***
Мальчик, ученик мага, дежуривший в комнате у волшебной двери, проводил взглядом зачем-то спешащего в Гутрум господина Бартока и опять принялся дремать, сидя на скамеечке. Он изредка открывал глаза и поглядывал на массивные песочные часы, отмерявшие время его дежурства. Уровень песка в верхней колбе уменьшился на одно деление, когда дверь засветилась и в комнате показался господин Барток, держа за руку деву небесной красоты, одетую в белое платье. Волосы девы скрывало подобие тюрбана, которые носили иларийские маги. Да и веяло от неё явственно силой, пусть и немного иной. За прекрасной девой показался государь Гутрума Кристиан, тоже ведущий за руку… вроде женщину? Платье длинное, волосы свёрнуты в узел и закреплены длинными шпильками. Мальчишка протёр глаза и присмотрелся. Нет, не девица это — парень. Чудной какой! Но мальчишка не успел даже улыбнуться. Следом из волшебной двери выскочил большой белый волк. Мальчишка ойкнул, пал ниц и закрыл голову руками. Барток покачал головой — успокоить бы мальца, но как там Малика? — Не бойся, — он похлопал мальчишку по спине и повёл гостей за собой — в княжеские покои. Оказалось, что семейство перешло в комнату поближе к той, где лежала страдалица. Подходя к занавесу, отделявшему покои от коридора, Барток услышал голоса. — Государь, решайте скорее, — говорил явно кто-то из магов. — Мы можем спасти или мать, или ребёнка. — Только попробуйте резать! — Барток, не выдержав, влетел в покои. Князь посмотрел на него и нахмурился — он гневался не на шутку впервые с тех пор, как принял Бартока в качестве своего зятя, но тут же княжеские брови поползли вверх, когда в покои вошли остальные. — Простите незваных гостей, государь, — Кристиан шагнул вперед, поклонился. Лени осторожно высунул нос, притаившись за ногами Мэта и Уэллы. Первой его заметила Махима, взвизгнула коротко. Шалья ахнул: — Полнолуние! — Нас привела сюда тревога за княжну и наследника, — продолжал Кристиан. — Госпожа Уэлла — ведунья, господин Мэт сведущ в снадобьях и травах. Прошу, не отказывайтесь от помощи, предложенной искренне и с уважением к вам и вашим обычаям. Князь молчал, глядя то на ведьму с ведьмаком, то на своих проверенных магов, которые ничего не смогли сделать, чтобы облегчить участь княжны. Потом кивнул. — Повитухи там. Обещайте, что если у вас ничего не выйдет, вы спасёте мою дочь. Шалья, несмотря на то, что он обожал сестру, почувствовал как сердце его на мгновение заколотилось от ужаса. Если Малика не сможет больше иметь детей, ему придётся искать себе жену… «О чём я думаю, о боги!» — укорил он себя в следующий миг. Лишь бы сестра выжила... Уэлла решительно кивнула Мэту, и оба они, поклонившись государям и князю, вышли. Лени сидел смирно, борясь с отчаянным желанием лизнуть в нос приунывшего Шалью. *** В спальне княжны было душно, пахло мочой. Сама роженица, с потемневшим лицом, искусанными губами, без сил лежала на постели и громко стонала. Повитухи метались возле ложа, не зная, что делать. Увидев незнакомцев, княжна вскрикнула. Уэлла покачала головой и вернулась к остальным. — Господин Барток, закройте лицо покрывалом и идёмте со мной. Кому-то ведь нужно переводить. — Почему Барток? — взвился вдруг молчавший до сей поры Кумал. — Потому что господин Барток — не человек, а полубог, — отчеканила ведьма. — Он в обморок не грохнется. Кумал отшатнулся и, почти не отдавая себе отчёта, поклонился Бартоку, сложив ладони и подняв их над головой, — как статуе божества в храме. Младшая княжна и Махима застыли, словно в параличе. Из всей княжеской семьи только родители и знали, кем является возлюбленный их сына. Барток вздохнул, похлопал Кумала по плечу, подхватил брошенное то ли княгиней, то ли княжной покрывало, и пошёл за ведьмой. — Пусть уйдёт, пусть уйдёт, — залепетала княжна. Барток перевёл. — Не бойтесь, деточка, господин ничего не увидит, а нам с вами нужно понимать друг друга, — сказала Уэлла, усадила Бартока в сторонке, а сама подошла к кровати. — Меня зовут Уэлла, а это господин Мэт, он тоже маг, но на свой манер. — Больно мне, — пожаловалась княжна, — умираю. — Не время умирать, время произвести на свет новую жизнь, — ответила ведьма. — Но хватит разговоров. Мэт, огненную воду готовь. Барток, скажите этим курицам, чтобы принесли горячей воды и мыльного корня. Про куриц Барток благоразумно умолчал. Повинуясь приказам Уэллы, повитухи унесли из комнаты грязные простыни, поменяли под княжной бельё. Потом ведьма тщательно вымыла руки, облила их какой-то резко пахнущей прозрачной жидкостью и подпалила на свечке. Повитухи чуть не закричали в голос, но огонь быстро потух, а руки остались необожжёнными. Ведьма смочила кончик свёрнутой в жгут тряпицы в каком-то странном настое, помазала роженице между ног. — Мэт, дай ей снадобья. Но немного. Нам ещё рожать. А вы, — обратилась она к повитухам, — будете держать княжну — на случай, если видения её посетят пугающие и она станет дёргаться. В мои дела чтобы не смели вмешиваться! Поняли? Иначе сами госпожу загубите! — Я пока послежу за княжной, — сказал Мэт, — и смешаю кое-какие средства.***
