От Иларии до Вияма. Часть вторая

— 1 — Ленард слушал рассказ Бартока, и в груди нарастало волнение. Он должен был радоваться, что вскоре поедет в Бранн, увидит Кристиана, а чувствовал только тревогу. — Не нужно так переживать, Ленард. — Наедине Барток «высочество» не поминал. — Всё будет хорошо. Завтра после трапезы не торопясь отправимся в столицу. Пока едем, Целестина похоронят в крипте. А до коронации ещё уйма времени. Гонцы уже разосланы по герцогствам и графствам, но пока они доставят грамоты, пока гости съедутся… Им всем предстоит присягать вам с Кристианом на верность. Ленард только вздохнул. — Понимаю, — кивнул Барток. — Кров, ставший родным, покидать тяжело. Но и Кристиану не легче. Кто его поддержит, если не ты? — Почему присягать нам обоим? — Как почему? Супруг короля — тоже король. Кристиан намерен освятить ваш союз в храме и разделить с тобой полномочия. — Но ведь его правление будет непрочным… — Вот ещё глупости! Кристиан Целестину был лишь родственником, но он имеет полное право на трон. И у него самого найдутся родичи, а у тех родичей и дети отыщутся. Трон не всегда передаётся по прямой линии. Главное — вовремя подобрать преемников и издать нужные законы. Да и твой отец, если ты помнишь, предыдущему царю Калхедонии приходится племянником. — Да, и вынужден был бороться за трон, — возразил Лени. — Но и у нас не Калхедония, где сильны ещё родовые традиции. У нас земли принадлежат короне и даруются за службу престолу. И вспомни, что Кристиан за собой сохраняет три герцогства. И ты тоже становишься правителем в них. Конечно, придётся найти кого-то, кто станет заботиться о Вияме, но этот человек будет таким же регентом, как и госпожа Мейнир в Каррасе. Как ты помнишь, она носит титул не герцогини Каррасской, а только Ахенской. Герцоги Карраса — Кристиан и ты. Кристиан, когда сядет на трон, будет именоваться «Его Величество король Гутрума, герцог Браннский, Каррасский и Виямский Кристиан Первый». А также… — А также я, — вздохнул волчонок и со стоном сжал ладонями голову. — Болит? — встревожился Барток. — Где там твоя ведьма ходит? — Идёт моя ведьма, чувствую… Я вот что хотел сказать… Если мы едем завтра, то ведь… дверь-то открыта. — Я помню, Ленард. Чуть позже пойду. У меня с собой приглашение Шалье на коронацию. — Вот славно! — Кристиан рассудил, что никто в Бранне всё равно не знает, что князь раньше обычного срока отплыл на родину. Никто за передвижениями Шальи по нашим землям не следил, и никто в столице не станет задавать вопросы, как он попал на торжество. Тут дверь открылась и в комнату вошла Уэлла. Барток встал при её появлении. — Добрый день, сестра. — Добрый и вам, господин Барток. — Ведьма поспешила к волчонку. — Дитя моё, что же вы так? Она села на диван. — Лягте, а голову мне на колени положите. Сейчас я мигом уйму вашу боль. — Отдыхайте, ваше высочество, — сказал Барток, — а я пройдусь по замку, посмотрю, как тут охрана службу несёт. Особенно ваши любимчики. Он незаметно подмигнул волчонку и вышел. Ленард устроился на диване и закрыл глаза, чувствуя, как прохладная ладонь легла на голову. Щеке было тепло от женского бедра под монашеским платьем. — Сестра, вы же поедете со мной? — Конечно, дитя моё. Куда вы — туда и я. Боль понемногу отступала. — Поспите немного, я вас разбужу. Проснётесь — и будете бодры и всем довольны.

* * *

— Кушай, Гейри, кушай, моя умница, — приговаривал Маттиас, просовывая зверолюдине то яблоко, то грушу через прутья клетки. Мохнатая бодро чавкала и урчала от удовольствия. Лапа её почти зажила, и, поправившись, привыкнув к новому месту, зверолюдина выказывала неожиданно мирный и общительный нрав. Стража отнеслась к появлению такого питомца терпимо. Поначалу приглядывались, потом тоже стали носить зверюге угощение. Поговаривали даже, что неплохо бы приучить её по ночам прогуливаться по саду, совместно дозор нести. — Быть того не может, — раздался позади Маттиаса знакомый голос. Хрюшка выронил яблоко, оно упало наземь и откатилось от клетки, и Гейри издала недовольное мычание. — Ваша милость. Барток посмотрел на парня, который вытянулся при виде командира, рукой махнул. — Полно тебе. Отдай подарочек, вон как жалостливо смотрит. Маттиас торопливо поднял яблоко и сунул в лапу зверолюдине. Барток был удивлён не только появлению такой необычной «зверушки», но и тому, что та его ничуть не боялась, не чувствовала в нём ничего пугающего. Он подошёл ближе к клетке и посмотрел зверолюдине в глаза. — Умная тварь, — промолвил он. — Но зря в живых оставили. — Почему, ваша милость? — Потому что зверолюды живут стаями или семьями — когда детёнышей растят. В одиночку им трудно. Этим они походят на людей. А ваша ещё и полукровка, в ней слишком много от человека. Тяжело ей будет. Но хорошо хоть не самец, а то бы по весне беситься начал. — Вот думаю: может, Лени захочет её перевезти потом в столицу? — Маттиас почесал в затылке. — Только её в столице и не хватало, конечно. Барток тут решительно отодвинул засов и вошёл в клетку. Маттиас чуть не сел от удивления. Да и зверолюдина не ожидала от нового человека такой наглости, но не зарычала, не попыталась отстоять свою территорию, а отскочила в угол клетки и сгорбилась, глядя на чужака исподлобья. — Иди сюда, — тихо сказал Барток, протянув руку. — Иди, не бойся. На четвереньках, по-звериному, Гейри приблизилась, понюхала протянутую руку. — Не бойся, не обижу. Бедное ты создание, за что только на свет появилось. — Барток неожиданно ласково потрепал зверолюдину по мохнатой голове. Маттиас присвистнул и вошёл в клетку следом. Он и раньше так делал и удивился только смелости Бартока. Гейри не всех пускала к себе, на иных порыкивала. Кроме Маттиаса, признавала только Ленарда, служителя зверинца, что клетки чистил и кормил немногочисленных зверей, да ещё Гарета. Попытки стражи умаслить подношениями обычно заканчивались тем, что зверолюдина угощение брала, но потом делала вид, что с подателем незнакома. И вообще — тут её территория. — Расскажи, как вы её нашли, — попросил Барток, машинально почёсывая твари загривок. А та аж шею вытянула и глаза зажмурила от удовольствия. — Ишь как разнежилась, — хмыкнул Хрюшка и охотно поведал про поездку в родную деревню Гарета. — Я вот чего не пойму, ваша милость: она там и овец таскала, и даже на людей её староста натравливал, а у нас просто как шёлковая. Добрее иной собаки будет. — Видать, она людей по наущению старосты только убивала, но не ела. То, что она его слушалась и боялась, хотя и ненавидела, лучше всего говорит о её потребности в человеческом обществе. Будь в ней больше от зверолюда, староста бы не выжил уже при первой их встрече. Пожалуй, ты прав, Маттиас: лучше её забрать со временем в столицу. Чем кормите? — Да она, почитай, всё ест: овощи, фрукты, кашу лопает. Ну, мясо, конечно. Говядину сырую любит, но в меру. Требуху ей варят. Свинину не даём — вроде у собак черви с неё бывают, а чем она отличается? — Всё правильно. Зверолюды всеядны. Как медведи и как люди. Барток посмотрел на Гейри. — Ну? Пошёл я, мохнатая. Вот твой главный хозяин, пусть он тебе за ушком чешет. Зверолюдина недовольно замычала и обхватила лапищами его ногу. — Ох-ох! — рассмеялся Барток, еле устояв. — Нет уж, обойдёмся без нежностей. Отпусти. Гейри послушалась, но, когда он вышел из клетки и направился по своим делам, ещё долго поглядывала ему вслед. Барток обошёл посты, с плохо скрываемой горечью убедился, что Виям без него не рухнет, и решил, что раз его голову посещают такие глупые мысли, самое время отправиться в Иларию. Войдя в герцогские покои, он обнаружил, что Ленард сидит за столом, зарывшись в свитки и фолианты. — Поужинал и лёг бы спать. Что за печаль на этот раз? — Почему печаль? — отозвался волчонок, подняв голову. — Я тут читаю про дипломатию. Правда ли, что в столице посольский дом только у Лимана и Макении? — Правда. Так уж повелось. — А послы других государств ездят туда-сюда? Это ведь так хлопотно. Почему бы не предложить другим державам обзавестись посольствами? Я, конечно, думаю прежде всего об Иларии. И Калхедонии, если Единый даст и там всё закончится благополучно. — Боюсь, посольство в столице — это не часть договора, а дань почтения той, прежней империи, — сказал Барток. — У них вроде бы есть право по-прежнему попирать ногой свои бывшие земли, а остальные государства — точно такие же равноправные куски рассыпавшегося владения. Да и отношения между этими кусками... — Лени кивнул, вспомнив встречу с послами Рована. — Что толку оставаться там, где ты не нужен? Ты не задумывался, может, пришла пора снова сшить это лоскутное одеяло? Смена династии — неплохой повод. Но даже если и нет — на коронацию приедут правители окрестных