Ублюдок

      Птицы за окном щебечут как-то совсем не ласково. Ветер блуждает по комнате. Шевелит волосы на затылке. Заставляет зябко поджимать ноги. Я пересчитываю мятые купюры и, вновь сжав их в руке, понимаю — пора. Пора отбросить ненужные мысли. Пора забыть. Пора жить дальше. Это было веселое приключение в разрушенном городе, полном наркоманов, но видимо пришло время и Тошиме раствориться в тумане прошлого.       Обуваю растасканные кеды в пыльном коридоре. Застегиваю куртку под самое горло, задержавшись взглядом на выжженных вкраплениях.       Нужно купить продуктов и новую кружку, а лучше две. Делаю скидку на расшатавшиеся нервы, стараясь даже не вспоминать про недавний инцидент и испачканную из-за него стену.       Хлопаю входной дверью, ловко проворачивая ключи в замочной скважине. Метал быстро нагревается и едва ли не ожигает руку.       Шумно выдыхаю. Давай, Акира, не маленький уже.

***

      Поднимаюсь по лестничным пролетам, чувствуя ужасную одышку. Дыхания не хватает катастрофически, легкие огнем горят. На каждой лестничной площадке вновь и вновь думаю, где бы достать Юлайзер и пройдет ли эта хрень со временем. Пытаюсь поудобнее перехватить пакет, чтобы взять ключи в руку и не пачкаться об грязный пол.       Видимо поэтому, погрузившись в мысли и хлопая себя по карманам в ожидании услышать бренчание связки, я не замечаю, как черная тень подкрадывается все ближе. — И что это за видок, мышка?       Зрачки расширяются, и сбившееся дыхание учащается, когда мозг обрабатывает информацию, и я готов душу на кон ставить, зная, кому принадлежит этот голос. Разворачиваюсь, роняя пакет.       По лестничной площадке проносится шум битого стекла. Звук отрезвляет, выводит из коматоза, но не может заставить поверить своим глазам.       Призрак. Полтергейст. Прочая фантастика.       Он умер и пришел ко мне неупокоенной душой. С пакета выпадает яблоко и, подкатившись к Шики, отталкиваться от носка ботинка, меняя траекторию. Проследив взглядом за фруктом, вновь возвращаюсь к лицу. Стоит, лыбится, оперившись на перила... живой... из плоти и крови. Возникает иррациональное желание броситься ему на шею, завизжать и целовать его, будто в последний раз. — Метаморфозы на твоем лице просто прекрасны, но может скажешь уже что-нибудь.       Открываю рот и чувствую, что воздушный туман рассеивается, оголяя металлические провода ненависти со вспышками ехидности. — Ах ты еблан, — нежные порывы срывает к чертям злость. Она вскипает. Разливается, бурлит внутри.       Просто заявился, пришел, как ничего не было, расслаблен и спокоен. Он ведь не на прогулке был. Там ведь... Там бомбы... Перестрелки и трупы... Он и сам наверняка знает масштабы. Чертова Тошима горит синим пламенем!       А он стоит здесь и улыбается. Дерзко кривит губы.       Рад до безумия, но до ненормального зол. Шики поднимается, стараясь обойти рассыпавшиеся продукты, и замирает, возвышаясь на до мной.       И сердце делает мертвую петлю, чтобы, не удержавшись на верхней точке, бухнуться прямо в пятки. Шики идет быстро, в то время как у меня отнимается дар речи, возможность здраво мыслить, и ноги становятся ватными. Вместо громких, нужных и правильных в этот момент слов вырывается нечто бессвязное.       Не могу я так резко, нужно время, нужно посидеть за столиком с чашкой чего-то покрепче и обсудить что, как и почему. Но Шики как и прежде на все принципы и правила плевал с высокой колокольни. — Вообще-то это нетактично!.. — начинаю было возмущаться, но он лишь, скользнув в карман моих брюк, ловко достает ключи и отпирает дверь.       Хватает за плечи, резко встряхивает, заставляя практически насильно установить зрительный контакт.       Красные демонические глаза недобро блестят, и внутренний голос подсказывает, что к великому сожалению, он пришел по мою душу.       Одной рукой открывает дверь, другой — заталкивает меня в тьму узкого коридора. Громкий хлопок — и последняя полоска света исчезает, оставив меня в беспроглядной мгле. Один на один с Шики.       В узкой захламлённой комнате руки с легкостью находят крепкое, разгоряченное тело в мокром плаще. От него пахнет дождём, и мне становится вдруг очень нехорошо, иначе как объяснить бешено бьющийся пульс, что красными пятнами наверное проступает на моей коже. Как объяснить тогда, что от прикосновения к собственному лицу бросает в холод, и тело едва не скручивает озноб.       Тянусь выше, руками поверх плеч. Губами попадаю куда-то в скулу, и мое лицо обхватывают длинные пальцы, чтобы утянуть в глубокий поцелуй, от которого под веками начинают загораться феерверки.       На самом деле все не так плохо… Холодная квартира со сквозняками становится упоительно родной, когда талию неласково сжимают, притягивая ближе. Не так плохо, когда боль в груди медленно тает, не тревожа порывами кашля. Не так плохо, когда по губам проходятся шершавым языком. Весь мир смазывается, когда я ощущаю холодные пальцы на коже, когда мокрые волосы щекочут лицо, и меня грубо вжимают в стену.       Настигает чувство дежавю с таким же пыльным коридором, но чувства теперь совершенно другие.       И я понимаю, что Шики самый настоящий мудак, невыносимый, эгоцентричный и гордый.       Мудак, без которого мне почему-то безумно хреново.       Мудак, которого я кажется люблю...