Ramil’ — Погибал
Шаг. Толчок. Хлопок. Вздох. Её голубые глаза замирают и она делает последний взмах ресницами. Тело обмякает, а грудная клетка больше не вздымается. Не дышит. Смотрит стеклянным взглядом перед собой, а на губах навсегда остается отпечаток несказанных вслух слов. Массивная рука касается моего плеча, но я не в силах отвести от нее взгляд. Она была красивой, чарующе красивой. Запах её духов все еще щиплет мне нос или же все-таки это не из-за запаха. — Она сама попросила это сделать, Крис, — несвойственно тихо произносит Мистер S, продолжая похлопывать меня по плечу, — Даже ты не смог стать причиной, чтобы она осталась, — мужской голос срывается и он глухо вздыхает. — Она ваша дочь, — цежу я. — Именно поэтому я не хотел, чтобы она мучилась. Когда-нибудь ты это поймешь, — бросает он мне буквально в лицо эту типичную фразу, — Через пару минут приедет скорая, — предупреждает он и выходит из ванной комнаты. Я остаюсь один. Почти не дышу, все тело напряжено, а руки сами тянуться к ней. Опускаюсь на колени, убираю светлые пряди с девичьего лица и закрываю ей глаза, стараясь в последний раз запомнить каждый узор в светлых зрачках. Её глаза всегда излучали что-то. Страх, веселье, печаль. Я всегда читал её как открытую книгу из-за глаз, потому что они всегда выдавали её. Они были ярко-голубыми с синими полосками, которые шли прямо от зрачков, давая взгляду большую выразительность. Коснувшись колечка в ее носу, я аккуратно его снял и убрал в задний карман джинс. Она делала его при мне и я отчетливо помню как она мечтала об этом с детства. Я просто должен это взять. На память. На ебаную память, чтобы хоть где-то она оставалась жива. Астрид была похожа на свою мать. Даже слишком. Потому что закончила жизнь из-за наркотиков. Точь в точь. Ебаная хуйня. Моя девочка так боялась существовать, а не жить, что запуталась и угодила в этот капкан. Она хотела взять от жизни всё, но переусердствовала, а я просто слишком доверял ей. Не успел, не смог, упустил. Она не хотела быть обузой, а ее отец не хотел, чтобы его дочь мучилась. И в этом замкнутом круге оказался и я. Ни с чем. И жизнь будто остановилась. Голос сирен скорой помощи раздавались на улице и это стало отрезвляющей пощечиной. Оставив теплый след губ на ее лбу, я ушел. Ушел навсегда как и она и пообещал больше никогда не возвращаться к этому. Астрид была той, кто мог исчезнуть на пару недель, а затем вернуться и любить тебя еще сильнее, чем прежде. Она давала мне живые эмоции, когда творила всякое дерьмо и звонко смеялась. Её улыбка была искренней, порывы чистыми, она искала везде плюсы. И именно поэтому не была похожей на меня. Никак. Красивая противоположность. Я не знаю, любил я её или нет, но она дала мне понять, что это опасно. Что ничего не вечно и что мне не стоит больше испытывать свою судьбу. Она была моей слабостью, моим туманом в голове и некой зависимостью. Мне не понравилось это ощущать именно в тот момент, когда ее глаза застыли. Именно тогда я осознал, не все зависит от меня. Эта была даже не боль, а ноющее покалывание под левой грудью, которое я не мог залечить долгое время. Не мог остановить никакими таблетками и притупить никаким алкоголем. Вечером появился третий шрам.***
Lana Del Rey — Love song
Я беру в руки кисточку и макаю ее в краску, начиная равномерно распределять её по волосам. В тусклом свете я кажусь себе еще более худощавой. Впалые скулы, бледно-розоватая кожа отлично будет сочетаться с новым светлым оттенком волос. На запястье я раньше носила браслет, который подарил мне отец давно в детстве, но и его пришлось снять из-за того, что он постоянно спадал. Уж лучше он будет пылиться в дальнем ящике тумбочки, чем я где-нибудь его потеряю. Весь процесс занимает у меня не больше двадцати минут, ведь для меня это стало обыденным делом. Примерно раз в один-два месяца я стараюсь красить эти непослушные волосы в новый цвет. И каждый раз не могу остановиться. Мне все надоедает и кажется скучным. Хотя, казалось бы, фиолетовые волосы не такая уж и повседневная рутина. Близилось Рождество, а это означало лишь одно — пора взглянуть на календарь. В квартире было холодно и так привычно мрачно. Я редко включала свет, плавно передвигаясь по небольшому помещению по наитию. На старом поскрипывающем холодильнике висел календарь. Черные цифры сливались воедино, но лишь один аккуратно выведенный круг красным