королевств, можно будет обсудить и посольства, и новые обязательства, и новые союзы. — Кристи снова начнут царевен предлагать. И принцесс, — вздохнул Ленард. — Не думай о грустном, — посоветовал Барток. — Просто не думай. Его наследник — ты. — Не буду. А ты собрался в гости? — Лени улыбнулся. — Собрался. Жди нас завтра с утра, если в Иларии всё благополучно. — Конечно там всё тихо, иначе бы оттуда давно пришло бы письмо. Барток кивнул, ещё раз напомнил, что не грех бы Ленарду лечь пораньше, и пошёл открывать тайную дверь своим ключом. Внутри рамы проглядывал знакомый пустынный коридор. Барток шагнул туда, с наслаждением вдохнул запахи благовоний и пошёл знакомой дорогой. Стража провожала его спокойными взглядами, слуги проскальзывали неслышными тенями — дворец жил своей жизнью. Вдруг — вихрь, топот маленьких ног, визг — на шее Бартока повисла Махима. — Братец стал так часто уходить от нас, — хитро улыбаясь, сказала девочка. — Когда же братец останется насовсем? — Когда-нибудь, сестрица, — серьёзно ответил Барток. — Надеюсь, скоро. Вот только всё устроится как должно, и я останусь. Но сейчас я пришёл ненадолго, и уйду вместе с Шальей. Он ещё не спит? — Он опять стал мало спать, — бесхитростно сообщила Махима. — Вместе вы так долго спите, а без тебя он с рассветом уже на ногах. — Я за ним присмотрю, — пообещал Барток. Подкинул девочку повыше, поймал, посадил на плечо. Они проходили мимо дверей в княжеские покои, когда к ним вышел слуга и поклонился. — Светлейший князь просит господина зайти к нему. — Ну, сестрица, ступай на женскую половину. Барток поставил девочку на пол, та подпрыгнула и убежала. Скоро весь дворец будет знать, что он вернулся. Князь Сагара встретил его как родного, усадил на подушки рядом с собой, принялся расспрашивать о делах в Гутруме. Барток как мог поведал о бунте в столице, о том, что обошлись малой кровью. Упомянул и о приглашении на коронацию Кристиана. — Хорошие вести ты принёс, сынок, — кивнул старый князь. — Государь, уходя к вам, я перекинулся парой слов с Ленардом. Он обдумывает, как бы обустроить в Бранне иларийское посольство. — Хорошо мыслит мальчик, государственно. Зайди к княгине и с княжнами поздоровайся. Окажи почтение. А потом ступай в библиотеку. Шалья и Кумал там — изучают новые карты наших западных границ. Засиделись. Кумалу к жене пора, да и Шалье будет чем заняться. Попрощавшись с князем, Барток посетил женскую половину, был обласкан и зацелован, полюбовался на ждущую малыша Малику и со всё ещё не сошедшим со щёк румянцем смущения прошёл в библиотеку. Шалья и Кумал сидели за столом, склонившись к самой карте, вооружённые циркулями и линейками. Их макушки едва не соприкасались. Они были так поглощены беседой, что даже не услышали шагов гостя. — Вот смотри, брат… Тут речушка обозначена, и вот, вот и вот — холмы. Хорошее место для заставы, — говорил визирь. Шалья замер, словно почувствовал что-то. Поднял голову, уронил циркуль и кинулся Бартоку в объятия. — Любовь моя! — вырвалось у того. Дальнейшее потонуло в звуках поцелуев, приглушённых стонах. Барток ещё успел обменяться с Кумалом взглядами и кивками, потом визирь заторопился прочь из библиотеки, оставив влюблённых одних. — Ты вернулся, — шепнул Шалья, даже не спрашивая, а словно убеждая сам себя. — Вернулся. Ты снова не спишь, душа моя, куда это годится? — Теперь всё иначе. Кошмаров больше нет. — Пусть только попробуют потревожить, — Барток грозно нахмурил брови, и Шалья рассмеялся — счастливо и свободно. — Но я не с пустыми руками. Его величество Кристиан, король Гутрума, герцог Вияма, Карраса и Бранна, приглашает вашу светлость почтить своим присутствием коронацию его и супруга. — Какое чудесное известие! — И мы с тобой много дней проведём вместе. — Боги благоволят нам, моё сердце. Но ты много часов провёл в седле, а потом весь день был на ногах. Идём. Шалья взял Бартока за руку и повёл в свои покои, которые с недавних пор стали их общими. — От меня пахнет лошадиным потом? — смущённо рассмеялся Барток. — Обычный запах воина и солдата, — улыбнулся князь. — Думаешь, на северных границах я благоухал сандалом и алоэ? Они вошли в комнату для омовений, и Барток поспешил раздеться, чувствуя странную скованность. Он отошёл к сосудам с водой и влил в один мыльный настой, глядя, как князь не спеша снимает рубашку, разматывает дхоти. Подойдя, князь отобрал у Бартока губку, смочил и провёл по его плечам и груди. — Что с тобой? — Не знаю, — покачал головой Барток. — Закрой глаза и не думай ни о чём, — промолвил Шалья. Барток послушался. Он чувствовал мягкие прикосновения губки, вода струйками стекала по телу. Шалья мыл его, словно нянька — ребёнка, бережно и деловито, намыливая и смывая пену. Барток расслабился, он отдался во власть заботливых рук, стоя неподвижно, не возражая, когда губка заскользила по бёдрам, по ногам. Почувствовав внезапное тёплое прикосновение губ к низу живота, он вздрогнул и простонал. Нахмурил лоб и раздвинул ноги, когда скользкие пальцы протиснулись между его ягодиц. Шалья уже не просто мыл его, а готовил, и Барток отвечал короткими стонами, чувствуя, что скованность уходит, а от послушания разгорается огонь в чреслах. Они не пошли в спальню, Шалья расстелил простыню на мраморном полу возле бассейна, Барток лёг на спину, раздвинул ноги и неожиданно глубоко вздохнул, как будто с души его свалился камень. Он принял Шалью в объятия, впустил его в себя и, почувствовав первый толчок, запрокинул голову и открыл глаза. Простыня скользила по мрамору, сбивалась под поясницей, Барток стискивал ногами крепкие бёдра князя. В поле зрения то и дело оказывалось круглое окошко в потолке с кусочком вечернего неба. Стоны и вскрикивания обоих эхом отдавались от стен комнаты. — Боги мои, боги, как хорошо! — причитал Барток. Прочь из памяти уносились запахи костров и крови, ноздри дразнил запах благовоний, свежего пота. Кончив, Шалья на минуту приник к Бартоку, чёрные волосы упали тому на лицо и погрузили в ночь, мягкой волной скользнули вдоль по телу к животу. Горячий рот обхватил плоть Бартока, от неожиданности тот не сразу смог вздохнуть, а вскоре огласил купальню криком. — 2— Просто так наследнику и соправителю из замка не выехать: это Ленард понял к полудню, когда терпение уже было на исходе, а Барток всё чего-то медлил, всё подбирал воинов в отряд сопровождения. Барон Джулиус уехал в свой замок: туда отправили гонца с официальным приглашением на торжество, так что пришлось возвращаться за женой. Приличия не позволяли ехать в столицу без супруги, которая вполне уже могла появиться на людях, а с малышкой посидела бы и тёща. Мелкопоместных рыцарей на коронации не приглашали, только знать, начиная с баронов. Овайне пришлось ехать с отцом: подобрать наряды, да и появиться в столице надлежало всё-таки с семьёй. На пути в Бранн Джулиус обещал забрать с собой сестру Уэллу. Она пока ещё не освободилась от монашеских обетов, а две монахини при дочери барона — всё равно что одна. А вот в свите юного государя монахиня привлекала бы к себе слишком много внимания. Альбер, разумеется, примкнул к свите брата. Он был очень удивлён, увидев утром в замке невесть откуда взявшегося иларийского князя, но расспрашивать ни о чём не стал, а только тепло приветствовал человека, чьё врачевание спасло ему жизнь и здоровье. Маттиас и Гарет, которые тоже сопровождали Ленарда, волновались не на шутку. Ещё бы! Столица! Коронация! Единый, только бы не ударить в грязь лицом перед такой толпой знати со всего королевства. А вот Йоану не повезло. Правда, ему не приказали остаться, а скорее попросили, и юноша воспринял это как знак доверия. Ленард снабдил секретаря наставлениями, что тому надлежит делать в его отсутствие, поручил особой заботе своих новых арендаторов. Юноша подумал — с отрешенностью философа, редкой в его возрасте, — что пропускает уже вторую коронацию его светлости Каффа, но, в отличие от первой, сейчас он уже не арестант, обвиненный в измене. С такими шагами в карьере на третьей ему доверят и корону нести. Суверен уже готов был вскочить в седло и ехать, нет — мчаться в Бранн, но Барток всё не давал и не давал знака трогаться. Слуги с уложенными вещами отправились вперёд, осёдланные кони скучали во дворе, Маттиас даже сбегал со своими попрощаться. Наконец даже на взыскательный взгляд Бартока выезд был полностью готов и, с трубачом впереди и десятком охранников позади, герцог Вияма и Карраса Ленард Мандриан начал свой путь в столицу. Барток вчера привёз с собой не только письмо, но и грамоту для герольдов, которым предстояло сообщить вести на площадях всех крупных городов герцогства. Такие же грамоты везли гонцы и в Каррас с Земеркандом. Виямские писцы всю