От Иларии до Вияма. Часть вторая

Год 6850 от Сотворения мира, 28 декабря, Каррас —1— Приор Мадс подъезжал к воротам Ахена в сопровождении двух служек. Он уже давно скинул меховой плащ и наслаждался тёплым воздухом Карраса. Относительно тёплым, конечно. В Бранне уже выпал снег, а здесь было слегка прохладно. Впрочем, каррасские богатеи и их жёны даже в такую погоду носили меха, завидуя соседям, которых так одеваться заставляли зимние холода. Мадс излишеств не одобрял и частенько высмеивал любителей пожарить себе кости под тёплым солнцем. «Посушите ваш лисий воротник», — говаривал он попавшемуся на глаза купцу, утиравшему платком катившийся градом пот. «Любезная, не хотел бы поставить вас в неловкое положение, но у вас от жары белила поплыли», — могла услышать от приора местная модница. Утомлённый прошедшими празднествами и дорогой, Мадс то и дело позёвывал и клевал носом. Волнения выборов, бунта, коронации давно улеглись в душе, и приору стало казаться, что он слишком разленился. Пора было приниматься за работу, благо теперь ничто уже не могло помешать переменам к лучшему. Сложно дремать верхом, тем более когда мысли так и роятся в голове. Находись Мадс чуть дальше от города, он бы приказал устроить привал. Уж лучше вздремнуть немного под деревом у костра, чем с седла свалиться. Это опытные всадники умудряются спать сидя на лошади. Но утешала мысль, что он приедет задолго до вечерней службы и будет время отдохнуть. Сначала следовало отправить посыльного к Фоланту, хотя бы затем, чтобы узнать, дома ли тот. Может, друг проводит все дни в школе для ведьм, где так много работы. Если Фолант там, Мадс сам поедет к нему, но уже завтра. Если же друг в Ахене — встретиться получится только поздно вечером. Городские ворота были открыты. Стражники и горожане, завидев приора, почтительно приветствовали его, и в голосах, интонациях, выражениях лиц читал Мадс любопытство: что там, в столице, с какими новостями вернулся домой их духовный отец? Экономка, открыв дверь, заохала вполголоса — по её мнению, святой отец отощал в Бранне, не иначе от тревог и непомерных усилий, кто бы там за ним присмотрел да кто бы позаботился? Роль мальчика на посылках обычно исполнял шустрый сирота, помогавший экономке в работе. С ним Мадс послал записку к Фоланту. На ужин экономка обещала расстараться и накормить его как следует. Но и сейчас, хотя стол собирался в спешке, было чем подкрепить силы. Окорок, свежий хлеб, разные домашние соленья, а пока Мадс перед ужином отмывался от дорожной пыли, пока поглощал незатейливые яства, особо не чувствуя от усталости вкуса, экономка успела испечь ему на скорую руку яблочный пирог. Даже не спалила, хотя искусной поварихой не была. Вернувшийся мальчишка сообщил, что господина Фоланта дома нет, и отдал записку назад. Мадс благоразумно кинул её в горящий очаг. Что ж… Поедет в ведьмовскую школу завтра самолично. Дорога одна, не разминётся с Фолантом, в случае чего. Поспав пару часов, приор переоделся и отправился в Ахенский собор. Двое священников, которые проводили службы в будние дни, обрадовались его возвращению и стали готовиться к вечерне, послав на колокольню звонаря, чтобы тот, когда станет созывать горожан в храм, особым образом обозначил, что службу будет проводит сам приор. Также вызвали храмовых писцов, чтобы записывали речь Мадса, с которой тот обратится к прихожанам, а потом размножили и отправили в другие храмы города, и там прихожане тоже смогли бы ознакомиться с новостями из столицы и рассказом о новом короле. Приор не торопясь потягивал горячий медовый напиток, смягчая горло, обдумывая, что и как скажет людям. О многом каррасцам уже должна была поведать герцогиня Мейнир, она не осталась на празднования, срок её траура ещё не прошёл. Но, конечно, речи герцогини предназначались больше баронам и членам совета. Мадсу предназначались благотворительность, образование и всё, что касалось человеческих душ, а не политики. Мадс уже заканчивал одеваться, когда служка доложил, что её светлость герцогиня Ахенская просит его преподобие на два слова. Мадс так и вышел к Мейнир в нижней белой рубахе до полу и красной мантии — без верхней накидки с символом Единого. В столице герцогиня одевалась празднично, оставляя только вдовье покрывало, а сейчас вновь облачилась во всё чёрное. — Рада видеть вас дома, приор, — улыбнулась Мейнир. — Пока есть время, пошлите домой записку, что ужинаете сегодня у меня. Завтра, полагаю, вы поедете в Прибрежные сосны? Конечно, поедете. Я заодно пошлю с вами письмо тамошнему начальству. — Как пожелаете, ваша светлость, — склонил голову Мадс. Его поклон относился к вдовьему положению герцогини и выражал его личное уважение, а вовсе не был знаком покорности. При этом Мадс смущённо улыбнулся, потому что герцогиня недвусмысленно намекнула на цель его поездки. — Пока людей совсем немного, я спущусь в Крипту через ваши помещения, Мадс, голубчик? — Конечно, ваша светлость. Этот диалог у них повторялся из раза в раз с самого погребения Белтрана. Мейнир едва ли не каждый день посещала место упокоения мужа, стараясь делать это по возможности незаметно, не желая выставлять напоказ своё горе. Приор понимал и разделял её чувства, но из почтения делал вид, что ни о чём не догадывается, выслушивал всё тот же вопрос и давал неизменный ответ. Герцогиня ушла, Мадс закончил облачаться и сел у дверей в ожидании сигнала служки. Он слышал доносящиеся до внутренних помещений голоса людей, тихо переговаривающихся между собой или читающих молитвы. Этот звук напоминал шелест спокойного моря. Наконец раздался звон колокольчика, Мадс встал и вышел к алтарю. Хор запел гимн, прихожане подхватили. Служба прошла, как всегда — без сучка без задоринки. Речь Мадсу предстояло говорить перед тем как благословить народ и отпустить по домам. И когда отзвучали благодарственные гимны, он занял место за кафедрой. — Братья и сёстры, — начал он, — сегодня мы вознесли молитвы Единому за нашего короля Кристиана и его супруга Ленарда. Вы уже слышали новости о том, что случилось в столице. Многие годы кучка мошенников и проходимцев, воспользовавшись болезнью покойного короля Целестина, наживалась на казне, вершила суды, не имея на это никаких прав, притесняла свободный люд. И после того как душа Его Величества Целестина уже готова была отлететь к Единому, они призвали магов, изменивших своим учениям и принципам, и те ещё несколько лет поддерживали в теле короля подобие жизни. И нам казалось, что ничего не изменится, а наши надежды на принца Мальтуса, как вы все знаете, братья и сёстры, были тщетными. Мадс ещё какое-то время воскрешал в памяти народа времена правления Совета. Он ничуть не обошёл вниманием и то обстоятельство, что