От Иларии до Вияма. Часть вторая

Слэш
NC-17
Завершён
266
автор
Алисия-Х соавтор
Размер:
746 страниц, 31 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
266 Нравится 157 Отзывы 128 В сборник Скачать

Глава 24. Очищение

Настройки текста
Земли Земерканда После пира, устроенного бароном Кьелем, который расстарался, чтобы достойно принять молодого государя, и ночёвки в замке, кортеж двинулся дальше и к полудню пересёк границу Земерканда. К вечеру достигли переправы через Шанну. В деревне на берегу реки царили тишь да гладь — никаких следов недавних боёв. Крестьяне, благо трудовой день уже завершился, вышли встречать государя. Ленард с радостью увидел, что страха они не выказывают, а радуются, с почтением, но и с любопытством рассматривают и самого короля, и важных господ. Правда не обошлось без конфуза, лишь только крестьяне приметили ведьмака. Но тыкать пальцами и смеяться не решались, лишь перешёптывались. Мэт не обижался, ему самому было смешно смотреть, как меняются лица: мужчин — с заинтересованных на ошеломлённые, а женщин — наоборот. Ленард отказался от предложения деревенских жителей разместить своих людей по домам. Лагерь разбили на окраине — поставили шатры, разожгли костры. Мельяр, решительно отказавшись от двух вооружённых охранников, пошёл в церковь — говорить со священником и с народом. Вместо ожидаемого праздника крестьяне получили проповедь, но в накладе не остались — когда ещё живого Верховного послушают. Оставшиеся в лагере, включая и Ленарда, с удовольствием искупались в реке, смыли с себя дорожную пыль и пот, переоделись в чистое. Потом дождались Мельяра, поели и улеглись спать. Ленард заснуть не мог. Ворочался в своём шатре, представлял себе Кристиана, до встречи с которым осталось совсем уже немного, потом думал о Сорне, о предстоящем суде, о том, что происходит в захваченном городе, — супруг написал ему о пожаре в порту. Легко было утешать Мельяра, но хорошо бы ещё самому успокоиться. Ленард уже жалел, что оставил в Бранне сестру Уэллу — он мечтал наконец заснуть. — Давай быстрей, — послышался снаружи голос Маттиаса. — Что случилось? — спросил Ленард, чуть возвысив голос. — Простите, ваше величество, — раздался голос ведьмака, а потом он и сам заглянул в шатёр. — Не желаете ли сонного настоя? Лени собирался уже сказать «да», но потом засомневался — не потому, что ведьмаку не доверял, нет. Не хотелось на настой полагаться. Сейчас, как никогда, нужна была ясная голова. И всё-таки кивнул и протянул руку, сказав себе, что невыспавшийся, усталый, ещё не сдержится, упаси Единый... — Вы не волнуйтесь, государь, — будто прочёл его мысли Мэт, — штука безопасная. Вот спросите хотя бы у Маттиаса — на нём испытывал. — Я вот тебе задам! — прошипел из-за полога Хрюшка. Ленард тихо, но весело рассмеялся, взял из рук ведьмака кубок и залпом осушил его. Еле успел голову на подушку уронить. Маттиас проследил внимательно, как Мэт возвращается в свою — «их» палатку. Осмотрел спящий лагерь, кивнул охраннику у костра. А потом нырнул в палатку и поплотнее задёрнул полог. — Лежишь? — прошипел он, глядя на вальяжно раскинувшегося на походном матрасе Мэта. — Как видишь, — усмехнулся тот. — Испытывал, значит, на мне зелье? Маттиас понимал, конечно, что ведьмак давеча шутил, чтобы подбодрить Ленарда, но нарочно раззадоривал себя, чтобы на оплошать в последний момент. — Ох... люди, — вздохнул Мэт. — Иди сюда, глупый ты мой. Хрюшка потянул с себя рубашку, приближаясь к нему и думая лихорадочно, что звуки в ночной тиши разносятся ещё дальше и звонче.

***

Утром спешно свернули лагерь, попрощались с крестьянами, которые всё-таки привезли на телеге припасы и слёзно просили государя не побрезговать — пришлось принять дары. Двинулись дальше на северо-восток, между городами Лин и Овис, проехали часа три — и вдруг очутились на лугу, сплошь изрытом копытами коней. По краям луга тянулись две большие братские могилы. — Единый, — потрясённо прошептал Ленард. Мельяр не раздумывая остановил коня и спешился. Ленард последовал его примеру, а за ним и остальные стали покидать сёдла. Во главе с приором и государем все опустились на колени и помолились за упокой душ павших, кем бы они ни были, на чьей бы стороне ни сражались. Отдав убитым дань, встали и осмотрелись. Барон уверенно указал на возвышение, под которым лежали тела королевских воинов. — Откуда вы знаете, Джулиус? — спросил Ленард. — Хотя вроде бы хоронили одинаково, но эта насыпь длиннее и уже. Своих укладывали рядком, плечом к плечу, а противников, пусть и похоронили, но всё же не в ряд, а по привычке складывали в более глубокую могилу одного над другим. — Надо будет обязательно отметить это место, — вздохнул Ленард. — Ваше преподобие, может, построить здесь часовню? — И здесь, и в других местах тоже. Это не последнее поле боя, государь, — отозвался Мельяр. Его слова сбылись ещё дважды, но хотя сердца и печалили потери, всё же Ленард, глядя на уцелевшие деревни, на спокойно работающих крестьян, на ухоженные поля, мысленно благодарил Единого, что Кристиану удалось одержать победу, не оставив в народе дурной славы захватчика и грабителя. Да что уж о дурной славе говорить? В последней по пути следования деревне работами по строительству нового амбара распоряжался новый владетель здешних мест — бывший наёмник, которого государь посвятил в рыцари и оставил хозяйничать на пожалованной земле и залечивать раны. Рыцарь Церль всячески отнекивался и не хотел рассказывать, какой такой подвиг он совершил, что разом получил и титул, и землю. Он разъезжал по владениям на лошади, правя одной рукой — второй у него уже не было, а за ним на гнедом муле трусил целитель и бранил своего господина почём зря. — Ваша милость, побойтесь Единого, дышло вам в задницу! Вам лежать надо, прах вас подери, а не по полям скакать! Давайте хотя бы зайдём в какой-никакой дом — повязку сменю! Ваша милость, чтоб вам!.. Не добившись от Церля внятного ответа, за что его жаловал государь Кристиан, Ленард решил узнать у крестьян. Выждав момент, когда целитель всё-таки загнал господина в дом на окраине деревни, он подозвал деревенского старосту, спешился, чтобы не перекрикивать визг пил и стук молотков, и задал так занимавший его вопрос. — Ох… ваше величество, вы уж только не говорите нашему новому господину, что это я его выдал, — попросил староста. — Вы спрашиваете, за что государь и ваш супруг наградили его милость званием и землёй? Его милость, изволите видеть, государь, принял удар меча, который предназначался вашему супругу и государю. Ленард схватился за сердце. — Что?! Как так вышло? — Ваш супруг король — они уж и обнимали его милость, и бранили… ух, как бранили! Что вроде бы и не было причин лезть под меч, что заметили бы они нападавшего, но уж… что сделано — то сделано. Мы ж боя не видели, в лесу попрятались, неведомо нам — правда ли вашему супругу грозила смертельная опасность или нет. — Спасибо, отец! — Ленард вскочил в седло, пришпорил коня и стрелой поскакал к дому, где находился Церль. Спешился у калитки, кинулся бегом, ворвался в дом, обнял ошеломлённого рыцаря, которого только закончили перевязывать, и расцеловал в обе щеки. — Проговорились разбойники, — Церль утёр скупую слезу. — Да вы не волнуйтесь так, ваше величество! Его величество супруг ваш прав — жизни-то ничего не угрожало, но ранили бы, конечно. А я, дурак, не рассчитал малость. «Ох, Кристи! — мысленно Ленард попенял супругу. — И ведь ни строчки, ни намёка!.. Ну я уж припомню, помяни мое слово!» Простился с рыцарем, вышел на крыльцо, где ждал преданный Маттиас, — и другими глазами посмотрел на старого друга. Ведь случись что — первым под вражеский меч Хрюшка кинется, давая ему хоть несколько мгновений перевеса. — Всё в порядке, государь? — спросил Маттиас. — Да, всё хорошо. — Ленард не удержался и приобнял на мгновение его за плечи. — Поехали дальше, скоро столица. — Один переход остался, — солидно кивнул Маттиас. — И крестьяне сказали, и Мэт тоже. — А Мэт откуда знает? — улыбнулся Ленард. — Он пронзает взором сотни лиг пути? — Да кто ж его ведает? — рассмеялся Маттиас. — Может, он мысли крестьян прочёл. А может, и бывал тут когда... «Мы перед ним цыплята желторотые», — вспомнил он слова Маркиса.