ночь делали копии, и ещё до отъезда, с самого утра, Ленард поставил под каждой подпись, а Йоан снабдил свитки печатями. Гонцы во весь опор поскакали в Бримарр, Марч и ещё несколько городков, а что до славного города Вияма, то уже даже за стенами замка слышался не только звон колоколов, но и шум толпы. Сердце Ленарда заколотилось, как только он выехал за ворота замка. И причиной тому было вовсе не огромное стечение народа, собравшегося проводить молодого герцога, который успел полюбиться за справедливость и доброту. Хотя до столицы был не один день пути, Ленард готов был часы считать до встречи. Но, проезжая по улицам города, он уже не замыкался в себе, не тушевался, а смотрел по сторонам, улыбался людям, подмечал в толпе знакомые лица. Иногда он останавливал лошадь, наклонялся и пожимал протянутые руки. Руку папаши Базиля ненадолго задержал в своих. Такие остановки вызывали новые крики восторга в толпе. Барток спокойно наблюдал за происходящим, но и он, и прочая охрана не теряли бдительности. Наконец затянувшиеся проводы закончились, процессия покинула пределы города и двинулась по тракту в столицу. Места были волчонку незнакомыми. Мальчишкой он ни разу не ходил по столичному тракту даже до переправы, а с Кристианом просто не успел побывать в этой части герцогства. Земли южнее Делуны принадлежали виямской короне: поля и заливные луга, пасеки, небольшие леса. Деревни и хутора отстояли от тракта довольно далеко, так что охрана легко обозревала пространство по обе стороны дороги. Копыта лошадей бодро цокали по брусчатке, дорога обещала быть спокойной и приятной. Ленард буквально разрывался на части. Ему и по сторонам хотелось глядеть во все глаза, и выпытывать всё новые и новые подробности событий, что он пропустил, и сохранять спокойствие и достоинство, как подобает супругу будущего короля. Барток и Шалья ехали по обе стороны от него, Шалья — по правую руку, Барток — по левую. Лени то одного расспрашивал, то другого: как спасали деревню, как обустроить иларийское посольство в столице, а что за хутора вон там, за рощей, чьи они, и отчего не все дороги в стране такие хорошие, наследство от лиманцев, да-да-да, но почему таких больше не строили, а как их строят в Иларии, и примут ли герольдов в Земерканде, не взбунтуется ли тамошний герцог... — У нас нет столько камня, — рассказывал Шалья. — В городах мостят площади, большие улицы, дороги к храмам, но не проезжие. У нас даже в сезон дождей не бывает грязи: вода быстро впитывается в землю, а что не впитается, то высохнет в промежуток между ливнями. Жара ведь. Он изредка переглядывался с Бартоком, оба улыбались и думали об одном и том же: даже если Кристиан не будет слишком скор на реформы, есть кому его поторопить. — А посольство — мысль здравая, но в таком случае и в Илакшере должно быть гутрумское. Лени посмотрел на него серьёзно, потом на Бартока: — Да у нас уже и посол при княжеском дворе есть, только дома для посольства не хватает, но так ли уж он нужен? Усмехнулся смущённо, снова быстро глянул на одного, на другого. — И всё же, — вернулся к последнему вопросу. — Что будет с Земеркандом? Тамошний герцог так вот просто и подчинится? Я слышал, что он себе на уме. — Повода лишать его короны, а заодно и головы, пока нет, — заметил Барток. — Вы с Кристианом всегда успеете это сделать. Подыщите ему замену, а то герцоги на дороге не валяются. Для начала… — Что же ты замолчал? Барток кашлянул. — Понимаю, — улыбнулся Ленард, — а ты всё-таки расскажи, что, по твоему мнению, в первую очередь сделает Кристиан. — Это пожалуйста. В первую очередь он должен обустроить управление своими владениями. Конечно, в Каррасе регентшей герцогиня Ахенская, но она всё-таки женщина, а если Земерканд взбунтуется, ей придётся защищать границы вверенных владений. Виям, как ты понимаешь, это не только ваш с Кристианом любимый замок, но и заставы на границах. Раньше Кристиан сам регулярно навещал их, теперь же он это часто делать не сможет. Значит?.. — Нужен надёжный и опытный человек. — Верно. То же самое касается и границ с Макенией. А до Земерканда очередь дойдёт. Лени кивнул, думая о своём. Надёжный человек. Что до Карраса, тут, конечно, только Кристи решать, а в Вияме есть ли кто надёжней Бримарра? И сам себе ответил — наверняка никого нет. Хоть и досадовал Лени на барона из-за его похождений, но заставы — одно дело, а женщины — другое. Да и сказать по совести, с женщинами барон обходился как с заставами — брал приступом и не отдавал врагам. Может, сосредоточившись на границах, он оставит в покое лейтенанта? Задумавшись, он перестал расспрашивать Бартока и Шалью, и те обменялись несколькими взглядами над его головой. Дорога на столицу казалась мирной и спокойной, словно бы ничего не случилось. Ленард уверял себя, что, если кому и была охота помешать его приезду, никто бы не сунулся к молодцам Бартока, окружавшим его со всех сторон. А звуки трубы разгоняли с тракта проезжих путников — и тех, у кого совесть не слишком чиста, и тех, кто попросту не жаждал попадаться на глаза господам. Наконец после трёх ночёвок процессия пересекла границу герцогств, и тут Барток первым делом перестроил охрану. Тракт был по-прежнему удобным, но не таким безопасным, как раньше. Впереди показался огромный и местами непроходимый Флиррский лес. Именно оттуда и откочевали в Виям медведи. Лес тянулся от города, в честь которого был назван, до Динира, а там было совсем недалеко до гор и границы с Ушнуром. Лиманцы строили тракты будто по линейке: строго прямыми. Так что на одном участке путь прорезал правую оконечность леса. Лиственные деревья стояли голыми, но огромные ели закрывали обзор по бокам тракта. Даже летом, когда солнце стояло в зените, здесь всегда царил полумрак, а зимнее низкое солнце тем более терялось за их вершинами. Лени помнил о медведях и, оказавшись в лесу, стал глядеть по сторонам, пытаясь представить, как они жили тут — семьи, дети — среди деревьев. Втягивал воздух ноздрями, жадно, словно волк внутри него рвался наружу, всё разведать и разнюхать. Медведями больше не пахло. Только соснами да пожухшей от холода травой. Даже дичи вокруг не было, видимо, всадники её распугали. Чувствовал Ленард и запах лошадей, оружия, кожаных доспехов, с опозданием сообразив, что это чужаки. Но Барток не дремал. Не успел Ленард понять, что происходит, как услышал зычный крик: — Охрана, мечи обнажить! Защищать короля! Лени не успел осознать, что король — это он, как из леса с обеих сторон на них с воплями набросились вооружённые пиками головорезы, а дальше, впереди, в просветах между деревьями, скрытые до поры еловыми ветвями, показались и пятеро на конях. Тракт был широк, но всё же недостаточно для того, чтобы всадники смогли быстро уйти от удара, а пики метили прежде всего в коней. Под двумя виямцами уже рухнули лошади. Правда, всадники успели вынуть ноги из стремян и увернуться от пик. Пусть даже разбойники и просто тыкали ими беспорядочно, но как в такой свалке, в такой мешанине человеческих и лошадиных тел сразу нанести ответный удар? Ленард, тоже обнаживший свой меч, справедливо решил, что лезть на рожон — значит подставлять своих же людей, а вот брат его нуждался в защите. Поэтому он, наклонившись, схватил коня Альти под уздцы, притянул ближе. — Держись позади меня! — приказал он. За его спиной было самое безопасное место. С той стороны их прикрывали Барток и князь, тоже опытный воин. Ленард успел увидеть, что пятеро из охраны, не дожидаясь приказа, а действуя согласно заранее отшлифованному годами тренировок плану, поскакали навстречу всадникам, не позволяя тем объединиться с другими разбойниками и давая товарищам больше пространства для манёвра. Против копейщиков остались другие пятеро да ещё Маттиас, Гарет и Барток с князем. Ленард почувствовал медленно поднимающуюся злость: он-то сам был совершенно бесполезен. Взглянул на брата. Бедняга Альбер испуганно вцепился в уздечку, бледный, как мел, он озирался по сторонам. — Не бойся, — бросил Лени брату. — Не бойся и держись рядом. Его охватила неведомая пока ярость, он оскалил зубы почти по-волчьи, уже не просто ожидал нападения, а желал его со всей страстью. Звуки схватки, запахи крови, пота стали ярче и чётче, притягивая внимание, завладевая им, зрение обострилось — хищник внутри Ленарда чувствовал себя в своей стихии. Альти подчинялся беспрекословно. Он по натуре был покладист и скорее управляем, чем непокорен, но сегодня всё оказалось иначе — он никогда ещё не был в гуще настоящей битвы, никогда не видел Лени таким. Руку, что потянулась к поводьям братьев, Ленард больше почуял, чем увидел, и ударил мечом, совсем как на занятии с мастером, не задумываясь, не ощущая ничего, кроме