Military style

- Твоя очередь, - произнес Гилберт, кидая козырную даму поверх карт противника. - Бито? Если есть что, подкидывай.       Байльшмидт усмехнулся, исход игры уже ясен. У него король и туз козырные, чем бы Иван не походил - нет шансов, да и у Брагинского четыре карты. - Я знаю, что у тебя остались одни козыри, - устало протянул Иван, кидая на пол свои карты, - Может, еще партию? - с надеждой спросил русский, глядя щенячьим взглядом на Пруссию. - Нет, три партии в "Дурака" из трех оговоренных отыграны: два-один в мою пользу, - самодовольно произнес Гилберт, - А играли мы, как ты помнишь, на желание.       Россия будто сдулся, понуро опустив широкие плечи. - Ну и ладно, давай свое желание, - пробубнил Иван и сделал пару глотков пива из бутылки.       Гилберт сглотнул, было у него одно тайное желание. Даже не желание, а скорее фетиш, который появился еще во времена Второй Мировой.       О да, он отчетливо помнил тот день, когда увидел статную, мощную фигуру в родной, ему Гилберту, серой форме. С немецкими знаками отличия. В немецкой фуражке на пепельных волосах, тогда еще, врага. И тот ледяной взгляд аметистовых глаз, от которых дрожали колени. И полный стали голос, который говорил на немецком. Без акцента.       Гилберт никогда не забудет ту сорванную операцию из-за русских. Он никогда не забудет Ивана в форме. В немецкой форме Второй Мировой. В памяти навсегда отпечатался такой "немецкий" Иван Брагинский. - Я хочу, чтобы ты надел мою форму и я сфотографировал тебя. - не отрывая взгляда от глаз России, произнес Гилберт, разум понимает, что в военные годы, Иван вынужденно надел форму врага, а тут... - И все? - недоверчиво спросил Брагинский. - Нет, ты не понял, в военную форму Второй Мировой. - Гилберт следил за реакцией Ивана.       Брагинский замолчал, потом взял бутылку с пивом и выпил содержимое одним махом до дна. Иван явно не решался ответить.       Байльшмидт решил пойти в наступление. - А что, слабо? Страшно? Гордость не позволяет отдать карточный долг? - насмешливо протянул Гилберт, попивая свое пиво из стеклянной бутылки и разглядывая сомневающегося Ивана. - Тащи уже свою форму, - хрипло произнес Брагинский, стягивая с себя свитер, а следом и футболку, оставаясь с голым торсом в прохладной комнате, от чего темно-розовые соски тут же напряглись. - Бегу, - подорвался Байльшмидт, сглатывая вязкую слюну и задаваясь мыслью "Это он проиграл спор или Брагинский?"       Не прошло и десяти минут, как Пруссия примчался с коробкой в руках. Коробка была совершенно не пыльная. Либо ее постоянно протирали, либо содержимое частенько вынималось. - Вот, переодевайся, а я пока за камерой сбегаю, - сунув коробку русскому в руки, Гилберт шустро выбежал из комнаты.       Забежав в свою спальню, Байльшмидт пытался унять бешено колотящееся сердце. Он никак не мог до конца поверить происходящему. Брагинский. Нет. Иван. Не так. Его Ваня. Сейчас. Переодевается. В его форму!       Гилберт приглушенно простонал. Все его сны, мокрые и не очень, сейчас воплощаются в жизнь. От осознания по позвоночнику пробежала сладкая дрожь предвкушения.        Байльшмидт быстро нашел камеру, а вот с картой памяти пришлось повозиться. Через пару минут поисков Гилберт вспомнил, что она в ноутбуке, так как он вчера отправлял фотографии с пятничной гулянки зануде Западу.       Наспех проверив, что на карте есть место для нескольких фотографий. Точнее нескольких десятков фотографий. Гилберт судорожно выдохнул и переключил на спорт режим. "Чем больше, тем лучше."       Байльшмидт поспешил обратно в зал. Он замер в дверном проеме и восхищенно распахнул глаза, не смея отвести от Ивана взгляд ни на минуту. Не мог и не хотел. Хотя, он хотел, но совсем другого. В паху сладко заныло.       Брагинский стоял полубоком и поправлял черный плотный ремень. Серая форма сидела как влитая, хотя в плечах была немного узковата. Черные сапоги обтягивали голень, серебряный значок справа на груди блестел при комнатном освещении. А от плавных движений рук в перчатках из кожи и от этого скрипящего звука, Гилберт готов был расплавиться сам. Байльшмидт пожирал глазами Брагинского. Такого восхитительного. Будоражащего. Возбуждающего. Сексуального, мать его, Брагинского.       Камера за малым не вывалилась из ослабевших и влажных пальцев. Резкое движение привлекло внимание России, сосредоточенного на форме. - О, ты уже вернулся, - Иван мельком взглянул на Гилберта и опустил взгляд вниз на форму, расправляя несуществующие складки на штанах, - Все верно я надел? - Эм...