***
Итачи понимает, что длительное путешествие поможет ей не только избежать проблем в Стране Огня, но и восстановить потраченные силы на допрос пойманных шпионов. Всегда можно было воспользоваться старинным способом, который неоднократно предлагал Кисаме — физические страдания, — но Итачи понимала, что когда ворошишь улей, нельзя потревожить всех пчёл. Использовать гендзюцу для допроса и для того, чтобы запретить человеку в последствии об этом рассказывать — удобнее всего. Но с каждым использованием техники, она чувствовала, как внутренности скручиваются, если не от боли, то от дикой усталости. Судьба сыграла с Итачи жестокую шутку, подарив невероятную силу и слабое тело, у которого никогда не хватит времени на то, чтобы использовать эту силу в полную меру. Всю свою жизнь Итачи живёт с осознанием, что именно сила её и убьёт. И сама не зная как, пришла к выводу, что от этого даже спокойнее. Сложнее всего было скрывать от Кисаме свой кашель со сгустками крови, свой режим таблеток в попытках унять симптомы и выиграть себе больше времени, своё бесконечное ёрзание в кровати и редкие, но достаточно долгие отлучки. Каждый раз Итачи казалось, что Кисаме смотрит на неё с полным осознанием происходящего, но у него видимо хватало ума, чтобы притворяться, будто он совсем ничего не замечает, и не задавать вопросов. Эта ночь на постоялом дворе была вынужденной: из-за недавних дождей размыло реку на границе со страной Железа и страной Звука; ни один человек или транспортное средство не могли пересечь её. Кисаме непонимающе напомнил, что они всё-таки шиноби и вполне могут себе позволить не бояться реки, вышедшей из берегов, но усталый взгляд Итачи заткнул его. — К сожалению, у нас осталась лишь одна свободная комната с двухместным футоном, — взгляд хозяина скудной гостиницы был менее извиняющийся, чем его слова. Он радовался наплыву клиентов и вряд ли бы что-то потерял, если бы Итачи и Кисаме отказались. Но Учиха всё ещё ощущала последствия активного использования своих техник и готова была наплевать на всё что угодно. Хотелось просто отдохнуть перед тем, как они окажутся в стране Звука. — Ничего, — сказала она. — Нас это не смущает. Поднимаясь по скрипящей лестнице в сторону комнаты, Итачи только сейчас заметила молчаливость своего напарника, который в основном был горазд побеседовать с незнакомцами и напугать их своими акульими чертами лица. — Что такое? — не оборачиваясь, спросила она, когда они подошли к двери. — Мне не нравится твоё молчание. — Буквально час назад вы просили меня заткнуться, — Итачи спиной чувствовала его острую ухмылку. Но точно так же Учиха почувствовала, как тут же она исчезла. — Но честно, я не привык спать с женщиной в одной кровати, если перед этим у нас не было с ней секса. Приподняв брови, Итачи обернулась. На лице Кисаме всё ещё мелькала улыбка, но скорее вызванная типичной для мужчин гордостью, которая появляется всегда, когда они говорят о себе и сексе. — Если до тебя до сих пор не дошло, то советую запомнить это сейчас, — Итачи сверкнула глазами. — Мы с тобой не мужчина и женщина. Мы с тобой напарники. И это совершенно другое. Если во время задания нам приходится спать в одной кровати, то значит так надо. И свои проблемы сексуального характера прошу оставить в стороне. Кисаме чуть склонил голову набок, лукаво улыбаясь. Что-то в этом выражении лица Итачи совершенно не понравилось. Он сделал шаг вперёд, расправляя плечи и нависая над ней всем своим выразительным ростом. — Открывайте уже дверь, напарник, — тихо прошептал он. — Я устал. Итачи слишком резко развернулась к нему спиной, чтобы избежать этого неприятного столкновения глазами. Имея силу в глазах, она тем не менее не любила длительного зрительного контакта. Ей казалось, будто сквозь него окружающие могут видеть души друг друга, а свою показывать она точно не собиралась. — Я не люблю, когда люди находятся так близко ко мне, — прошипела она, возясь с замком, который всё никак не хотел поддаваться. Дурацкая дверь казалось уже давным давно сгнила от сырости и стояла исключительно из последних сил. Итачи захотелось просто выбить её, чтобы поскорее получить необходимое личное пространство. Ладонь Кисаме легла на её руку и остановила от попыток вывернуть замок наизнанку. Итачи всегда казалось, что кожа у Кисаме холодная, как у рыб, но её собственная ладонь была куда холоднее его. — Спокойнее. Эти старые замки не любят, когда с ними так обходятся, — Хошигаке аккуратно повернул ладонь девушки, а вместе с ней и ключ, вправо, чуть толкнув дверь вперёд. Что-то щёлкнуло и замок поддался. Открыв дверь нараспашку, Итачи отскочила от Кисаме в комнату, чувствуя, будто абсолютно каждую границу её личности жестоко и бессовестно нарушили, ворвавшись в её пространство бесцеремонными движениями и фразами. — Я же сказала, что не люблю, когда люди вмешиваются в моё личное пространство, — попыталась она сказать спокойно, оборачиваясь на напарника. — Тогда я совершенно не знаю, как мы будем спать в одной кровати, — Кисаме лишь развёл руками. — Ведь это тоже ваше личное пространство. — До тех пор, пока ты ко мне не прикасаешься, меня всё устраивает.***