холодного бешенства. Почувствовал, как в ноздри ударил пряный запах, и ударил ещё раз. Что-то тяжёлое упало на дорогу, а в лицо брызнула фонтаном чужая кровь. Ленард выпрямился и издал самый настоящий звериный рык. Совсем рядом послышался чей-то восторженный возглас и ещё восклицание на незнакомом языке. Будто сквозь слегка подцвеченное жёлтым стекло Ленард видел, как князь обрушил удар сабли на голову одного из нападавших, как треснул у того череп, — и улыбнулся. Но звериная суть его мгновенно отозвалась и когда он увидел, что Альбер посерел лицом и стал валиться в седле на бок. Ленард поддержал брата левой рукой, не выпуская меча, помог наклониться — и Альбера вывернуло на дорогу. Краем глаза уловив мелькнувшую тень, Ленард развернулся, оставив брата, и успел увидеть бесстрастное лицо Бартока и человека, разрубленного им от плеча до седла. Оскалился хищно и снова подхватил Альти — того опять затошнило. Скоро всё было кончено. Ленард и сам не был уверен, что испытывает — удовлетворение или разочарование: никто из его людей не погиб, брат был цел, хоть и напуган, а нападавшие... волк внутри него жадно дышал запахом свежей крови. Он протянул Альберу свой платок, глядя, как Барток распоряжается короткими командами или жестами: собраться вместе, расчистить дорогу, поймать оставшихся без седоков лошадей — три виямских скакуна пострадали, им нужна была замена. Слуги, которые, благоразумно спасая господское добро, лишь только началась заварушка, поспешили отогнать телеги подальше, теперь вернулись. Они и занялись порубленными телами, ничуть не брезгуя такой работой. Забыв, что он будущего короля сопровождает, Барток хлопнул Ленарда по плечу. — Волк! Поздравляю с первым убитым врагом! Он посмотрел на бледного Альбера. — Ничего. Бывает. А брата не стыдись: он убил не по злобе, не из алчности, а тебя спасал. — Я и не стыжусь, — пролепетал Альбер. Барток снял с пояса флягу, протянул юноше. — Глотни вина, — посоветовал мягко. — И больше не бойся. Ты никогда не останешься один, Альти. Никогда не останешься беззащитным. — Ничего, брат, — утешал Ленард, — будь я человеком, мне бы тоже стало плохо. — Когда я убил первого врага, — сказал подъехавший к ним князь, — меня рвало. Хотя я дрался уже умело и сам не получил ни царапины, мне казалось, что вот-вот умру. Альберу от таких утешений стало ещё хуже. Стыдно. Словно он мальчишка несмышлёный, сопляк. Он разозлился на свою робость, сделал глоток вина, едва не закашлялся, но взял себя в руки. Ленард задумчиво посмотрел на булыжники тракта, залитые кровью. — Надеюсь, хотя бы дождь пройдёт. Снегам-то ещё рано. А то ведь поедет за нами барон, с женой и дочерью. И дамы испугаются, и он решит, что нас тут перебили всех. Барток посмотрел в сторону от дороги. Слуги сложили тела вместе, кто-то из них старательно засыпал их соломой с телег. Барток вздохнул — снова огонь, снова дань богу раздора, но останавливать не стал — пускай. — Можно отправить им человека навстречу, — сказал он Ленарду. — Успокоить и предупредить — вдруг и на них кто-нибудь из засады выскочит. Барон всё поймёт и отвлечёт женщин. — Поступай, как считаешь нужным, — кивнул Лени. — Наша безопасность в твоих руках, и не мне учить тебя, что делать. — А кто они? — спросил Шалья, указывая на гору тел. — Обычные разбойники? — Вряд ли… Барток наклонился и поднял копьё. — Вот, наконечник с клеймом королевского оружейного двора. Это, вероятно, браннские наёмники и солдаты, кому удалось спастись из столицы. Кто пытался бежать в Земерканд, а эти решили попытать удачи на большой дороге. — Удачи ли? — осмелился тихо вставить Гарет, слушавший разговор. — На телеги с добром они и внимания не обратили, только на всадников кинулись. Барток посмотрел на него, кивнул каким-то своим мыслям. — Может, ты и прав. Знать, кого мы сопровождаем, они, конечно, не могли, но... Не нравится мне это. В стороне от дороги вспыхнул костёр. Альти, вздрогнув, посмотрел туда, Ленард тоже, непроизвольно поёжившись, — отчего-то при взгляде на огонь ему стало холодно. Оставив трупы гореть, отъехали дальше по тракту, нашли место, чтобы умыться и привести себя в порядок. Двинулись дальше и остановились на ночлег на широте Флирра. Лени почти не спал ночью, сидел у входа в шатёр, слушал, как Альти во сне ворочается с боку на бок и стонет, смотрел в ночную темноту, на костры охранников. Из соседнего шатра вышел Барток, слегка пошатываясь, будто пьяный. Ленард улыбнулся. Оставив князя видеть счастливые сны, верный телохранитель не забывал о службе. Заметив, что Ленард за ним следит, Барток подошёл к шатру, в шутку пригрозил надрать «величеству» уши, если тот сейчас же не ляжет спать. — Завтра с коня свалишься, придётся тебя на телеге везти, как особо драгоценную поклажу. — Ладно! — рассмеялся Лени и забрался под шкуры. Придвинулся поближе к брату, обнял его. Альти успокоился немного, метаться перестал. Думая о том, как завтра он увидит Кристиана, Ленард незаметно для себя уснул. Снился ему странный рыжий мужчина, одетый в старомодную тунику. Лицо его казалось волку знакомым, будто они встречались уже. Мужчина что-то монотонно говорил на странном языке и, держа в руке меч, показывал какие-то незнакомые Лени приёмы боя. —3— На следующий день после убийства магов и обретения тела умершего Целестина в соборе устроили панихиду. Служил новый Верховный приор. Мельяр всю ночь накануне изучал чин, по которому отпевали государей. Народу в соборе собралось приличное количество, но не сказать, чтобы яблоку упасть было негде. Разумеется, городская знать присутствовала вся. Ещё бы, ведь на почётном месте, но пока что не на королевском троне, сидел наследник. На соседнем возвышении рядом с телом короля положили тело принца Мальтуса. Авуэн указал, в какую именно нишу склепа спрятали его заговорщики — так теперь надлежало именовать бывший Совет и магов. Принца извлекли на свет божий, члены совета, морщась и закрывая лица платками, признали, что да, это сын Целестина. Затем тело его набальзамировали, как только можно, завернули в пелены, на почерневшее лицо с вывалившимся давно языком наложили маску из слоновой кости. Эти маски заготавливались заранее, ещё при жизни монархов и членов их семей. Так что и для Мальтуса нашлась. А вот отец его в таких ухищрениях не нуждался. Если бы чудесную сохранность тела умершего короля не приписывали действию магии, пожалуй, стоило опасаться, как бы его мощами не объявили. Целестин и Мальтус с почётом были отнесены в склеп и уложены в дорогие саркофаги, украшенные тонкой резьбой. На боковых сторонах каменотёсы выбили их имена, даты, эпитафии — всё как полагается. Бранн тем временем прихорашивался после бунта и перед коронацией. Люди в столице и во всём герцогстве порой казались оглушёнными — династия сменилась так быстро и жёстко, что само событие казалось невероятным. Даже те, кто лично принимал участие в боях на улицах, то ли верили, то ли не верили в собственные подвиги. Но новый правитель — пусть ещё не увенчанный короной — был постоянно перед глазами как зримое свидетельство перемен. Кристиан не заперся в замке, который к тому же ещё предстояло приводить в порядок, не отгородился от подданных рядами охраны. Он осматривал город, посещал собор, беседовал с Верховным, встречался с членами городского совета — не только с богатыми и знатными, со всеми, не выделяя ни одного, но и никого не оставляя без внимания. Пока Мельяр и приоры готовили похороны Целестина и принца, Кристиан занимался более насущными делами, чем давно заблудшая душа короля. Едва лишь ворота города открылись, бароны Сторман и Радич униженно испросили аудиенции. Их люди всё ещё сидели под замком в надвратных башнях, и судьба узников оставалась в руках Каффа. Бароны ехали по улице, каждый в сопровождении лишь одного слуги, избегая смотреть друг на друга и притворяясь, что незнакомы. При виде наёмников с гербами Каффа, патрулировавших столицу, оба почти синхронно опустили головы, видимо, удивляясь, как самим хватило смелости сунуться в дела опытных бойцов, и размышляя, чем закончится эта авантюра. Никто не терпит покушений на своё или то, что считает своим, и едва ли Кафф — исключение. Само их явление в Бранн означало признание вины. Герцог — или теперь уже стоило звать его королём — принял их в доме Верховного. Замок, даже на вид всё ещё отсыревший, пока не годился ни для жизни, ни для приёмов. Бароны уже знали, что их воины посажены за решётку, но о судьбе тех, кто вёл отряды, ничего не было известно. Была лишь надежда, что с ними обращаются как с заложниками, а не как с преступниками, а значит, они хотя бы живы. Кафф стоял у стола, рассматривая карту столицы. Сторман первым упал на одно колено, склонил