да...все...да, - Байльшмидт не мог сказать ни слова.       Аметистовые глаза хитро прищурились. Россия понял, что идея с формой и фотографиями, это не просто карточный долг для Байльшмидта. Это что-то тайное. Секретное. Пошлое.       Иван, не отрывая взгляда от алых глаз Гилберта, облизнул свои губы, слегка прикусывая их, чтобы они манили взгляд своим нежно-розовым цветом. - Продолжим? Ты хотел меня сфотографировать, или уже перехотел? - спокойно произнес Россия, будто его сейчас не раздевали взглядом, а спросили будет ли он чай или кофе. - Я, конечно...да, - Байльшмидт включил камеру и посмотрел в объектив.       Иван умел позировать. Он умел делать это так, что у Гилберта внутри все начинало гореть. Бабочки, если бы они были, уже давно бы сгорели в адском пламени.       Пруссия отвлекся на просмотр удачных фото и не заметил, как Иван, загадочно глянув на Гилберта, подошел к коробке из под формы и вытащил кое-что из нее и стремительно подошел к немцу, выхватывая из рук фотоаппарат. - Эй, я же не.... - Герр Байльшмидт, я же вижу, что вам это нравится, так что позвольте мне...*, - Иван прижался к Пруссии, хрипло шепча в краснеющее ухо на немецком. Брагинский завязал узкой тканью глаза немцу. - О, боже, да.* - ноги и руки дрожали в предвкушении чего-то необычного.       Россия впился в оголенную шею поцелуем-укусом. На мраморно-белой коже вмиг расцветали созвездия синяков и кровоподтеков. Пруссия вцепился руками за грубую ткань формы и потерся пахом о пах Брагинского. Одежда мешала невыносимо.       Гилберт почувствовал, как Брагинский снял с себя ремень. Минутой позже руки Байльшмидта были крепко и жестко зафиксированы за локти за спиной.       Крупные ладони, все еще в перчатках, надавили на плечи, заставляя встать на колени.       Пруссия понял, что от него хотят и покорно опустился вниз, припадая губами к ткани, скрывающей твердеющую плоть. Сверху послышался тихий вздох. Еще не стон, но очень близко.       Гилберт потерся щекой, надавливая то сильнее, то едва касаясь, но его тут же отстранили, но через пару минут, ткань была не помеха.       Байльшмидт лизнул горячим и влажным кончиком языка не менее горячую головку и тут же полностью взял в рот, начиная размеренно двигаться, не забывая ласкать языком. Перчатки пропали. Шершавые пальцы зарылись в белые волосы, натягивая. Подчиняя. Направляя.       Гортанный стон Брагинского заставил Гилберта вздрогнуть и слегка сглотнуть, от чего белесая жидкость струей вылилась, наполняя всегда болтливый рот немца. - Я уверен, Герр Байльшмидт, вы желаете намного большего, я прав?* - Да.*       Иван резко поднял Пруссию и помог дойти до дивана, потирая измученного от желания и все еще одетого немца.       Брагинский стянул хлопковые штаны вместе с нижним бельем и погладил упругие ягодицы. Гилберт уткнулся в спинку дивана грудью, прогибая спину, выставляя себя на еще большее обозрение.       Гилберт почувствовал давление на спину. Через секунду он уже во всю смачивал слюной шершавые пальцы Брагинского. Иногда слегка покусывая острыми зубами, получая за это звонкий шлепок по ягодицам. Было жарко. Душно. Но так желанно.       Давление пропало, как и мокрые пальцы. Сердце, казалось, выпрыгнет из груди. Гилберт прогнулся сильнее на сколько мог и расслабился на сколько возможно. Он понимал, что без должной подготовки будет больше неприятного, чем приятного. Он так задумался о своих внутренних ощущениях, что пропустил момент, когда из него пропали пальцы. Иван погрузился в него одним движением. Не церемонясь. И не останавливаясь.       Гилберт протяжно застонал, почти в унисон с Брагинским. Байльшмидт тихонько хныкал при особо резких движениях, а при особо нежных просил не любезничать, он ведь не девушка, не развалится.       От переизбытка чувств, Гилберт не заметил, как пропал ремень сдерживающий его руки и как черная ткань съехала с глаз.       Все это было не важно. Все это привело к яркому, сладкому и такому болезненно-приятному финалу. - Это, было...было, - Гилберт, переведя дыхание, пытался подобрать слова. - В лучшем стиле немецкого порно? - снимая испачканную форму, произнес Иван. - Я думаю, - Байльшмидт загадочно посмотрел на порванную футболку, которую он еще не снял, - нам надо как-нибудь еще раз сыграть в карты. - Полностью поддерживаю, Герр Байльшмидт.* * - представим, что герои говорят на немецком.