Стадии самоубийства

Stop and stare I think I’m moving but I go nowhere Yeah I know that everyone gets scared But I’ve become what I can’t be, oh

      — Не волнуйся, тебя не собираются убивать. Пока не собираются, — девушка рассмеялась, продолжая возвышаться надо мной. — Выглядишь потрясённой.       — Ничего, что я чуть не умерла пару минут назад? — огрызнулась я, начиная рассматривать Богиню Смерти. Длинное (в пол) чёрное платье без намека и на декольте. Светлые волосы закреплены заколкой на затылке, а большие голубые глаза сверкали из-под чёлки. Она выглядела… Слишком живой для Богини Смерти. И молодой.       — Извини, просто я забыла, что не все привыкают к смертям. Но, должна тебе сказать, смерть — не самое ужасное в жизни. Больно и неприятно, но вот предательство бьёт ещё сильнее, — Богиня Смерти уселась прямо на столешницу. — Кстати, не представилась. Меня зовут Кэти. Твоё имя я уже знаю.       — Верно, — я кивнула, начиная постепенно успокаиваться. На нож, который был воткнут в столешницу, я старалась не смотреть. — Ты вообще кто? Почему я раньше тебя не видела?       — Ты не видела меня раньше, потому что не касалась «Тетради Смерти». В книжном магазине ты коснулась листка в детективной книге, поэтому теперь и видишь меня.       — «Тетрадь Смерти»? — я не сводила с неё глаз. Нет, я была наслышана о Кирах и так далее, но никто из нас в доме Вамми не верил в это (кроме Ниа, Мелло и Мэтта, потому что они в то время были помощниками Эл). У нас даже ходили шутки про «Блокнот Жизни» и «Ручку Коматоза». — Значит, она снова в деле?       — Ага, — подтвердила Кэти.       — И она замешана в убийствах детективов? — поинтересовалась я.       — Именно, — произнесла Кэти, говоря то, что Лайт не сумел мне сказать. — Тебе страшно, Акира?       — Не знаю, — честно призналась я. — Тогда… Кто владец «Тетради»?       — Этого я не могу тебе сказать, извини, — она усмехнулась, щуря голубые глаза. — Я слишком солидарна с владельцем, чтобы раскрывать его личность. Извини, Акира, ничего личного.       — Было бы глупо надеяться на то, что ты всё мне преподнесёшь, — я заправила за ухо прядь волос. — Ты не скажешь мне, какие цели преследует владелец?       — Я думаю, что ты сама всё узнаешь. Если доживёшь до этого дня, конечно, — Кэти продолжала меня рассматривать, а я продолжала это терпеть. — Точнее, если сделаешь всё правильно, то доживёшь.       — Хватит говорить загадками. Что ты хочешь мне сказать?       — Для начала скажу, что сочувствую твоей бабушке. Мне было жалко наблюдать за её смертью. Она была очень крутой женщиной, — Кэти глубоко вздохнула. — Хорошо, что ты этого не видела. Я пыталась уговорить хозяина не убивать её, но меня не послушали. Думаю, что теперь тебя послушают.       — О чём это ты?       Кэти, достав из рукава платья сложенный листок, который я уже видела, положила его на столешницу. Я посмотрела на листок, а затем перевела взгляд на Кэти.       — Боги Смерти не врут. Ты можешь мне верить, Акира. Не бойся. Ты же хочешь отомстить Лайту Ягами за убийство своей бабушки?       — Прямых доказательств, что это был Лайт, у меня нет, — у меня по коже побежали мурашки. — У меня есть только теории и предположения. Мне нужны настоящие, реальные факты.       — Хорошо. Будет тебе факт. И не один, — из другого рукава Кэти вытащила ещё один листок. — Смотри. Здесь написаны имена всех четырёх жертв. А знаешь, чьей рукой они написаны?       — Лайта, — я смотрела на аккуратные и ровные буквы, оставаясь внешне невозмутимой, а внутри меня всё рушилось. Я столько раз видела, как Лайт писал отчеты и делал пометки. Я столько раз получала от него записки с цветами, что успела выучить каждую буковку, каждый завиток.       — Молодец, быстро схватываешь, — одобрительно улыбнулась Богиня. — С тобой приятно иметь дело. Вот тебе и нужно вписать в тетрадь имя Лайта Ягами.       — Почему владелец твоей «Тетради» не может сам всписать имя Лайта? — я старалась держать себя в руках. — Почему я должна вписывать его имя?       — Он должен получить удар от того, от кого он его совершенно не ожидает, — произнесла Кэти, вынося этой фразой Лайту смертельный переговор, — а от тебя он никак его не ожидает.       — А если я не хочу становиться палачом?       — У тебя нет выбора. Мой владелец знает твоё имя, и если ты откажешься, то он впишет твоё имя. Или имена твоих друзей. В любом случае, будут жертвы. Сама же понимаешь, что тебя можно будет с лёгкостью выставить Кирой. Никто даже и разбираться не станет, виновата ты или нет.       — То есть, чтобы выжить и сохранить жизнь друзьям, я должна буду стать убийцей?       — Это меньшее из двух зол, ты не находишь? — Кэти усмехнулась. — Кстати, пока не забыла: если кому-нибудь проболтаешься, то твоё имя окажется в «Тетради». Если сообщишь об этом Лайту, то твоё имя будет в «Тетради». В общем, любое лишнее движение — и ты в «Тетради».       — Это не справедливость, — я покачала головой. — Это совсем не справедливость.       — Ты же хотела заставить Лайта страдать — вот тебе идеальный шанс. Напиши на листке то, что заставит его сойти с ума и умолять о пощаде. Напиши на листке… После убийства самых дорогих для него людей он не сможет бороться со своими внутренними демонами, как это сегодня сделала ты. И тогда, когда он будет у твоих ног, ты впишешь его имя, и Лайт умрёт.       — Акира, ты чего не спишь? — раздался голос Кэйлин.       — Выбор за тобой, Акира, — Кэти щёлкнула пальцами и исчезла. Я схватила листки и торопливо запихала их в карман кофты. Нет, Кэйлин не будет участвовать в этом безобразии.       — Что-то болит? — на кухне показалась сонная Кэйлин. — Акира?       — Кошмар приснился, — я покосилась на нож и направилась к подруге. — Идём спать, Кэй.       Я убрала листки куда подальше. Я поверить не могла в то, что сказала мне Кэти. Я подозревала Лайта, я знала, что Эл бы не стала подозревать его, не будь у неё оснований. Значит, Лайт — жестокий и расчеливый Кира. Отлично. Убивает всех тех, кто встал на его пути. Бабушка начала копаться в делах прошлого — поплатилась за это жизнью. Девушки-детективы работали в опасной от него близости — так же поплатились за это жизнями. И его присутствие на всех местах преступления, и дружба с убитыми, и отказ признавать, что всё это: дело рук Киры — передо мной начала складываться целая картинка.       Я анализировала поступки Лайта, плакала и снова анализировала. Все списывали мои слезы на нервы из-за предстоящей встречи с Андерсонами. И из-за этого я тоже плакала. Я боялась, что не понравлюсь им, и они откажут мне в прослушивании.       Должна признать, балетной школой Андерсонов оказались очарованы мы все, даже Джонни. Танцоры на сцене были не просто хороши — они были великолепны! Особенно дочь Андерсонов, Эмма, исполнявшая главную роль.       — Я слышал, это весьма профессиональная труппа, — Натаниэль сидел рядом со мной, когда мы с удобством разместились во втором ряду партера. — Сам я не много знаю о балете, но я почитал, говорят, эта одна из лучших. При ней же и школа: начальная, средняя и продвинутая группы. Ты на каком уровне?       — На высшем! — с гордостью выпалил Акито, одобрительно мне улыбаясь. Как во сне, в антракте я пошла с Сузаку и ребятами за кулисы, чтобы познакомиться с танцорами.       — Миссис Андерсон, мистер Андерсон, Эмма, это Акира Эйнсворт, — он подвёл меня к супружеской паре, — о которой я вам рассказывал.       — Приятно познакомиться, — миссис Андерсон улыбнулась мне.       