голову — за жизнь сына он сейчас готов был отдать свою, только бы не прерывался род. Радич помедлил, но присоединился к соседу. Брат, хоть и сводный, хоть и незаконнорожденный, всё же был много лет верным другом. Кристиан поднял голову, посмотрел на них. Он уже допросил пленных, знал, что не заговор был на уме у незадачливых вояк, просто соблазнились возможностью половить рыбку в мутной воде. Ни захватить, ни удержать город не смогли бы, даже объединив силы. — Явились, — спокойно промолвил Кристиан. — Что скажете, бароны? Оба начали говорить одновременно, замолчали, поняв это, снова начали говорить. Кристиан поднял руку, давая им знак замолчать. — По одному. Радич уступил первое слово Сторману — по старшинству. — Пощадите сына, ваша... Ваше Величество, — с трудом выговорил тот. — Я послал его, я и приму кару. — Теперь ты, Радич. У того душа в пятки ушла. Правитель обратился к нему по имени и без титула. Да и горло сжало вдруг, хотя вовсе не петля полагалась по статусу, а плаха. — Он мне брат по отцу, — голос хрипел и не слушался, — пусть и бастард, но мы росли вместе, Ваше Величество. Пощадите! Кристиан смотрел на них и молчал. Бароны тоже молчали, понимая, что с каждой секундой тишины смерть всё ближе. — Возвращайтесь в свои маноры, — прозвучало наконец холодно и сухо, — приводите в порядок дела. Будьте готовы дать отчёт новым владельцам. Бароны поднялись с колен, поклонились и на негнущихся ногах вышли из покоев. Каждый думал о своём. Радич понимал, что легко отделался. Потеряв манор, что бы он стал делать? Забрал бы деньги, уехал бы в Лиман. Или в Притц, который ближе. Единый не выдаст, свинья не съест. Радичи всегда прорвутся, и не в такие переделки за историю рода попадали. Сторман же королевским приказом был совсем убит. Он управлял манором хорошо, слыл рачительным хозяином, мечтал передать владения сыну, женить того, дождаться внуков. Конечно, по миру он не пойдёт, купит где-нибудь в Земерканде дом, чтобы доживать тихо и незаметно свой век, а вот с сыном что будет? Дома ждали дочери, просватанные за соседей — и что теперь со свадьбами станется? А ещё младший сын — пока совсем ребёнок. Ни Радичу, ни Сторману и в голову не пришло взбунтоваться, не подчиниться. Близкие, остававшиеся в руках Каффа, были самой надёжной гарантией их послушания. Когда за ними закрылись двери, Кристиан раздражённо оттолкнул карту. Жадность привела бывшего приора на тот свет, жадность помутила рассудок баронам. Это всё было некстати. Сейчас его гораздо больше занимали остальные, сидевшие в своих манорах, не высказавшие пока отношения к смене власти — и, возможно, скрывавшие в головах непокорные мысли. Отправив баронов восвояси, Кристиан приказал привести к нему Хьюберта-бастарда. Стражники ввели рослого, простоватого на вид парня и встали у двери, но Кристиан велел оставить его с узником наедине. У бастарда на лице всё было написано: что брат ему велел, то он и сделал. Конечно, парень был напуган, но, когда упал на колени, уставился на короля с трепетом. «Пусть казнят, зато живого государя видел», — казалось, говорил его взгляд. Кристиан с трудом подавил улыбку и придал лицу суровое выражение. — Разве ты не знал, что совершаешь преступление, когда вёл отряд барона Радича на столицу? — спросил он. — Простите, Ваше Величество, — взмолился парень. — Про это я не думал. Барон мне приказал, а я привык его слушаться. Дошли вести , что в столице бунт, беспорядки, что власть вот-вот падёт. Он не приказывал мне вести отряд на замок, Единым клянусь! — И что же барон тебе приказал? — Ограбить купеческие склады, что на берегу озера. Взять, сколько можем, и возвращаться. — А если бы он приказал тебе убить кого — ты и тогда бы послушался? — Не знаю, Ваше Величество, да только барон ведь мог после смерти нашего отца выгнать меня из имения, а оставил при себе. Управляющим сделал. Я всегда исправно выполнял его поручения. Но какой из меня воин, Ваше Величество? На коне сижу, а мечом могу разве что против ворон махать. — Кем была твоя мать? Крестьянкой? — Точно так, Ваше Величество. Работала в имении. Там её старый барон и обрюхатил. Родами умерла. — А он тебя, значит, в дом взял? Парень покивал. Говорил он чисто, без обычных крестьянских словечек. Выходит — грамоте обучен. — И что же с тобой делать? — усмехнулся Кристиан. — Что Вашему Величеству угодно будет. — Хьюберт повесил голову. Кристиан только головой покачал. — Управляющим-то ты хорошим был? — спросил больше из интереса. — Или тоже — по указке брата работал? Лицо парня просветлело. — Я наш манор весь до последнего дюйма знаю, Ваше Величество. Где что посеять, посадить, что под стройку оставить. Каждое дерево в роще, почитай, каждую рыбину в прудах. Все хозяйства, всех людей... Брат-то только за деньгами приезжал, больше в столице отирался или по соседям. — Что же, я подумаю, что с тобой делать, Хьюберт. Стража! Отведите пока парня в башню. Когда бастарда, который не знал, можно ли выдохнуть с облегчением или стоит ждать кары, увели, Кристиан передал приказ тюремщику: обращаться с узником хорошо, в цепях не держать, кормить пригодной пищей — он ещё понадобится здоровым и полным сил. С сыном Стормана он тоже успел повидаться. Двадцатилетний парень, как ему показалось, просто бесился от безделья в отцовском маноре — о свадьбе пока только сговаривались, наследовать отцу время не пришло, а в Бранне — не как в Вияме — для взрослых сыновей баронов не слишком-то много находилось достойных дел. У Кристиана мелькнула озорная мысль отправить паршивца в Бримарр — уж под суровой рукой Джулиуса быстро выкинет дурь из головы. А потом подумал: сколько таких лоботрясов сидят по манорам, брюхатят служанок и ждут, пока отцы преставятся. В наёмники шли простолюдины или дети торговцев. Из детей аристократов — разве что жаждущие военных приключений. Семьи голубых кровей издавна предпочитали гвардию: королевскую или при герцогских дворах. Или боролись за придворные должности. Он снова вернулся к карте, но смотрел уже рассеянно, обдумывая, казалось, глупую, шутливую идею. Бароны в центральных герцогствах, особенно эти, близкие к столице, определенно забыли уже о своих обязанностях и видели в манорах только источник дохода и символ собственной власти. Было бы неплохо напомнить им, что земля давалась их предкам не просто в дар, а как залог верности и поддержки в бою. Кафф обвел пальцем северную и восточную границы, покачал головой. Справиться с баронами будет не самой простой задачей, но соседи, давно уже точащие зубы на землю и богатства Гутрума... они потребуют напряжения всех сил. И боеспособной молодежи незачем тратить себя на безделье и глупости. Вроде попыток разграбить королевские склады. Кристиан позвал Авуэна. Он часто думал, что делать с бывшим секретарём Мабона: оставить на прежней должности или рассчитать. Пока что без него невозможно было обойтись: Авуэн хорошо исполнял свои обязанности, у него на восковых табличках всегда коротко и по делу было записано, что Его Величество должен сделать сегодня, где побывать, с кем встретиться. Если вдруг происходили какие-то непредвиденные обстоятельства, Авуэн быстро отдавал распоряжения, отправлял посыльных к людям, ждущим приезда государя. Кристиан никогда бы не подал вида, но он чувствовал себя растерянным, оказавшись в гуще столичной жизни. Бранн, по меркам даже соседних государств, был огромным городом. Место для столицы когда-то было выбрано прекрасно, что и говорить. Южнее озера Браннис начинались обширные горные массивы, защищавшие страну от неспокойных Ушнура и Калхедонии. А ежели макенцы вздумали бы напасть на Гутрум, им бы пришлось преодолевать предгорья, переправляться через многоводную Телену, миновать леса, и лишь потом они бы вышли к столице. Расположенный в таком выгодном месте, Бранн, чуть только был основан, быстро разросся и разбогател. На берегу огромного озера теснились доки, склады, верфи, на которых строились пресноводные суда и баржи, развозившие товары во все концы королевства. Когда Кристиан в первый раз спустился в подвалы дворца и увидел королевскую сокровищницу, он почувствовал дурноту, а в следующее мгновение — злость. Непомерные налоги, которые собирала столица с остальных трёх герцогств, лежали в королевской казне мёртвым грузом. А тот же Виям содержал отряды наёмников за свой счёт. Авуэн, отводя глаза, заверил его, что книги казначейства должны быть в полном порядке. Кристиан кивнул, взяв себя в руки. Финансы — это стихия Лени, они могут подождать до приезда волчонка. Секретарь, однако, оставался стоять у кованой двери в келейку казначея, словно сказано было не всё. — Я понимаю, что из этих сундуков кормились многие, кому хватало длины рук