церковь едва не подпала полностью под власть нечестивцев. Подчеркнул он и то, что именно волею нынешнего государя Кристиана приоры и приорессы нашли в себе мужество провести перевыборы Верховного, а тот призвал народ к восстанию. Проповедовал Мадс обычно простым и доходчивым языком, редко употреблял бывшие в ходу у церковников старомодные слова или цветистые выражения. Он не был блестящим оратором, и речи его могли бы показаться скучноватыми, не говори он обычно о самых насущных делах, о том, что касалось каждого, приводя примеры, что называется, из жизни. Так что его отсылки к делам дней минувших люди выслушали с вниманием, многие даже покачивали головами в знак согласия. — Своим указом, который Их Величества подписали в первый же день правления, они наделили церковь новыми правами и дали свободу от произвола светской власти. Однако же на церковь, а значит, на всех нас, ибо мы все и есть церковь Единого, возложены и новые обязательства. По храму прокатился шёпот. Слово «обязательства» по старой памяти намекало в первую голову на новые налоги. — Мы должны вспомнить те заветы, что получили от Творца. Заветы милосердия, заботы о больных и немощных, любви друг к другу. Единый также дал нам свет разума, чтобы мы пользовались им, учились, постигали мир, в котором он нас поселил. Конечно, по мере сил приходы пытались устроить и школы, и больницы, и дома призрения. Но вы сами знаете, сколько золота мы отправляли каждый год в Бранн. А теперь оно возвратится туда, откуда было взято. В храме раздалось дружное аханье. — Скоро я опять вас покину ненадолго, чтобы в столице вместе с другими приорами, приорессами и настоятелями монастырей составить новые правила, касающиеся распределения пожертвований и церковных доходов. И деньги пойдут не в сундуки, как при покойном Вармунде, а на строительство школ, больниц и приютов. Их Величества хотят, чтобы все наши дети были обучены грамоте, а кто обладает особыми талантами, учились бы дальше, сообразно своим стремлениям. Поэтому, братья и сёстры, вот-вот будет подписан указ, и наши государи разрешили объявить об этом всенародно, что кроме церковных академий появятся и другие, и обучаться там станут не только духовным наукам, но и светским. Если какой юноша или девица, обладающие талантами, окажутся слишком бедны, чтобы оплатить учёбу, они смогут учиться за счёт королевской казны. Мадс подождал, пока в храме затихнет гул. — Также вы уже знаете, что в бывшем имении под названием Прибрежные сосны обустраивается школа магии для девочек. Я рад, что мои духовные дети отнеслись к этому с пониманием и симпатией. Хочу рассказать вам не понаслышке, дети мои, а как очевидец: сёстры-ведуньи из Бранна боролись во время восстания плечом к плечу с горожанами и даже потеряли одну девицу из ковена. И если бы не их помощь, от рук гвардии и наёмников погибло бы намного больше людей. Единый, как все мы знаем и как написано в священных книгах, благословил многие человеческие умения и тягу к самым различным знаниям, в том числе и те, которыми обладают маги и ведуньи, когда они используют их во благо. А выбор блага или зла стоит перед каждым тварным существом, кем бы он ни был. Также Их Величества подписали указ, который возвращает все права и свободы эльфам и оборотням. Часть лесов, принадлежащих короне, будут возвращены эльфам — тем, кто захочет возродить прежний свой уклад и забытые искусства и ремёсла. Дети мои! — приор слегка возвысил голос. — Вы, кто таился все эти годы, скрывая свою природу. Пришли новые времена! Не бойтесь показать себя миру, знайте, что волею Единого государи наши оградят вас от беззаконий так же, как и простых людей. Мадс услышал вдруг рыдание на одной из дальних скамей. Он чуть прищурил глаза, подумав в который раз, что пора уже завести себе лиманские стёкла, и разглядел женщину, которую обнимал муж, всё ещё с опаской поглядывая на соседей в ряду. Мадс давно подозревал, что женщина эта была эльфийкой. Замужем давно, дети уже подрастают, а ничуть не изменилась с тех пор, как он впервые увидел её в храме, будучи тогда простым священником. А уж лет десять прошло с тех пор. — Дети мои, я знаю, что многие из вас скрывали правду о своих друзьях, оберегая их покой и зачастую жизни. Скажите им, что времена страха миновали. А уж как им жить дальше — среди вас или вернуться к традициям предков — пусть сами решают. Но я знаю также, дети мои, что за прошедшие годы многие из вас наслушались напраслин и небылиц о тех, кто делит с вами жизнь на этой земле. Вернувшись домой, подумайте вот о чём: Единый наполнил наш мир многими чудесами, им следует радоваться, а не бояться их. Каждая тварь имеет для Единого своё значение, имеет своё место под солнцем, каждая любима им и оберегаема. Нам надлежит учиться у Отца — только тогда мы станем достойными Его чадами. А сейчас встаньте, примите благословение и ступайте с миром. Мадс умолк, глядя с кафедры на прихожан. Многих он знал в лицо и по именам — кто жил поблизости, кто предпочитал посещать службы именно в Соборе, приходя в любую погоду, не объясняя причин. Кто из них, так же, как и эльфийка, не сдержавшая слез, скрывал свою природу и от соседей, и от церкви — особенно от церкви! — и от властей? Сколько граждан сегодня в городе, а по мере рассылки речи приора по отдаленным приходам — и в герцогстве, вздохнут с облегчением? Равноправие, свобода и безопасность — не указом мятежного герцога, а волей законного короля, — не о том ли молились они и мечтали? Приор не стал дожидаться, пока люди покинут храм, и пошёл снимать облачение. Тут к нему почтительно приблизился один из телохранителей герцогини, сообщив, что её светлость приглашает его преподобие доехать до дворца в её крытой повозке. Мадс поторопился и вскоре уже ехал по вечерним улицам Ахена, сидя напротив Мейнир. Занавески на окнах повозки были открыты: герцогиня редко просила опустить их, она не любила таиться от вверенных её заботам подданных. — Я получила кое-какие документы от Их Величеств из Бранна, — сказала Мейнир, — гонец привёз их на день раньше вашего возвращения, Мадс. Нам стоит прочитать их вместе и обсудить, что делать в первую очередь. — Конечно, ваша светлость. Думаю, я знаю их содержание, но освежить в памяти не помешает. Письмами они занялись после ужина. Мейнир ела мало, всё больше угощала гостя. Мадсу давно было известно, как и в случае с посещением крипты, что герцогиня держит пост. Она похудела за прошедшее время, осунулась и почти совсем поседела, но на здоровье не жаловалась. Её облик, как у всякой ведьмы, больше говорил о переживаниях, чем о прожитых годах. Приор хотел сказать, что молится за Белтрана, но никак не мог выбрать подходящий момент: то госпожа