Охота на людей

— Всё тебе не молчится, старик? — обратился к барду подошедший хозяин таверны, он стал терпеливо вытирать со стола разлитое пиво. — Снова докучаешь людей своими старыми байками? Ты посмотри, что ночь на дворе. — Я и правда почти закончил, — бард сел и устало снял шляпу, за которой пряталась большая округлая плешь. — Накануне нападения разведчики пришли к графу Дорес, чтобы доложить о том, что враги собирают своих воинов для нового удара… Покои графа были темны, в них стоял тошнотворный запах гнили. Старший разведчик с ужасом озирался на головы зверей и людей на стенах, он не знал, что хуже: выбивающая из колеи вонь или безумие, овладевшее их командиром в последние полгода. Дорес сидел к ним спиной на резном стуле, лениво качая в бокале алое вино. Или не вино?.. Рядом спала его любимая гончая: стройное сильное животное с блестящей чёрной шерстью. Сразу видно — порода, но, к сожалению, разведчик не знал какая именно. Он вообще не привык знать то, что приходилось ему не по карману. — Что стряслось? — Командир! — старший разведчик сделал шаг вперёд безо всяких формальностей, быстро отбросив в сторону лишние мысли. Его внезапно охватил невиданный доселе гнев. — Дело серьёзное: готовится новая атака дикарей. На сей раз боюсь, что нам на выдержать, ведь в нашем распоряжении довольно малое количество людей. Все либо погибли в сражениях, либо на бессмысленной охоте на чёртовых дикарей! И что Вы думаете: каковы причины их агрессии и сплочённости? Они идут мстить нам! Теперь мы можем оставить жизни на этих болотах! Вышло как духу. А после была тишина. Настолько долгая и мучительная, что разведчики было подумали, что граф забыл о них. Мужчины переглядывались, один из них уже хотел подать голос, но граф внезапно ответил: — Можете. — …простите, что? Командир повернулся к ним, опираясь о подлокотник, и неожиданно весело улыбнулся. — Можете. Вы можете погибнуть. Вы и сами это заметили: покуда воори придут сюда, мы все будем растерзаны без шанса на спасение, не так ли? — Нам нужно что-то предпринять, командир! — Несомненно. А какого решения от меня ты хочешь? Быть может, ты боишься стать жертвой дикарей и предпочтёшь дезертировать? Тогда на тебя начнёт охоту государство, и, поверь мне, — оно не лучше. Вся наша жизнь — это охота. Но вот кто ты в ней, и когда придёт твой конец… Граф лениво поднялся и взял в руки заряженный арбалет. Старший разведчик догадался о ходе мыслей сумасшедшего командира, он попытался крикнуть «ублюдок», но именно в этот момент его зубы раздробил арбалетный болт. — Очень жаль. Он убил их быстро. Не мучительно, в отличии от остальных. Собственные солдаты стали для него зверьми, на которых он охотился в последней, в своей жизни, охоте. И поэтому дикари так быстро взяли неприступную крепость. Но она не принадлежала им, потому что тем, что было внутри — мог владеть только сам Тёмный. — Так граф… погиб тогда? — тихо спросила девушка, опасаясь оборачиваться назад. Ей вдруг стало до одури страшно. Отец задремал. — Нет, моя девочка. Он оседлал лошадь и уехал в столицу. Хотя я не знаю, что этот человек там искал. Пускай граф хотел показать себя единственным выжившим в жестокой битве, но командира, бросившего поле боя своих солдат, никто бы не помиловал. Он мог бы спрятаться, так зачем же вернулся в столицу? Но граф выбрал её, и как только он оказался на залитой солнечным светом площади, его схватила стража. Дорес не понимал насколько ужасно он выглядит: одежда была в крови, а пахло от него разложением. — А, может, он на радостях не заметил? Если граф так рвался в столицу, даже зная, что его накажут, быть может, он был в ней счастлив? Бард задумался. — Да, — мягко улыбнулся он, — возможно. Но даже если так, то счастье было незаслуженным и недолгим: Оракул судила его. Она наложила проклятье, сделав его похожего на мертвеца, чтобы облик графа принял вид его души. В одной из версий — Дореса отправили обратно в крепость, наложив заклятие, чтобы он не смог покинуть её, а в другой — оставили в темнице. Говорят, юная принцесса пожелала этого, чтобы хоть изредка, но видеться с ним. — То есть… граф и принцесса любили друг друга? Это ведь из-за неё его отправили в крепость? — Граф больше любил славу и внимание, нежели принцессу. А после того, как его прокляла Оракул, позабыл даже это. В его душе не осталось ни