фломастером ярко выделялся. Обычно я не слежу за числами, днями неделями и месяцами. Мне это не надо. Мне некого ждать, я ни к чему не стремлюсь и у меня нет важных дат. Кроме одной. Даты его смерти. Этот день — завтра. И от этого неприятный зуд прошелся по спине. Вновь этот ком в горле, нарастающее раздражение и такое медленно убивающее чувство внутри. Ты проживаешь уже второй год без этого человека и каждый раз питаешь какую-то надежду. Вдруг это было ошибкой, вдруг он просто прячется, вдруг тебя обвели вокруг пальца?.. Но истина была в том, что это лишь мой отравленный разум пытался найти причины ухватиться за эту жизнь. День за днем искать оправдания моим поступкам, моим мыслям и мои самым сокровенным действиям, которые даже я сама не хотела принимать. А мне обычно поебать на все и всех. Знаете, когда маленькие дети ложатся спать в ночь перед Рождеством, с неподдельным ожиданием, чтобы проснуться и получить свои подарки? Так и я жду этот день, чтобы пойти на могилу к Вильяму. Потому что я не могу появляться там чаще, ноги сами уносят меня куда подальше, как бы я не хотела просто сидеть напротив него днями напролет. Это больное ощущение нужности. Будто он все равно наблюдает за мной и следит. И в своем молчании я обретаю покой, хоть и на мгновение. Я не слышу его голоса и не могу почувствовать его, но когда я закрываю глаза и представляю его напротив — мне становится легче.***
Tanir & Tyomcha — Разбуди меня
Пушистые хлопья снега падают на землю слишком громко. Я выхожу из такси, кутаясь в легкую куртку плотнее, складывая руки на груди. От этого места веет одиночеством. Я скольжу по узкой тропинке, прислушиваюсь к хрусту под ботинками и вою ветра меж деревьев. На кладбище я не замечаю ни единой живой души. Возможно, тут все же кто-то есть, но из-за плохой видимости мне не различить силуэтов. Я знаю дорогу наизусть, знаю кто похоронен рядом с братом и даже их имена. Вильям. Я робко останавливаюсь напротив и сжимаюсь в маленький клубочек, читая имя брата снова и снова. Аккуратно опускаюсь на заснеженную землю, подкладывая под задницу собственную сумочку и кладу руки на согнутые колени. Смотрю долго и пристально, пока глаза не начинают слезиться из-за того, что я и не моргаю вовсе. В такие моменты я теряюсь основательно. Мысли будто вылетают из моей головы и я залипаю в одну точку. Просто… что тут еще скажешь? Я выросла не совсем тем, кем ты бы хотел меня сейчас видеть. Да, ты научил меня постоять за себя, научил не бояться собственных страхов и посылать инстинкт самосохранения к хуям собачим. Но разве хотел ты, чтобы твоя сестренка стала шлюхой? И не просто шлюхой. Второсортной, не уважающей себя девкой, которая терпит насилие, избиение и оскорбления. Он отомстил за меня тогда, но сейчас я сама делаю уверенные шаги в лапы к самому дьяволу. Вил никогда не разговаривал со мной на такие серьезные темы как религия, но один раз он все еще упомянул об этом. И это слишком сильно повлияло на мое мировоззрение.Johnny Yukon — Lies
Мы сидели на заднем дворе нашего дома и пялились на звездное небо. После того как мы раскурили сладенький косячок, то начали потихоньку залипать. Я рассматривала звезды, пыталась вспомнить созвездия, а Вил лишь наблюдал за всем происходящим, расслабленно попивая дешевое пиво. На душе было как-то умиротворенно, то ли от травки, то ли от присутствия брата. Он не часто тусил со своей почти шестнадцатилетней сестренкой, но сегодня он был подозрительно милым со мной. Даже не дал люлей за то, что курю. — И о чем ты думаешь? — медленно повернула я голову в его сторону. — О том, что ты пиздец какая говорливая, кошка, — он сделал глоток, скорее всего уже теплого пива, и поставил его подальше от себя на пожухлую траву. — Понимаю, — дернув плечами, я заняла свои руки тем, что по одному выдергивала травинки из земли. — Я думаю о том, чтобы свалить отсюда к черту, — и вдруг он заговорил, — Мы же гнием тут, сестренка. Я уж точно. Я хочу поступить в университет, а не идти по стопам нашего отца. И я хочу, чтобы ты закончила школу и переехала ко мне. Смотреть каждый день на обдолбанную мамашу так себе развлечение, — он был серьезен в своих словах, смотря на меня внимательно, будто пытаясь понять мою реакцию на каждое его слово. — Вил, ты знаешь, я за, чтобы ты переехал, но я не перееду. Потому что мой максимум — здесь. Ты хочешь начать жить заново, а не печься обо