герцогиня его потчевала, то они сели за стол, где секретарь уже разложил пергаменты с королевскими печатями. Мейнир коснулась плеча приора, шепнула: — Я знаю. Мадс взял её руку в свои и почтительно поцеловал. Пока он читал бумаги, герцогиня продиктовала письмо, адресованное начальнице школы, подписала, и секретарь запечатал его. — Возьмёте его с собой, голубчик. Ну что ж, скажите теперь, чем я могу помочь вам, где сами справитесь, а где стоит и членов моего совета потормошить. — Пока я ездил в столицу, по приходам собрали сведения о нуждах: о числе детей, о людях, нуждающихся в попечении. Тормошить особо членов совета не надо, достаточно его собрать до моего следующего отъезда в столицу, ваша светлость. Посмотрим, где нужно строить или покупать здания под школы и больницы, а где они уже есть и просто нуждаются в особой заботе. — Да, дорогой приор, всё, как и собирались устроить, когда Кристиан сделал меня регентшей, — кивнула Мейнир. — Только теперь его законы будут исполняться по всему королевству. — Я представлю совету собранные сведения и примерные расчеты, — сказал Мадс. — А также сообщу братьям по вере, что Виям и Каррас охотно помогут советом там, где к делам благочестия подступают впервые. Закон требует, а наша задача — наставление и благословение. — Да будет так, ваше преподобие, — по тону герцогини приор подумал было, что разговор окончен, но оказалось, что окончена только та часть, которая касалась дел насущных, а её светлость хотела узнать, что она пропустила важного и любопытного, не оставшись на пиры и балы. По большей части Мейнир расспрашивала Мадса, не заметил ли он среди гостей — своих и чужих — какой-нибудь скрытой враждебности по отношению к государям, не пытался ли кто-нибудь прятать мрачное настроение. Мадс мог припомнить разве что кислую физиономию земеркандского герцога да откровенную холодность между послом Рована и племянником короля Хавтора, тоже приехавшим в Бранн. Попытался было скрыть улыбку, но Мейнир заметила, не попеняла, заинтересовалась. — Рованский посол, — пояснил приор забавное воспоминание. — Мейстир Кальвисон. Уж больно ему матушка Фрайда приглянулась. Не о себе, думаю, хлопотал, но расспрашивал много. И ко мне, и к Гильмару обращался — со всяческими намёками. — По законам Фрайда может снять с себя монашеские обеты, — улыбнулась Мейнир. — Конечно, она красавица на диво, да и молода ещё по своим меркам. Посла понять можно. Король его вдов и бездетен, но мужчина ещё совсем не старый, а породниться с Гутрумом для Рована выгодно. Но только вряд ли Фрайда захочет пойти замуж, и Кристиан её в этом неволить не будет. — Так пока и не сватал никто, — развёл руками Мадс. — Когда ещё посол к королю вернётся, да как опишет государеву тётушку, да что ещё сам рованский правитель решит. В королевских браках любви мало, всё больше о выгоде обоюдной думают. Мейнир лишь кивнула. Не им с приором, разумеется, было о королевских браках рассуждать, но как не упомянуть то, что само в глаза бросилось. — Племянник королевский только вряд ли обрадуется любому браку дяди, — добавил Мадс. — Говорят, пока король бездетен — он наследует трон, если... не дай Единый. Но король ещё не стар и здоровьем крепок. — Хавтор — достойный государь и, говорят, славный человек. Чего не скажешь о его племяннике. Мейнир уже нутром чуяла некую угрозу, исходящую с Севера. Вот и Кристиан сообщал ей, что поторопится с визитом и назначением военного наместника в Каррас. Нехорошо гневить Единого, сетуя на то, что в Кристиане слишком сильна оказалась материнская кровь, а Ленард своим влиянием делал супруга ещё мягче, но вот пожалел будущий король баронов-доносчиков, сослал их в маноры, а те все как назло — на границе с Земеркандом. Но казни Кристиан этих пятерых — и сколько бы колеблющихся отступилось, а то и переметнулось, только молча, тая измену, страх и злость? Мейнир снова вздохнула, уже не столько радуясь, сколько сожалея, какая тяжесть легла на плечи Кристиана вместе с королевской мантией, и гадая, на кого же падет его выбор, кто из баронов достоин доверия, надёжен, опытен и умел. В герцогстве, где военные действия велись ещё в юности покойного Белтрана, да и те — на море. — 2 — Жизнь в имении Прибрежные Сосны не заладилась с тех самых пор, как первые владельцы построили господский дом. Они попросту разорились, не рассчитав свои возможности, и дом по дешёвке перешёл к купцу, торговавшему с Лиманом. При купце имение не сказать чтобы процветало, но и не чахло. Вот только сыновей у нового хозяина Сосен не было, дочь свою он замуж выдал и вскоре скончался, а зять покойного оказался неумелым управителем. К тому же словно порча какая-то лежала на семье. Последнему владельцу даже дочерей Единый не дал, от постоянных неудач впал тот в меланхолию, а вскоре отправился к праотцам. Вдова была в полном отчаянии, не зная, как ей содержать такой большой дом, а тут вдруг покупатель нашёлся — и такой, что не обидел с платой. Беда Сосен состояла в том, что землями имение было богато, а вот арендовать их никто не спешил. Увы, первые хозяева прельстились красивым видом, цветущими окрестностями и близостью моря. Возможно, не разорись они, их арендаторы могли бы разбить плантации олив или выращивать лимоны, но следующий владелец и вовсе не собирался забивать себе голову поиском работников — ему хватало хлопот с торговлей. Словом, будущая школа магии для девочек получила от правителей большой дом на солидном фундаменте и с первым этажом, сложенным из местного камня, много земель, большой участок берега с удобной бухточкой, которая не знала ни одной рыбацкой лодки, сосны и вечнозелёные магнолии с олеандрами, а потом и управляющего, который не слишком-то радовался тому, что на обустройство и покупку всего необходимого, в том числе и припасов на зиму, щедрой рукой Кристиана было отсыпано ещё много золота. Мейстир Фолант Грай целыми днями сновал по имению, всё считал, записывал, прикидывал, ездил в Ахен с заказами, спорил с сестрой-начальницей, которая поначалу сгоряча чуть не сглазила его. Потом Фолант убедил её, что земли следует подробно изучить, исследовать — зря, что ли, ведьмы ими теперь владеют? Должны же хозяйки разобраться, подо что их лучше всего пустить? И разве не будет разумным иметь ещё и своё хозяйство, своих арендаторов, которые станут пополнять школьную казну? Слыхал он, что те монастыри, которые укрыли ведьм во времена гонений, процветают, ни в чём не нуждаются. Монахинь, выходит, ведьмы облагодетельствовали, а о самих себе не позаботятся? Госпожа Шонейда Кадок и сама долгие годы пряталась в отдалённом монастыре на границе с Лиманом. Правда ей меньше повезло, чем сёстрам в обители Божественной Тени, чья настоятельница