Пламя

      Комната была в полном беспорядке. Разбросанные измятые вещи скрывали под собой неубранную с утра постель, с которой свисали простыни. Из-под кровати стыдливо выглядывала пара грязных сапог для верховой езды и еще одна стоптанная туфля. По каменным плиткам пола тянулись обрывки лент и каких-то веревок. Тяжелый дубовый стол был заставлен грязной посудой с засыхавшими от жара из камина остатками недоеденного обеда. Дверцы шкафов у противоположной стены прижимали вывалившиеся из темного нутра измятые платья. Красно-оранжевые косые лучи заходящего октябрьского солнца придавали комнате еще более печальный и покинутый вид.       Хозяйка всего этого перевернутого и как попало разбросанного великолепия металась из угла в угол вдоль стены, в которой было пробито высокое и широкое арочное окно. Оборачиваться ей не хотелось, потому что даже угрюмый, опустевший, ужаленный неожиданным холодом сад казался ей более приятным зрелищем, чем разгромленная комната, живо напоминавшая о прошедших и предстоящих событиях.       Месяц назад она привела ставшее родным за долгие годы жилище в строгий порядок, убрав все, что могло напомнить о том, что она вообще здесь жила. Выбросила рисунки, вернула в замковую библиотеку любимые сказки, раздарила накопившиеся мелочи, симпатичные, но ни разу не пригодившиеся. Месяц назад она уехала, чтобы больше никогда не возвращаться, ведь возвращение означало позор и бесчестье как для нее лично, так и для всей ее семьи. Да что там для семьи — для всего графства. Эллиен должна была выйти замуж. Тошнотворная перспектива, что и говорить. Она с ужасом вспоминала то раннее весеннее утро, когда любящие родители, видимо, вконец утомившись ее выходками и перепадами настроения, сообщили, что к ней посватался какой-то захудалый маркграф из жуткой провонявшей болотами дали. А они дали свое согласие, ибо не будут препятствовать ее счастью, так что пришла пора собирать вещи — жених не желал ждать. Как же она кричала. Как ругалась. Как умоляла их не обрекать ее на жизнь неизвестно с кем. Бесполезно — родители были непреклонны.       Через пару недель отец, утомленный бесконечной истерикой, приказал служанкам собирать ее вещи и давно заготовленное приданое, и Эллиен сдалась, отчаявшись изменить его решение. В конце концов, она уродилась женщиной, ей почти восемнадцать, и рано или поздно ее все равно сбудут с рук, выдав за какого-нибудь желающего срочно продолжить свой род. Этот хотя бы еще не очень стар — по слухам, всего тридцать. Впрочем, если верить отцовским картам, женишок успеет состариться и отправиться к праотцам, пока ее повозка с многочисленным почетным сопровождением дотащится до его земель. Начались утомительные приготовления. Заплаканная невеста, потерявшая и без того слабый аппетит, целыми днями бродила по саду, который успела полюбить (иногда ей казалось, что даже сильнее, чем родителей) за прожитые в замке годы. Тогда-то она и встретила Эримена.       Никто не знал, откуда он явился в действительности. После войны эльфы рассеялись по всем графствам и областям королевства, где выживали поодиночке или небольшими группами. Такое соседство возмущало людей до крайности. Король Эрфред ведь отдал остроухим бандитам целый край у подножья Холодных гор, да еще и выделил денег, чтобы могли обжиться, хотя следовало бы развешать эльфов на деревьях, которыми поросли развалины их тамошних старых крепостей. Но далеко не всех выживших Aen Seidhe обрадовала перспектива жить в непосредственной близости от границы, да еще и под властью Исенгрима Фаоильтиарны, которого даже соплеменники считали… мягко скажем, не слишком приятным в общении.       Тем более что его ошеломительная популярность сильно поубавилась после мирного договора с Эрфредом. Король, разругавшись со всеми советниками, отказался вздернуть попавшегося сыщикам легендарного командира на первом же придорожном столбе. Решил дать остаткам эльфов шанс на «мирное сосуществование с другими добрыми народами». Никто так и не узнал, каким способом на подписание договора уговорили самого Исенгрима, но на следующее утро измученный и крайне недовольный бывший полководец, переодетый, впрочем, в чистую одежду, вышел из королевского шатра с почетным титулом избранного эльфами правителя Западного края.       