мне. — Не говори хуйни, Ева. Ты взрослая не по годам и умеешь адаптироваться. Мы сможем это вместе, дура. И как бы ты не хотела, я всегда буду приглядывать за тобой. Ты ведь моя младшая сестра. — Даже если с тобой что-то случится? — так по детски пропищала я. — А что со мной может случиться? Ты ведь знаешь, я говнюк еще тот и живучий к тому же. Но если это для тебя важно, то да. Не важно, с небес или проходя все девять кругов ада — я буду рядом с тобой. Бог оставил это убогое место, но все в наших руках. Просто поверь мне. — Я верю, — качаю я головой, — Мизинчик обещания? — хихикнув, я протянула брату свой мизинец, а он протянул свой, скрепляя его с моим. — Обещаю, придурошная, — ухмыльнувшись, он потрепал меня по волосам и игриво оттолкнул от себя. Мне казалось, что Бог и правда оставил нас, но главным для меня был тот факт, что меня не оставил брат. Он был со мной всегда и я безоговорочно верила ему. Если он скажет, что нас ждет нормальная жизнь — то я готова верить в это, несмотря на миллионы «но». — Теперь и ты меня оставил, — шепчу я в пустоту, кладя щеку на колени и смотря куда-то вдаль. Вера для меня была щепетильной темой. Мне никогда не говорили во что верить и в кого. Эта тема вообще не затрагивалась в моей семье, но мой отец всегда держал при себе золотой крест на толстой веревке. Порой я замечала как он оборачивает веревку на два оборота и вкладывает блестящий крест в ладонь, принимая какие-либо решения. Он долго сидел один в темноте на кухне и размышлял. Я была маленькой и не до конца понимала этот жест, но со временем до меня начало доходить. Несмотря на то, что отец просто исчез и в какой-то степени бросил нас, я все равно благодарна ему больше, чем матери. Он хотя бы просто мирно ушел, а не травмировал психику своим детям на протяжении многих лет. Ненавидеть мать — Бог бы этого точно не одобрил. Но я оставалась и остаюсь честной перед собой. То, как она обходилась со мной, стало причиной такой необузданной ненависти. Я не сочувствую ей, не жалею и точно больше не испытываю любви. Из-за таких как она я не хочу становиться матерью. Потому что не хочу родить маленького человечка, а потом испортить ему всю жизнь. Не хочу заставлять страдать, прививать чувство никчемности и одиночества. Он этого не будет достоин, а я не буду достойна звания «матери». Как бы я ни старалась — я не стану хорошей мамой. Нормальная жизнь не про меня. Я видела другую жизнь и она стала огромной частью меня. Да и высшие силы не наградят меня таким, как бы я не вымаливала прощения. Прощения не будет для таких как я. И я перестала винить всех в своей судьбе, ведь перестать что-то менять — лишь моя вина. В самой глубине души мне даже нравится эта жизнь. Ты не прячешься за маской, не связан по рукам и ногам, а пуля в лоб для тебя не страшна. Ведь ты видела вещи и похуже смерти. Например — гнить изнутри, никогда не почувствовать себя любимой, быть недостойной своих мечт.***
Swanky Tunes — Over & Over
Я допустил огромную ошибку, которую осознал слишком поздно. Меня чрезмерная уверенность и высокомерие когда-нибудь должны были сыграть со мной плохую шутку. И они сыграли. Поторопился и вот, чем это обернулось мне. Уже пятый день мне приходится скрываться в городе, потому что за его пределы я не могу попасть. Путь отрезан и каждая мразь знает меня в лицо и остаться незамеченным мне не удастся. Ну конечно, мистер Шистад всегда на высоте. Ну, тогда, мудень, теперь отдувайся, что светил своей мордашкой везде. Они постучали на закате, пушка в моей руке оказалась так быстро, как это вообще было возможно. Но это мне ни капли не помогло. Гробовая тишина повисла лишь на мгновение, а затем резкий звук и из-под двери повалил дым. Толчок и я оказываюсь на полу. Я не был готов и это было пиздец как хуево. Слишком был уверен в том, что эти щенки тупые и ещё как минимум пару дней будут рыскать по округе. Увы. Дверь слетает с петель и я отступаю назад, примерно рассчитывать за сколько секунд я смогу добраться до второго этажа. Поздно. Двое уже двигают на меня, держа на прицеле. Ещё один подходит сбоку и стреляет. Промахивается. Вырубаю его подсечкой и ударом под дых. Швыряю в одного первую попавшуюся вещь и ретируюсь к лестнице, но мне преграждает путь один из ублюдков, сбивая с ног. — Шистад, выдохни, добегался, мразота, — последнее, что я услышал, после чего получил сильный удар ногой в лицо и отключился.