знала, кого укрывает. Шонейде приходилось поначалу таиться. А потом она покинула монастырь и какое-то время жила в Медидоке, прикинувшись обычной целительницей и повитухой. После смерти герцога Белтрана Шонейду как громом поразило известие, кого наследник назначил регентшей. Она слышала, что Белтран вроде как жил со своей придворной ведьмой, об этом ходили по герцогству упорные слухи, и ещё думала: вот ведь хорошо устроилась сестра. А выходило, что и не любовницей она была вовсе покойному, а законной женой. Шонейда поехала в Ахен, где её настигли слухи о том, что герцог Кафф собирается открыть школу для ведьм. Не в силах больше терпеть, она в день приёма просителей пришла во дворец и встретилась с сестрой Мейнир, то есть с её светлостью герцогиней Ахенской. Шонейда вовсе не набивалась в начальницы, она просто хотела узнать, не нужны ли в школу наставницы. — По рангу своему я не должна тебе читать нотаций, сестра, — сказала тогда ей герцогиня, назначив беседу наедине, — ты сильнее меня. Но скажу, что засиделась ты без дела. Принимай школу, собирай сестёр, ищите девиц. Управляющего тебе в помощь уже назначили. Человек достойный. — Сам к ведьмам в школу попросился? — фыркнула недоверчиво Шонейда. — Маг, что ли, непризнанный, или по девочкам истосковался? Так ведь... — она не договорила — у герцогини взгляд посуровел. — Человек достойный, — повторила Мейнир веско. — Дело своё знает, в твоё мешаться не станет. Впервые увидевшись с Фолантом, незаметно изучив его, Шонейда чуть было не покраснела по самые уши, как разве что в далёком детстве, когда её отчитывали за ошибки. Много лет был женат, детей нажил, но всю жизнь любил… мужчину. И вот развёлся. И с сердечными делами вроде как наладилось. А она-то на него, ничего не зная, напраслину возводила. Не полагаясь на ведьминское чутьё, навела справки. Что ж, дело, доверенное мейстиру Граю бывшим тестем, процветало. Внешне тихий, располневший на харчах бывшей жены, Фолант оказался затычкой во все дырки. По комнатам летали не тарелки, брошенные рукой разгневанной женщины, а ступки и пестики. По большей части Шонейда гневалась на саму себя, потому что чувствовала правоту герцогини: засиделась, утратила хватку, чувствовала себя растерянной — особенно когда стали приезжать соискательницы, и нужно было с каждой поговорить, каждую оценить, а ещё подобрать с различными умениями. Ведьмы в школу тянулись медленно, не спешили. Столько лет прятались, столько лет боялись, ненавидели, душили собственные умения и призвания — и чтобы с первого слова поверить? Да и кто там, в школе, будет их оценивать да рассуживать? Главу школы ждали нелёгкие времена. Впору было и пожалеть о годах гонений — скрываться-то, поди, проще. Тут уж и собственный норов укротишь, и к чужому будешь терпимее — общая беда, общая ноша. А теперь кого предпочесть: сестру с редким даром и нравом, как у сказочной костяной ноги, или с умениями попроще да характером помягче? Ведь не ворожить собрались — учить молодых. Шонейда оставила пока двоих и сразу же послала с поручением: одна из сестёр знала, где спрятано несколько колдовских книг, и вроде бы хозяек их давно не было в живых, а тайник мог и сохраниться. Фолант снарядил им телегу, дал в сопровождающие двух здоровенных мужиков из числа работников, пообещав, что если будут вести себя неподобающе, то или ведьмы их изведут, или он сам лично пойдёт к дознавателю — и тогда не сносить им голов. Поздно вечером, когда работницы, убирающие в доме, ушли на покой, Шонейда сидела в своей комнате, с тоской глядя на пергаменты с ближайшими планами, и думала, что пора ехать в Ахен и просить герцогиню освободить её от должности. В дверь постучали. — Заходите, мейстир Фолант, — устало промолвила Шонейда. — Что вы хотели? — спросила она, когда управляющий нерешительно проскользнул в комнату. — Да вот, принёс вам горячего с пряностями. Фолант поставил кубок, от которого шёл пар, на стол. — Спасибо, — растерянно произнесла ведьма, думая, с чего бы такая забота. — Я хотел вас спросить кое о чём, госпожа начальница. — Спрашивайте. Да садитесь, раз с разговором пришли. Фолант присел на краешек стула. — Правда ли, что в прежние времена, все ведьмы объединялись в ковены? И что ковены эти были… чем-то вроде гильдий, что ли? — Сравнить можно, — кивнула Шонейда. — А сёстры-ведьмы, которые принадлежали к одному ковену, жили все близко друг от друга? — Вовсе нет. Собирались вместе по большим праздникам и для решения важных вопросов. — А после гонений потеряли связь друг с другом? — К чему вы клоните, мейстир Фолант? Многих старших ведьм убили, начинали именно с них. Ковены распались. — А разве такого не было, что на место старшей ведьмы должна была заступить следующая? Преемница? Шонейда вопросительно посмотрела на него. — Вот вы знаете, кто возглавляет ваш ковен, госпожа? — Ну… предположим, знаю. Фолант хитро усмехнулся. — Не вы, часом, госпожа? Шонейда рассмеялась. — Не я, мейстир. Но я знаю, кто. Это не всегда ведьма, которая старше всех. Сильнее всех в своей линии — да, но не всегда старше. — А ваша глава знает других старших ведьм? Я вот к чему клоню. Что если вам не ждать, пока к вам придут соискательницы, а самой подобрать наставниц? Что если вам встретиться с вашей старшей в ковене, а она могла бы связаться с другими, и те прислали бы вам наставниц сами? Шонейда ошарашенно уставилась на управляющего. Как ей самой не пришёл в голову такой простой выход из положения? Пожалуй, за время гонений и мозги в негодность пришли. — А вы правы, мейстир. Так и надо сделать. — Вы торопитесь, госпожа, а напрасно. Школу, если всё пойдёт хорошо, мы откроем к весне. Пока я строителей гоняю да работников, вы наберёте наставниц, а каждая должна будет поразмыслить и составить списки, чего для обучения своим наукам им надобно. Опять же, пока арендаторов подберём, пока работников в хозяйство, скотину купим. Да ведь ещё по весне… — Фолант хмыкнул, — ведьмины огороды сажать, поди, станете? — Всё вы верно говорите, мейстир. Так и вам самому помощники потребуются. Вы уж похудели. — Раньше я всё больше за книгами сидел и деньги считал. А теперь на месте не усидишь. Да и от ожидания вестей из столицы последний аппетит пропадает, — прибавил он мрачно. До Ахена уже дошли вести, что был избран новый Верховный приор и что в Бранне поднялся бунт против Совета трёх. Каррасцы тревожились, конечно, но справедливо полагали, что, вкупе с Виямом, два герцогства, в случае чего, могут составить самостоятельное королевство. Вот только намедни Фолант слышал в трактире, где наскоро перекусывал, как подвыпившие ремесленники рассуждали о том, что их герцог, если что, покажет столичным, где раки зимуют. А то и измором