Кое-что сидящие в соседней комнате всё же услышали. — Что станет делать ведьма с моей дочерью? — тихо спросила княгиня. — Не знаю, государыня, — ответил Кристиан. — Хотя бы мы поняли, что больно княжне уже не будет. Может, сестра Уэлла с помощью какой-то магии заставит младенца повернуться правильно? Кристиану уже успели рассказать, что младенец пошёл спиной вперёд. Все замолчали, прислушиваясь к тому, что происходит за занавесом. Вскоре раздался голос княжны — она что-то хрипло бормотала, что-то бессвязное, иногда всё-таки постанывая. — Держите! Держите ей ноги! — послышался приказ ведьмы. Лени поднялся и подошёл к самому занавесу, улёгся, положив морду на лапы. Уши его стояли торчком. Махима села рядом, вцепилась в белую шерсть. Губы её шевелились в беззвучной молитве. — … вот и ножка, — донеслось из соседней комнаты, — пути, пути расслабь… ты, за шёлковыми нитками бегом и за иглой! За горячей водой быстро! — Никак всё-таки резали? — пробормотал Шалья. Княгиня, о чём-то догадавшись, покачала головой. Внезапно наступила тишина. Казалось, она длилась вечно. Потом послышался какой-то писк, а затем крик новорожденного. — Слава богам! — воскликнул князь Сагара и прямо с дивана рухнул на пол на колени, воздев руки к потолку. Кристиан вслед за княжеской семьёй тоже колени преклонил и мысленно поблагодарил Единого за помощь. Но тут разом заплакали повитухи. Кумал побелел, как мел, согнулся в три погибели и зарыдал. Шалья схватил его за плечи. — Замолчите, дуры! — резко выкрикнула ведьма. — А ну дыши, дыши, говорю тебе!.. Все застыли, прислушиваясь. — Мэт, ребёнка на грудь ей положи. Вот… вот… открываем глазки. Махима отскочила от занавески. Лени приподнялся, жадно втягивая носом воздух. В покои вошла Уэлла. Руки её были по локоть в крови. — Мальчик, — сообщила она. — Княжна очень слаба, но будет жить. Тут уж Кумал, успокоившийся было, заплакал от радости, а за ним и все остальные. Кристиан поневоле тоже утёр слезу. Только Лени вдруг оскалился и зарычал. — Да что же это такое! — воскликнула ведьма и поспешила обратно. Слышно было, как она бормочет какие-то заклинания, а, может, говорит с кем-то на неведомом языке.***
— Боюсь, боюсь, — лепетала княжна, глядя куда-то в угол. — Да чего ты боишься, деточка? — удивилась Уэлла, услышав перевод её слов. — Брат твой её почитает, ты её почитаешь. Женщина она всё же, как и ты. — Божественная, да не пугайте вы дитя! Она и так не в себе, — произнёс в пространство Барток. Какая-то тень печально скользнула прочь из покоев, в сад. — Ну, видишь? — Уэлла погладила княжну по голове. — Она ушла. Смотри, смотри, какой у тебя красавец родился! Да и ты в порядке, даже зашивать не пришлось. Сейчас мы над тобой немножко поколдуем с Мэтом — силы к тебе вернутся. — Тут ещё мужчина был, — шепнула княжна. — Странный такой, в мехах весь. Рыжий. — Папенька, — переведя, сквозь зубы прошептал Барток. — Вот только вас тут и не хватало. Нашли на что смотреть! «На великого князя и на воина, — послышался голос в голове. — Да ушёл я уже, ушёл». — Этот мужчина тоже твой родич, — ответила княжне Уэлла, кашлянула и посмотрела на Бартока. — Бояться не нужно. Наоборот, гордись, ведь боги почтили твоего сына своим появлением. Мэт тем временем поводил над телом княжны ладонями, шептал что-то. — Пока всё, — сказал он наконец. — Досточтимые повитухи, — Уэлла решила сменить гнев на милость, — позаботьтесь пока о ребёнке, оботрите княжну, смените ей рубашку и застелите ей чистое. Позже мы зайдём. И не давайте княжне спать, — прибавила ведьма уже у занавеса. Барток перевел её слова, поклонился княжне и приподнял занавес, пропуская Уэллу вперёд. Пропустил и Мэта, вышел последним, опустив завесу, и сдёрнул с головы покрывало. Махима и Чадри склонились перед ним в почтительном поклоне. — Сестрицы, — беспомощно сказал он. — Да зачем же... Бросил на Уэллу сердитый взгляд, но той было не до него — Кумал, поклонившись ведьме в ноги, жадно заглядывал ей в глаза и ждал ответа на единственный свой вопрос: — Можно ли увидеть жену? Ему говорили, конечно, что сразу после родов и мать, и дитя могут видеть лишь повитухи, что приближаться к ним нельзя, но едва не лишившись жены, Кумал хотел поскорей хотя бы увидеть её, самому убедиться, что она жива, что смерть не разлучила их. — Вы уж потерпите, досточтимый визирь, — ласково произнесла Уэлла. — Не смущайте жену. Пусть повитухи о ней позаботятся, пусть она немного отдохнёт. Сядьте, пожалуйста… Мне нужно сказать кое-что важное семье. Кумал сел было на диван, но при последних словах снова сорвался с места, тревожась: — Что-то всё-таки не так? Малика? Или... или дитя? — Сядьте, ваша милость, — попросила Уэлла. — И мать, и сын отдыхают сейчас. Просто хотела вас предупредить, ваши княжеские величества, что ребенок может обладать необычными способностями. Дитя, рождённое в полнолуние с участием и помощью магии, может вырасти магом — могущественным и сильным, а может и получить способность изменять свою природу, обращаясь в зверя. Будущее покажет, ваши величества. Но одно несомненно — мальчик вырастет могучим воином, с добрым сердцем и ясным разумом. — Маг? — переспросил князь Сагара. — Дело в том, прекрасная Уэлла, что в Иларии маги по традиции не заводят семей. — Разве ваше величество не изменил уже… — Уэлла присмотрелась к князю, — две традиции уж точно? И к тому же у княжны будут ещё дети. — Но первенец... — вздохнул Сагара. — Впрочем, пока мы говорим о возможностях, госпожа ведьма. Благодарю вас за жизнь моей дочери и внука, за предсказание. Илария в неоплатном долгу перед вами двумя, — он нашёл глазами необычно тихого Мэта и кивнул ему. Тот приложил ладонь к сердцу и поклонился. — Ваше величество, я немного задержусь у вас, послежу, чтобы княжна поскорее поправилась. Только схожу за кое-какими снадобьями. Господин Барток, надеюсь, проводит меня туда и обратно. Барток кивнул. — А госпоже Уэлле надлежит находиться рядом с государем Ленардом. В сентябре, конечно, светает уже не так рано, но мы потеряли счёт времени. Упомянутый государь Ленард навострил уши. И верно — он чуть было не забыл об обратном превращении. Наверное, потому, что уже успокоившаяся Махима почёсывала ему за ушами и гладила ко взаимному удовольствию. Кристиан поднялся. Лени тоже вскочил, бросился к нему. — Нам пора, государь, — сказал Кристиан. — Мы будем молиться за благополучие княжны и наследника. Сагара тоже поднялся. За ним — княгиня, княжна Чадри, Кумал и Махима. — Окажите нам честь, государи, и вы, податели волшебства, — будьте нашими гостями на обряде наречения наследника именем. — С радостью побываем на вашем празднике, ваше величество, — ответил Кристиан. — Только скажите, к какому дню подготовиться. — Если