Пусть до Конохи оставалось всего несколько километров пути, Итачи остановила свой бег и задумчиво подняла голову вверх, наслаждаясь прохладным ветерком и видом на миллиард звёзд, что украсили сегодняшнее ночное небо. В воздухе пахло свежестью лета. Бежавший вслед за Итачи остановился. Девушка слышала его шаги и едва ли сбившееся дыхание. — Красиво? — спросил её спутник. — В такие моменты я понимаю, почему ты так любишь выходить за территорию деревни, Шисуи, — слабо улыбнулась она, продолжая смотреть в небо. Оно было бесконечным и безмятежным. Таким, какой бы Итачи сама хотела бы быть. Очередная миссия позволила выбраться из Конохи, сбежать от вечного сурового взгляда отца и излишней заботы матери. От шумных улиц и странных взглядов. Шисуи подходит сзади, и Итачи внутренне чувствует его близость к себе. Ей нравится это ощущение, когда Шисуи рядом — только при его наличии она может расслабиться. Хотя бы на мгновение. Спутник кладет свои ладони на её хрупкие плечи, и Итачи слегка откидывает голову, опираясь затылком о нагрудный бронежилет Шисуи. — Мне нравится это спокойствие, — улыбнулась она, зная, что сейчас они вместе с Шисуи стоят посреди гигантского поля и смотрят на бесконечное небо; кажется, будто они и не шиноби вовсе. Просто какие-то незначительные люди. Просто никто. — Это из-за звёзд или из-за меня? — спросил Шисуи, и Итачи чувствовала эту добрую и нежную улыбку у него на губах, даже если она её не видела. Обернувшись, Учиха теперь смотрела только на своего спутника, ровно до того момента, как его губы коснулись её. Поцелуи Шисуи должны были войти уже давно в привычку, но каждый был, как новый. Шисуи целовал нежно, но со свойственной ему уверенностью и силой. С тем самым спокойствием, что Итачи всегда любила. Шисуи дарил тепло и веру. Веру во что угодно. Но главное в него самого. Они никогда не говорили о своих отношениях, всегда скрываясь за ярлыком « напарники » перед остальными; между собой они о таком не задумывались. Слишком страшно было дать происходящему между ними слишком много смысла, ведь нестабильная жизнь шиноби могла привести к тому, что они потеряют в любой момент всё самое дорогое. Чем больше ты говоришь о чём-то, тем ценнее оно становится. Итачи учится не задавать вслух тех вопросов, что её постоянно волнуют. В глазах Шисуи она видит всё, что ей требуется, и от этого становится спокойнее. Она не уверена, что видит любовь. Но это и к лучшему. Любовь — это страшно. — Что ж, нам пора, — прошептал Шисуи, утыкаясь носом в её щёку. — напарник.***
Просыпаясь ночью, сквозь пелену глубокого сна без сновидений, Итачи чувствовала подкатывающую к груди режущую боль. Ту неприятную и сулящую лишь час бесконечного кашля. Привычную и ненавистную. Итачи просыпалась почти каждую ночь с момента, как они отбыли из Деревни Дождя. Болезнь всегда входила в свою силу, после обильного использования чакры. Но сегодня проснувшись, а она увидела заспанное лицо Кисаме. Было непривычно, что кровать не пустует. Кисаме едва слышно похрапывал, раскинув в разные стороны свои руки, из-за чего одна едва касалась головы Итачи. Она поймала себя на мысли, что разглядывает Кисаме. Слишком давно не было рядом с ней другого человека. И дело не в том, что Хошигаке её как-то привлекал. Дело было в самом обыкновенном человеческом присутствии, которое порой необходимо в тишине. Простого ощущения, что рядом кто-то есть. От этой мысли Итачи почувствовала себя слабой и отвернулась в другую сторону, борясь с кашлем. Она могла бы спрятаться в хлипкой ванной, совмещённой с уборной, но тонкость этих стен не помогла бы ей не разбудить напарника. Ей не хотелось показывать ему свою слабость. Свою болезнь. Итачи понимала, что ей нужно принять лекарство, чтобы уменьшить время приступа: смесь трав, предоставленные ей одним врачом из Конохи. Сотрудничество с ним одно из самых опасных явлений в её жизни, и тем не менее, она продолжает получать поставки каждый месяц с предписанным