возьмёт. Порты, мол, наши. Наёмники самые лучшие и обученные у кого? Опять же у Каффа. С Земеркандом можно справиться одним щелчком, а Бранн сам на карачках потом приползёт. Конечно, Фолант тревожился больше всего не за судьбы Гутрума, а за жизнь Мадса. Каждый новый слух заставлял сердце то прыгать в груди от счастья, то испуганно замирать. — Всё будет хорошо, мейстир Фолант, — сказала Шонейда впавшему вдруг в задумчивость управляющему. — Перемены грядут. А вы идите-ка спать, вам ведь завтра опять в город ехать. С того разговора Шонейда отношение к управляющему переменила, и в школе воцарился мир. Не откладывая дела в долгий ящик, ведьма съездила в обитель Светлых дней Творения, поговорила с одной из сестёр. Та подала прошение настоятельнице и, сложив с себя обеты, отправилась с письмом к главе ковена. Оставалось только ждать. Камушек в тихий, застоявшийся пруд Шонейда бросила, и круги пошли в разные стороны. А потом и новые известия из Бранна подоспели: о победе над Советом, о погребении Целестина и о скорой коронации нового государя. Государей, точнее. Заваленная работой, Шонейда то и дело, впрочем, ловила себя на чувстве, что с поместьем не всё ладно. Она тщательно проверила дом в поисках какого-нибудь магического схрона или возможной порчи, но тот был чист. А ощущение не покидало — будто комар над ухом пищал, а прихлопнуть его не получалось. Фолант, воодушевлённый новостями, ожидая возвращения Мадса, работал не покладая рук. И вскоре к господскому дому начали возводить большой пристрой — под спальни для учениц. На вопрос Шонейды, не слишком ли он размахнулся, Фолант ответил, что надо думать о будущем и не дело, чтобы ученицы и наставницы жили в одном доме. К тому же, если поразмыслить, места там не так уж и много, ведь весь первый этаж пойдёт под классы для занятий, под библиотеку да под столовую. Строителям управляющий спуску не давал, но и не злобствовал, вникал в их нужды. Потому и пришёл в самом начале закладки фундамента к госпоже начальнице, жалуясь, что в саду два колодца, воду для раствора берут из дальнего — только лишние хлопоты, а тот, что поближе к дому, давно заброшен, заколочен, а когда отодрали дощатую крышку, завоняло снизу гнилью и плесенью. Шонейда удивилась — они с Фолантом хоть и негласно, но строго разделили обязанности: что до колдовства и науки отходило ей, что до хозяйства, доходов, работников — управляющему. Уж не переутомился ли, подумала было, механически подбирая мысленно травы и наговоры — от усталости и ума, и тела, для ясности рассудка... — Послал работников — вычерпать, почистить, — продолжил Фолант, — ведь заведись там зараза — и на дом перекинется, засыпать тогда с концами и новый копать. И странное что-то в том колодце, госпожа. Воду черпали — так она чистая, застоялась разве немного под крышкой. А Ульрих, тот, что вниз спустился, без сознания сейчас. Вытащили вовремя, еще дышит. Бывает, что в колодце плохой воздух скапливается, — но в пустом, и не чернеют от него. Думаю, вам бы взглянуть. С Шонейды враз слетели задумчивость и рассеянность. Она поспешила за управляющим в комнату, куда отнесли беднягу-работника. Тот и правда еле дышал. — Галея великая! — пробормотала Шонейда, машинально припомнив имя солнечного божества, которому поклонялся её ковен. — Отойдите все подальше! А ещё лучше — выйдите-ка из комнаты. Вы, Фолант, останьтесь, пожалуй. Она сдёрнула с головы покрывало, распустила волосы, протянула в сторону работника руки и заговорила что-то нараспев на незнакомом языке. Фолант впервые в жизни видел настоящее колдовство. Он испуганно прижался к стене, но глаз с ведьмы не сводил. Воздух в комнате словно сгустился, и в ушах зазвенело. Фолант смотрел на ведьму, но ничего не менялось. Та лишь раскачивалась из стороны в сторону да твердила ритмично и мерно непонятные ему слова. Он взглянул на Ульриха — чернота с лица ушла, но дыхания было почти не заметно. Фолант вознёс Единому мольбу за работника, зная, что у того мать-вдовица на содержании и невеста ждала в деревне — жениться собирался будущим летом, а вот оно как... Интонации Шонейды вдруг изменились. Ни слова Фолант по-прежнему не понимал, а только слышал, что спорит с кем-то ведьма — сердито, уверенно, то повышая голос почти до визга, то понижая до почти мужского баса. Она повела ладонями над телом Ульриха, и словно бы какая-то мгла вдруг прилипла к ним, потянулась следом. Сначала была эта мгла вязкая, упрямо не хотела отделяться от человека, но ведьма заговорила громче, хотя по лицу её замечал Фолант, что нелегко даётся ей колдовство. Ульрих задёргался на кровати, закашлялся, заметался, будто запутался в паутине и пытался сбросить с себя. Стоило мути потерять связь с человеком, как растаяла она в воздухе, и запахло так же, как в злополучном колодце. — Открой окно, — попросила ведьма. Фолант распахнул створки деревянного переплёта, а потом быстро поставил стул и усадил Шонейду. — Воды принеси, — прохрипела она и покашляла. — И ему, и мне. Фолант бегом кинулся выполнять просьбу. Сперва напоили Ульриха, который, окончательно придя в себя, не мог вспомнить даже, как его в колодец опускали, потом Шонейда тоже напилась и, опираясь на руку управляющего, вышла в коридор, где сгрудились остальные работники. — Верёвка на месте? — спросила она. — На чём беднягу спускали в колодец? Останьтесь с ним кто-нибудь, а прочие идёмте со мной. — Госпожа, вам бы отдохнуть… — начал Фолант. — Цыц, — коротко бросила Шонейда. — Перед колодцем разожгите костёр и приготовьтесь по моему приказу повесить над ним котелок. Когда все спустились в сад, ведьма присела поодаль на пенёк в ожидании, пока выполняется её распоряжение. Отдыхала, платочком обмахивалась. Фолант на неё поглядывал с беспокойством: неужели сама полезет в колодец? И точно. Костёр разгорелся, котелок стоял рядом, подпорки для него воткнули в землю. Шонейда опоясалась верёвкой, край которой был привязан к одной из стоек, держащих ворот, забралась на оголовок и осторожно перебралась на доску, на которой Ульриха и спускали вниз. Сбоку привязала фонарь. — Как только я велю меня поднимать, сразу ставьте пустой котелок нагреваться. Пустой, не забудьте! А теперь поехали вниз. Пока Шонейду осторожно опускали в колодец, стоявшие без дела работники косо посматривали и на крышку, лежавшую в стороне, и на вёдра, которыми черпали воду. Кое-кто и на Фоланта уже начал коситься — всюду нос суёт. Вот заколотили же ядовитое место, надо же было отраву выпускать на свет! И чего там госпожа начальница найти надеется? Поди воды полно, не станет же она нырять. Фолант, перегнувшись через оголовок, смотрел с беспокойством вниз, различая только огонёк фонаря и силуэт ведьмы, и подавал сигналы мужикам, крутящим