боги будут милостивы, через полторы недели. — Дай то Единый. Кристиан на иларийский манер отвесил всем поклон, не позволил княгине и княжне себе кланяться. Барток проводил его с Лени и Уэллу с Мэтом до двери, провёл обратно во дворец, а потом пошёл за Мэтом в его комнаты — полюбопытствовать. Спустился за ведьмаком в его полуподвал. Осмотрел с интересом печку и полки с мешочками, коробочками, флаконами. Вдохнул запах — букет из высушенных и сушащихся трав. Мэт быстро собирал в небольшую корзинку всё необходимое, поглядывая искоса на гостя. Барток наконец заговорил: — А госпожа Уэлла тоже чувствовала, что во дворце есть невидимая постороннему глазу дверь? — Не знаю, — отозвался Мэт. — Если и чувствовала, то молчала, как и я. У неё спросите. — Любопытно, — заметил Барток. — А вы только чувствуете эту... дверь в пространстве или же понимаете, как она создана? Мэт открыл рот, чтобы ответить, закрыл его, отдернул руку, уже протянутую к пучку травы, задумался, сверля взглядом ни в чем не повинную печку. — Как вы думаете, господин Барток, — спросил наконец ведьмак, все ещё выглядывая в печной штукатурке что-то особенно интересное, — князь позволит мне поговорить с иларийскими магами? — Надо пользоваться моментом, пока князь чувствует себя обязанным вам. — Мудрый совет, — признал Мэт и бросил в корзинку и пучок травы, и несколько холщовых мешочков, аккуратно завязанных алыми шнурками. Перешёл к другой полке, аккуратно поставил в корзинку три или четыре флакона с разноцветными жидкостями. Поколебался, добавил глиняный горшочек, обвязанный чистой тряпицей, и повернулся к Бартоку. — Я готов. Кажется, ничего не забыл. — Ну, пойдёмте, уважаемый. — На лестнице Барток посмотрел в окно. — Светает. Его величество Ленард уже перекинулся и отдыхает. Он был прав — в кабинете их ждал только Кристиан. — Ты бы заходил почаще, — упрекнул он друга. — Так вы же оба в разъездах. — Это верно. В начале октября поедем в Ахен на ярмарку. Бери Шалью и присоединяйтесь к нам. — Увы, у нас там война на носу, — улыбнулся Барток. — Как война?! — поразился Кристиан. — Завтра приходи — расскажешь. Если что — Гутрум всегда поможет. Так князю и передай. Барток обнял его на прощание, попросил передать Ленарду привет и, взяв Мэта за руку, шагнул в волшебную дверь. Кристиан вытащил из настенного шкафчика большую карту мира, расстелил её на свободном столе, обвёл пальцем границы Иларии, покачал головой. — Кристи? — позвал из спальни Ленард. — Барток ушёл? — Ушёл, — Кристиан направился в спальню. — Вместе с Мэтом. Ну и прогулка у тебя вышла сегодня, душа моя. — Да, — Лени потянулся, улыбнулся сонно. — Волком я в другие страны ещё не забегал. Как в сказке, волчий скок — через города перепрыгивал, хутора хвостом заметал. Хорошо, что княжна жива, и ребёнок тоже. Вот родится у Альти девочка, познакомим их? — Государь ты мой, — Кристиан улыбнулся. — Всегда о важном думаешь. — Ну а что? Надо породниться. Овайна мне, правда, сказала, что не хочет заранее знать, кто у неё будет. Если мальчишка, то вон у Джулиуса третья дочь ожидается. Лайва в качестве жены наследника престола не подойдёт, увы — старше всё-таки. — Так или иначе, но дочка у Овайны родится. Не сейчас — так потом. — А мальчишек всё равно познакомим. Будут друзьями с детства. Это ведь хорошо, правда? — Правда, — кивнул Кристиан. Помедлил. — Барток говорит, в Иларии тоже не всё спокойно. Война приближается. — О… — вздохнул Ленард. — Никак кочевники? — Больше некому. — Кристи, нам ведь тоже надо готовиться к войне. Пора что-то делать со зверолюдами. Если ожидается тяжёлый год, они ведь так и так начнут нападать на заставы, захотят перекочевать туда, где теплее. — Мы готовимся, — кивнул Кристиан. Спокойно, будто об осенней ярмарке говорил. — Пока правда Джулиус готовится, ему не привыкать. — Но... — Лени удивился, — морская школа, лагеря наемников, корабли... Кристи, ты решил прижать их с моря? — С двух сторон. Пробираться через их территорию нелегко — там всё леса да леса. Жаль короля Хавтора — он мог бы тоже присоединиться к нам и разобраться с теми зверолюдами, которые живут в горных пещерах. Да и с ним легко бы договорились о новых границах. А с этим любителем грибов я даже не знаю, что и делать. — Что делать… Завоевать Рован! — Моё воинственное величество, — Кристиан пощекотал Лени, тот заёрзал, захихикал. — Тут, как и с Земеркандом, нужно законное основание. Потому что нет смысла раз и навсегда кончать со зверолюдами, чтобы потом бесконечно усмирять возмущенных рованцев. — Но нынешний король отравил своего дядюшку, — сказал Лени. — Это его дело и рованцев, — сказал Кристиан. — Не наше. Если бы у Хавтора Третьего были другие законные наследники, и они бы искали убежища в Гутруме, и просили бы нашей помощи... — он развёл руками. — Помнишь, как ты устроил небольшой бунт в Вияме? — подмигнул Ленард. — То Виям — моя земля, я там хозяин. К тому же мы просто пытались не платить лишнее Бранну. — Кристи, но ведь по совести мы имеем право выступить против нынешнего короля — он же надоумил Сорна послать к нам Седрика с ядом. — Теперь нам придётся обойтись без Бартока, — сказал Кристиан. — Я бы попросил его помочь, но он нужней в Иларии. С утра призову Маркиса и примемся за планы. — Примемся. У меня есть тоже кое-какие мысли на этот счёт. Но об этом завтра, душа моя. — Ленард потянулся и зевнул. — Давай спать. Нам пришлось сегодня поволноваться. Макения Йоан Кьелль со своими спутниками въехал в столицу Макении Виллотис в десятый день августа через добрых два часа после полудня. На улицах народу почти не было — все, даже рабы богатых хозяев, прятались от дневной жары, на базаре многие торговцы закрыли лавки, убрали товары под навесы, а сами сидели кружком и попивали прохладный шербет. Редкие прохожие пялились на Гершу — но и только. Танцовщица могла в полной мере пользоваться неприкосновенностью. Йоан с любопытством посматривал