режимом. Если Акацуки узнают об этом, то появятся вопросы — данный врач служит при главной больнице Деревни Листа и ни разу не был замечен в связи с нукенинами. Итачи встала с футона, пытаясь не задеть Кисаме. Её таблетки лежали в одном из карманов плаща, к которому она сразу ринулась, чувствуя слабость в ногах. Это было то неприятное чувство ненависти к самой себе, к своему положению, к своей жизни. Но именно эта ненависть подстёгивала её двигаться дальше. Дальше к свершению всех её целей. Заснуть руку в карман. Достать пачку. Вытащить одну таблетку красного цвета и другую чёрного. Достать стакан. Дойти до ванной. Налить воды. Пальцы слабые и не слушаются. В глазах темнеет постоянно. И таблетки ведь не сразу действуют. Итачи уселась на пол уборной, уткнувшись головой в колени. Мечтать, чтобы это прекратилось, бессмысленно. Не прекратится. Это вина её самой. И небольшое отсутствие удачи. — Вы в порядке? — стук разбудил Итачи от состояния задумчивости. Голос сонного Кисаме напугал её. Она закашляла ещё сильнее. — Всё… нормально… спи. — Эй, я же слышу, что ненормально, — Кисаме надавил плечом на хлипкую дверь уборной. Итачи сидела на полу, спиной облокотившись о стену. Кровь на её губах была не засохшей. В отхожем месте пахло сыростью, хотя бы не остатками человеческих испражнений. Взгляд у Учихи был болезненный, но всё ещё пытающийся старательно стать тем ледяным взглядом хладнокровной принцессы. Словно всё идёт, как надо. Кисаме опустился на корточки, прикладывая руку ко лбу девушки. Холодный. Как и она сама. Но кровь на её губах напугала его. — Кто-то атаковал? — нахмурился он. — Нет, я же сказала, что всё нормально. Итачи попыталась встать, но из-за слабости в ногах, повалилась на вовремя поднявшегося Кисаме. Её хрупкое тело обрушилось на его грудь, и он подхватил её на руки. Дыхание Итачи было сбившимся с периодическим кашлем. Таким, каким бывает кашель уже очень давно болеющего человека. В этом кашле потерялись её попытки сопротивляться, и Кисаме вынес девушку обратно в комнату, уложил на футон. Взгляд его ещё в первый момент, когда он проснулся, упал не только на пустующее место рядом, но и на таблетки на крошечном столе возле её плаща. Нормального здесь уж точно ничего не было. — Вам придётся рассказать мне, что с вами происходит. Иначе, будучи напарниками, как вы сказали, у нас будут трудности, — улыбнулся он, поправляя упавшие на её лицо волосы. — Это ведь не первый случай такой. Она легко мотнула головой. — Это болезнь. Просто кашель, ничего особенного. Бывает, когда устаю вот и всё. — Ну-ну, — Кисаме лёг рядом, уставившись в потолок. — Исходя из своих наблюдений, я могу понимать, что это связано не с усталостью, а с вашим использованием техник. Эта болезнь напрямую связана с чакрой. Итачи не хотелось признавать, что Кисаме куда умнее, чем она думала. Ведь изначально она в нём видела лишь того, кто привык полагаться на свою силу. Кто привык безумию отдаваться во время битвы. Если его стихия вода, то скорее уж глубокая морская пучина, убивающая корабли и всех, кто на них находится. Такая пучина не думает, когда забирает чью-то жизнь. Так откуда в водовороте по имени Кисаме Хошигаке есть этот тяжёлый разум? Молчаливый, но тяжёлый своей рассудительностью и проницательностью. Итачи с трудом посмотрела в сторону на Кисаме. Он искал что-то в досках на потолке. Может быть ждал подтверждений своих догадок. — Знают ли в Акацуки об этом? — шепотом спросил Хошигаке. И этот вопрос напугал Итачи. — Нет, — и не должны знать. Кисаме продолжил молчать и от этого становилось ещё неприятнее. По телу Учихи прошли мурашки. Кашель снова напомнил о себе. Ей казалось, что хуже уже никуда не может. — У каждого свои скелеты в шкафах, — наконец произнёс Кисаме, и в голосе его скользило понимание, от которого внутри Итачи расплёлся тревожный комок нервов. У Хошигаке тоже было достаточно секретов, которые он бы хотел держать подальше от окружающих, поэтому ему было несложно понять тревоги Учихи. Он снова и снова ловил себя на мысли, что начинает понимать девушку, и весь её этот образ льда разбивается на осколки. — Спокойной ночи, — прошептала Итачи, сворачиваясь клубком под одеялом. Ей всё ещё было страшно за свои собственные тайны, за свою слабость, за свой секрет, но она чувствовала, как между ней и Кисаме появляется нить доверия, которая нужна напарникам, если они хотят работать и выживать вместе. Это так смутно напоминало прошлое, что Итачи позволила ностальгии усыпить её вплоть до завтрашнего дня. Главное, что хотя бы кашля больше не было.