дотянуться, — сказал Кристиан. — Это тоже отражено в книгах? — Неофициально и без имён, — отозвался секретарь, не поднимая глаз. — Есть промежуточные ревизии, подсчёты... и список тех, кто был вхож в кладовые. Кристиан снова кивнул, усмехнулся зло, вспомнив бывшего графа Марча и свой последний к нему визит. — Позаботьтесь о сохранности книг, — сказал он Авуэну. — Мой супруг с искренним удовольствием с ними ознакомится. Хотя бы с церковными делами всё обстояло благополучно. Приоры и приорессы находились в столице, собирались каждый день, решали с Верховным насущные вопросы. Кубышки Вармунда были выпотрошены, золото подсчитано, нашлись и кое-какие ценности, которые бывший глава церкви хитростью, а то и прямыми угрозами забрал из разных обителей по всей стране. Подруг Вармунда, матерей Молчальницу и Печальницу, сместили со своих постов сразу после его бегства, отправили в дальние монастыри, а на их место Мельяр назначил двух настоятельниц — одну из Карраса, вторую из Вияма, за которых ручались верные ему приоры. Кристиан в дела Верховного не вмешивался, полагая, что, когда приедет Лени, он займётся ещё и нуждами церкви. Самому Каффу хватало дел и без церковных и финансовых разбирательств. Столица слишком долго жила без короля — живого и дееспособного, не символа власти, а настоящего правителя. Сперва осторожно, потом смелей в дом приора, где пока обитал наследник, потянулись просители и жалобщики. Кого-то — судей, смотрителей, прочих городских чиновников, скромно таивших свои незначительные особы от его грядущего величества, — к нему на приём вызывали, а то и провожали виямские гвардейцы. Кристиана интересовало всё: повседневные нужды города, подвоз продуктов, болезни, ремонт и строительство — каждая сторона жизни столицы, и не всякая встреча оставляла его довольным. Тем временем в королевском замке кипела работа. Ведьмы, желая помочь королю, магией высушивали прежде залитые покои, следом рабочие удаляли со стен пришедшую в негодность штукатурку, резные панели. Конечно, нечего было и думать, что поспеют к коронации. Жить государям пока предстояло в доме Верховного приора, а для пиров и увеселений город украшал ратушу. Старый трон гутрумских королей, уцелевший после потопа, перевезли туда же, и по приказу Кристиана столичные мастера изготавливали точно такой же для Ленарда. 19 декабря, Бранн Утром прискакал гонец с письмом от Бартока. Кристиан прочитал, пробормотал благодарственную молитву Единому и велел спешно готовиться к встрече своего супруга и будущего соправителя. Он не стал дожидаться в доме Верховного и в сопровождении всегдашнего отряда охраны поскакал к воротам. Разумеется, народ приветствовал короля, люди останавливались и кланялись, но платочками и шапками не махали: всё-таки государь каждый день ездил по делам и незачем было ему мешать. А нынче уж, по всему видать, очень торопился. Зато горожане, которые жили по другую сторону от Соборной площади и вплоть до городских ворот, выглядывали из окон и останавливались совсем по другой причине. Вначале в ворота въехали гружёные подводы, но они никого не удивили. Мало ли чего в столицу везут. Но потом раздался звук трубы, а следом из ворот показалась целая процессия под виямскими флагами. За трубачом ехали двое охранников: совсем молодые парни — один рыжий, второй черноволосый. Красавчики оба, как оценили их браннские девицы. Следом ехали трое. Одного некоторые горожане уже успели узнать: личный телохранитель Его Величества, победитель магов (как Барток ни пытался помешать распространению слухов о своей особе, ему это не удалось). Он пока не подозревал, что по столице о нём уже шла молва, будто он и сам очень сильный маг, только всё время это скрывал. Бедные горожане уже и не знали, на кого смотреть, кому дивиться, потому что вместе с Бартоком ехал красавец восточной наружности, пусть и одетый по-гутрумски, но явно неместных кровей господин. Впрочем, он и Барток сопровождали светловолосого юношу, одетого что твой герцог, и умело держали своих коней на полкорпуса позади его вороного скакуна. Следом ехал милый мальчик, явно из знати, но горожане уже не пытались ломать голову, кем и кому он приходится. Их любопытство и так разгорелось дальше некуда. Процессия тем временем направлялась явно к Соборной площади. Постепенно на улицах собиралось всё больше народа, и вот уже рыжий охранник неожиданно зычно крикнул: — Дорогу Его Высочеству Ленарду Хамату, герцогу Вияма, Карасса и Бранна! Дорогу! — Супруг, супруг... — зашептались в толпе. — Молоденький какой! Светловолосого рассматривали уже пристально. — Да и король хоть куда, совсем не старик. Помянули короля — а он и сам навстречу супругу выехал. Горожане расступались, пропуская всадников. Сплетники посмеивались, что при новых правителях, того и гляди, за прелюбодеяние казнить начнут. Ведь что король, что верховный приор — молоды, женаты и обожают свои половины. Охранники с обеих сторон, видя, что государям выпало встретиться на площади, понемногу оттеснили толпу. Возле ступеней всадники спешились, и толпа одобрительно загудела, когда увидела, с каким нетерпением король и его супруг соскочили с коней. А уж когда последовали объятия, раздались крики восторга. Заметили в толпе, что и иноземного гостя король Кристиан приветствовал, будто брата, что Бартоку пожал руку, а молодым телохранителям супруга одобрительно кивнул. Достались объятия и мальчику, приехавшему с Его Высочеством. Тем временем из дверей собора вышел Верховный приор. Он не дал королевскому супругу преклонить колени, а обнял как родного. Когда государи и их сопровождающие опять сели на коней и направились к дому Верховного, толпа понемногу стала расходиться, довольная, в предвкушении чудесного праздника — лучшей награды за перенесённые столицей испытания. Войдя под своды приорского дома, Кристиан вновь заключил Лени в объятия и наконец-то поцеловал. — Как же я заждался тебя, душа моя! — Да я бы давно уже приехал! — горячо выпалил Лени. — Не хотел рисковать тобой. — Кристиан чуть отстранился, любуясь супругом. — Но теперь можно. Правда, боюсь я, что затишье только временное, и противников — не хочу говорить «врагов»— ещё хватит на наш век. Но будет заранее горевать. Как там в Вияме дела? — Медведи получили наделы, — начал рассказывать Лени. — А в деревне, в той, откуда Гарет, что было!.. У нас в зверинце пополнение... Говорил — и всё казалось пустяковым, маловажным по сравнению с тем, что здесь, в столице, сделал и пережил Кристиан. Впрочем, Ленард тут же замолчал, потому к ним с поклоном приблизился домоправитель Мельяра — вновь назначенный, конечно. Спохватившись, Кристиан приказал разместить гостей, причём Бартока и князя поселить в одной комнате. Маттиаса и Гарета тоже оставляли в доме. — А где госпожа Латиша? — спросил Ленард по пути в королевскую спальню. — Она ведь тут живёт, с мужем? — Конечно. Она сейчас с ведьмами в замке. Барток рассказывал тебе, какой там был потоп? — улыбнулся Кристиан. — Рассказывал. — Замок, конечно, не весь был залит, но парадные залы пострадали больше всего. А жить в спальне Целестина мы не будем. Надеюсь, ты понимаешь, почему, Лени. Волчонок кивнул. — Священника бы позвать, чтобы обряд очищения провёл, но и после этого лучше не спать в покоях, где пролилось столько крови. Значит, потребуются мастера и художники, чтобы расписывать отремонтированные залы? Кристиан улыбнулся. — Знаю, нравится тебе заниматься этим. Всё в твоих руках, душа моя. И церковь. И финансы. Ленард рассмеялся. — Просто как дома. Кристиан развёл руками с улыбкой. Потом снова обнял своего волчонка. Лени вспомнил разговор с Джулиусом — о том, что после коронации Кристиан может отослать его обратно в Виям, но не решился задать вопрос. Лучше уж не знать. Лучше верить, что они всегда будут вместе. Ни слова не сказал и о нападении по дороге. Не хотел ни жаловаться, ни хвалиться. А разбойников уже и в живых-то нет, что их поминать. К тому же Барток обязательно расскажет. Слуги меж тем приготовили ванну. Имелась в доме Верховного и баня: Вармунд любил там не столько позаботиться о «чистоте телесной», сколько выпить с подельниками и порезвиться со шлюхами. Благодаря любви Вармунда к роскоши слугам хотя бы не пришлось ломать головы, как такому числу гостей освежиться с дороги. Баня ждала Бартока и князя, а те захватили с собой и Альбера, уговорившись вести себя при мальчике пристойно и не шалить. Ленард, раздевшись и погрузившись в огромную ванну, захотел тут же, чтобы Кристиан к нему присоединился. Посидел минут две напротив супруга, не выдержал и перебрался к нему, оседлал бёдра. — До ночи ждать не желаете, моё величество? — шутливо подмигнул Кристиан, а сам уже вовсю лапал Лени. — Твоё