Часть эльфов восприняла новости с восторгом и тут же отправилась в когда-то родные (а ныне совершенно одичавшие места) налаживать мирную жизнь под началом любимого командира. Другая часть объявила Исенгрима предателем, наплевавшим на собственные идеи, за которые полегло в боях столько Aen Seidhe. За такое преступление следовало бы подвергнуть отступника самой мучительной казни, какую только можно было придумать, да вот беда — желающих свершить месть до сих пор не нашлось. Несостоявшиеся мстители оправдывались тем, что и без того много эльфийской крови было пролито на захваченные людьми земли, тем, что жизнь сама покарает предателя, когда он и его прихвостни умрут от голода или попадутся в лапы к бандам полукровок… Ну, а самые честные еще и тем, что Исенгрим Фаоильтиарна провел на войне большую часть сознательной жизни и владеет всеми известными видами оружия лучше, чем любой эльф или человек в королевстве. А еще хорошо умеет выбирать себе соратников: они, как на подбор, закаленные воины, готовые без раздумий умереть за своего командира. Поэтому противники примирения с людьми бродили по городам и деревням вместе с неопределившимися, перебиваясь случайными заработками и воровством.       Эримена сперва, разумеется, приняли за вора. Начальник стражи притащил его в приемную залу графа после того, как бдительные солдаты, сидя в таверне, заметили, что у эльфа в старом дорожном плаще, покупавшего себе незатейливый ужин, уж слишком дорогое оружие для остроухого бродяги. Да и рассчитался он честно полновесной монетой, не канюча о своем бедственном положении. Точно, вор. Однако задержать вора оказалось не так-то просто — избитые и обескураженные солдаты отправились за королевской стражей, охранявшей замок и стекавшиеся в его сокровищницу налоги. Стражникам удалось (не без труда) справиться с эльфом, и вот он стоит у подножия графского трона уже без оружия, денег и плаща.       Граф потратил битых три часа на выяснение имени и занятий задержанного, но ничего определенного так и не узнал. Вызванные советники, посетовав на трудности службы и указав на важность ночного сна, рассмотрели обстоятельства задержания эльфа и решили — невиновен. В конце концов, он честно рассчитался за так и не съеденную еду, а заработать мог и вправду кузнечным ремеслом, кто их разберет, этих эльфов, они же все кузнецы. Граф, отпустив советников, какое-то время всматривался в лицо нежданного гостя, на котором расцветали многочисленные синяки, а потом предложил ему службу в замковой охране. Так он точно будет на виду, да и жалко, если такое воинское мастерство пропадет понапрасну. Эльф, к удивлению графа, согласился на все условия, попросив лишь вернуть оружие (что и было сделано). Так началась его жизнь в замке.        Эллиен поначалу не обращала внимания на эльфа — только изредка рассеянно смотрела на его золотистые волосы, выделявшиеся пятном на фоне темных растрепанных шевелюр остальных обитателей замка — в северной части королевства почти не встречалось блондинов. Однажды эльф попался ей в саду на заросшем травой берегу ручья, и она загляделась на то, как солнечный свет играет на его слегка тронутой загаром безупречно ровной коже, но это длилось всего минуту. Эримен, почувствовав ее взгляд, тут же ушел.       Они познакомились в июле, который в тот выдался необыкновенно жарким. Зной превращал в марево даль, раскалял старые замковые стены, высушивал звонкие ручьи, превращая их в цепочки маленьких грязных лужиц. Всюду зрели синие и темно-алые ягоды, которые уже не ели даже птицы, а красные яблоки на старых деревьях налились соком так, что, казалось, вот-вот разломятся на части. Вечерами, когда остывало небо, меняя яркий голубой цвет на бархатный темно-синий, от земли поднимался влажный пар. На высоте первых ветвей он превращался в густой туман, пахнувший солнцем и травой. Эллиен дожидалась, когда в небе рассыпались острые звезды, и, прокравшись в сад по старой лестнице с истертыми ступенями, брела под большую раскидистую яблоню, чтобы провести ночные часы в размышлениях о невеселом будущем.       