ворот, чтобы не спешили. — Остановите! — раздалось снизу. Работники крепко вцепились в ворот. Фолант присмотрелся пристальнее. Силуэт ведьмы склонился почти к самой воде, поблёскивающей в свете фонаря. Она пошарила над её поверхностью и резко дёрнула руку вверх, будто подсекая леску при рыбной ловле. — Быстро поднимайте! — закричала она, и вслед за её словами из глубины колодца раздался тонкий, режущий слух визг. — Быстрее, быстрее! — закричал Фолант и повернулся к работникам у костра. — Ставьте котелок, живо! — Единый, — дрожа от страха, но всё же упрямо вращая ворот, пробормотал один из мужиков, — как будто что живое выловила! Наконец над краем колодца показалась голова ведьмы, прижимавшей что-то к груди, но совсем не живое, на первый взгляд. Только вот визг в воздухе не затихал, разлетелся по всему двору. Те, кто поставил над огнём котелок, шарахнулись в сторону. Бесстрашный Фолант подал ведьме руку, но та, крикнув «Сама, сама!», ловко перебралась на землю и, не отвязывая пока верёвку, благо она была достаточно длинной, подбежала к костру, бросила что-то желтоватое в котёл и закрыла крышку. — Камень дайте! Поблизости нашёлся булыжник, которым крышку, уже стучавшую о края котелка, быстро прижали сверху. Шонейда выдохнула. Визг, так пугавший людей, смолк, а вскоре и котелок перестал раскачиваться над костром. Протянув ладони к огню, кажется, уже из последних сил ведьма произнесла заклинание. — Ну вот, — сказала она, дрожащими пальцами пытаясь распутать узел, — как расплавится, вместе с котелком отвезём подальше, за границу имения, зароем на перекрёстке. — А что расплавится? — робко спросил Фолант, подойдя к Шонейде и развязывая верёвку. — Воск. Восковое уродище хранилось в воде, на нём лежало заклятие. Не знаю, кто его сотворил, но потому никто и не мог ужиться в этом доме столько лет. Приворот это, сделанный по всем правилам. — Это кукла так визжала? — Заклятия порой издают звуки, похожие на человеческие. Особенно когда тот, под кого ворожили, давно умер. Это из прежних хозяев мужчину привораживали. Колдовство тёмное, но сугубо женское. Один из работников проворчал, что впору ему свой колодец проверять. Жена — стерва, а уйти от неё нет никакой мочи. — Не сочиняй, — фыркнула ведьма, — нет на тебе никакого приворота. Иначе бы я увидела. Тот лишь хмыкнул недоверчиво, но ворчать перестал. Фолант грешным делом подумал: если он и дома такой трусоватый зануда, жену можно и понять, и простить. Работников он распустил по домам, решив, что с колодцем закончить можно и завтра. За ночь и вода поднимется, и люди успокоятся. Подал ведьме руку, помедлив, подставил плечо. — Идёмте, госпожа, утро вечера мудренее. Дай Единый покоя душам бывших хозяев и прощения тем, кто это измыслил. — Какое утро, какой вечер, мейстир Фолант? — возразила Шонейда, враз вспоминая любезное обращение, словно не она несколькими минутами раньше тыкала управляющему и цыкала на него. — Раз вы порадовали работников неожиданным отдыхом, нам теперь с вами вместе ехать, котёл зарывать. — Ну что же, я покараулю, а вы прилягте. Только скажите, когда костёр водой заливать, сколько ещё времени этой пакости плавиться? Потом же и котелку надо будет остыть. — Ну хорошо. Ещё несколько минуточек подождите и заливайте огонь. Котелок не трогайте. Я через час проснусь, и мы поедем. Фолант, оставшись один, подумал, что ведьма наверняка проспит намного дольше. Он, как было велено, залил водой костёр, а сам уселся в саду на скамью, прислонился к дереву и не заметил, как задремал. Да только долго спать ему не пришлось. Шонейда вскоре растолкала его, а по солнцу судя — и правда, только час и прошёл. Пришлось идти запрягать лошадь в повозку. Ведьма убрала камень с крышки, сняла котелок, завернула его в какое-то ненужное тряпьё и завязала края узлом, да каким-то мудрёным. Фолант и лопату с собой прихватил, и кирку — на случай, если камни попадутся. Сложил в повозку, и котелок аккуратно поставил, и госпожу ведьму подсадил. Повел лошадь под уздцы, неторопливо, осторожно, опасаясь магического груза — перевернётся ещё, не оберёшься хлопот. Шонейда не возражала, не спорила. Хоть и поспала немного, но всё же чувствовала усталость — непросто далось ей это старое заклятье. Чувствовала и удовлетворение: никто не умер, колодец теперь чист, и в доме можно жить без опаски. Чуть покачиваясь в такт с колёсами, размышляла так же неторопливо, есть ли шанс найти того... ту, кто этот воск отлила и в колодец бросила? Дом-то не новёхонек, и чуть ли не с самой постройки в нём неладно. А раз дело давнее, может, и не ворошить? Всё закончилось, а злоумышленницу судьба и без того наверняка покарала. Ничего странного или страшного больше не случилось. Фолант вырыл глубокую яму, опустил туда котелок. Шонейда прочитала ещё одно заклинание и плюнула трижды в яму, и Фолант не смог сдержать смех, но тут же умолк и виновато посмотрел на ведьму. А та и сама засмеялась: — Теперь и порадоваться, и посмеяться не грех. Закапывайте, друг мой, и поедем обратно. 29 декабря, Прибрежные Сосны Мадс приехал в имение ближе к полудню. Раньше он никогда здесь не бывал, и поразился, какое это имение обширное. И везде кипела работа, так что Мадс решил не спрашивать первых встречных, где найти управляющего, а поехал прямо к дому. Познакомится с начальницей, письмо передаст, а потом уже отыщет Фоланта. Кучер приора подождал, пока тот осмотрится и примет решение, и покатил прямо к крыльцу. Мадс взял с сиденья деревянный футляр с бумагами, попытался представить себе, какой будет ведьма — вторая уже госпожа ведьма в его епархии — и шагнул к приоткрытой двери. Отметил непонятные знаки, начертанные на пороге и наличниках, постучал, выбрав свободное место. — Благослови Единый дом сей, — произнёс, прежде чем войти. Внутри пахло струганным деревом, краской, пряными травами. — Да хранят вас боги, преподобный, — отозвался женский голос, и наверху парадной лестницы показалась высокая фигура в простом домашнем платье. Ведьма была худощавой, с острым подбородком, чью решительность дополняла ямочка, цепким взглядом зеленоватых глаз, а копну кудрей не мог скрыть даже платок: они всё норовили выбиться из-под него. Спустившись вниз, ведьма чуть откинула голову, прищурилась, смерила Мадса взглядом, почему-то удивлённо улыбнулась и вскинула брови. — Чему обязана я таким визитом? — Её светлость прислала вам письмо, досточтимая, — Мадс открыл футляр и безошибочно выбрал один пергамент. — Но и без того... — он помедлил и признался искренне: — Мне было любопытно. Я слыхал о магических школах, но никогда в них не бывал. А уж школа ведьм... Шонейда усмехнулась. Служитель Единого оказался живым человеком с человеческими же страстями и желаниями. И