***
— Нет, — физрук застегнул последний карман на своём чемодане и пошёл в прихожую. Следом за ним медленно, но очень уверенно для своего положения, плёлся учитель химии и физики. Положение у него было не самое лучшее: он один выпил очень много алкоголя без своих излюбленных и родных друзей по уничтожению «волшебных» напитков. — Я тоже поеду, — сказала пьяная масса (ведь по другому нельзя назвать растёкшееся полуголое тело, которое раньше называлось «Младший Сезов», еле как ползущее по чёрно-белой плитке, украшавшей весь пол в коридоре). — Куда ты попрёшься? — Анатолий закинул бездыханную тушку брата к себе на плечо и положил её на диван в зале. Кирилл как только почувствовал под собой мягкий и пушистый плед, лежавший на мебели, провалился в сон, который не заставил себя долго ждать, а его вечный друг-храп подавал признаки жизни своего хозяина. — Где он так накидаться успел? — старший из всех здесь присутствующих обратился к Максиму Олеговичу, который всё это время сидел на высоком подоконнике, даже для его роста. Макс медленно затянул сигарету, немного подержав пар во рту, он выпустил его через нос. Разные глаза посмотрели на ночное небо, на котором не было ни единой, даже маленькой, звёздочки. Но резкий звук сигнализации автомобиля заставил быстро перевести взгляд вниз на парковку. Там какие-то малолетки в количестве четырёх штук пытались вытащить мяч из-под дорогой машины. Через небольшой промежуток времени выбежал, как и следовало ожидать, владелец этого чёрного «несчастья», ведь по другому учитель русского языка и литературы не мог назвать эту слишком затюнингованную машину. — У девятиклассников забрал, — Копылов медленно провёл свободной рукой по своим уже довольно отросшим волосам и сделал ещё одну затяжку. — После того, как две «бандитки» ушли, он достал коробку с конфискатом, где были пара блестящих фляг и бутылки три йогурта, но ты же понимаешь, что там далеко был не йогурт, — ещё одна затяжка, и сигарета летит с окна на пятом этаже. — Кирилл сказал, — учитель литературы прокашлялся и даже немного выпрямился, чтобы голос был более похож на его друга, — «Причину детского алкоголизма надо уничтожать прямым путём!» — для пущей убедительности в конце своей ценической карикатуры он поднял палец вверх, но потом этот же палец потянулся к пачке за новой сигаретой. — А что он один пил? — Анатолий склонился над телом своего брата, взяв одной рукой голову младшего, он поднял её, а затем положил под неё маленькую диванную подушку. — Ну ты же знаешь меня, — челка упала на тёмный глаз, — я алкоголь с курением не смешиваю! — учитель поднёс зажигалку к сигарете. — А если по правде? — вопрос больше звучал как претензия. Претензия к тому, что Копылов что-то недоговаривает. На это учитель отреагировал так: подавившись дымом, который он уже хотел выпустить через нос, в «конвульсиях» схватился за занавеску и упал мёртвым грузом на дно комнаты. А штора, как заботливая женщина, за которую он так отчаянно держался, укрыла его с ног до головы своей тяжелой тёмной тканью. В качестве благодарности Максим, не торопясь, открыл своё лицо и нежно обнял шторку, подкладывая её под голову. — Не…кхм-кхм…дал, — хрипло практически еле слышно сказал Олегович и протянул руку вперёд к другу, — Пожалуйста…кхм…воды… — Встань и сам налей, — физрук стоял напротив зеркала и пытался завязать галстук, в таком положении ему пришлось наблюдать всё это изысканное падение с подоконника своего «сынка». Немного тише, но это было сказано скорее лично для себя, он добавил: — И куда я этих детей девать буду, когда меня на сборы отправят? Сделав последний штрих, Сезон затянул галстук, накинул пиджак, а следом за ним и куртку с шарфом. Последний раз взглянув на своих питомцев, мужчина улыбнулся. Не часто он видел их в таком состоянии, от этого и было ему смешно. — Макс, я возьму твою машину, а то моя в ремонте, — сразу же после сказанной фразы в зал вбежал Копылов, который был весь мокрый, наверное, пил. — Даже не думай! — но эти слова были брошены в закрытую железную дверь, где уже маленькие шестерёнки приводились в действие для закрытия замка. Когда ключ выдернули из замочной скважины, Максим Олегович уже вовсю колошматил по двери, говоря всё, что он выучил за всю свою жизнь. — Еда, туалет и вода у вас есть. Приеду через два дня, — с этими словами физрук ушёл по ступенькам вниз, оставив позади попытки выломать дверь.***