вокруг, что ничуть не противоречило его легенде — любой провинциал поневоле бы глазел на изящные башенки храмов, на отделанные мрамором богатые дома, утопавшие в зелени садов, но надёжно охраняемые коваными чугунными оградами. За иными раздавался басовитый лай сторожевых псов. Один из сопровождавших Йоана макенцев по имени Аллиди ада Макеш уверенно вёл маленький караван через лабиринт улиц к дому, где жил Бехруз ади Мортеза — старший евнух гарема Мальдука Тишайшего, наследника престола. Точнее говоря, не жил, а владел и сдавал, тщательно отбирая жильцов. Правая — или левая — рука главного охранителя гарема не нуждалась в деньгах. Рождённый царедворцем, Бехруз сперва носил расшитый золотом халат визиря, каждый день представал перед грозные очи владыки и даже имел право возражать ему. Шах не раз и не два говорил при дворе, как ценит верного слугу и даже не знает, какой из наград достойна такая преданность и мудрость. Пока в один из дней — явно с помощью доброжелателей и советчиков — он не придумал, как вознаградить своего визиря. Аллиди рассказывал Йоану эту историю вполголоса на одном из привалов в сутках перехода от столицы. Ади Мортеза отстроил себе роскошный дом, наполнил его изысканной посудой, драгоценными коврами, изящной мебелью, населил невольницами — каждая из которых красотой затмевала звезды. И для полного счастья ему не хватало только наследника всех милостей шаха и плодов собственной удачи. Он не уставал благодарить отца, давшего ему имя Бехруз — что означало «счастливчик». Как Фехруз, его любимая невольница, искусно играла на флейте, так и он искусно играл на капризах и страхах царя. Те, кто осмеливался идти против него, отправлялись в отставку, а то и получали в дар кусок шёлкового шнура на золочёном блюде и избавляли мир от своего присутствия, а визиря ади Мортеза от своего несносного нрава. Но есть время цвести, и есть время удобрять собой почву для новых цветов. Так и счастье, долго баловавшее визиря, повернулось к нему не совсем лицом, а совсем даже другой частью тела. Ничто не предвещало его падения. Царь в очередной раз обласкал его, отправив в отставку смотрителя арыков и каналов, изъявившего недовольство визирем. Одарил начальника стражи и смотрителя шахской библиотеки, пожаловал титул наимудрейшего автору биографии своего царственного деда, по большей части состоявшей из восхищения царственным внуком. Наконец посмотрел на визиря, почтительно застывшего у трона, и вздохнул: — Мы долго думали, Бехруз ади Мортеза, чем вознаградить твою бесценную и преданнейшую службу нам. Ни золото, ни титулы, ни дары не могут в полной мере выразить наше удовольствие тобой. И мы решили доверить тебе самое ценное, что только есть у нас... — он выдержал паузу, во время которой ни один из присутствовавших в диване не только слово сказать, вздохнуть не решался. — Мы назначаем тебя, визирь Бехруз ади Мортеза, старшим евнухом в гареме нашего наследника. Придворный лекарь сделает всё необходимое. Бехруз побледнел, зашатался и потерял сознание. Очнулся он уже в комнате, отделанной белым мрамором, привязанный к лавке крепкими кожаными ремнями. Живот и бёдра его уже были туго перебинтованы. Лекарь, увидев, что он очнулся, тут же велел ему выпить макового настоя. Бехруз не сопротивлялся — он понимал, что это бесполезно. Выпив лекарство, он забылся грёзами, где небесные девы пели и играли на лютнях, а сам он перепрыгивал с облака на облако, поднимаясь всё выше и выше. Очнулся он в дальней комнате гарема от ужасной боли. Товарищи по несчастью выхаживали Бехруза несколько дней, пока не зажили раны, корки на которых то и дело отмачивали, иначе несчастный не смог бы помочиться даже с помощью особой соломинки. «Счастливчик, — горько усмехнулся он. — Выжил». Едва он встал на ноги, пришлось идти на поклон к царю, умильно благодарить его за оказанную честь. Бехрузу отвели покои в гаремном крыле — лишь на одну комнату меньше, чем у главного евнуха — низенького, тучного старика с характером и повадками ядовитого аспида. Домой к себе Бехруз не возвращался. Через посредника распродал наложниц, слуг распустил, оставив лишь нескольких — следить за домом и садом. Да ещё и управляющего, заботам которого поручил также одну из своих наложниц, которая всё же успела родить ему наследника. Невольницу и сына он поселил в небольшом доме, который купил по соседству со старым. Управляющему было строго-настрого приказано даже не смотреть в сторону подопечной. «А то ведь замолвлю за тебя словечко в гареме», — прибавил Бехруз, и этой угрозы оказалось достаточно. Порой евнух пускал в свой дом пожить приезжих богачей — те удостоиться чести лично передать царю свои прошения ждали долго, несколько месяцев, а самым невезучим и год приходилось прожить в столице, еженедельно являясь в приёмную и убираясь ни с чем. Иногда Бехруз, впрочем, выбирался в город по делам — главным образом, посещал рынки рабов, где выискивал для гарема новых красавиц. Навещал он и свой дом — сваливался подобно горному обвалу на голову слуг и управляющего, чтобы те не распускались без хозяйского надзора. Аллиди ада Макеш подал знак остановиться и спешился у приоткрытых ворот. Земля вокруг была подметена и обрызгана водой. Привратник — нестарый ещё и довольно крепкий мужчина в длинной белоснежной рубахе сидел на скамье, но поспешно вскочил, поклонился знатному господину, бросил исподтишка взгляд на танцовщицу. — Твой хозяин дома или во дворце? — надменно вопросил Аллиди. — Господин сегодня посетил нас, — вновь поклонившись поведал слуга. — Как прикажете доложить о вас? — Скажи, что прибыл мехди Салид ада Маллади. Говорят, этот дом сдается в наём. Мы приезжие и ищем, где остановиться. — Сию минуту, господин. — Привратник поспешил в дом. — Будем надеяться, господин, — тихо сказал Йоану Аллиди, — что Бехруз ещё помнит меня. — Господин нижайше просит гостей войти, — доложил привратник, воротившись. Хозяин