пришёл с миром. — Кроме того, как добрый сосед, хотел спросить вас, досточтимая, нет ли в чем нужды? Если в моих скромных силах чем-то помочь, обращайтесь. — Воистину переменился мир, — заметила Шонейда. — Приор герцогства предлагает ведьме помощь — от чистого сердца. — Я недавно из столицы, досточтимая, где ваши сёстры от чистого сердца оказали помощь горожанам и королю. Не ответить добром на добро — оскорбить Единого, да и не по душе мне. — Проходите же, добрый сосед, — ведьма посторонилась, пропуская приора вперед. — Хвалиться пока, как видите, нечем, строимся да красим, а весной пожалуйте на открытие. Напоив гостя с дороги ягодной настойкой, Шонейда принялась осторожно его расспрашивать о делах в столице. Про коронацию вести до школы добрались, но одно дело — работники судачили, и совсем другое — история из уст свидетеля и даже участника событий. — Да вы прочитайте для начала письмо герцогини, досточтимая, — попросил приор. Развернув пергамент и углубившись в чтение, ведьма то и дело ахала и посматривала на гостя. — Правда, что указы, о которых пишет её светлость, подписаны? — Правда. У меня даже копии с собой. Мадс открыл сундучок, достал свитки и передал госпоже начальнице. Привычная подозрительность ведьмы в присутствии служителя Единого снова проснулась было в Шонейде — ишь, подготовился! — Нелегко верить на слово, досточтимая, — пояснил приор, будто мысли её прочел. — Я и сам не верил, оказавшись на вашем месте. Когда впервые говорил с Их Величествами — ещё только принявшими в свои руки наше герцогство. Ведьма взяла свитки, внимательно прочитала. — Как отнёсся к этим указам Верховный приор? Да, я знаю, что он женат на ведьме, но всё же? Мадс пустился в долгий рассказ, Шонейда внимательно слушала. Узнав о чуде, что было явлено приору перед его возведением в сан, ведьма даже ахнула, прикрыв поспешно рот. Поймала себя на том, что завидует служителю Единого: ему-то богиня явилась во плоти, а ей... Но быстро отогнала недостойные мысли — еще не хватало ей за богиню решать, кому являть свой лик, кому нет, да диктовать свою волю тем, кому должна лишь верно служить. — Что ж, если рассудить здраво, то ведь Верховный ваш живёт с женой много лет душа в душу, — промолвила Шонейда. — Потому и решил, что видел чудо, а не побежал в монастырь в грехе каяться. А большее чудо, что народ послушал его и не объявил нечестивцем и вероотступником. — Он от веры и не отступал, — сказал Мадс веско. — Все мы сотворены Единым, у всех нас своё назначение, и никому, кроме Единого, не дано судить, кто нужней Ему. На лице Шонейды появилось почти скорбное выражение. Приор с недоумением смотрел на ведьму, не понимая, что могло её так расстроить. — И в священных книгах так написано, преподобный? — спросила она тихо. Мадс подумал, прежде чем ответить. Шонейда почувствовала, что смутила его, но также чувствовала, что приор все так же искренен с ней. — В самой первой, самой священной книге, данной нам Единым, с основами учения, — наконец, ответил он, — нет ничего, ни одного слова, о том, что одни творения Его лучше или хуже других. Но позднее... когда вера отступила перед властью и богатством... — Я понимаю, преподобный, — тихо сказала ведьма. — И среди сестёр бывали те, кого ослепляла власть над слабыми. А что вы скажете о Его Величестве? — О котором из двух? — Так юный супруг короля Кристиана наделён подлинной властью? Оборотень? Ещё одно чудо. — Его Величество Ленард очень набожный и истинно верующий, — заметил Мадс. — Верховный приор будет иметь дело прежде всего с ним, а уж потом уже с государем Кристианом. Тот доверил супругу дела церкви. — И его не сочли богохульником? — удивилась Шонейда. — Государь принёс освобождение и надежду на лучшую жизнь, — сказал Мадс. — После открытого разврата, в котором жил Вармунд при молчаливом попустительстве его подельников и умирающего короля, супружеская любовь Верховного и самого государя внушают доверие. А доверяя в одном... — Принимаешь во всем, — закончила фразу ведьма. — Их Величества ведь не только права эльфов и ведьм защищают, правда? — Конечно, — кивнул приор. — Нельзя одной рукой давать, а другой отнимать. Но и вечно бросать подачки тоже нельзя. Люди видят, что государи устраивают королевство — по уму, по сердцу, неторопливо и надёжно. Как и здесь, в Каррасе, приняв власть, государи начали не с новых налогов, казней, раздачи даров — а с основ, с веры и человеческого достоинства. — Вот что скажу я вам, преподобный: молитесь неустанно. Человеческая природа слаба перед натиском зла. Хороший человек может внезапно свернуть с прямого пути, а если останется твёрд, то окружат его враги, пытаясь уничтожить плоды его рук. Если боги вмешиваются в дела смертных, следует ждать чего-то необратимого. Мало кто из государей мог похвастаться таким количеством знамений, сопровождавших восшествие на престол. Это не только вселяет надежду, но и пугает. — Поверьте, досточтимая, за государей переживают все близкие им люди, — сказал Мадс. — А таких немало. Шонейда вздохнула, и приор вспомнил, что так же вздыхал когда-то его отец-наставник в священной академии. — Идёмте, я покажу вам школу, преподобный. Ничего не оставалось, как проследовать за ведьмой. Она провела Мадса по первому этажу, рассказывая, где что будет располагаться. Приор осматривался, отмечая про себя, что комнаты отделаны хорошо, а вот хозяйство пока что бедновато. Ведьма провела его в библиотеку. — Книг у нас пока что мало. Ищем, где можем. — И наверняка их и так сохранилось не так уж много? — поинтересовался Мадс. — Это смотря каких. Серьёзные труды существовали лишь в нескольких экземплярах, у каждой ведьмы и мага были и свои книги, с собственноручными записями. Но раньше мы не знали недостатка в рукописных книгах, где излагались просто сведения о самых разных вещах. Что-то вроде учебников, списков растений, минералов, таблиц, описывающих движение небесных сфер. Всё в голове держать невозможно. Вы вот наверняка знаете тексты основных молитв, порядок службы, но у вас всегда есть, с чем свериться, верно? — спросила Шонейда. — Это правда, — кивнул приор. — Для больших храмов пишутся роскошные фолианты с иллюстрациями, золотыми буквицами, но в каждой маленькой церкви есть книги с текстами молитв и служб — недорогие и неукрашенные, но есть. Понимаю: некому переписать для вас необходимые и безопасные для простых смертных книги? — он улыбнулся. — Увы, ваше преподобие. Все переписчики работают по монастырям. Я даже представить себе не могу, как заказать им копии некоторых книг. — Очень просто, досточтимая. Монастырские писцы работают и со светскими заказами. Желающие обращаются с письменной просьбой к приору, то есть ко мне, а я уже принимаю