Однажды лунной ночью, придя к облюбованному дереву, она столкнулась там с эльфом, задумчиво перебиравшим длинную тонкую цепочку с каким-то кольцом, холодно блестевшим в неверном свете. Он не мог не поинтересоваться (из чистой вежливости), что юная особа забыла в саду в столь поздний час, и, к своему ужасу, был вынужден выслушать возмущенный сбивчивый рассказ о неведомых краях, провонявших болотом, и мрачной перспективе семейной жизни с абсолютно незнакомым мужланом. Эримен не перебивал ее, лишь изредка вставлял малозначительные реплики, но уйти почему-то не смог. Мало-помалу они перебрались на более интересные темы для беседы и не заметили, как наступил рассвет. С тех пор Эллиен встречалась с новым стражником при любой возможности, и они часами болтали обо всем и ни о чем, словно по уговору не вспоминая о ее скорой свадьбе. К середине августа обоим стало ясно, что они не хотят и не могут расстаться друг с другом, и это было малоприятным открытием, учитывая перспективы их отношений. Не было ни планов побега, ни клятв в вечной любви — лишь угрюмое ожидание неизбежного расставания. В ночь перед отъездом возлюбленной Эримен отдал ей цепочку с кольцом, покрытым какими-то надписями на языке Aen Seidhe, и они молча просидели до первых петухов под старой яблоней, глядя на звезды и думая каждый о своем.       Однако день преподнес им сюрприз: граф в последний момент решил отправить Эримена с воинами, сопровождающими выезд дочери, сочтя, что в такой дальней дороге навыки выживания эльфийского бандита будут как нельзя кстати. Дорога оказалась долгой и мучительной — из-за ливших дождей, сменявшихся невыносимой влажной жарой, из-за невозможности переброситься словом, не вызвав подозрений, и из-за того, что каждый пройденный шаг приближал влюбленных к окончательному расставанию…       Эллиен зябко поежилась и, не глядя, стащила с кресла теплый серый платок. Она вспоминала, как в середине пути, соблюдая уговор, их встретил вооруженный отряд во главе с женихом. Ужас пронзил ее, заставив сжаться в комок, обхватить колени дрожащими руками и подтянуть онемевшие ноги в измазанных грязью сапогах на сидение, покрытое дорогой бархатной тканью. Нет, нет, нет. Это невозможно, это кошмарный сон, тяжелый сон, после которого просыпаешься в липком поту в смятой постели и долго смотришь на каменную стену своей комнаты, радуясь тому, что жуткое темное помещение и мелькавшие алые огни тебе просто приснились.       Но, как Эллиен ни жмурилась, как ни терла глаза, силуэты всадников не рассеивались миражом, а становились все четче и больше. Вот и их предводитель — тот, кто станет ее хозяином, и очень повезет, если он окажется не слишком жестоким. Он выглядел значительно старше тридцати лет, грузный, бледное угрюмое лицо, изуродованное пьянством. Нет, нет. Только не это чудовище... Вдруг Эллиен увидела, как Эримен легонько толкнул коня носком сапога и приблизился к начальнику охраны, который должен был передать ее жениху. После нескольких тихих слов эльфа тот побледнел и удивлено воззрился на говорившего. «Но это невозможно!» — донеслось до слуха девушки удивленное восклицание.       Дальше все было как в тумане. Она так и не вышла из своей повозки, надежно закрытой толстыми занавесами. Слышались сердитые громкие голоса, звяканье оружия, которое вынимали из ножен, ржание коней. Прошло полчаса, и Эллиен уже была готова выскочить наружу, как вдруг полог отлетел в сторону, и показалась вспотевшая лысеющая макушка начальника охраны. «Моя госпожа, выяснились возмутительные обстоятельства. Мы вынуждены спешно удалиться, поэтому прошу вас — сидите здесь и не показывайте носа ни в коем разе. И держитесь покрепче!» — прокричал он, убегая. Повозку затрясло на ухабах, всадники с женихом во главе что-то кричали вслед, но вскоре отстали. Испуганная и недоумевающая невеста просидела одна до заката, изо всех сил пытаясь не свалиться с трясущегося сидения и не переломать себе ребра.       