***

Когда показались окраины столицы, Ленард послал в замок гонца. Трубачи то и дело принимались возвещать о следовании по тракту венценосной особы. Люди выходили из домов, кланялись, но глядели настороженно и даже испуганно. Ленард осматривал улицы, строения — не похоже было, что город сильно пострадал. Чего же боялись земеркандцы? А ещё Ленард сравнивал этот город с Ахеном. Вроде бы Земерканд не бедствовал, перетянул когда-то у соседа корабли, товары и деньги, но даже не в лучшее время Ахен выглядел уютнее. А тут почти одинаковые дома под одинаковыми крышами из порыжевшей на солнце черепицы лепились один к другому, спускались террасами к морю. Но и такие строения можно было бы украсить, сделать привлекательнее для взоров. Жителей домов при отсутствии деревьев спасало от зноя то, что окна домов выходили на запад. Чтобы не плутать по узким улочкам, спустились к порту, и Ленард наконец увидел следы сражения. — Тут, что, дракона выпустили? — спросил он растерянно у Джулиуса, глядя на присыпанные песком обугленные остатки строений, едва угадываемые остовы кораблей и — самое страшное — наполовину расплавившийся якорь. — Это лиманский огонь, — ответил барон, — просто пекло преисподней, а не оружие. Им пользуются редко, потому что части смеси ядовиты. Не знаю, откуда у людей Кристиана оказалось это оружие. Что-то мне не верится, чтобы он строил подобные планы заранее. Ленард посмотрел, как грузят на телеги обугленные остатки брёвен, присыпанные песком, обломки камней, и покачал головой. — Нет, Кристиан не мог... Кристиан такого точно не планировал. Неужели люди Сорна сами подожгли свой порт, лишь бы не отдать его нам? — Что гадать, государь? Приедем в замок — сами спросите. Они простояли у порта еще несколько минут, Ленард рассматривал развалины и сохранившиеся доки. Там чинили один из кораблей. Кортеж двинулся вдоль по набережной. Рабочие и одинокие прохожие кланялись королю и его свите, и Ленард в который раз не мог понять, почему в Земерканде все выглядят так, будто завтра их дружно поведут на эшафот? Ленард мечтал поскорее увидеть Кристиана, утолить жажду, порождённую разлукой. Хоть и заботили нужды подданных, но, чем ближе становился замок, тем сильнее билось сердце. Словно в ответ чаяниям Ленарда где-то впереди протрубили рога, и Джулиус ухмыльнулся: — А вот и его величество Кристиан! Не утерпел государь, не утерпел. Они уже успели покинуть порт и ехали вверх на холм по широкой мощёной дороге. Из-за поворота показался скачущий рысью Кафф, за ним — Барток и ещё пара его «волков». Всадники кортежа расступились перед Ленардом, и он заторопился навстречу супругу. Они спешились и кинулись друг другу в объятия. Барток коротко кивнул Маркису, охранники едва заметно для постороннего взгляда рассредоточились, прикрывая обоих государей. — Наконец-то, — выдохнул Кристиан, сжав Лени так, что тот едва мог дышать. — Я уже не дни — часы считал. Не навались дела — на полдороге бы встретил. — И чудо, что не встретил, — чуть высвободившись, прошептал волчонок. — Наслышан я про твои подвиги. И рыцаря видел без руки. — Не ругай меня на людях, — шепнул ему Кристиан на ухо, — и не столь уж я виноват. Поедем скорее в замок, душа моя, сил нет — соскучился. — Я тихонько... — повинился Лени, неохотно выпуская мужа из объятий. — Мне столько тебе нужно рассказать! — Мне тоже, мне тоже… Они вскочили на коней, Барток перестроил охрану, и кортеж двинулся вверх, к замку. — Где ты спишь? — спросил Ленард. — В спальне, — рассмеялся Кристиан. — Кровать там заменили, а во всём прочем — это просто спальня. Никаких злодейств или непотребств в ней не случалось. Сорн давно уже страдал мужским бессилием, как поведал мне кастелян. — Поделом ему. А где содержат герцога? В замке? — Нет, в одной из сигнальных башен, — Кристиан развернулся и указал на северную, — вот там, в одной из комнат без окон. Суд же состоится в ратуше — там сейчас готовят зал. — Он сам себе вырыл могилу, — мстительно заметил Лени. — Я вижу, город не сильно пострадал, только порт разрушен. А люди? Им сильно досталось? Мы ехали, а на нас смотрели, как на посланцев смерти. Кристиан дёрнулся было, чтобы обернуться назад, но передумал. Но Ленард посмотрел через плечо на Бартока и улыбнулся ему. Телохранитель ответил коротким поклоном и едва заметным движением губ. — Барток их напугал этим пожаром… паршивец, — последнее слово государь произнёс почти с нежностью. — Лиманский огонь, к слову, предназначался для Ахена. Как сказал Барток, подарочек вернулся. Да не настолько порт и пострадал. Пара складов сгорела, таверна — меньше пьянствовать будут. Из горожан никто не погиб — только некоторые получили ожоги. Барток больше рассчитывал напугать и посеять панику. Ему удалось. Лени представил, как огненные языки захватывают знакомый ему ахенский порт и дворец, и крепче сжал поводья, сдерживая себя, не давая злости затопить разум. Кристиан заметил это и взял его за руку. Почувствовав сквозь перчатку жар супружеской руки, Ленард успокоился. Он посмотрел на Кристиана — тот не удержался и потянулся к его губам.

***

Земеркандский замок выстроили уже после окончания усобиц, и он никогда не предназначался для пережидания осад или ведения боёв. Конечно, его окружала стена, способная выдержать бунт горожан, ежели тем взбредёт в головы бунтовать, но против армии неприятеля она была бесполезна. Из-за её высоты башни замка еле виднелись со стороны дороги, но толщина стены подкачала. Получив от короны герцогский титул, первый владелец выстроил себе скорее дворец — из местного светлого камня разных оттенков. Резчики украсили балконы и карнизы искусными орнаментами, а окна кое-где цветились витражами. Многочисленные восьмиугольные башни больше украшали замок, чем предназначались для его защиты. Со стороны моря к фасаду пристроили три террасы — одну большую, сопряжённую с приёмной герцога, и две поменьше. С них в замковый сад вели лестницы, выложенные мрамором. Словом, при взгляде на замок, появлялось чувство, что это не жилище правителя, а скорее уголок из рыцарских романов, приют любви и наслаждения. Но, спустившись в подвалы, расположенные ниже кухни и бань, человек попадал совсем в иной мир. Наверное, строители предназначали подвалы под кладовые и погреба, но ещё первый герцог устроил тут застенок, где в холоде и тьме, с которой не справлялись немногочисленные факелы, томились узники. Там же, в пыточной, многие из них расстались с жизнью. Захватив дворец, люди Бартока проверили здание от чердаков до самых подвалов, нашли и полуживых арестантов. Барток приказал расковать их, вынести на свет божий, напоить, накормить и показать целителям. С провинностями несчастных позднее предстояло разобраться дознавателю, а пока что их переправили в городскую лечебницу — ту самую, что когда-то основал приор Мельяр. Исчезновение палача, который многое поведал бы о творимых герцогом делах, озадачило Бартока, а особенно то, что палач исчез ещё до штурма порта и замка. В городе о палаче никто не слышал, пришлось отправить трёх надёжных людей объезжать ближайшие деревни, опрашивать жителей. В ожидании молодого государя подвалы чистили, убрали оттуда орудия пыток, вывезли часть из них за город и сожгли, оставив только самое необходимое, чтобы не столько подвергнуть мучениям захваченного герцога, сколько, в случае необходимости, напугать его. Бартоку уже доложили, что боли Сорн боится, как огня. Приглашённый священник обошёл все помещения замка, везде прочитал очищающие молитвы, окурил ладаном, окропил углы освящённой водой. Комнаты отмыли, старую кровать герцога тоже отвезли подальше от замка и сожгли, а на её месте поставили пока другую — конечно, не совсем подходящую для монаршей четы по красоте, но зато широкую и удобную. Ленарда уже ждала с дороги баня, а его спутников в личных покоях ванны, наполненные в меру горячей водой. Первый герцог, несмотря на свой суровый нрав, любил собирать под своей крышей знать, задабривая её пирами и увеселениями, и комнат для гостей держал в избытке. Мельяр, наскоро вымывшись, отправился в город, в главный храм, куда спешно собирались священники. Стромас и Мэт освежились, переоделись и поехали в ратушу. Джулиус же, понимая, что он может понадобиться только государям, а им в ближайшие часы будет не до государственных дел, залёг в ванне — нежить «старые кости», как съязвил он про себя. Государи, переодевшись в рубахи и макенские халаты, спустились в баню. Кристиан решительно отправил слуг за дверь и, оставшись с Ленардом наедине, потащил его в мыльную. — В преисподнюю ванну, — прорычал он, стаскивая с супруга широкое шёлковое одеяние и, следом, рубашку. — Ты меня будто съесть собрался, — улыбнулся Ленард, помогая Кристиану раздеваться. — Почти что, любовь моя. Сначала вымою — потом съем. — И кто из нас после этого волк? — засмеялся Лени. Но откуда-то из самых темных глубин памяти вдруг вынырнуло воспоминание о горячей, мягкой, не слишком податливой плоти злополучного Седрика, и его затошнило. — Тише, дорогой мой, тише, — Кристиан прижал его к себе. — Не будем торопиться. Прости, я со вчерашнего дня сам не свой. — Только со вчерашнего? — пробормотал Лени. — До этого я был вообще не в себе! — пылко заявил Кристиан. Лени опять рассмеялся, и у него отлегло от сердца. Он еле увернулся от мочалки, которой супруг уже собирался шлёпнуть его по заднице. — Ну иди же сюда! — Лени повис у Кристиана на шее, жадно целуя. Тот прижал его к себе, не выпуская мочалку из рук. Лени почувствовал, как по спине и копчику стекает мыльная горячая вода. Кристиан принялся мыть его, и поначалу деловитая торопливость супруга немного успокоила Лени. Но стоило Кристиану окатить его первый раз водой и со стоном впиться губами в его сосок, как ноги Лени подкосились, он еле нащупал скамью и поспешно сел. Кристиан опустился перед ним на колени, жадно принялся целовать грудь, живот, бёдра. — Кристи, я только с дороги! — Знаю, душа моя. Не могу удержаться. Лени отдался рукам супруга и только завидовал его выдержке. Кафф готовил его тщательно, будто для жертвоприношения. Слуги за дверьми, наверное, сгорали от стыда, не знали, куда себя деть, слыша дикие, но сладчайшие звуки любовной баталии. Голова у Лени уже кружилась, не было сил добраться до соседней комнаты и лечь на ложе. Он просто упал на колени и повалился грудью на мраморную скамью. Пар от горячей воды смешался с ароматом масла. Терпение покинуло Кристиана. Он был резок, а иные бы сказали, почти груб, но он так тесно прижимался к спине Лени, так жалобно стонал, почти выл, будто с каждым новым толчком пытался избавиться от тоски и одиночества последних недель. Он кончил быстро, развернул Лени, усадил на мокрые плиты, а сам почти распластался у его ног, вбирая в рот потемневший член. Лени чувствовал, что не миновать ему пару часов молитвы в часовне, ибо вскоре он воззвал к небесам, охваченный не священным, а плотским экстазом, путая уже и Творца и неведомых богов.