тени любви, ни светлых чувств, на смену им пришли печаль, скорбь и ненависть. Что касается принцессы… даже после замужества и рождения ребёнка, она ничего не могла поделать со своими чувствами. Девушка безуспешно навещала Охотника, пытаясь разбудить в нём отголоски чувств графа Дорес, но получала лишь насмешки и гневные слова. В конце концов она отпустила его из своего сердца. — Это грустная история… — девушка заметно поникла, теребя хлопчатое платье, изредка поглядывая на отца, как ни странно, но не храпящего, как это обычно бывает после выпивки. — Почему графа не убили, а решили просто заточить? — Он должен был испытать вину, пройти мучения. Говорят, в царстве Тёмного карают грешников, но тогдашняя королева не верила в Богов и хотела для него самое жестокое возмездие из всех возможных и невозможных. Даже его семья не осталась безнаказанной. — Сейчас он служит у князя Фобоса, дедушка? Я слышала это от односельчан. — Именно. Только такой тиран, как князь Фобос, мог взять подобное существо себе на службу. Охотнику не ведома жалость, понятие чести, сострадание… Он служит и выполняет приказы, дабы продолжать свою вечную охоту, и сейчас она, как это не ужасно, направлена на собственный народ князя. — Но он же охотится только на мятежников по приказу государства, дедушка? От этих слов барда пробрал гнев, который он едва ли смог сдержать. Слова девушки глубоко задели его. — Повстанцы тоже люди! Это единственные неравнодушные люди, которые всего лишь борются за счастье своих семей и народа Меридиана! Как ты можешь считать, что Охотнику позволительно нападать на них? Потому это приказ тирана?! Испуганная столь резким тоном старика, девушка хотела было возразить, что он всё неправильно понял, и она вовсе не считает, что мятежники должны быть убиты Охотником, пускай они и доставляют порой проблем тем гражданам, которые желают жить в мире. На глаза от обиды наворачивались слёзы, ей, казалось бы, послышался холодящий душу волчий вой совсем рядом с ними. Или… не показалось? Бард тоже обернулся на дверь, бледный, как полотно, а затем оглядел таверну и понял, что они остались совершенно одни. Даже маячащий хозяин таверны словно испарился. Догадка заставила его забыть своё возмущение, заменив его страхом. — Забирай отца и спрячься, быстро! Не через эту дверь! Под стол на кухню, живо! Живо! В дверь словно что-то скреблось, и девушка побоялась даже встать, чтобы сбежать прочь. Она подумала, что бард не прав и лучше сидеть тихо, причина страха уйдёт сама собой. Но дверь с грохотом слетела с петель и разбила два стола совсем рядом со стариком; он непроизвольно подскочил и тут же упал со стула прямо на свою лютню, раздавив своим весом. Боль прошлась во всей спине. Ему показалось, что он чувствует под собой кровь. Девочка закричала от ужаса так, что зазвенело в голове, ведь на пороге стояло чудовище: высокое, широкоплечее и по-звериному сильное. Кожа его была то ли иссушена, то ли гнила, а глаза светились красным огнём. В руках у существа был, светящийся зелёным магическим светом, кистень. Стало невозможно дышать. — Охотник! Это Охотник! Папа, папочка, пожалуйста, проснись! — кричала девочка, но сколько бы она его не толкала, он так и не просыпался, будто бы был мертв. — Чёрт! Беги одна! — закричал старик на дочь отравленного пекаря, безуспешно пытаясь подняться с пола: тело отказывалось слушаться, а слабая рука скользила по крови. — Нет! Я не пойду без папочки! — Его отравили, дура! Беги уже! Он убивает не только повстанцев по приказу князя! Тебя он тоже убьёт! Верно. Он убивает всех людей, вставших на его пути. Всегда, приходя за одними, он не забывает и о других. И поэтому одни всегда приносят беды вторым, возможно, сами того не желая. Девочку охватило отчаяние. Он найдёт и убьёт её маму тоже? Охотник, доселе молчаливо наблюдающий за жертвами, неожиданно рассмеялся. Но это тяжело было назвать смехом: хриплый и отрывистый хохот, он, будто пила, зазвенел в ушах. Затем он как-то совсем по-человечески высокомерно вздёрнул голову, и, если бы у него были губы, наверняка бы усмехнулся. — Глупый мятежник. Бегите, бегите пока можете, а я поймаю вас и принесу ваши туши повелителю! — говорил он отрывисто и не быстро, словно бы и вовсе не привык подавать голос, начиная вращать шипастый шар на цепи, готовясь к размаху. — Моя охота только началась!