Девушки уже ехали в чёрной небольшой машине, у которой все окна были тонированные наглухо. За всё время поездки подруги не сказали ни слова, да это и не надо было. Пока Генриетта сжимала руку Беллы, выражая так свою поддержку, им обеим было спокойно и хорошо. Асфальт закончился и началось бездорожье. Машину немного трясло, но водитель пытался справиться с этой ситуацией, стараясь не попадать в ямы, образовавшиеся от дождя, но это не всегда выходило. Вот ещё одна яма, и девочки летят вверх, ну как девочки… Только Белла, ведь, как она говорит: «Ремень − это вещь трусов и слабаков». Выругавшись, Снег замерла и медленно села обратно. Вот он − дом, в котором всё начнётся. Автомобиль медленно затормозил и остановился возле ворот. Выйдя из машины, они осмотрели всё вокруг. Ничего не изменилось: те же деревья, только теперь более высокие, та же будка, где как всегда нет охранника, и та же дверь, за которой никто и никогда не был. Девушки медленно вдохнули свежий ночной воздух, полностью отличавшийся от того, чем они дышат в городе, и направились во внутрь двора, который окружали красивые резные ворота. Внутри не было ничего особенного: дом, больше походивший на усадьбу девятнадцатого века, небольшой садик с яблонями и какими-то цветами, которые спали из-за позднего времени суток, дорожка, ведущая к двери, выложенная из серых и жёлтых плиток, сквозь которые уже полезла трава. Девушки пытались как можно скорее попасть во внутрь дома, ведь на улице сейчас не лето, и даже в куртках чувствовалась лёгкая прохлада улицы. Попав во внутрь здания, Белла и Генриетта встретили тёмненького парня ростом немного выше Гены, на котором был белый врачебный халат. — Что вернулись, мелкие? — он сделал пару шагов вперёд и схватил самую маленькую за шею и начал трепать, как собаку, которую он не видел лет десять, по волосам. — Да… Да! — Снег не могла вырваться из его крепкой хватки. — Почему Гене ты так не делаешь? Парень стал резко серьёзным, на руках набухли вены, и он сказал эти слова сквозь зубы: — Я обещал о ней заботится, — но, спустя пару минут, он пришёл в то же самое состояние, в котором он встретил девочек. — Ваши комнаты готовы, они на втором этаже. А я на кухню, потому что царь хочет жрать, — и с гордой походкой «хромой собаки» направился в сторону. — Ген, — обратилась Снег к своей подруге, — он эликсир бессмертия же пьёт? — Ага, — немного пафосно ответила девушка, — и зовётся он − водкой! — такое заявление вызвало немой шок у вечно возбуждённой Белки, но этим как раз и воспользовалась Генриетта. — Пошли, а то я спать хочу. Но если по правде, то её дядя, которого все величали «Максимыч», и правда на вид был очень молодым, хоть и был двойняшкой её отца. На лбу ещё не появились морщины, украшавшие многих мужчин за тридцать пять. Тёмные, почти чисто чёрные, волосы, в которых не было и малейшего намёка на седину, всегда были или по плечи, или до ушей. На что мужчина говорил: «Так теплее», — но это служило оправданием ещё для того, чтобы не носить шапку в холодные времена года. А маленький рост ещё больше придавал ему вид шестилетнего подростка, который просто много знает про медицину. Но это и нравилось Генриетте в нём, ведь так с ним можно было общаться наравне.***
— Ну вот и это место, — физрук вытащил чемодан из багажника и вошёл в открытые ворота.