сам встретил их на крыльце дома. Когда мужчины спешились, а Тахир подал руку Герше и помог ей сойти с лошади, евнух присмотрелся к приезжим и подошёл к Аллиди: — Тебя ли вижу я, о друг мой? — Свет очей моих, Мортеза, — Аллиди приветственно поднял руки. — Сколько солнц, сколько лун! Рад, что память твоя остра, как прежде. — Ты с семьёй, Алли? — евнух благоразумно не называл друга полным именем, чтобы и не запутаться, но и не выдать ненароком. — О нет, это всего лишь мой юный друг со своей невольницей. Юноша решил посмотреть столицу, ты понимаешь, Мортеза. — Ах, молодость, — покачал головой евнух. — Прошу под мой скромный кров. Бехруз приказал управляющему разместить девушку в отдельной комнате. Для Тахира тоже нашлось место. Аллиди представил второго макенца — Рамтина ада Харуза, назвав его своим приятелем. Слуги забегали, засуетились. Тут же стали греть в бане воду для омовения — конечно, при такой жаре в Макении никогда не парились, но всегда приятнее купаться в тёплой воде, да и пыль дорожная отстаёт лучше. Для Герши слуги принесли сидячую ванну, благовония и притирания. Пока гости размещались и освежались после долгого пути, слуги приготовили лёгкую трапезу, состоящую в основном из пышных лепёшек, овощей и вина, а на десерт собирались подать местные сладости, шербет и фрукты. Отблагодарить хозяина, дав насладиться танцем, предложила сама Герша, шепнув Йоану на ухо, пока слуги расставляли кувшины с шербетом, чаши цветного стекла и блюда со сластями. Танцевать, конечно, лучше не на сытый желудок. Когда мужчины расселись, подогнув ноги, вокруг низенького столика, наполнили чаши вином, Герша, одетая для танца, выбежала на середину комнаты. Щиколотки её и запястья обвивали нити с нанизанными на них бубенчиками. Герша собиралась танцевать только под их звон, так как в доме евнуха давно уже не водилось музыкантов. Аллиди уже видел её танцы. Он смотрел с удовольствием, но уже не удивлялся. А Бехруз не мог отвести глаз и даже не сдержал слёз, вспомнив вновь, чего лишился. — Я должен рассказать о вашей танцовщице наследнику, мехди,— обратился евнух к Йоану. — И он отнимет у меня Гершу? — ужаснулся тот. — Нет-нет! Наследник никогда не нарушает обычаев. Он просто фанатично любит танцы и всегда рад увидеть что-то новое и необычное. — Но... — протянул Йоан, будто сомневаясь. Он знал, что и по закону, и по обычаям не должен, не может, не имеет права отказывать наследнику. Пусть прямо закон и не упоминал о потакании царственным капризам, зато оскорблению величества там был посвящён целый раздел. — Я понимаю ваши сомнения, мехди, — продолжал уговаривать евнух. — Любой бы на вашем месте боялся потерять такое сокровище. Не будь я уверен в том, что их высочество поступит по совести, я бы даже не заикнулся. Но очень уж хочется его порадовать. У него только одна радость в жизни и осталась — танцы. Он хлопнул себя по губам, будто боясь, что сказал слишком много. Аллиди сложил ладони: — Да ниспошлёт Владыка долгих лет его царскому величеству и его почтительному сыну, — истово молвил он. — Хвала Владыке! — в один голос подхватили Йоан и Герша. — Так вы согласны? — умильно улыбаясь, спросил Бехруз. — Полагаюсь на ваше слово, мехди. Да, я согласен. Герша только потупила глаза. Невольнице не полагалось ни возражать господину, ни выражать своё мнение по какому-либо поводу. — Иди в свою комнату, красавица, — сказал Бехруз. — Твой мальчишка-слуга принесёт туда угощение. Мужчины беседовать будут. Герша послушно засеменила к дверям. Она знала, что Йоан ей всё расскажет. Бехруз хлопнул в ладоши, и слуга вторично наполнил чаши вином. — Угощайтесь, мехдити хадым. Да благословит Владыка нашу трапезу. Все хором помянули Владыку и принялись за еду. — А я думал, ты бежал в Гутрум, Алли, — промолвил евнух как бы между прочим. — Нет-нет, я уехал на самую границу с Ушнуром, в такой глухомани никто не стал бы меня искать. Там, к слову, я и познакомился с покойным отцом мехди Салида. Когда мехди решил посмотреть столицу, я вызвался его сопровождать. И друг мой, мехди Рамтин ада Харуз, к нам присоединился. Я полагал, что в столице давно меня позабыли, но надеялся, что ты, друг мой, не забыл меня. — Я не забыл, — подтвердил Бехруз. — Но кому интересно моё мнение, если оно не касается женщин наследника? — А если бы твоим мнением по-прежнему интересовались? — осторожно спросил Аллади. Евнух помолчал, посмотрел в глаза старому другу. — Я лишился яиц, но не памяти, — сказал, ставя на стол полупустую чашу. — И память не подвела бы меня, не заставила бы признать в приезжем ротозее давнего знакомца. — Да пошлёт тебе Владыка утешение, — промолвил Алилди. — Ему пришлось бы очень долго размышлять, — усмехнулся Бехруз, — прежде чем он придумал бы, чем меня утешить.***
На другой день Бехруз отправился во дворец, оставив своих гостей дома. Слугам он повелел исполнять любые их желания. Герша принялась готовиться к тому, чтобы предстать пред очами наследника. Через Йоана она передала слугам длинный список необходимого. Там были мёд, пчелиные соты, сушёные лепестки роз, розы свежесрезанные, лимоны, тончайшая рисовая бумага, окольными путями завезённая из Иларии, и ещё множество разнообразных веществ, названия которых Йоан до сей поры не знал. Он снабдил двоих слуг деньгами, и те поспешили на базар. От тех, что остались дома, Герша потребовала найти ей ступки, пестики, керамические горшочки и маленькие жаровни, будто собиралась колдовать. Когда у неё наконец было всё необходимое, она принялась за работу. Йоан с любопытством смотрел, как она растапливает пчелиный воск, как заливает сушёные соцветия растопленным мёдом, как добавляет в стеклянный сосуд сожжённые до черноты хлопковые волокна. Она что-то варила на водяной бане, толкла в ступке, перетирала нежные лепестки роз в кашицу, а Йоан сидел и смотрел, и не мог отвести глаз. Что-что, а смотреть дозволялось. — Для чего всё это? — спросил