Лишь глубокой ночью, когда они миновали старый тракт и вернулись к границам земель герцога — верного королевского союзника, полог вновь откинулся, и Эллиен успокоенно вздохнула, увидев Эримена. Он остался с ней до рассвета и в промежутках между поцелуями рассказал, что тот, кого представили как ее жениха, вовсе таковым не являлся. Эримен встречал его, будучи по каким-то делам в одном из южных городов, и хорошо запомнил — дела пошли не слишком гладко. Начальник охраны поначалу не поверил словам эльфа, но убедился в его правоте после того, как незнакомец, представившийся будущим супругом, не смог предъявить именную печать. О том, как именно удалось убедить самозванца уйти ни с чем, эльф рассказывать отказался.       Обратная дорога была для влюбленных счастливым временем, полным надежд и лучезарных мечтаний. Облака в голубом небе, розовеющие от света закатного солнца, обещали им радостный прием в графском замке. Степной ветер, ласково игравший с тканями занавесов, сулил долгую спокойную жизнь — вдвоем, только он и она, в тихом маленьком домике на краю зеленого древнего леса… Начальник охраны мрачнел при виде сияющей парочки, и не зря. Тотчас по возвращении в замок эльф оказался в темнице, а незадачливая невеста — под домашним арестом в своей старой комнате. Попытки поговорить с отцом успеха не имели. На любое слово он отвечал возмущенными репликами, пресекавшими всякое желание (и возможность) хоть что-то ему объяснить. Его что, держат за идиота? Завела роман с остроухим и решила выдумать бредовую историю про жениха-самозванца? И, в очередной раз пообещав, что дочь не выйдет из башни до конца своих дней, граф спускался в темницу допрашивать эльфа.       Так продолжалось несколько недель. Эллиен окончательно растеряла остатки самообладания и рыдала, не переставая. Служанки бегали притихшие и отказывались сообщать хоть что-то о том, что происходит за дверями ее комнаты. Отец больше не приходил, как она ни требовала у стражников вызвать его для очередного срочного разговора. Она опасалась самого худшего. Что, если Эримена отправили в королевскую тюрьму, или… Или тайком повесили. И вдруг в один из печальных долгих дней, заполненных полусонным шепотом осеннего дождя, дверь комнаты распахнулась. На пороге девушка увидела взволнованного и словно чем-то испуганного родителя. — Эллиен, слушай меня. Твой остроу… Эримендер сказал, что дал тебе цепочку с кольцом. Она все еще у тебя?       Девушка, неловко соскочив с подоконника, удивленно воззрилась на отца. Ну надо же. Мало того, что соизволил назвать их с любимым по именам, а не подлыми тварями, как обычно, так еще и зачем-то интересуется полученным ею подарком. — Какое это имеет значение? — она вздернула подбородок, пытаясь выглядеть не так жалко, хотя ноги тряслись от голода и резкого прыжка, а голос уже дрожал от подступающих к горлу рыданий. — Эллиен, не будь дурой хоть сейчас, это очень важно. Где цепочка и кольцо, что дал тебе эльф?       Она подняла руки и кое-как сняла цепочку с шеи, с трудом совладав с застежкой дрожащими пальцами. Протянула украшение отцу, который выхватил тонкую цепь столь резко, что она испугалась, не порвется ли. Граф поднес кольцо к глазам и стал разглядывать с таким вниманием, словно на нем было начертано предсказание его судьбы вместе с судьбой всего королевства. Эллиен с удивлением заметила, что за дверью столпились советники отца, на лицах которых застыло опасливое изумление. Наконец граф махнул рукой и сердито сказал, что не может разобрать эльфьих каракуль. Один из советников приблизился и взял из рук господина кольцо так опасливо, словно его только что вынули из раскаленного очага. Он несколько минут изучал надпись на кольце, потом повернулся к графу и испуганно сказал: «Слова эльфа подтвердились, мой господин». Граф, хлопнув себя по лбу, громко выругался и вышел. Эллиен расслышала отданный кому-то приказ немедленно выпустить эльфа из темницы и отправить гонцов к королю и к «этой остроухой свинье Исенгриму».