***

Они улеглись на прохладные простыни, в открытые окна тянуло запахом цветущих кустов в саду, морской ветерок колыхал тонкие занавески. Глаза слипались, но оба боролись со сном. Голова Кристиана покоилась на груди Лени, тот перебирал его мокрые волосы. — Прекрасный замок, чудесный вид. Казалось бы, тут должны жить хорошие люди, беречь свои земли, заботиться… а-а-ах, — Лени не удержался и зевнул. — Теперь так и есть, — сонно отозвался Кристиан. — Уверен, родной, ты позаботишься об этих землях и людях, что тут живут. — Почему я? — сон слетел с Лени. — Как это я? Ты собираешься меня тут оставить?! — Мое дело — война, — помедлив, пояснил Кристиан. — А ты, моё величество, другой — тебе нравится создавать и лелеять созданное. — Ты не ответил на мой вопрос — ты хочешь меня тут оставить? — спросил Лени с холодцой в голосе. — Наша столица — Бранн, — ответил Кристиан. — Но нам нужно будет подумать, кто станет новым герцогом Земерканда. У тебя есть на примете достойные люди? — Как будто у тебя их нет. Барон Джулиус. К тому же как-то странно, что сын у него граф, а он всё еще барон. Лени понимал, конечно, что Кристиан, будучи добрым государем, печётся прежде всего о своих подданных, думает о делах государства, но не так он представлял себе эту встречу. «Возможно, это потому, что Кристи просто не понимает, что чувствует волк», — впервые подумал он. Кристиан притянул Лени к себе, поцеловал его. — Моё мудрое величество, — шепнул он. — Вечером нам с тобой нужно столько решить! А теперь... иди ко мне. Поспим немного. Я так соскучился по тебе, даже слов не найду, чтобы рассказать. Лени сразу обмяк, уткнулся ему носом в шею и задышал, впитывая запах. Кристиан усмехнулся и поёжился от мурашек по телу. — Опять меня нюхаешь? — Терпи. Вообще-то я должен лизать тебя в губы — ты ведь вожак. — А я что должен делать? — поинтересовался Кафф. Руки его сами потянулись потискать любимую задницу. — Позволять это. Можешь легонько укусить меня за горло. — Так? — Кристиан уложил Лени на спину и осторожно, одними губами, прихватил кожу на его горле. — М-м-м… сильнее. Кристиан тихо хмыкнул и прикусил кожу. Лени застонал и вытянулся в струнку. — Что ж ты со мной делаешь! — воскликнул Кристиан и навалился на него сверху.

***

За ужином оба государя сидели полусонными, и Мэт, который тоже был приглашён за общий стол, попросил позволения, отлучился на несколько минут и вернулся с двумя кубками, наполненными каким-то горячим питьём, приятно пахнущим травами. — Чая у меня нет, но это средство не хуже, государи мои. Барток тут же взял один из кубков и сделал глоток. Мэт ничуть не обиделся и спокойно сел на своё место. — Можно, — кивнул телохранитель через минуту. Кристиан и Лени осторожно, чтобы не обжечься, осушили кубки и вскоре почувствовали, что им не только на вечерний совет хватит сил, но и на третий раунд любовных сражений ночью. Барток бросил взгляд на Мэта, тот чуть улыбнулся. — Могу составить особые сборы для ваших людей, господин Барток, — предложил осторожно. — От усталости, рассеянного внимания. Такие, чтобы не вызывали ни привыкания, ни плохих последствий. — Мы потом обсудим это, уважаемый Мэт, — кивнул Барток, — но я не отказываюсь. Когда подали вторую перемену блюд, заговорили наконец о делах. Первым Кристиан обратился к Мельяру: — Какие настроения в городе, ваше преподобие? «Похоронные», — подумал Ленард, но промолчал. Мельяр помедлил, видимо, подбирая слова. — Все растеряны, — сказал он наконец. — Земеркандцы знают, что город занят вашими войсками, государь. И поскольку не было ни казней, ни грабежей, люди уверены, что худшее ещё впереди. Им сказали... — он посмотрел на Бартока, — им сказали, что герцог покушался на жизнь ваших величеств. Они потрясены этим известием и ждут, что им придётся разделить наказание со своим многогрешным правителем. — Разумеется, я так сказал, — ответил Барток. — Иначе не миновать больших жертв — охрана бы сопротивлялась ожесточённее. А так до них дошло, что мы люди государей, и мы в своём праве. Мне тут рассказали, что накануне штурма Сорн лишился и начальника охраны — тот убил себя, когда его пытались схватить за неосторожное слово в адрес герцога, и заодно его заместителя — тот донёс на своего командира, но герцог с ним расправился в тот же день. А что касается барона Морроу, Сорн забил его подсвечником. — Я встретил его дочь, — покачал головой Ленард. — Граф Марч отправил её погостить у своей сестры и Альти. Она не знает о судьбе отца. — Значит, досточтимая в надёжных руках, — заметил Кристиан. — За деяния отца она не отвечает, так что пусть немного побудет в обществе молодой женщины, а мы потом напишем ей об отце. Что вот с замком делать только? Как ты считаешь? — Это мы обсудим, я думаю. У досточтимой остаётся её приданое, драгоценности. И у нас не один замок остался без хозяина, а пять уж точно. Пять или больше? — Больше. Обсудим позже, душа моя. Нужно закончить с Сорном. — Кристиан посмотрел на Стромаса. Ленард успел ему расписать таланты дознавателя, планы по поводу новых законов. — Откладывать суд над герцогом не стоит, государь, — сказал Стромас. — Но все же прошу вас дать мне хотя бы пять дней — на изучение документов, поиск и опрос свидетелей... — Жаль, что скрылся палач Сорна, — заметил Барток. Мельяр поставил на стол кубок, даже не отпив. — Настоятель монастыря Божественного света поведал о человеке, попросившем убежища накануне падения города, — сказал он. — Его исповедь повергла настоятеля в ужас. — Ого! — издал Кристиан восклицание. — Что же такое содеял Сорн, если даже палач не выдержал? — Исповедь — это таинство, государь, — заметил Мельяр. — Я даже не пытался спрашивать о деталях. Но, уверен, палач герцога своими рассказами напугает любого. — Только что нам толку в нём, если он не даст показания? — пожал плечами Стромас. — Надеюсь, у него хватит ума понять, что свои грехи можно замаливать не только на монастырских огородах. Простите, ваше преподобие. — Я попрошу настоятеля поговорить с ним, — сказал Мельяр. — Ему показалось, что человек искренне потрясён и жаждет прощения. — Но об этом завтра, — сказал Кристиан. — Выпьем вечернюю и разойдёмся отдыхать. Все подняли кубки, выпили за здоровье их величеств и стали подниматься со своих мест. Кристиан задержал барона: — Джулиус, останьтесь, друг мой. У нас к вам серьёзный разговор. Барон снова опустился в свое кресло. Барток вопросительно посмотрел на королей и, повинуясь их согласным кивкам, остался. — Что ж, Джулиус, готовьтесь принять под свою руку Земерканд, — без долгих предисловий сказал Кристиан. После недолгой паузы барон склонил голову: — Благодарю за честь, государи. Но... — Бесспорно, об этом будет сообщено после суда над Сорном, — перебил Кафф. — Мы вместе успеем выбрать наместника для Вияма, которому предстоит сменить вас, дорогой друг. Тогда же мы объявим о новых хозяевах баронств и рыцарских маноров. Их нам тоже предстоит выбрать. — Что касается наместника Вияма, то я бы предложил Грону, государь. Он долго служил на заставах, знает их в совершенстве. А Каррасу более ничего не угрожает. — Пока что, — вздохнул Кристиан. — К счастью, у нас ещё есть время. Согласен, Грону достоин награды. — Он посмотрел на Лени. — А ты, моё величество, кого предложишь? — Я поддерживаю Джулиуса. Что касается Бримарра, ваш сын скоро женится, мой друг, — Ленард посмотрел на барона, — вот и будет кому жить в вашем родовом замке. Джулиус усмехнулся. — Замок останется младшему, такова традиция. А я пока буду готовить приданое двум младшим девочкам, — он на мгновение погрустнел, вспомнив разлад с супругой, и незаметно коснулся амулета, надежно скрытого под камзолом и рубашкой. Украшение, когда барон надел его, обожгло холодом, но постепенно согрелось на коже и совсем не ощущалось. — Двум? — удивился Кристиан. — Ах, двум! Но вы пока не спешите перевозить супругу в Земерканд — пусть всё уляжется. — Посоветуюсь с лекарем, — кивнул барон. — Как-то ещё Мадин перенесет дорогу. Может, ей до родов вообще запретят дальние путешествия. — Не торопясь, отдыхая в пути — что такого страшного? — пожал плечами Кристиан. — Конечно, дело ваше, Джулиус, но Земерканд от Бримарра всё-таки очень далеко. Вы так не только жену, но и дочь долго не увидите. Где-нибудь месяца через три посылайте за женой, за младшим сыном и будущей невесткой, и мы приедем. Можно отпраздновать свадьбу здесь. Джулиус снова коснулся амулета, поймав себя на мысли, что не слишком огорчён затянувшейся разлукой с женой. Но мысль о Лайве заставила его кивнуть. К тому же он подумал, что, возможно, на новом месте, подальше от родителей, на тёплом солнце, Мадин немного оживёт, сменит гнев на милость. Он представил на мгновение двух малышек в белых расшитых платьицах, улыбнулся и снова вернулся к разговору. Кристиан послал за картами Земерканда и столицы, решив вместе с новым герцогом представить себе полную картину нужд этих земель. — Корабли, — сказал Ленард. — Что, моё величество? — переспросил Кристиан. — Я понял, государь, — кивнул Джулиус. — По дороге к замку мы с вашим супругом беседовали о гутрумском флоте. Даже если мы уравняем пошлины в Земерканде и Ахене, то всё равно большинство кораблей до здешнего порта не доплывут, а с Рованом отношения теперь плохие. Что если заложить севернее дельты Делуны новые верфи и начать строить новый флот? Нам нужны корабли большего водоизмещения — и торговые, и военные. Особенно военные, государи мои. На будущее. Кристиан кивнул. Подоспевший секретарь, выбранный из помощников архивариуса Сорна, проворно развернул на столе большую карту герцогства, извинившись за то, что составлена больше пятидесяти лет назад. — Не думаю, что берега сильно изменились, — заметил Джулиус. Кафф отпустил секретаря, рассмотрел карту, обвёл мыс, за которым скрывались пустынные земли. — На корабли требуются и люди, — сказал он. — Джулиус, друг мой, нам нужны новые лагеря наёмников и хотя бы одна школа для военных моряков. Заложить её можно прямо здесь, в столице. — Слушаюсь, государь. Ленард посмотрел на барона и подумал, что вот, в Гутруме будет теперь новый герцог, которого станут называть, может, и не Мореплавателем, но хотя бы Корабельщиком. — Вот тут, севернее Шальца, думаю, следует построить большой лагерь для наёмников, — продолжал Джулиус. — Поближе к Ровану, заодно и Виям сбросит часть бремени на снабжение их продовольствием. Ленард припомнил свой первый и пока единственный визит в графство Марч и добавил мрачно: — Сперва надо бы проверить состояние финансов... — Уверен, ты не станешь это откладывать, моё величество, — улыбнулся Кристиан. — Думаю, Сорн много чего утаил ещё от Совета, — заметил барон. — Если было что утаивать, — нахмурился Кристиан. — Мне уже доложили об арестованном кастеляне, который поплатился за то, что согласился запасать излишки урожая. — Но когда его схватили, урожай озимых ещё только закончили убирать, государь, — заметил Джулиус. — Вряд ли излишки успели бы привезти в столицу и отправить на продажу, скажем, в Рован. Барток, до сей поры молчавший, наконец заговорил: — Я допрашивал начальника порта, государи мои. Сорн держал флот в порту и не посылал его на Ахен, потому что хотел приберечь корабли для себя. Но он так ни один не отправил — с самого начала боёв на границах. Так что, думаю, все его ценности находятся в замке. Вероятно, мы пока что осмотрели его недостаточно тщательно — где-то должно быть потайное помещение. — Допросите кастеляна и секретаря Сорна, — сказал Кристиан, вспомнив, как Авуэн в своё время без затруднений показал ему все тайники членов Совета, которые те считали надёжными и скрытыми от посторонних глаз.