решение. Запишите, какие книги вам нужны, в монастырских библиотеках могут найтись и готовые списки. Постараемся успеть к весне — травники да описания камней без рисунков мало полезны, а искусные рисовальщики не слишком скоры в работе. Шонейда только руками всплеснула. Милость богов на приора на всякий случай призвала мысленно. Первый раз мог и не заметить. — Вы ведь не торопитесь обратно в столицу? — улыбнулась Шонейда. — Господин управляющий вон там. — Она поманила Мадса к окну и показала в ту часть сада, где кипела работа над сооружением теплицы. И заметив, что приор заливается краской, прибавила невинно: — Он может показать вам наше будущее хозяйство, если пожелаете. — Да, мне бы хотелось пройтись по поместью, — хрипловатым голосом ответил приор. Он поклонился Шонейде и направился к дверям дома. И лишь только открыл резные створки и сделал шаг, как очутился в объятиях Фоланта. Мадс опешил на мгновение, ему показалось, что произошло какое-то чудо. Он даже не сразу смог поднять руки, чтобы обнять друга в ответ. И ноги были как ватные. — Единый, как же? — пробормотал Мадс, зажмурившись. — Мне сказали, что приехал приор из Ахена, — шепнул Фолант. — Взгляни же на меня. Приор открыл глаза, посмотрел на друга и невнятно пролепетал первое, что пришло в голову: — Как же ты похудел. Фолант тихо засмеялся и поцеловал его. — Идём со мной, душа моя. Я тут рядом в домике живу. — Целыми днями в делах? — спросил Мадс. — Давно не виделись. — Так ведь и ты в столицу не отдыхать ездил, — напомнил Фолант. — Как там, к слову, всё устроилось? Чего ждать? — Чего ждать — только Единый ведает. Государи же хотят самого лучшего. Домик Фоланта скрывался за старыми магнолиями, почти у самой ограды господского сада. — Не тесновато ли тут у тебя? — спросил Мадс, наклоняя голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. — Мне хватает. Я тут только ночую, а так целый день бегаю по поместью, разъезжаю туда-сюда. Тут две комнаты, и мне даже многовато. Тут и мыльня есть, и нужник чистый позади дома. Госпожа начальница предлагала мне устроить комнату в доме, но я отказался. — Тут Фолант посмотрел на очаг, где над тлеющими углями висел котелок под крышкой. — Ага, обед уже принесли. А ты ведь с дороги, душа моя. Давай перекусим. Здешняя кухарка отменно готовит. — Ох, с удовольствием, — Мадс усмехнулся. — Моя экономка — прекрасная женщина, храни её Единый, но стряпня её... истинное испытание смирения и истязание плоти. Фолант обедал у друга всего лишь раз и не помнил ни что ел, ни каково оно было. Он достал из старого шкафа глиняные тарелки, покрытые глазурью, ложки, хлеб, завёрнутый в льняную ткань. Из котелка, стоило открыть крышку, запахло тушёным мясом с фасолью. Фолант наполнил тарелки, нацедил в кружки эля. Поставил угощение перед другом и огладил его плечи. — Ешь на здоровье и отдыхай. И давай выпьем за твоё благополучное возвращение и за встречу. — За встречу, — повторил Мадс, поднимая кружку. За столом оба говорили только о делах. Мадс рассказывал о событиях в столице, Фолант — о делах в ведьминской школе. Ни один, ни второй пока не давали воли чувствам. Всё-таки поместье кишело людьми, управляющий мог понадобиться в любую минуту. — Досточтимая Шонейда попросила меня помочь подобрать для школы книги, — заметил Мадс. — Она готовит список, но если не успеет сегодня... — Я привезу его, — кивнул Фолант. — С радостью окажу ей услугу. Они улыбнулись друг другу с пониманием. — Когда ты едешь домой? — спросил Фолант. Мадсу, когда он отправился в ведьмовскую школу, пришлось взять с собой пару провожатых. Прибрежные Сосны находились очень близко к Ахену, так что, завидев на дороге каменный столб с гербом первых хозяев и названием имения, Мадс отпустил служек обратно в город, предупредив, что наверняка останется в школе до утра. — Если ты сочтёшь возможным, — ответил он Фоланту, — я переночую у тебя. — Буду только рад, душа моя, — улыбнулся тот. — Да и госпожа ведьма успеет закончить свой список. — Предпочел бы, чтобы он был подлиннее. Для школы полезна большая библиотека. Закончив обед, Мадс помог другу убрать со стола. Он уже отвык от домашней работы, хотя в начале своей карьеры делал всё сам, жалованье простого приора не позволяло нанимать служанку. — Мне надо пройтись по поместью, — сказал Фолант. — Проверить, как идут дела. Пойдёшь со мной? Покажу тебе, как тут у нас... Мадс с радостью согласился. Работники, видевшие перед собой самого приора герцогства, даже не знали, что и думать в первое мгновение. То, что именитый церковник приехал в ведьминское гнездо, казалось невероятным. Вот так просто, по-соседски. Все работники посещали службы в храмах, слушали записанную речь приора Мадса, но увидеть его тут воочию — совсем другое дело. И стыдно стало, что нет-нет да посещали их здесь прежние суеверные мысли в отношении госпожи начальницы. Мужики заливались краской, словно дети, лепетали ответы на вопросы приора. Тому же пришлось раздавать благословения направо и налево, вновь и вновь твердить о важности исполнения королевского указа. В сущности, как только работники собирались вокруг него, приору приходилось произносить небольшие проповеди о мире и любви между творениями Единого. Так до самого ужина по имению и бродили. Потому Шонейда пригласила разделить с ней трапезу и гостя, и мейстира управляющего. Посетовала между прочим, скрывая улыбку, что список книг ещё не совсем закончен, вот разве что утром сможет вручить приору свиток. — Не торопитесь, — ответствовал солидно приор. — Через день-другой мейстир Фолант, даст Единый, выберется по делам в город или нарочного пришлёт. Потом сели за трапезу. Шонейда сама приготовила простую и вкусную еду, вспомнив монастырские деньки. И гость, и работник вполне искренне благодарили и нахваливали. Шонейда даже не посетовала из вежливости, что в школе пока что не готовы покои для высоких гостей, и Мадс вновь подумал, что ведьма уже всё поняла. Так что он почувствовал себя намного лучше, когда оказался наконец-то под кровом своего друга. Он вздохнул и прислонился к стене, чуть только закрылась дверь. Фолант обнял его и поцеловал. Ещё до выборов в столице Мадс успел расстаться с так долго хранимым целомудрием, но его всё равно трясло, сердце колотилось, чуть только Фолант оказывался слишком близко, обнимал и выказывал своё желание. Сам же бывший глава большого семейства тоже чувствовал себя не совсем уверенно, привык иметь дело с женщиной, а прежние, школьные ещё ласки, которыми он обменивался с Мадсом, казалось, быльём уже поросли. Они не спешили, не кинулись друг на друга, как оголодавшие, но долго, с любованием изучали друг друга, предавались утехам, пока за окнами не наступила глубокая ночь.