он наконец. — В знатных домах и, само собой, во дворце танцовщице ненакрашенной появляться неприлично, — ответила Герша. — Прости, что спрашиваю, — сказал Йоан, — но купить все эти притирания и краски... неужели нельзя? — Кто знает, что они туда намешивают?! — гордо вскинула голову Герша. — А здесь я уверена в каждой капле. Если вдруг нам понадобятся деньги, могу попытаться продать свои помады обитательницам гарема. — А если скоро за нами пришлют, а оно не готово? — улыбнулся Йоан. — До вечера не пришлют. — Герша понюхала розовое содержимое покрытой глазурью глиняной плошки. — А к тому времени всё настоится, как следует. — Она взглянула на Йоана и нахмурилась: — Подшучиваете надо мной? — И не думал! — Знаю я вас! Лучше пойдите к мехди Аллиди и ещё раз повторите все правила дворцового этикета. Йоан вынужден был признать, что лисица права. И верно — что это с ним? Ведь битый час, а то и больше просидел, глядя на женские ухищрения и уловки. — Завораживающее зрелище, — сказал он, оправдываясь. — Точно, — кивнула Герша. — Можно бесконечно смотреть, как течёт вода, горит огонь и кто-то другой, а не ты, работает. — Вы несправедливы, госпожа, — вздохнул Йоан, поднявшись с места. — Какая я вам госпожа? — возмутилась Герша. — Смотрите не скажите такое на людях! — Не скажу, — заверил Йоан. — А теперь простите меня, пойду займусь этикетом. Герша фыркнула, отвернулась. Йоан поклясться был готов, что видел, как взметнулся всполохом лисий хвост. Но это, конечно же, было лишь видение. Мехди Аллиди проводил свое время за чашей шербета и кальяном. Йоан подсел к нему, придвинул подушку, чтобы откинуться, если беседа затянется. Аллиди одобрительно кивнул. — Итак... если наследник просто передаст приглашение через Бехруза, можно не заботиться об этикете, пока не достигнете дворца, — сказал он. — Если же наследник пришлёт приглашение письменное и с кем-то из слуг или невольниц... — Следует принять его с поклоном, приложить ко лбу и к сердцу, поблагодарить за оказанную милость и лишь после этого вскрыть и прочесть, — сказал Йоан. — Естественно, уже после того, как вы проведёте посланника в дом, усадите его на почётное место и велите подать прохладительное и сладости. — Когда посланник сядет, мне надлежит встать на колени, чтобы не оказаться выше посланника царского наследника, храни его Владыка. — Всё верно, мехди Салид, всё верно, — кивнул Аллиди. — Теперь расскажите мне, что вы станете делать, подъехав к воротам дворца. — Спешусь, поскольку я всего лишь подданный его Величества, но не стану падать на колени, так как я приглашённый гость его Высочества, — сказал Йоан. — Отвешу три земных поклона и подам приглашение старшему стражнику, предварительно снова приложив его ко лбу и к сердцу. Невольница остается в паланкине, хотя носильщики встают на колени. Аллиди кивнул: — Не бойтесь выглядеть взволнованным. У нас принято трепетать при одном имени повелителя. Даже если вы запнётесь, или будете выглядеть слегка неловким, вам это простится. К тому же вы провинциал, мехди. — Кто бы думал, что этому обстоятельству можно порадоваться, — вздохнул Йоан. — Как гостя наследника, меня проведут в его крыло дворца. За нами пришлют провожатого, и, скорее всего, это будет мехди Бехруз. Перед входом в приёмный покой его высочества мне надлежит снять обувь, а сделав два шага от двери, опуститься на колени и упасть ниц. И не подниматься, пока его высочество не прикажет. — Да, и вы уж потерпите, мехди, — Аллиди сочувственно покивал. — Понимаю, как тяжело гутрумскому рыцарю так пресмыкаться… — Я вот всё хочу спросить… Неужели люди могут жить вот так? Ваша страна красива, не спорю. Но одной красоты ведь мало. — Как вам сказать, мехди? Если вы мужчина, и вы свободны, у вас есть земля и пара-тройка невольников, то вы уже можете жить вполне неплохо. Вы можете ни разу в жизни не увидеть повелителя, а сборщиков налогов можно два раза в год потерпеть. Они, конечно, любят покуражиться, но им всегда можно заранее приготовить взятку, оказать почтение. Боюсь, беда Макении в том, что земля наша слишком плодородна и недра богаты. — Но и Гутрум богат, и недра его полны, — горячо воскликнул Йоан. — Да, мехди, — согласился Аллиди. — Вы уж простите, я ведь в Гутрум явился по собственной воле и выбору, но хоть у вас и нет невольников, всегда ли рыцарь и пахарь равно ценились в глазах правителя и прочих, кто был рядом с ним? — Вы правы, — вынужден был признать Йоан. — С одной стороны. Да, конечно, правители у нас бывали разные. И даже Верховные приоры. Взять хотя бы злодея Вармунда. Но только Храм ему, как мог, сопротивлялся. А в Священных книгах сказано, что доводить трудящегося человека до отчаяния притеснением — это мерзость пред лицом Единого. А ещё сказано, что женщина — друг и помощник мужчины, а никак не собственность его. Аллиди вздохнул: — В вашей стране наконец-то услышали слова Владыки. Благословенно будь его имя, да принесёт он покой всем страждущим и справедливость всем обиженным.***
Приглашение во дворец наследник передал через Бехруза. Евнух приехал за Йоаном и Гершей в крытой повозке. — Собирайтесь, — велел он. — Его Высочество решил оставить ваш визит в тайне. Герша убежала одеваться и наносить на лицо содержимое склянок и плошек. — Зачем городить тайны из желания посмотреть на танец? — удивился Йоан. — Ах… — евнух махнул рукой. — Вдруг дева окажется не так хороша, как я расписывал? По дворцу пойдут слухи, сплетни, шуточки… Он резко замолчал, будто сболтнул лишнего. Йоан прикрыл рот ладонью, показывая, что у него не осталось неудобных вопросов. Оглядел свой наряд, даже по меркам столицы недешёвый, но не броский, как следовало бы ожидать от неискушенного провинциала. — Мне тоже стоит сменить одежду, мехди Бехруз? — спросил он. — Все же... предстать перед его высочеством... — Храни его Владыка, — механически закончил евнух. — Всё в порядке, мехди Салид. Наследнику