величество желает начать сейчас, а продолжить ночью. Кристиан посетовал про себя, что королевскую задницу до ночи придётся поберечь. После недолгого отдыха опять предстояли разъезды по столице, а волчонок захочет присоединиться к нему. Вымывшись, а больше расплескав воды по мраморному полу, кое-как завернувшись в простыни, государи ввалились в жарко натопленную спальню и упали на кровать. Оба торопились, будто в любой момент вновь пришлось бы расстаться, и больше напоминали любовников, которым повезло ненадолго остаться наедине, чем супругов. Да и терпеть ни тот, ни другой не мог. Когда очнулись, у обоих по всему телу пламенели бесстыдные багровые метки, у Лени губы распухли, а вот простыни остались чистыми. Утолив наскоро накопившийся за время разлуки голод, Кристиан крепко прижал к себе Лени под одеялом, мечтая, что он сотворит с этим телом, достойным лиманского резца, ночью. — А теперь рассказывай, душа моя. Всё и подробно. Как ты там без меня жил? — Так я и рассказывал... — Лени покрутился в его руках, устраиваясь поудобней. — Один из медведей Каделлу замуж звал, барон очень расстроился. — Он фыркнул, потом хлопнул себя по лбу. — Мне бы с преподобным поговорить, с Гильмаром, в поместье будут церковь строить, так туда бы грамотного и доброго священника. — Вот увидишься завтра и с ним, и с тётушкой, — добродушно проворчал Кристиан. — Или прямо сейчас и сорвёшься хлопотать? — Скажешь тоже, — Лени повернулся к нему, ткнулся носом в грудь. — Я боялся, Кристи. И за тебя, и что не справлюсь, если дела пойдут не так. И скучал. — И я скучал, душа моя. Без тебя я словно без одной руки, калека. — Приподняв Лени голову, Кристиан поцеловал его. — А теперь меня исцелили. — Ты не отошлёшь меня обратно после коронации? — решился спросить волк. — И надо бы — да не смогу. Они проговорили ещё с час. Кристиан не без волнения выслушал историю о походе на неведомого зверя. «Радуйся, что меня там не было. Отшлёпал бы за такого питомца», — сказал для порядка, но про себя подумал: если сейчас уже его мальчик пусть и полукровку, но всё же зверолюда не страшится, что же дальше будет? Эх, не удержит он Лени в столице, не удержит. А пока что даже и не решится оставить одного, если придётся ехать на заставы или на границу с Макенией, проверять тамошние гарнизоны. Словно повторив про себя мысль Джулиуса, подумал: если суждено погибнуть, так вместе. Устыдился тут же, что о смерти вспоминает, когда защищать надо, спасать любимого. Так и не выбрал — то ли расставаться, чтобы обезопасить, то ли не отпускать от себя, чтоб и смерть не разлучила. Лишь прижал к груди Лени крепче. — Задушишь так, — засмеялся тот приглушенно, и Кристиан, охнув, ослабил хватку. Сон не шёл, и Лени, посопев тихонько, снова разговорился. И про наместника в Виям не забыл упомянуть, и про оборону Карраса, и о посольствах. Кристиан слушал, радовался, что Единый послал ему такого помощника… И тут же поправлял себя: нет, это ему предстоит вырастить для страны совершенного правителя. Даже не вырастить, а быть рядом, поддерживать, направлять, оберегать от напастей. А что на первое место какое-то время будут ставить его, а не Лени, даже хорошо. Мальчик возмужать успеет, укрепить дух. — Немного поспим — куда поедем? — спросил Кристиан. — Скажу Авуэну, пусть правит там в своих табличках. — Город бы немного посмотреть, — ответил Лени, — ну, и замок. И встречу с тётушкой к чему назавтра откладывать? Она же не только тётушка, но и приоресса. А этот наш голубятник, он всё секретарём? — Да пока что не нашёл ему замены. — Пусть, раз дельный такой. Возьмём его с собой, мало ли — может, мысль какая придёт в голову, а он запишет. — Государь ты мой, — Кристиан счастливо улыбнулся. — Скажешь тоже... — смутился Лени. — И давай спать, а то с Бартоком поеду, — выпалил задиристо. — Чтобы тебя не будить. Кафф притворно нахмурил брови, шлёпнул пару раз по любимой заднице — через одеяло, несильно, но волчонок довольно засмеялся. — 4 — Господин Авуэн в последнее время всё чаще задумывался о душе. И ждал, когда ж над его головой раздастся удар грома. Своё письмо герцогу Каффу с предупреждением о планах покойных членов Совета и помощь горожанам во время бунта он себе в заслуги не вменял. А что он такого сделал? Престол займёт законный наследник, которого к тому же поддерживает благодарный народ. И наследник этот не какой-нибудь бастард или извлечённый из захудалого манора дальний родич Целестина, а наследный герцог, чей род давно прославлен в королевстве военными подвигами. Так что Авуэн считал свои поступки просто разумными. Но он временами вспоминал, как стоял у тела принца на коленях, как, рискуя головой, поехал в монастырь предупредить мать Фрайду. Супруга нового короля он никогда прежде не видел, хотя начитался всякого, конечно. Не только бывший кастелян подробно описывал ему виямского выскочку, но и некоторые осведомители из числа городских жителей. Конечно, все эти бумаги Авуэн давно и предусмотрительно сжёг. Беда была в том, что никаких других мнений, кроме поклёпов и наветов, секретарь о Ленарде Хамате не читал и в глубине души полагал, что молодой оборотень — типичный фаворит, которому государь дал слишком много воли. Это Авуэна расстраивало, и он начинал подумывать, что и новое правление не станет спокойным и благополучным. После обеда Его Величество пожелал проехаться по городу в сопровождении супруга и зачем-то приказал секретарю ехать с ними. В свите Авуэн, разумеется, увидел господина Бартока и молодого князя из Иларии. Когда до секретаря дошло, что князь и телохранитель Его Величества — явно любовники, он то и дело опускал глаза, чтобы не таращиться. Ехал в свите ещё и сводный брат Ленарда Хамата, но тот был просто желторотый юнец. На всех сопровождавших короля господ секретарь посмотрел только во вторую очередь. — Как поживают ваши голуби, господин Авуэн? — улыбнулся супруг короля. Секретарь почему-то с трудом выдержал взгляд разных по цвету глаз, хотя ничего тяжёлого и неприятного в этом взгляде не было. Лёгкая ирония и даже доброжелательность. — Благодарю, Ваше Высочество, здоровы, — поклонился господин Авуэн, размышляя лихорадочно, что повлечёт за собой, казалось бы, невинный интерес к невинным птицам. Ленард кивнул, будто удовлетворившись ответом, но прогулка их только началась. Его Величество ехал молча, лишь поглядывал на супруга, который засыпал секретаря вопросами — о столице, о местных порядках, о храмах, школах, лечебницах, о том, как живёт простой люд; последнее господину Авуэну было не слишком понятно. Хоть его предки в Синей книге отродясь не значились, он, выбившись наверх, о корнях предпочитал не вспоминать. Однако сейчас отвечал подробно, слова выбирал тщательно, представив вдруг, что испытание проходит — а может, так оно и было. Ведь король пока ещё не принял решения, что теперь с ним делать. Особо Его Высочество интересовался пустыми участками земли, которые, как выяснилось, принадлежали короне. На окраинах-то, понятно, пустые участки понемногу обрастали лачугами, потом, когда у властей доходили руки, ветхие жилища бедняков сносили, но они через некоторое время снова появлялись, будто осиные гнёзда. Последнее сравнение принадлежало Авуэну. Его Высочество на него взглянул как-то странно, показалось даже, что осуждающе. — Приготовьте мне подробные планы столицы, — сказал он сухо, — если нет тех, что не старше пары лет, придётся составлять новые. А это что? Они выехали к огромному пустырю. — Тут большой пожар был, Ваше Высочество, — ответил Авуэн, — года два тому назад. — И с тех пор ничем не застроили? — Король Целестин к тому времени давно уже правил лёжа, а Совет не желал заниматься этим. Да тут жили бедняки, даже не ремесленники, а больше те, кто зарабатывал в порту или уборкой мусора, или ещё какой грязной работой. Они перебрались ближе к озеру. — Жертв много было? Авуэн опешил. — Простите, Ваше Высочество, никто не подсчитывал. Но погибло немало людей. — В таких местах точное число жертв не установить, — с горечью вставил господин Барток, глядя на пустой кусок земли. — Потому что никто обычно не считает, сколько было живых. Никому нет дела. — Так нельзя! — со страстью выдохнул юный Ленард Хамат. Король кивнул одобрительно. Авуэн вытащил знакомые уже всему городу таблички, пометил: «Разыскать карты или отправить землемеров вычертить новые». Попытался думать о королевском супруге, как когда-то о Вармунде или Мабоне, просчитывать, будто хитрые ходы, его вопросы и пожелания, чтобы завоевать популярность, поддержать короля, но что-то не клеилось. Не просчитывалось. Ленард Хамат повернулся к князю, принялся его расспрашивать об Илакшере, как там люди живут, как обустраивают город внутри