***

Бывшего герцога не стали возить туда-сюда и решили допрашивать прямо в башне, где он содержался. Хотя Кристиан и хотел поначалу не затягивать с судом, но потом всё же, поразмыслив, решил повременить. И не прогадал. Кастелян и секретарь выдали все тайники Сорна. То есть они указали на те комнаты, в которых герцог порой странным образом исчезал на пару часов, а потом вновь появлялся. Хотя никто не знал, как попасть в потайные помещения, но Барток каким-то чудесным образом (чудесным для всех, кроме Кристиана и Ленарда, да и Мэта, пожалуй) нашёл и нужные рычаги, и панели. Осматривая замок в ожидании государей, он уже успел заметить, что площадь некоторых комнат и залов намного меньше, чем это должно быть. Да и в подвалах он видел местами кладку, замуровавшую входы. С подвалами вообще не стали церемониться — просто приказали каменщикам долбить стены. Не везде открылись сводчатые комнаты, заставленные сундуками. В двух местах нашли скелеты узников, прикованные к стенам. Мэт осмотрел кости и сказал, что это жертвы Сорновского папаши. Один скелет оказался женским, другой — мужским. — Что же за злодейство тут свершилось? — задумался Ленард, глядя на скелеты, уложенные на носилки. — Надо бы спросить, не осталось ли в живых слуг, которые работали в замке ещё при прошлом герцоге. — Нынешний ото всех избавился, — доложили ему. — Разве что поискать по монастырям и деревням — подальше от столицы, может, где-то и скрывается кто из стариков. Ленард обменялся взглядами с Бартоком — тот сразу всё понял без слов. В тайниках Сорна обнаружилось такое количество золота, драгоценных камней, украшений, искусно выполненных доспехов, оружия самой тонкой иларийской и макенской работы, что и государи, и те, кто с ними осматривал эти сокровища, просто опешили — когда, каким образом Сорн успел присвоить себе столько? — Он, что, все герцогство обобрал? — озвучил общий вопрос Маттиас, сопровождавший Ленарда в обходе замка и видевший своими глазами все находки. — Или клад горных духов отыскал? — Уж на что в Гутруме скопилось добра, даже Совет с прихлебателями растащить не осилил, но здесь... — Ленард покачал головой. — Словно не герцогская казна, а королевская. — Не просто корону на себя примерял, — тяжело сказал Кристиан. — Готовился, выходит. — Судя по тому, что тут много макенского и иларийского оружия, — заметил Барток, — Сорн брал взятки с купцов. Пошлины в Земерканде были низкими, но всегда же можно слегка поднять их, но чтобы они всё же оставались ниже, чем в остальном королевстве. — А можно взять и что-то сверх пошлин, — проворчал Ленард. — Нет, всё же хорошо, что Ахен снова принимает корабли. — И это награбленное богатство вернулось в казну, — резонно подытожил Джулиус. — Здесь на всё хватит. И на военные нужды тоже. — Итак, ваша светлость герцог, — Кристиан прикрыл на миг глаза, выравнивая дыхание, — готовьтесь. Школы наёмников, военный флот.... и покой, безопасность, отеческая забота обо всех жителях этого края. Видит Единый, всё это просто необходимо. — Вы могли бы мне не говорить это, ваше величество, — добродушно проворчал Джулиус. — Разве у вас были причины упрекать меня в недостаточном усердии? — О нет, мой друг, нет. Я доверяю вам, как самому себе, а кое в чём — даже больше. Поверьте, я и себе частенько напоминаю, что война — больше не единственное и не самое важное в моей жизни. Что миру и покою нужны не меньшие, а даже большие усилия. К счастью и стыду моему, мне есть на кого переложить эти заботы, — Кристиан посмотрел на Лени, взял его за руку. — А вам, Джулиус, придётся обо всём заботиться самому. Не только доказательства краж Сорна из казны были найдены. Стромас тоже работал не покладая рук. Поначалу ему было непросто отыскать свидетелей — люди боялись, что, как в прежние времена, свидетели рисковали тоже оказаться в застенках. Но нашлись наиболее отчаявшиеся, а когда они благополучно вернулись в свои дома и рассказали родным и соседям, с каким вежеством с ними обращались, как спокойно и деловито опрашивал их дознаватель, не упуская ни одной мелочи, и другие пострадавшие от самодурства бывшего герцога потянулись во дворец. Государи не хотели, чтобы Сорну вменялись в вину только покушение на их жизни и измена. Они полагали, что люди должны видеть: королевская власть печётся не только о собственной безопасности, но и о благополучии подданных и справедливости для всех. Помимо подготовки к суду, Кристиан работал с Джулиусом, изучая и налаживая военные дела герцогства, а Ленард чередовал ревизию казначейства и встречи со священниками и городскими чиновниками, ведавшими благотворительностью. Оба государя ещё и ухитрялись выкраивать время для посетителей, которых с каждым днем прибавлялось — убедившись, что жалобы и прошения, поданные государям, не оборачиваются ни тюрьмой, ни разорением, ни даже зуботычинами от стражников, и горожане, и селяне толпами шли пред монаршие очи. За всеми этими хлопотами Ленард, нет-нет — да замечал за Бартоком какую-то странную задумчивость. Тот исправно выполнял свои обязанности, но в короткие минуты отдыха подходил незаметно, как ему казалось, к окнам, выходящим на море, и смотрел куда-то вдаль. Ленард тревожился о друге. Дверь в иларийский дворец снова была далека от них, и волк решил, что Барток скучает по любимому. Выбрав подходящий момент, когда Барток вновь принялся созерцать спокойную гладь моря, Ленард подошёл к нему. — Потерпи. Когда всё закончится и мы вернёмся в Бранн, ты сможешь отправиться к Шалье. И прости: дверь открылась, и я ведь провёл вечер в Иларии, а за всеми этими событиями забыл рассказать, как они поживают. Барток с улыбкой обернулся к нему. — Я знаю, чувствую, что всё хорошо. Но охотно послушаю рассказ. — Задержись после ужина, — Ленард тронул его за локоть. — Но что же ты высматриваешь там, в море? Барток долго подбирал слова, чтобы рассказать о своей встрече, не до конца уверенный, что стоит вообще делиться пережитым. Но и лгать он не мог, как и несколькими днями ранее в храме. — Я расскажу, но только вечером, хорошо? — наконец произнёс он. — Хорошо, друг мой, — кивнул Ленард. За ужином почти не говорили о делах, памятуя о скором суде. И так уже преступления герцога были у всех на устах сутки напролёт. Это «почти» касалось только обустройства Земерканда. Ленарда волновало то, что в городе плохо обстояли дела с водой. Колодцев было недостаточно, а старые лиманские акведуки, идущие с гор на границе с Рованом, давно уже пришли в негодность и требовали ремонта. Ленард начинал понимать, что именно Земерканд потребует наибольшего внимания, а все рассказы о том, что это самое богатое герцогство, оказались выдумками. Казна в нём была богатой. Но до простых жителей и их нужд доходили гроши. — Ремонт акведуков продлится не один месяц, — сказал Ленард. — Не в бочках же воду возить. Нужно что-то более быстрое. Что если... — он помедлил. — Что если попросить ведьм и магов найти хорошие источники? Выкопать новые колодцы. Или... — он задумчиво посмотрел на Мэта. — А могут эльфы помочь с этим? — Могут, как не мочь, — отозвался ведьмак. — Только я пока что не слышал ни об одном эльфе в этом городе. Боюсь, государь, они прячутся по деревням. — А то и ещё дальше, — вздохнул Ленард. — Как бы дать им знать, что тёмные времена прошли? — Можно, конечно, послать гонцов. Кто-нибудь да откликнется — посмелее, а там и другие выйдут из подполья. Государь, вам хочется сделать ваших подданных счастливее поскорее, понимаю, но так быстро жизнь не меняется. Простите великодушно, но позвольте высказать своё мнение? — Конечно! — Куда важнее сейчас для Земерканда — это нагнать остальные герцогства с запасами. Пока ещё есть время до уборки урожая, следовало бы построить новые амбары, вырыть новые погреба, устроить ледники — ну и так далее. Ленард кивнул и выразительно посмотрел на Джулиуса. — Сделаем, ваше величество, — отозвался новоиспечённый герцог. — Знать бы ещё, что же такого ужасного нас ожидает на следующий год. Ведьмы-то всё больше туманно пророчествуют. — Вот наступит новый год — и узнаем, — сумрачно заметил Ленард. — Сёстры говорили, что беда придет, скорее всего, от воды. Потопа ждать, не иначе. — У нас впереди целое лето и осень, государи мои, — сказал Мэт. — Я вот что подумал: ведь есть ещё время, чтобы построить большие каменные амбары и закупить урожай у крестьян? — Из казны? — уточнил Ленард. — Да, из казны. Тут голос подал до сей поры молчавший Мельяр. — Господин Мэт прав, государь. Если нас ждут суровые времена, то хорошо если излишки продовольствия будут находиться в руках короны. Потому что, если, Творец избави, настанет недород, придётся распределять продовольствие по справедливости, чтобы ни у кого не было соблазна поднять цены, наживаться на общей беде. И я вот ещё что подумал: мы всё о зерне, о плодах, а не худо бы подумать и о корме для скота. — Скота? — Ленард удивлённо посмотрел на прелата. — То есть сено? Что ещё можно запасти? — Да, сено, ваше величество, — улыбнулся Мельяр. — А ещё зерно для домашней птицы. Ленард удивился было таким познаниям у приора, но потом вспомнил, что тот рос в имении. — Хорошо бы, государи, послать гонцов в Калхедонию, — заговорил Барток, — предупредить его величество Нардина о ведьминских пророчествах. В Иларии есть свои маги, посильнее наших — думаю, они предупредят князя о тяжёлом годе. А вот в Калхедонии магов не осталось. — Я обязательно напишу отцу, — кивнул Ленард. — Надеюсь, Единый послал и его народу щедрые урожаи. Когда трапеза завершилась, Барток остался наедине с государями. Ленард вопросительно посмотрел на него: желает ли он говорить с обоими? Барток чуть заметно улыбнулся, и Ленард с облегчённым вздохом откинулся в кресле, готовый слушать. Он уже успел рассказать Кристиану о давешней беседе с их общим другом и телохранителем. — Не знаю, как и начать, — произнёс Барток после недолгого молчания. — Имею ли я право говорить кому-то, но сил нет — хочется поделиться. — Если это тайна... — начал Кристиан. — Не думаю... — отозвался Барток. — Не знаю. — Ты смотрел на море, — сказал Ленард, пытаясь подбодрить. — Не на море — на берег. Я встретил на берегу… встретил, — Барток вдруг закрыл лицо руками. — Я видел Единого, я говорил с ним. Государи вскрикнули — Лени изумлённо, а Кристиан ещё и недоверчиво. Он верил в Единого, но по правде, считал его далёким и отстранённым от земных своих детей. — Как такое может быть? — посыпались вопросы. — Не померещилось ли тебе? На что это видение было похоже? — Видение? — переспросил Барток. — Какое уж тут видение… Он собрался с духом и рассказал о чудесном Ребёнке, о том, как держал его на руках и какое блаженство испытал в тот момент. Кристиан слушал и всё ещё хмурился, а вот Ленард, напротив, по всему видать, поверил. — Какое счастье тебе довелось пережить, друг мой, — сказал он тихо. — Счастье... — повторил Барток. — Пожалуй, счастье. И такая тяжесть... будто на мгновение на моих плечах оказался весь мир. Но и это — светло. Радостно. Позже, уже в спальне, Ленард обнял Кристиана и спросил шёпотом: — Что тебя тревожит? Ты был так мрачен, будто Барток описывал встречу с нечистым духом. — Не могу понять, как относиться к тому, что услышал, — признался Кафф. — А что если это и правда был злой дух? Слышали ли мы когда-нибудь, чтобы святые описывали Единого, как ребёнка? — Но ты же слышал, что сказал Барток — каждый видит то, что ему легче понять и принять. Если Единый есть всё вокруг нас, что мы видим и что нам неведомо, так и принять он может любой облик. Ты же видишь, он не чувствует ни страха, ни беспокойства после этой встречи. Он не идёт на площадь, не бьёт себя в грудь и не юродствует. Он просто стал будто тише и мягче. Но разве в его душе раньше не было любви? — Конечно, была, — отозвался Кристиан. — Вот, — улыбнулся Ленард, — а теперь он смирился с её существованием. — Он полубог... — Кристиан словно сам себя уже убеждал. — Видишь, — убеждённо сказал Лени. — Его природа двойная, он прожил жизнь между богами и людьми, не принадлежа ни тем, ни другим. А сейчас Барток обретает себя. Разве ты не рад? — Рад. Конечно, рад. Как ты думаешь, он Шалье расскажет? — Вот не знаю, душа моя. Шалья верит в богов так же истово… как я — в Единого, — Ленард покачал головой. — Хотя я вот не умер, когда узнал, что боги существуют. Может, и Шалья сможет принять существование Единого. Но Бартока он любит больше жизни. Уж за порог не выгонит? — Ленард легонько толкнул Кристиана в бок. — А выгонит — нам же больше достанется.