Она выглядела, как балерина, говорила, как балерина, и причесывалась, как балерина: к гладко зачесанным назад светлым волосам прикалывала огромный шиньон. На ней было развевающееся белое шифоновое платье поверх белого трико, а поверх платья — белая кожаная куртка. Её зеленые и голубые глаза её мужа всматривались в меня и Акито.       — Вы тоже танцуете? — спросил мистер Андерсон Акито.       — Нет, я не танцую, — ответил Акито, смутившись.       — Ах, как жаль, — с сожалением вздохнула миссис Андерсон. — Вы двое составили бы прекрасную пару на сцене. Народ валом валил бы посмотреть на эту красоту, которой обладаете Вы и Акира.       — Он врач, а не танцор, миссис Андерсон, — пояснил Сузаку.       — И давно Вы танцуете? — она обратилась ко мне. — В каком возрасте начали?       — Мне было четыре года.       — А сейчас Вам?…       — Недавно было двадцать.       — Очень даже хорошо, — она скрестила руки на груди. — Шестнадцать лет профессиональной подготовки. В каком возрасте Вы встали на пуанты?       — В двенадцать лет.       — Удивительно! — вскричала она. — Я никогда не ставлю девочек на пуанты раньше тринадцати, если только они не безупречны.       — А Вы безупречны? — подал голос её муж.       — Я не знаю.       — Вы хотите сказать, что Вам никто не говорил?       — Никто, — мне стало неловко и стыдно.       — Тогда Вы, должно быть, только посредственны.       — Подождите минутку! — взорвался Акито, покрасневший и очень рассерженный. — Сегодня на сцене нет ни одной балерины, которая могла бы сравниться с Акирой! Ни одной! Эта девушка, которая танцует Маринетт*, главную партию, иногда она совершенно не попадает в такт музыки, Акира же очень точно слышит музыку! Даже если она танцует под одну и ту же мелодию, она всякий раз немного изменяет свой танец, никогда не повторяется, импровизирует, стараясь сделать его лучше, красивее, трогательнее. Найти такую балерину, как Акира — счастье для вашей труппы!       — А Вы у нас, я так понимаю, эксперт? — она насмешливо посмотрела на Акито. — Всё знаете о балете в свои годы? Знаете, каких балерин считают безупречными, а какими посредственными?       Акито заговорил внезапно охрипшим от обуревавших его чувств голосом:       — Я знаю лишь то, что я видел, а еще — какие чувства Акира пробуждает во мне своим танцем. Я знаю, что когда звучит музыка, и она начинает двигаться в такт ей, моё сердце останавливается. Я знаю, что своим танцем она показывает то, что пишут в книгах и рисуют на картинах. В сегодняшней постановке ни одна девушка не затронула меня так, как это делает Акира. И если Вы не возьмёте её, то проиграете, а другая балетная школа приобретёт потрясающую балерину.       Зеленые (похожие на глаза ведьмы) глаза миссис Андерсон долго и пронзительно глядели на Акито, столь же долгим был взгляд её мужа. Затем она медленно повернулась ко мне, и я была оценена, взвешена и измерена буквально с ног до головы.       — Завтра, ровно в двенадцать. Я назначаю Вам просмотр в моей студии. Если не явитесь, то я за себя не отвечаю.       А затем они с мужем ушли. Я вцепилась в руку Акито и молчала. Ребята тоже молчали, потрясенные тирадой Акито и решением миссис Андерсон. Один только Сузаку среагировал:       — Гордись, Акира! Как правило, у них с мужем добиваются просмотра месяцами, а то и годами!       В тот вечер Джонни потащил нас в небольшое кафе, где мы решили отметить мою удачу. Я отнекивалась, но против толпы не пойдешь.       — За будущую звезду балета! — провозгласил Сузаку. Они улыбнулись, а я смутилась.       — Да! За будущую! — согласилась с ним Джинни, чокаясь. И всё было бы отлично, и я бы радовалась, если бы не чувствовала, что что-то не так.       Я чувствовала, что со мной что-то не так.