стен и за ними, Авуэн слушал, привычно делая пометки, когда наследник проявлял к чему-то интерес. И вдруг озарило его — едва стило не выронил. Интерес, искренний интерес — вот что отличало юношу от прежних властителей. — Ваше Высочество, — подал он голос, — позвольте сказать. — Да, господин Авуэн. — Во времена лиманской империи регулярно проводили переписи, чтобы подсчитать число мужчин, женщин, стариков и детей. В королевской библиотеке хранятся некоторые свитки того времени. — Так давно... — протянул Ленард с неподдельным разочарованием. — Но я обязательно взгляну. Может... Кристиан, может, проведём свою перепись? — Можно, — кивнул король. — Только не сразу, моя светлость. Как бы не испугать людей. Лиманцы не из любопытства народ считали, им хотелось знать, сколько налогов можно собрать. Авуэн сделал ещё пометку. — Налоги — это хорошо, — отозвался наследник. — Только бесконечно их выжимать нельзя. А если нам будут доверять, то и переписи не испугаются. — Именно, — усмехнулся король. — А доверие сперва заслужить надо. И ни разу не обмануть. Авуэну казалось, что ему это всё снится. Такие речи он не слышал даже из уст церковников, разве в читанных давно священных текстах попадались. Когда-то Авуэн подумывал о монастыре или какой-нибудь небольшой церковной должности, да потом раздумал. — Выходит, библиотека от воды не пострадала? — спросил наследник. — Ничуть, Ваше Высочество. — Это хорошо. Люблю библиотеки. — Ну что, душа моя, теперь в монастырь? — спросил государь. — Да, пожалуй. Мне надо бы ознакомиться с картами, за пару часов город всё равно не объедешь. Альти, ты с нами? Младший Хамат, как стал называть его про себя Авуэн, улыбнулся и кивнул. — Я вам нужен, государь? — спросил тут господин Барток. У секретаря глаза стали размером с добрую золотую монету. Где это видано, чтобы телохранитель первым обращался к королю по такому поводу? Участвовать в разговоре — куда ни шло, но чтобы так! — Поезжайте с князем, проветритесь, — махнул рукой государь. — А ужинать приезжайте в монастырь. Нас ведь тётушка оттуда не выпустит без того, чтобы не усадить за стол. — А вы поезжайте в замок, господин Авуэн, подберите мне планы города, — сказал наследник. — Прикажете привезти в монастырь, Ваше Высочество? — Нет, в дом Верховного. Позже посмотрю. — И тут секретарь, который и так уже говорил слегка придушенным голосом, чуть с седла не сполз наземь, когда наследник прибавил: — Спасибо за службу, господин Авуэн. Барток и Шалья проводили государей до ворот монастыря и лишь потом отправились куда-то вдвоём, не выдавая ни направления, ни цели, только посмеиваясь довольно и с хитринкой, будто школьники, под носом у строгого учителя проскользнувшие на реку в жаркий летний день. Господин Авуэн, придя в себя, заторопился в замковую библиотеку, подбирать его высочеству свитки и карты. Кристиан прошёл в покои, отведённые матушке Фрайде. Альти предпочёл поскучать об Овайне в галерее с фресками. А Ленард через сестёр вежливо испросил преподобного Гильмара о встрече. Секретаря с табличками при нём больше не было, но волчонок и так не жаловался на память. Особенно в делах, касавшихся церкви и благотворительности. — 5 — Утро 20 декабря, избранного днём коронации, выдалось солнечным, хоть и холодным. С первыми лучами светила поплыл над столицей колокольный звон, сзывая горожан и гостей на Соборную площадь. Из распахнутых дверей храма слышались распевы хора, с паперти можно было увидеть и суетящихся служек, ровнявших скамьи, раскладывавших молитвенники и пресловутые подушечки. Гвардейцы с гербами Вияма и Карраса стояли у дверей, вроде бы и не загораживая вход, но желающих проскользнуть мимо сверкающих парадных алебард не находилось. Часы на ратуше пробили девять. С последним ударом затрубили герольды, послышались отрывистые команды лейтенантов, конные и пешие воины покинули казармы, выстраиваясь караулом вдоль пути короля — от приорского дома, где жил Кристиан эти дни, к собору. Фасады домов по главной улице были выбелены, ковры, расшитые золотом ткани свешивались из окон и с балконов, чередуясь с венками из еловых веток и вечнозелёных кустарников. Букеты и гирлянды из тепличных цветов оставили для украшения помещений, справедливо полагая, что нежные растения не выдержат холода и, увядшие, могут показаться недобрым предзнаменованием. Двери приорского дома распахнулись, гвардейцы приосанились, собравшиеся затаили дыхание — и Кристиан Кафф, герцог Вияма, Карраса и Бранна, вышел на крыльцо, отправляясь в собор за благословением. В десяти шагах за ним шагал земеркандский герцог, старательно делавший вид, что доволен и происходящим, и своим в нём участием. На бархатной подушке он нёс старинную корону гутрумских королей, пожирая её глазами и мысленно примеряя на собственную лысоватую голову. Герцогиня Ахенская Мейнир и наместник Вияма барон Бримарр шествовали следом. За ними неспешно, с достоинством шагали бароны и графы, даже старик Сторман оказался среди прочих и, судя по лицу, считал это чудом. После того, как приветственные крики утихли ровно до того предела, когда перестали оглушать Его Величество и его свиту, процессия двинулась вдоль украшенных улиц к Собору. Верховный ждал там, как и знать города, члены Совета (пока что остававшиеся на своих должностях), послы, успевшие добраться до столицы вовремя, наследный князь Иларии, а самое главное — юный супруг короля. Хор затянул торжественный гимн, и Кристиан вступил под своды храма. Улыбнулся Ленарду, словно окаменевшему на почётном месте в первом ряду скамей, и волчонок сразу успокоился. На возвышении рядом с королевским троном был поставлен ещё один, такой же, но пока Ленард сидел рядом с приорами и приорессами, глядя на кафедру, символ Единого на алтаре и тихонько напоминая себе, что это не сон. Он только заметил, что барон Джулиус, поклонившись Кристиану, встал зачем-то рядом со входом в заалтарное помещение. Кристиан приблизился к подножию алтаря и преклонил колени. Верховный приор вместе с приором Гильмаром, помогавшим ему в церемонии, вышел к нему, держа в руках древнюю книгу — слова Единого. Кристиан положил на книгу ладонь и поклялся хранить мир и покой королевства, судить по закону и совести, почитать Единого и защищать все его создания, не исключая никого и не отдавая никому предпочтения. Присягая, Кристиан заметил, что пальцы Мельяра чуть подрагивают. Ещё совсем недавно гонимый властями приор сегодня короновал нового монарха — было от чего прийти в волнение. Приоры Мельяр и Гильмар довели поднявшегося с колен короля до трона, держа его ладони в своих. Все встали. Взяв с подушки, лежавшей на алтаре, корону, Верховный приор увенчал ею монаршее чело. — Да живёт и здравствует государь наш Кристиан, король Гутрума, герцог Вияма, Карраса и Бранна! — возгласил Мельяр. — Да хранит его Единый, да пошлёт ему долгих лет, а государству нашему — могущества и процветания! — Слава королю! — прокричали все. — Единый хранит короля! На площади этот крик подхватила толпа. Вновь ударили колокола, вступил хор. Когда закончился гимн, Кристиан поднялся на ноги. — Властью, данной мне Единым, с благословения Верховного приора, я венчаю на совместное правление со мной супруга моего перед Единым и людьми, Ленарда Хамата, герцога Вияма, Карраса и Бранна! В наступившей тишине приоры подвели Ленарда, у которого от волнения перед глазами стоял туман, к подножию трона. Когда волчонок опустился на колени, из помещения за алтарём под пение хора показался улыбающийся барон Джулиус, несущий на подушке корону. Барон был горд донельзя, что ему доверили такую почётную миссию, да и Лени был рад — считая Джулиуса волокитой, он всё-таки любил его как родного. Кристиан взял корону и бережно возложил её на голову супруга. Мельяр повторил ту же молитву, что сопровождала восшествие на трон Кристиана, и люди в соборе откликнулись так же единодушно. А если у кого-то и закрались сомнения или, чего хуже, чёрные мысли, то сегодня он вряд ли решился даже выражением лица выдать себя. И вот два государя воссели на троны. Хор, гости в соборе, люди на площади запели гимн «Единый милостью своею наш край цветущий осенил». Ленард смотрел на людей, заполонивших храм, наконец-то в состоянии разглядеть знакомые лица. Маттиас и Гарет стояли на посту у дверей восточного портала, на второй скамье за матерью Фрайдой приметил волк и баронессу Бримарскую, а рядом с ней — Овайну. Увидел, как его брат поглядывает на девушку, и улыбнулся. Каделлы в храме не было: она и Маркис командовали отрядами, чьей обязанностью было обеспечить безопасность Их Величеств на пути следования в ратушу и на пиру. Пир ещё предстояло выдержать, и Лени молился, чтобы торжества поскорее закончились.