь новости из первых рук. Ленард». Он отпер дверь в комнату, где находился тайный проход в Иларию, и бросил свёрнутое и запечатанное письмо в слабо мерцающую дымку внутри рамы. Вернулся за стол, подвигал бесцельно чернильницу. Казалось, сейчас он сделал всё, что мог. Оставалось только ждать — возвращения Кристиана и Бартока, развития событий, каких-то перемен. Пришёл Йоан с письмами. Ленард подписал послания, сопроводив имя своё фразой: «Писано в Виямском замке, в год 6850-й от Сотворения мира, двадцать девятого ноября». Йоан сложил каждый лист, накапал сургуча, и Ленард приложил к нему печатку с гербом. Еще минута-другая - и шестеро надёжных гонцов спрячут письма в сумки и поскачут что есть духу к заставам, а сейчас всё в руках Единого. Ленард покосился в сторону спальни, покачал головой и направился в часовню.