***

Желающих прийти на суд было так много, что проводить его решили на площади перед ратушей. Для Бартока это означало лишние хлопоты в организации охраны — и не государей, не приглашённой знати, а самого подсудимого. На крышах домов, окружавших площадь, он расставил стрелков с арбалетами, на время суда подходы к площади огораживались, а чтобы держать толпу зрителей под надзором, три дня и три ночи плотники сколачивали длинные скамьи, которыми уставили всю площадь в три ряда. Свидетелей собирали заранее, свозили в ратушу, рассаживали по комнатам, сообразно тому пункту обвинения, по которому человек собирался давать показания. Вместе со свидетелями находились охранники, запрещавшие всякие разговоры, кроме фраз о нуждах: попросить попить или отвести облегчиться. Голодом их не морили тоже. В комнатах, где свидетели дожидались своей очереди выступить перед судом, по велению королей были приготовлены хлеб, сыр, фрукты — лёгкая еда. Тем, кто слишком разволнуется или почувствует себя плохо, готовы были оказать помощь городские лекари. Ленард продумал всё. Для обвиняемого нашли просторную клетку со скамьёй, окружили охраной. Возле ратуши сколотили огромный помост, укрыли коврами и поставили кресла для государей и высокородных особ, для дознавателя и секретаря. С самого раннего утра площадь стала заполняться народом: всех тщательно обыскивали на входах, при этом извиняясь и прося не гневаться за излишние предосторожности. Распорядители рассаживали народ по местам, не особо заботясь о ранге, так что богатые горожане оказались рядом с простыми ремесленниками. Всё зависело от того, кто во сколько пришёл. Впрочем, даже с самых дальних рядов был виден помост. Слухи о предстоящем судилище разнеслись не только по городу, но и по всему герцогству. Народа собралось изрядно — скамьи заполнились ещё до того, как стали прибывать судьи, да и за ограждениями стояли люди, жадно прислушиваясь и в нетерпении вставая на носки, выглядывая из-за стражи. Появление государей, приоров и приоресс, баронов, а также герцогини Ахенской и Джулиуса Бримарра было встречено дружными приветственными криками. От рёва толпы все окрестные галки, вороны и голуби разом снялись с мест и тучами закружились в воздухе. Когда высокий суд занял свои места, настал черёд появиться и Стромасу с секретарём. А уж потом стража ввела Сорна и заперла в клетке. Предосторожность оказалась далеко не чрезмерной. Арестованного тоже встретили криками — дружными, но не добрыми. Полетели было в него и запасённые подданными гнилые овощи да яйца, но метавшие побоялись задеть королевскую стражу, и бывший герцог, сутулясь и не поднимая глаз, уселся на свое место. Казалось, даже вздохнул с облегчением, когда решётка отгородила его от толпы. Когда с места поднялся Стромас, люди замолчали. Дознаватель развернул длинный свиток и стал читать список обвинений, по которому предстояло судить Сорна. Вначале шли наименее серьёзные: взятки, спекуляция на пошлинах, неуплата налогов в королевскую казну. Упоминался и некий перечень частных обвинений в злоупотреблении властью. Люди слушали, кивали, размышляя, что за такие преступления государи сошлют Сорна в какой-нибудь монастырь на вечное покаяние, и, Единый даст, назначат на его место хорошего правителя. Но тут Стромас перешёл ко второму параграфу, и, едва он начал читать о замученных в застенках без суда, об убитом бароне Морроу, как по площади стали прокатываться волны вздохов и восклицаний. Бароны, созванные для участия в суде, переглянулись. Взятки, пренебрежение делами, имуществом и даже жизнями простолюдинов — в их глазах смертными грехами не считались, хоть и достойными деяниями тоже, но вот жизнь равного себе они не считали пустяковой потерей. Стромас оторвал глаза от пергамента, несколько долгих секунд смотрел на толпу и поднял руку, призывая к молчанию. Когда все стихли, он завершил чтение: — Закоснев в грехе и окончательно презрев законы Единого и людские, поправ бесстыдно долг вассала и слуги, посягнул на жизнь государей, умыслом подослав к ним презренного Седрика Белча со смертельной отравой... Толпа то ли вздохнула, то ли охнула единой грудью, словно один человек, охваченный ужасом. Барон Волькан, покачав головой, шепнул соседу: — А ведь Седрик владел когда-то графством Марч... и так низко пал. — Воистину. Да и сестрица его славилась… кхм. Порченная семейка. — А ведь дед ещё был достойным человеком... Стромас снова посмотрел на толпу — и люди стихли. Он стал вызывать свидетелей — из самых разных сословий, которые клялись на символе Единого говорить правду, а потом, при всём народе, повторяли то, что уже говорили ранее с глазу на глаз дознавателю. Среди этих свидетелей, конечно, не нашлось тех макенских купцов, которые, заплатив мзду герцогу, получали возможность завышать цены на свои товары. Рассказывали о своих злоключениях горожане, когда-то попавшие в беду и вынужденные платить. «Не продай я всё, что у меня было, и не дай взятку, моего сына бы повесили за кражу, которую он не совершал», — говорила одна женщина. «Если бы я не преподнёс герцогу дорогой подарок, мой дом снесли бы, чтобы макенский купец смог построить новый склад», — говорил житель портового района. — А что толку-то? — сказал в толпе его сосед. — Купец заплатил больше — и через год дом всё равно разрушили. А он с семьёй так у меня в пристройке и живёт. А люди всё рассказывали и рассказывали о своих горестях. Ленард слушал, то и дело бросал взгляды на Джулиуса. А тот кивал. Имена потерпевших давно уже внесли в протоколы. Толпа притихла. Каждый в ней знал одну или несколько подобных историй, но сегодня, наверное, в первый раз им представилась картина жизни всего города — и герцогства. От доносившегося ропота и злых взглядов Сорн поёживался в своей клетке, про себя искренне радуясь даже такой защите. Выслушав очередного свидетеля, Кристиан задавал один и тот же вопрос — какую пользу принесла герцогству эта личная потеря? И каждый раз ответа не находилось. До трёх часов пополудни шло заседание, а потом народу объявили, что суд продолжится завтра. Сорна оставили в ратуше, приставив к нему надёжную охрану — не решились везти в сигнальную башню, не желая искушать народ на насилие. На следующий день люди стали подходить к площади еще до рассвета. Охрана не дремала, и желающие попасть на суд сидели на окрестных улицах прямо на порогах домов, ожидая, когда позволят занять места. Но давки и беспорядков не было. Строго по очереди пришедшие проходили на площадь, усаживались на лавки, даже пропускали в первые ряды стариков и немощных. После первого дня люди приносили с собой воду, яблоки, хлеб, ещё кое-какую снедь. Делились с соседями по лавкам. Кто-то привёл с собой подросших детей, чтобы те сами увидели обоих государей, и наместников, и баронов. Когда ещё представится случай. Начали судебное заседание с убийства барона Морроу. Все свидетели происшествия дали свои показания. Но, пожалуй, народ на площади не особо сочувствовал убитому — услышав, что Морроу сбежал, бросив дочь, собственных людей и замок, люди подумали, что, пожалуй, он ещё легко отделался. Простого воина, да и не слишком высокородного рыцаря за подобное преступление ждала смертная казнь. Так что это, пожалуй, было даже справедливо. Но тут Стромас, как в игре на иларийской доске, сделал ход конём — приказал привести бывшего герцогского палача. Тот впервые показался на людях с открытым лицом. Одетый в великоватую грубую рясу послушника, он низко поклонился королям и судьям на помосте, потом повернулся к зрителям, поклонился и им. Принес присягу на символе Единого и принялся рассказывать о своем последнем дне на службе герцога. — Почему вас так потрясла смерть заместителя начальника стражи? — спросил Стромас. — Так что вы даже бежали из замка, стали искать убежища в монастыре? — Герц… Сорн просто хотел увидеть, как несчастный мучается, ваша честь. Он получал удовольствие от этого зрелища, — ответил бывший палач. — А прежде? — не удержался Стромас от иронии. — Смотрел на пытки исключительно из чувства долга? — Нет, и раньше тоже. Но в те разы узника хотя бы допрашивали, да с дознавателем и секретарём. А тут… — И как же умер Дарьен? — От макенского ворота скончался… — палач опустил голову. — А вы объясните присутствующим, что это такое, — слегка надавил Стромас. — Значится… — палач в воздухе нарисовал рукой стойку, — сверху на вороте там крюки торчат. Человеку распарывают живот, достают кишки и медленно наматывают — пока не умрёт. Дарьену повезло — быстро отошёл. Впечатлительные зрители заахали, некоторые женщины даже завизжали, а в клетку герцога полетело что-то красное. Чья-то меткая рука запустила печёную свёклу, та попала Сорну прямо в глаз, окрасив к тому же лицо, будто кровью. Бывший герцог ухватился за глаз и вдруг завыл, как баба. Стромас вопросительно