нравится, когда по его вызову прибывают одетые второпях. Так он видит, что застал человека врасплох, и тот действительно спешил к нему. Дева — иное дело, — добавил он, когда Йоан бросил быстрый взгляд на занавеси, за которыми скрылась Герша. — Дева должна быть всегда готова усладить взор своего повелителя. Пришлось подождать, пока Герша наконец вышла из своей комнаты. Йоан едва не издал возглас удивления, чуть не выдал себя. Он и так считал Гершу красивой, а сейчас она совершенно преобразилась, и хотя красота эта являлась порождением всяческих ухищрений, она просто ослепила неискушённого рыцаря. Чёрные брови формой напоминали два лука, глаза были густо подведены и казались огромными, на щеках мерцал чуть заметный румянец, а губы пламенели. Тахир шёл следом за ней, неся в сумке всё необходимое. Вид у него был важный, Йоан даже улыбнулся. Герша поклонилась ему, затем евнуху, завернулась в покрывало, — и все они отправились к повозке. До дворца ехали около часа. Это был даже не дворец, а целый город в городе, занимавший треть от столицы, окружённый собственной крепостной стеной. Повозке пришлось огибать её, чтобы остановиться у одной из башен с западной стороны. Слуга, ехавший рядом с возницей, соскочил на землю и, поклонившись, что-то сказал старшему караульному. Тот посмотрел в сторону повозки и склонился в низком поклоне. Евнух махнул ему, откинув занавеску, караульный поднялся и торопливо открыл створку ворот, пропуская повозку. Бехруз кивнул слуге, и тот вручил караульному горстку мелких монет. Повозка проехала недлинной, извилистой дорогой между стенами, пересекла внутренний двор и остановилась у резных ворот. Слуга спешился, возница спустился с козел, вдвоем они споро подставили деревянную лесенку, по которой неторопливо сошёл мехди Бехруз, почтительно поддерживаемый за руки. Слуга постучал в закрытое и едва заметное окошко, произнёс вполголоса условную фразу. Окошко приоткрылось на короткое время, снова захлопнулось — и с той стороны заскрипели засовы. — Отсюда мы пройдём пешком, — солидно поведал своим спутникам евнух. Йоан — мехди Салид выбрался из повозки, Тахир заботливо помогал Герше, закутанной в покрывало с ног до головы. Ворота приотворились. Йоан и Герша прошли следом за евнухом и тут же зажмурились от света и ярких красок. Они очутились в райском саду. Невозможно было описать красоту парка, окружавшего дворец. Войдя не через главный вход, где пришлось бы идти ко дворцу по широкой дороге, в окружении мраморных изваяний, они углубились в лабиринты дорожек, ныряли под арки, увитые розами, оказывались вдруг в беседках, украшенных полудрагоценными камнями, или перед лужайками, где важно расхаживали павлины. — Наследник гуляет в саду, — шепнул Бехруз Йоану. — Представлю вас прямо здесь. Без особых церемоний. Йоан кивнул, пытаясь сообразить, что означает «без церемоний», и решил всё же действовать так, как планировал вместе с Аллиди. В конце концов, он провинциал, потрясённый роскошью и красотой царского дворца, а также невероятной милостью наследника. О приближении Мальдука Тишайшего возвестили звуки музыки: играли на лютне, флейте и маленьком бубне. Йоан подумал: как, должно быть, скучно гулять по такому огромному парку без хорошего спутника — слуги-то не в счёт. А все жёны и наложницы были заперты за высокими стенами гарема. Там были свои сады, свои фонтаны, даже павлины — и те свои. И что за жизнь, когда даже самую красивую в мире женщину тебе, как яблоко, покупает на рынке чужой человек, пусть служащий тебе, но всё же чужой. Приводит в твой дом, укладывает в твою постель, не спрашивая толком ни её, ни тебя, а хотите ли вы вообще друг друга... За этими размышлениями Йоан не заметил, как они миновали поворот. Если бы не Герша, которая первая смекнула, что делать, и первая упала на колени, потянув его за полу кафтана, он бы столкнулся с наследником почти нос к носу. А так неподалёку от его головы замаячили мягкие сафьяновые туфли, украшенные золотым шитьём. — Танцовщица, о которой ничтожный слуга говорил вашему высочеству, — услышал он тонкий голос евнуха. — И её хозяин, мехди Салид ада Маллади. Если ваше высочество изволит... Расшитые туфли потоптались рядом с головой Йоана и внезапно отдалились. — Пусть поднимутся, Бехруз, — услышал Йоан хрипловатый голос с капризными, режущими слух интонациями. — Мы не в приёмной. Без церемоний. — Ничтожный просит ваше высочество простить молодого человека, он впервые в столице, и уж точно впервые удостоен чести посетить дворец, — проговорил евнух. — Мы можем понять, — заметил снисходительно наследник. — Мы не сердимся. Пусть поднимутся, Бехруз. Йоан услышал рядом шорох одеяний евнуха и поднялся следом. Герша тоже встала, всё ещё закутанная в покрывало. В глаза особам царской крови смотреть не полагалось, так что Йоан разглядывал пока что пышный наряд наследника. По голосу судя, Йоан решил поначалу, что Тишайший отличается упитанностью, но тот оказался мужчиной худощавым и вполне крепким. Йоан всё же поднял глаза и тут же опустил их, не желая быть обвинённым в непочтительности и навлечь беду на Гершу и на рекомендовавшего их евнуха. Но он успел рассмотреть наследника. Тот был бы даже привлекателен, если бы не выражение лица — скучающе-брезгливое, ему будто смертельно надоело всё вокруг, а от людей, окружающих его, наследник словно и не ждал ничего хорошего. — Мы посмотрим на танец в западной беседке, — лениво произнёс Мальдук, развернулся и направил стопы свои в нужном направлении. Евнух засеменил следом, Йоан и Герша пошли за ним. Беседка открылась за ближайшим поворотом — обширная, восьмиугольной формы, увитая виноградом. Напротив входа находилось место наследника — широкий диван с мягкими подушками. По обе стороны вдоль стен тянулись резные скамьи для гостей, устланные циновками. На мраморном полу небрежно были разбросаны дорогие ковры. Мальдук прошёл к своему месту, взобрался на