Шики
Мышка жмется. Прижимает к себе поврежденную правую руку и находится на грани отключки. Но все же цепляется рукой и щетинится не хуже дикого ежа. Под моими пальцами находится его сердце. Бьется сильно и быстро. Отстукивает ритм, будто сумасшедшее. Глупая мышка. На животе и груди темно-розовые отметины, что на следующий день станут красно-бурыми гематомами и кровоподтеками. В этом и есть натура Акиры. Думает, мыслит невесть о чем, сидит, часами уткнувшись в одну точку, сочиняет свои глупые сказки, охватывая лишь маленький уголок реальности. Действует, и только тогда понимает, в какое болото влип. И это бесит, бесит до такой степени, что хочется сжать горло мальчишки и довести его до хрипов, прочувствовать засевшую в глубине злобу. Если кто и имеет на него права — так только я. Но под пальцами бьется лишь сердце. Волна злости стихает, отдавая легким напряжением по телу. Отпускает. Успокаиваюсь, ведя пальцами выше. Акира смотрит вопросительно. Без привычной злости и дерзости. Явно в своей голове нашел новый клубок мыслей, который будет несколько дней распутывать, ходя как в воду опущенный. Такой придурок. Прибить бы его на месте, или насквозь пронзить катаной, что лежит вне зоны досягаемости. А лучше — вышвырнуть на улицу, если так хочет. Опускаюсь ниже, вдыхая запах пепельно-русых волос. Выдыхает слишком резко и тотчас же расслабляется. Поворачиваю голову и застываю. Лицо его наверное впервые такое расслабленное, не знаю, что он вновь себе надумал, но он вдруг издает смешок, на грани отчаяния, будто его разрывает истерика. Затихает и слегка поворачивает голову, чтобы столкнуться со мной взглядом. В глазах его плещется все то же спокойствие и умиротворенность. Прижимаюсь к губам, наслаждаясь возмущенным стоном, и тем, как пальцы на миг дернулись на моем плече. Властно сминаю губы, ощущая привкус крови на своих губах. Ни за что. Отпустить его? Какая глупость. Без этого взбалмошного парня воздух кажется слишком пресным. Вжимаю мышку в диван. Ближе. Горячее. Ощущать, как он обвивает шею одной рукой и подвигает ногу, чтобы я удобнее разместился между его бедер. В такие моменты готов простить ему все его выходки. Будто и не было между нами ненависти, будто и не я оставлял на его теле раны. Глаза в глаза. Дышим через раз. И пусть на улице начинается ливень, пусть молнии сверкают, принося в мрачную кухню резкие вспышки света, да хоть канонада начнется под окнами. Не отпущу. Отрываюсь от мягких губ. Опускаюсь так, чтобы наши лбы соприкоснулись. Блять. —Ты камикадзе. На мои слова он лишь хмыкает произнеся: —Я не собираюсь дохнуть. Будто в противовес своим словам он с глухим стоном хватается за голову. Взрослого парня в квартире пару часов не было, а уже валяется не то с сотрясением, не то с ушибом, и вдобавок начинает температурить. Ничего не остается, как слезть с него и, дернув футболку вниз, отправиться рыться в аптечке. Раз завел собаку — будь готов к проблемам. Пластинка красных таблеток находится сразу и, прорвав тонкую фольгу, выуживаю сразу две. — Держи. Протягиваю ему. Мышка недоверчиво забирает их и тотчас кидает в рот. Проглатывает даже без воды. Слегка кашляет, будто пытаясь протолкнуть застрявшие поперек горла пилюли. —Спасибо, — шепчет почти неслышно, уткнувшись носом в пыльные подушки.Акира
Просыпаюсь уже ночью. В попытке потереть глаза нащупываю мокрую тряпку на собственном лбу. Прикоснувшись ладонью к лицу, отмечаю, что температура спала. Стянув кусок ткани, оглядываюсь. В небольшой комнате никого нет, да и в квартире стоит гробовая тишина. Глаз цепляется за бутылку воды, что стоит на столе. Несмотря на отсутствие голода жажда такая, будто в горло засунули наждачную бумагу. Рывком поднимаюсь. Перед глазами сразу темнеет, а в ушах снова начинает гудеть. Сильнее сжав веки, пытаясь сосредоточиться. Однако это уже на порядок лучше того, что было. Даже кажется странным такое резкое ухудшение здоровья. Когда картинка проясняется, а