посмотрел на государей. А палач верно расценил его взгляд и, внезапно возвысил голос: — Да вы не волнуйтесь, ваша честь. Он завсегда боли боялся. И замковый лекарь не даст соврать — упаси Творец, вилкой уколется, так визжит, что твой поросёнок. Сначала в толпе раздались редкие смешки, а через несколько мгновений окрестные птицы вновь в испуге закружились над площадью. Толпа хохотала. Люди уже вытирали слёзы, показывали пальцами на Сорна, взвизгивали, не в силах остановиться. Тот вдруг сполз со скамьи на доски, свернулся калачиком и закрыл руками голову. — Перерыв до завтра, — сказал Ленард распорядителю. Он не Сорна пожалел — вовсе нет, а просто желал, чтобы людская истерика утихла. Распорядитель, обладавший зычным басом, гаркнул: «Их величества объявляют перерыв до завтрашнего утра!» Стража укрыла до поры клетку холстиной, скрыв Сорна от глаз толпы. Понемногу люди успокоились, напились воды, шум утих. Все стали потихоньку расходиться по домам. — Следите за ним, — сказал Ленард Бартоку, — как бы не сотворил с собой чего. Виям Радостным известием о взятии Земерканда Гильмар немедленно поделился с собравшимися в церкви арендаторами. Мадин слушала радостные крики, и сердце её тоже забилось сильнее. Малышка Лайва хлопала в ладошки, не понимая ещё причин радости, но разделяя её со взрослыми. После благодарственного молебна преподобный представил крестьянам баронессу. Те поклонились низко, но присматривались настороженно — незнакомая женщина, очередная жена любвеобильного господина. Сердце Мадин заколотилось уже по другой причине: она не знала даже как просто заговорить с этими людьми, с чего начать? — Здравствуйте, добрые люди, — сказала она, наконец. — Барон сейчас в Земерканде, с государями. Голос её и ей самой показался неуверенным, будто извинялась она перед арендаторами, что явилась сюда. Мадин помедлила мгновение, вспомнила гильмарову отповедь — и озлилась уже на себя: она баронесса, мужняя жена, хозяйка в доме и землях, не по капризу сюда прибыла, а исполняя долг. Прикусила губу так, что во рту железом отдало от брызнувшей крови, и спросила уже уверенно: — Как дела ваши, люди добрые? Есть ли в чём нужда? — взгляд её упал случайно на дочь, что, подобрав платьице, пыталась карабкаться на высокую скамью. — Лайва! Из мужчин кто-то усмехнулся, женщина, что была к девочке ближе всех, аккуратно её перехватила. — Не беспокойтесь, ваша милость, — поклонившись, сказала она. — Вы пока о делах поговорите, а я молодой госпоже котят покажу. Тут рядом. — Это где же, рядом? — спросила Мадин. — Да за церковью, сарайчик — там кошка и окотилась. Не бойтесь, ваша милость, мы их не потревожим, кошка детку не оцарапает. Мадин, которая испугалась, вообще-то, другого, стало вдруг стыдно. — Спасибо. Как вас зовут? — Ролин, ваша милость. Я тут на ближнем хуторе с семьёй живу. Вот муж мой… — Встал и поклонился нестарый ещё, крепкий мужчина. — Дети мои все тут. — Целый выводок, от взрослого уже парня до мальчишки года на три старше Лайвы, разом с грохотом встал со скамьи и дружно отвесил поклон. Люди невольно засмеялись. У Мадин от сердца отлегло. Стало проще, понятней — матери всегда договорятся. Лайва запрыгала, затопала ножками: — Котятки! Ролин поклонилась снова и вышла из церкви, держа малышку за руку. Муж её подошел ближе к баронессе. — Простите, ваша милость, — прогудел он, видимо, тоже смущаясь, — нам бы леса на пристрой — старший женится, своим бы домом ему жить. «Мне нужен знающий управляющий», — подумала Мадин, и это была первая её толковая мысль. Где брать лес? Какой участок можно отдать под вырубку? Кто расскажет, кто разъяснит? — И сколько вам нужно леса? — спросила она, жалобно посмотрев на Гильмара. Крестьянин назвал цифру, но не количество брёвен, а в каких-то погонных локтях. Приор пришёл на помощь: — Чего легче, ваша милость? Недалеко от города есть вырубка, откуда сплавляют лес к морю, на верфи. Ссудите уважаемого… как бишь вас?.. ага, Базиля деньгами — под тот процент, что утверждён государями. Пусть закупит себе лес, строится, а потом отдаёт. Года за три? — обратился Гильмар к крестьянину. — Уж постараемся, ваше преподобие, ваша милость баронесса. Дела у нас идут неплохо. — Так тому и быть, — решительно кивнула Мадин. — Простите нас, добрые люди. Она повернулась к приору. — Ваше преподобие, надо мне управляющего сыскать, — сказала она тихо. — И быстро. Не будете же вы со мной рядом постоянно — подсказывать да помогать. — Вернёмся в замок — потолкуем, дочь моя, — так же тихо ответил Гильмар. Другие прихожане, видя, что её милость слушает внимательно, вникает в нужды простых людей, тоже стали подходить, но не только затем, чтобы обратиться с какой-либо просьбой, а просто назвать своё имя, представить семью. Мадин только Единому молилась, чтобы тот послал ей память покрепче, чтобы запомнить всех этих людей — хотя бы по именам глав семей и кто на каком хуторе живёт. Она обещала навестить их всех в ближайшее время, чтобы обсудить их нужды подробнее. Гильмар опять пришёл на помощь, попросил священника позвать служку, чтобы тот записывал всё, о чём просили арендаторы. Мадин уже прощалась с крестьянами, когда с радостным визгом вбежала Лайва, с трудом таща в охапке рыжего котёнка. Баронесса только охнула про себя — в волосах дочери кое-где торчали соломинки, судя по подолу, чулкам и туфелькам, малышка изрядно побегала по окрестному лугу, не пропустив ни одной лужи, но глаза её сияли счастьем, и котёнок, поняла Мадин, определённо поедет в замок с ними. — Простите, ваша милость, — сказала Ролин, — уж до чего резвая малышка! Не удержать! — Полно вам, уважаемая. Спасибо, что присмотрели за Лайвой и не дали ей скучать. Дай мне котёнка, детка, а то ему будет больно. Мы возьмём его с собой, он будет жить в твоей комнате, в корзинке, играть с тобой. Лайва нехотя, но отдала котёнка Мадин. Тот, почувствовав, что его больше не душат, а только гладят, тут же замурчал. Взяв у служки густо исписанный лист, Мадин с дочерью вернулись в повозку Гильмара. Только там баронесса наконец перевела дух. — До чего же страшно, — призналась вполголоса. Малышка, едва устроившись на мягком сиденье, крепко заснула. — Страшно? Понимаю, — кивнул Гильмар. — Мне поначалу тоже было страшно, когда я только начал служить. Мне всё казалось, что скажу что-то не то, или забуду тексты молитв, или не смогу сделать ничего полезного. Хотя я не из знати вышел, а из простых. Знал, чем народ живёт. — А я не знаю, — вздохнула Мадин. — И как управляющего найти? Муж... муж всё делал сам. И ведь человек должен быть не только умный и знающий, но и честный. Если нас обкрадет, обидно, да не обеднеем, а эти люди... — С управляющим я помогу. Есть у меня на примете человек один — но с ним придётся как-то ужиться. Честный он… до безумия, я бы сказал. Нигде долго не задерживался, — усмехнулся Гильмар. — А сколько лет ему? — слегка оробела Мадин. — Да уж за пятьдесят поди. А может имя и знакомое — Лукан Теремий. — Это тот лиманец? — ужаснулась Мадин. — Слышала, как же! Да вы смерти моей хотите, ваше преподобие! — Наоборот. Поладишь с ним — станешь жить, как у Единого за пазухой. Да, он прижимист, прислуге спуску не даёт, потому и гнали его отовсюду — где наветами выживали, где самим хозяевам не по нраву были его поучения — мол, не стоит лишний раз ради забавы устраивать охоты, не стоит сорить деньгами направо и налево ради красивых побрякушек, когда в имении арендаторы еле сводят концы с концами. Он в молодости перебрался из Лимана в Земерканд, ещё при отце Сорна, думал сначала стать монахом, но не поладил с настоятелем, ушёл в мир. В одном месте он долго служил, но когда умер старый барон, то детям захотелось красивой жизни, а Теремий им мешал разбрасываться унаследованным золотом. Однако золото это они получили во многом благодаря ему — за время его службы в имении появилось и кузнечное дело, и солеварня, и урожаи выросли. — И чем он занимается теперь? — спросила Мадин. — В очередной раз ищет себе место, а пока что у меня в приоратском доме счета проверяет и гоняет казначеев. Они уже толпой зачастили в храм: молятся, чтобы Единый избавил их от такой напасти, — рассмеялся Гильмар. — А что же вы хотите от него избавиться, если он так хорош? — прищурилась Мадин. — Почему же избавиться? Просто у меня сроду не воровал никто. Это я так — больше ради порядка попросил, да и чтобы занять беднягу. Мадин вздохнула. — Да мы ведь тоже деньгами не сорим, ваше преподобие. Хотя для детей Джулиус ничего не жалеет. Да вот скоро, думаю, ещё свадьбу готовить предстоит, по такому случаю ваш эконом сможет отложить свои поучения? — она улыбнулась устало. — Ваш муж — хороший хозяин. Но вы ведь хотите, чтобы управляющий помог вам с арендаторами? — Пока мужа нет, — тихо сказала Мадин. — Я напишу ему, что взяла управляющего. Думаю, Джулиус поймёт, почему.