ложе и лениво прилёг на подушки. Он махнул рукой музыкантам — те уселись прямо на пол рядом со ступеньками. Кивнул Бехрузу — тот за рукав подвёл Йоана к скамье. Они уселись, скрестив ноги. Герша вышла на середину, опустилась на колени и коснулась лбом пола. — Покажись, — велел Тишайший. Лиса послушно встала и сбросила покрывало. Тахир тут же подбежал и забрал его. Наследник кивнул, всё с тем же кислым выражением на лице. — Развлеки нас, — молвил небрежно. Чуть приподнял руку, подзывая евнуха. — Мы даём слово, Бехруз, даже если нам не понравится, ты не понесёшь наказания. Герша подозвала Тахира, достала из мешочка повязки с бубенчиками — повязала на щиколотки, маленькие медные тарелочки нацепила на большие и указательные пальцы. Посмотрела на музыкантов и велела тому, кто играл на бубне: — Ты. Задавай ритм. Музыкант покосился на евнуха, тот бросил взгляд на наследника, Мальдук неторопливо и благосклонно кивнул. Йоан посмотрел на него, увидел скучающую гримасу и даже озлился на мгновенье, недовольный таким пренебрежением. Рядом с наследником выросли двое слуг-мальчиков, один держал кувшин с шербетом и чашу, второй — поднос с разнообразными лакомствами: халвой, пастилой, сушёными и засахаренными фруктами. Гостю угощения не предлагали. Музыкант размеренно ударял в бубен, Герша же застыла на дорогом ковре посреди беседки. Первые движения едва привлекли внимание любителя танцев, но всего через десяток ударов он забыл и о шербете, хоть день был жаркий, и о ломтике вяленой дыни, что держал в пальцах. Он жадно смотрел на девушку, даже рот приоткрыл, и на ухоженной, подстриженной бородке блестела капелька слюны. Йоан уже видел танец Герши, но тоже не мог отвести взгляда. Тогда, в трактире, она танцевала вполсилы. Сейчас же, перед наследником, делала всё, чтобы поразить его. И когда музыкант умолк, Мальдук запустил в него персиком. — Ещё! — закричал он. — Ещё! Герша сложила руки на груди и низко поклонилась наследнику. — Не изволит ли его высочество приказать наполнить чашу шербетом и поставить её на столик? — сладчайшим голосом произнесла она. Мальдук улыбнулся и кивнул. Мальчик тут же исполнил молчаливое повеление. Герша взяла чашу за края и поставила её себе на голову. Кто-то из слуг, Йоан не мог видеть, кто, тихонько охнул. Сладкий шербет, пролившись, испортил бы и наряд танцовщицы и бесценный ковёр под её ногами. Но наследник с нетерпением сам захлопал в ладони, отбивая ритм для танца, музыкант с бубном замер, не осмеливаясь вмешиваться. — Да играй же! — крикнул Мальдук, и бедняга едва не выронил бубен. Тут робко вступили и остальные музыканты. Полилась плавная, струящаяся мелодия. Тело Герши плавно заколыхалось, руки зазмеились, будто в них не было костей. Девушка стала медленно опускаться вниз. Она присела на ковёр, а потом вдруг подалась вперёд и легла на ковёр грудью. Шербет в чаше чуть-чуть подрагивал, но не проливался. Лёжа на ковре, Герша стала прогибаться в талии, занося ноги вперёд — всё дальше, дальше, пока не коснулась ступнями пола у своей головы. Мальдук только простонал от такого зрелища. Йоан едва удерживал себя на месте, переживая за Гершу, — каково ей так сгибаться? — а вставать, вставать-то как? Новая мысль резнула будто ножом, он даже дышать перестал на время, — что бы ни говорил евнух, но ведь если наследник пожелает оставить Гершу при себе... он, как добросовестный подданный, не имеет права сказать «нет». Герша так же медленно встала на ноги, сделала ещё несколько движений и закончила танец. Она сняла с головы чашу, выпила шербет, а последнюю каплю уронила себе на грудь, и та потекла вниз, пока не скрылась в ложбинке между грудей. Мальдук дрожащей рукой принялся стаскивать с пальца перстень с рубином. — Тахир, — негромко позвал Йоан, угадав, что можно и сделать перерыв. Если Герша продолжит свои пляски, как бы наследника удар не хватил... Подскочил мальчик с покрывалом, закутал плясунью, оба склонились до земли и, пятясь, чтобы не дай Владыка, не повернуться к царственному спиной, вышли из беседки. Бехруз выслушал невнятный рваный шёпот, которым удостоил его наследник, так же отвесил почтительный земной поклон и подошёл к Йоану. — Его высочество доволен вами, мехди Салид, — сказал чуть слышно и положил на ладонь молодого человека перстень с рубином с руки царевича. Йоан вспомнил уроки Аллиди, приложил перстень ко лбу и сердцу, не вставая с колен, поклонился земно и лишь после этого надел перстень на руку. Он был великоват. — Отвези луноликую, — сказал наследник. — Пусть отдохнёт. Завтра пришлем паланкин. Йоан бросил испуганный и беспомощный взгляд на евнуха. Тот покачал головой. — Слушаю и повинуюсь, ваше высочество, — пробормотал Йоан. — Бехруз, проводи до ворот, отправь в повозке домой, а сам возвращайся к нам, — велел Тишайший. — И не медли! Евнух торопливо и от того неуклюже склонился в низком поклоне. Наследник кривовато усмехнулся и небрежно махнул рукой. Когда беседка скрылась за поворотом и раскидистым кустом с душистыми цветками, Герша и Йоан разогнули спины и перестали пятиться. — Удача с вами, мехди, — негромко говорил Бехруз. — Наследник в восторге от талантов вашей девы, и, заметьте, не золотом вас одарил, как торговца, а пожаловал собственный перстень с руки. Подарок его величества на прошлый его день рождения. Йоан посмотрел на кольцо и покачал головой. Не потерять бы — да вместе с рукой. Бехруз проводил его и Гершу до повозки, велел вознице доставить домой, а сам поспешил обратно к беседке. В повозке оба молчали. Йоан глядел в широкую спину возницы, Герша, сидевшая напротив, куталась в покрывало. Тахир поглядывал то на одного, то на другую, поёрзывал на месте, звякая бубенчиками в сумке. Дома Йоан с облегчённым вздохом сбросил парадный халат, от золотого шитья весивший как добрые доспехи, передал его слуге и проследовал в подготовленную купальню. Герша приводила себя в порядок на женской половине.