в висок перестает бить маленьким молотком боль, решаю встать. Поставить одну ногу. Вторую. Оторвать задницу от обивочного материала. Простые действия сейчас кажутся невмоготу, но в глотку будто насыпали раскаленного песка. Пройдя пару шагов по холодному паркету, таки добираюсь до бутылки. Отвинтив крышку, прикладываюсь к горлышку. Пью жадно, чувствуя, как холодная вода смачивает пересохшие губы. Чувство жажды утоляется и я понимаю что на душе необъяснимо пусто. Облокотившись об столешницу устремляю взгляд в потолок. На нем облезлая штукатурка и странные серые разводы, поскольку не замечал протеканий. Мысли вновь закручиваются в запутанный узел. Но сегодня задание совсем другое. Мысли о побеге отпали, ненависть улетучилась, желание вырвать Шики кишки — тоже. Вопрос был в том, почему так резко. И я знал ответ. Я цеплялся за мысли, как за развевающийся парус. Ветром было прошлое. Удерживал ткань без возможности двинуться дальше. Думал что вот еще чуть-чуть. Сосчитать выбившиеся ниточки, шовчики и заплатки. И тогда, как в детстве — снизойдет озарение. Как дважды два, будет все понятно. Не то в приступе неожиданной слабости, не то из-за сбоя программы, но мир мой перевернулся, и я сам не понимаю, то ли вышел на новый уровень, то ли снова вернулся к началу. Да и плевать, если, отпустив чертов парус, осознаю, что не все так плохо. Нет причины сбегать из квартиры, в которой обжился, нет причины ненавидеть человека, если давно привык к его сволочной натуре. Он бесит, раздражает, и я не могу сосчитать сколько раз он чуть меня не убил. Но с каких пор я перестал это замечать? Наверное тогда, когда я понял, что и вправду его цепная псина. Поезд сходит с рельс, мир скатывается с солнечной системы, ткань мироздания выворачивается наизнанку, всего-то надо было втащить меня в эту квартиру. Мысли роем жужжат в голове. Собраться нужно. Охладиться. Запускаю пальцы в волосы, сжимая их у корней. Громко вздыхаю и иду в сторону ванны, чтобы смыть с себя всю усталость. Не доходя до санузла, так и останавливаюсь в коридоре. Дверная ручка магнитом притягивает взгляд. Сомнение зарождается где-то глубоко внутри, но, устремив взор на гладкую поверхность металла продолговатой формы, я чувствую, как оно копится и обжигает нервы. Волна непонятного разочарования настигает меня, когда, все же пройдя по коридору, я беспрепятственно открываю дверь. На лестничной площадке разбито окно, поэтому холодный осенний ветер заставляет зябко морщиться. Сразу чувствуется, что на ногах нет кроссовок, а единственное, что прикрывает тело — это джинсы и футболка. Несмотря на противный холод, так и остаюсь стоять в дверном проеме. Может, ему окончательно осточертело, либо может он стоит этажом ниже и просто проверяет меня на вшивость. Буквально слышу этот его презрительный смешок. Чтобы там ни было, я отхожу на шаг назад и закрываю дверь. Захлопываю так, что в коридоре остается легкое эхо. Пальцы подрагивают и снова начинает мутить. В сердцах выкрикиваю ругательства, и тело наливается бессильной злобой на самого себя. Будто на лбу несмываемым маркером написали «Лузер». После сна в голове вновь звучит новая, но порядком надоевшая мелодия. Заевшая пластинка на фразе «Что ты сделаешь дальше?» Захожу в ванную комнату с этим чертовым ледяным кафелем. Подойдя к умывальнику, заглядываю в отражение. Пытаюсь увидеть там нечто новое, но в ответ вижу лишь собственные серо-синие глаза, бледную кожу, поджатые губы. Все так же, да и что я хотел увидеть. Неожиданно выросшие рога или, быть может, непонятно откуда взявшаяся надпись черным маркером. Продолжаю смотреть на себя, будто пытаюсь войти в состояние транса. Голова начинает снова болеть, спазмирующая боль, будто обруч, давит. Проворачиваю краники, включая воду. И наблюдая, как бурая жидкость исчезает в сливе, подумываю о том, чтобы дождавшись Шики поговорить с ним. А может взять все под свой контроль и самому изменить правила нашей игры?