***

Лиманец приехал в Бримарр через пять дней. Мадин сочла мысленно и поняла: стоило приору вернуться в Виям, как Теремий чуть ли не вихрем поскакал на новое место службы. Налегке. Ничего, кроме двух торб, у него с собой не было. Управляющий в замке — не совсем чтобы слуга, так что Мадин вышла встречать лиманца, встала у дверей, сложив руки, незаметно комкая в пальцах платок. Лукан Теремий оказался рослым и худощавым мужчиной, с большими глазами на выкате и длинным носом — он напоминал какую-то диковинную птицу. Лицо заросло щетиной, над чистым воротом рубаки торчала шея с выдающимся кадыком. Мадин смотрела на лиманца и не знала, плакать ей или смеяться. И вот это — гроза гутрумских имений? — Добро пожаловать, мейстир Теремий, — сказала она, наконец. — Отдохните с дороги и пожалуйте ко мне для разговора. — Благодарю, ваша милость, — лиманец неожиданно элегантно поклонился, приложив ладонь к сердцу. Говорил он чисто, но звуки выговаривал немного иначе — жёстче, чем произносили их гутрумцы. Что ж, подумала Мадин, удаляясь в замок, образованный, знающий, хорошо воспитан. Может, и не из простонародья — кем там его родители были, кто знает? Она велела передать Теремию, что ждёт его через три часа, давая тому возможность вымыться в бане, перекусить и, возможно, часок вздремнуть. Он явился точно в назначенное время. Он побрился, и выглядел уже вполне прилично. «Что ж, он далеко не урод», — почему-то подумала Мадин, кивая лиманцу и указывая рукой на стул. — Поговорим, мейстир Теремий, — начала она. — Надеюсь, вы успели отдохнуть. — Спасибо, ваша милость, — лиманец скользнул по лицу Мадин каким-то полусонным взглядом, но та не обиделась, поняв, что это просто такое впечатление. — У вас хорошие слуги. На первый взгляд, в замке царит порядок. — И не на первый тоже, но всё же мне нужна помощь. Разве приор Гильмар не объяснил вам, в чём дело? — Нет, ваша милость. Он сказал, что вашей милости срочно нужен управляющий и чтобы я не мешкал и ехал в Бримарр. Мадин кивнула. — Дело не в замке, мейстир. Со здешними слугами худо-бедно я и сама могу управиться. Вот только в отсутствие мужа у меня прибавилось дел, а с арендаторами и их нуждами... — Мадин помедлила, вздохнула и храбро закончила: — ...я просто не знаю, что делать. Не понимаю. — Прежде всем этим занимался ваш супруг, барон? — спросил Теремий. — Да. Но вот уже два месяца, как он при государях и не возвращался в замок. — И что же вы хотите, госпожа, от ваших арендаторов? Вы боитесь, что без его милости они распояшутся и после сбора урожая утаят часть платы? — А так бывает? — с наивным изумлением спросила Мадин. Теремий развёл руками. — Так чего же вы хотите, госпожа? — повторил он. — Я встретилась с несколькими арендаторами мужа, — сказала Мадин. — Они просили о помощи, а я не понимала, ни чего они хотят, ни как дать им это. Сколько леса нужно на постройку нового дома? Где брать этот лес? Сколько денег выделить на покупку? Понимаете, мейстир? — Понимаю, госпожа. Вы хотите осчастливить ваших людей. Мадин уже было собиралась рассердиться, но не почувствовала иронии в голосе лиманца. — Что ж, дело благое, но долгое. Мне потребуется для начала изучить все ваши приходно-расходные книги, историю ваших арендаторов, поездить по хуторам. Заодно проверю и как в замке ведутся дела. Но ведь если найду какую недостачу — виновного сразу уволю, не взыщите. Мадин глубоко вздохнула. Подумала, что верит своим людям. И кивнула. — Действуйте, мейстир. Теремий не любил, видимо, откладывать дела в долгий ящик. С просьбой мамаши Ролин он разобрался быстро — подсчитал стоимость строительства из разных материалов, предложил семейству на выбор. Те подумали-подумали да и решили строить новый дом на всю семью, а старый сруб потом продать и покрыть часть расходов. Размахнулись, надо сказать: на каменном фундаменте дом, глинобитный с балками — «по-городскому». Но выходило так, что, работая затем усердно, года за три смогли бы рассчитаться с долгами. Мадин посмотрела рисунки будущего дома, порадовалась, что понравившееся ей семейство будет жить в удобстве. Спросила у Теремия, как идет проверка счётных книг. Тот помедлил, подбирая слова, и ответил с достоинством, что слуги баронессы, возможно, не все блещут умом, но зато честны. Прошло еще несколько дней, и пришел ответ от барона на письмо Мадин, которое она написала сразу после того, как первый раз говорила с управляющим. Из письма можно было догадаться, что Гильмар тоже писал барону и подробно растолковал, кто такой Теремий и чем «печально» знаменит. По крайней мере, Джулиус не нервничал из-за появления в замке непонятно откуда взявшегося мужчины. «Дражайшая супруга, — официально начал Джулиус, — мне приятно узнать, что вы искренне заинтересованы в благополучии наших арендаторов, и что мое отсутствие не скажется на наших делах. Сим письмом я с охотой и полным моим согласием и одобрением передаю вам, баронесса Мадин Бримаррская, все полномочия по ведению хозяйства, распоряжению финансами и имуществом Бримарра, арендаторами, кредиторами, должниками и прочими обязательствами. Джулиус, барон Бримарр. Писано в Земерканде 29 июня 6851 года». На втором листе, что так же был вложен в пакет, барон писал иначе. «Моя дорогая, мне поистине радостно, что вы проявили интерес к делам и нуждам баронства, — прочитала Мадин. — Простите, что из-за моего затянувшегося отсутствия на ваши плечи легли все эти бесчисленные заботы и тяготы. К сожалению, не могу обещать, что вскоре сниму их с вас, скорее, напротив. Однако энергия и добрая воля, кои я, признаюсь, к собственному удивлению, увидел в вас, несомненно, помогут вам превозмочь трудности...» Мадин отложила письмо. Она сейчас вряд ли могла сказать, предпочла ли быть «дражайшей супругой» или «дорогой». Но второе письмо, написанное, не в пример официальному, на бумаге, выглядело раза в три длиннее. Понадеявшись, что источник комплиментов у мужа иссяк, Мадин опять взяла письмо, чтобы узнать последние новости. «Наше пребывание в Земерканде, — писал барон дальше, — затянулось, хоть этого можно было ожидать. Суд над смещённым герцогом Сорном продлился ещё несколько дней — слишком много свидетелей пожелало выступить, слишком много обид накопилось у жителей. Как барон и как наместник герцогства могу сказать, что никому пока ещё не удавалось осчастливить всех просителей и жалобщиков, однако оставить в раздражении и обиде даже тех, кто по природе своей должен хранить верность сюзерену, мог только законченный дурак. Или мерзавец. В последний день суда новый дознаватель государей, коего Его Величество Ленард привёз из Майшена, зачитывал документы по делу о покушении на монарших особ. Я вам рассказывал о Седрике Белче, бывшем графе Марч, когда Ронан, сын мой, был удостоен чести сменить этого жулика в его владениях. Так вот, этот Седрик, оказывается, попал в милость Сорна, и тот решил использовать поганца, послал с тайной миссией в столицу. Седрику удалось жалобами на голодную жизнь растопить сердца государей, те предоставили ему должность при дворе, с которой предатель хорошо справлялся, делая всё, чтобы его считали раскаявшимся. Выждав удобный момент, он отравил воду, чтобы погубить государя Ленарда. Скажу я вам, дорогая Мадин, что как был Седрик болваном, так и остался. Ему, к счастью, не хватило ума обставить своё мерзкое дельце наилучшим образом. Воду попробовал государь Кристиан, а он, хотя и болел долго, что тщательно скрывалось от подданных — верите ли, даже я ничего не знал — но милостью Единого поправился без последствий и с тех пор пребывал в добром здравии. На допросе Седрик сознался в содеянном и недвусмысленно указал на Сорна, как на заказчика. В его вещах были найдены бумаги, полностью его разоблачающие, кои были зачитаны дознавателем перед высоким судом и горожанами. Не стану тревожить ум ваш описанием мучений, предназначавшихся предателю по закону, но Их Величества (а я уверен, что именно государь Ленард проявил своё извечное милосердие) значительно смягчили способ казни. Пока не забыл, спешу рассказать вам об удивительной и мрачной тайне Сорна, которая вскрылась на суде. При обыске замка мы нашли в подземелье два скелета, мужской и женский, и долго гадали, кому они могли принадлежать. А надо вам сказать, что государь Ленард привёз из Майшена не только нового дознавателя, но и очень странного ведьмака — ну чисто баба. Простите, душенька, девка. Но умный он, этого не отнять, знающий. Он утверждал, что найденные скелеты принадлежат людям, умершим еще в правление Сорновского папаши. Излагаю далее. Всё, казалось, было предусмотрено судом, все свидетели найдены, и вдруг накануне последнего заседания приезжает в Земерканд старая монахиня из обители Блаженной Ренильды на водах. Как мы все были поражены, когда оказалось, что это не кто иная, как мать Сорна. И вот приносит она присягу и рассказывает невероятную и жуткую историю. Что вовсе не она родила этого мерзавца, а её сестра-близнец, а потом спуталась с конюшенным мужа. Тот, узнав, велел схватить обоих, приковать в нишах подземелья и заживо замуровать. Тюремщиков, исполнивших изуверскую казнь, вскоре отравили. А чтобы слухи по герцогству не шли, спешно и тайно привезли сестру покойной — та жила в родительском имении, чуть ли не под присмотром. Герцог угрозами принудил её к сожительству, бедняжка долгие годы исполняла роль покойной сестры, а после смерти фальшивого мужа и совершеннолетия племянника удалилась в монастырь: молиться о замученных душах и о душе Сорна. Не знаю, как насчёт первого, но за племянника молилась она, видать, не слишком усердно. Уж не знаю, зачем она решилась рассказать правду. Её слова, разве что, подтвердили законнорождённость Сорна. Но облегчила душу, что и говорить. Историю её государи решили сохранить в тайне от народа, а из членов суда поведали избранным, в числе которых я имел честь быть. К тому времени, как вы, моя дорогая супруга, получите это письмо, Сорн, вероятно, уже будет сброшен с сигнальной башни с петлёй на шее. Государи ещё какое-то время задержатся в Земерканде, ибо дела герцогства плачевны. Желаю вам здравия, душенька, и успехов в ваших начинаниях. Берегите себя. Целую ваши ручки. Джулиус Бримарр. Едва не запамятовал. Вскоре к вам приедет наш шалопай Эвар. Помогите ему выбрать подарки для невесты. Государи пожелали лично участвовать в подготовке к свадьбе, но и нам не пристало ударить в грязь лицом». Мадин отложила письмо, позвала служанку и велела принести бумагу, перо и чернила. Отметив про себя, что Джулиус не прибавил в конце послания «остаюсь любящий ваш супруг», она всё же оценила необычайную доверительность, с которой тот описал ей последние новости. Возможно, он просто постыдился привычных формул, предписываемых этикетом, чувствуя их фальшь, а, возможно, боялся её прогневать. Но Мадин решила тоже поделиться своими новостями и вскоре уже сочиняла ответ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.