Счастье есть

— Почему Ты оставил меня, Создатель? — ее шепот в пустой комнате заставляет слегка поежиться. Словно и вправду никого нет и все ее слова, все молитвы — лишь шепот в пустоту. В душе так одиноко и пусто, как на пепелище, где лишь ветер разбрасывает обгоревшие остатки родного дома. Раньше было так много всего, душа была наполнена смыслом жизни, хотелось петь, песни буквально лились из нее и зажигали ответную радость в глазах слушателей. Сестра Соловей была способна вызвать слезы на глазах или счастье в сердцах лишь одним куплетом. А сейчас, куда же делся тот настрой, то счастье петь для других, веселя людей своим сердцем, полным любви, где та бард, которая считала, что счастье есть? Она верила в чудо, в Создателя, что ведет каждого, что вселяет в души людей любовь. И где теперь та вера, надежда, где ее чудеса? Где? Лелиана поднимается на ноги, потому что на коленях стоять, когда ты потерял свою веру и надежду — странно и лицемерно. Она стискивает руки, одна в другой, словно пытаясь поддержать себя. Но это лишь иллюзия. Когда ты не можешь почувствовать то, чем жил так долго, не ощущаешь любви и веры, если нет никаких чудес, знака Создателя, что Он с ней, Он любит ее, Он слышит ее, на что надеяться тогда? На что? Солона Амелл ступает почти бесшумно — она специально выбрала для визита столь поздний час, чтобы не столкнуться ни с кем по дороге. Варрик даже не замечает фигуру женщины, уткнувшись в пергамент, на котором выводит очередную главу своей истории об Инквизиторе Максвелле. Дориана и вовсе нет в его излюбленном кресле — он опять в таверне или покоях Максвелла. Остальные обитатели в столь поздний час уже спят, либо заняты чем-то в своих покоях. Амелл наблюдает за Лелианой, чувствуя, что та сломлена. Пусть в письмах Сестра Соловей пыталась выглядеть прежней, а проблемы — преуменьшить, чтобы сделать беспокойство Солоны меньше и подарить надежду той, что сейчас боролась за свою жизнь и их общее будущее, но Героиня Ферелдена всегда знала, когда ей врут, а уж когда врет та, что для Солоны дороже жизни, и подавно. — Ты уже не похожа на послушницу из Лотеринга, которая свято верила, что за всем стоит Создатель, — тихо произносит бывший Серый Страж, — почему ты позволяешь себе сомневаться сейчас? — Солона, — ахает Лелиана и тут же заключает Амелл в объятья. — Столько всего происходит, — шепчет слегка потерянно, стараясь отделить важное от не очень важного, чтобы не очень важное рассказать, рассказать легко и непринужденно, словно обычная суета поглотила ее. Но при этом стискивает Амелл в слишком крепких объятьях и на спине в кулаке зажимает прядь волос той, мысли о которой лишь и помогали теперь жить, работать, вставать с рассветом, чтоб отправлять птиц и улыбаться на советах Инквизитору и советникам, — любая вера рушится, когда видишь, как зло наступает, — Лелиана думает об Убежище и стольких погибших, о том, что отовсюду шлют вести об открывающихся разломах, что… — Ты ненадолго? Выпьешь? — спрашивает она, все так же не в состоянии выпустить ее из объятий и раскрыть судорожно сжатый кулак. — Боишься, что я пришла прощаться? — произносит Солона. Они обе не особо верили, что Амелл удастся победить зов. Обе жили в страхе, что скоро, совсем скоро, их время выйдет. Сколько раз Амелл думала, что стоит на все плюнуть и сорваться к Лелиане. Провести последние дни, месяцы, а если повезёт — годы вместе, но Солона не привыкла отступать, поэтому сжимала в руке посох и упорно шла вперёд, сопровождаемая своими вечными спутниками Веланной и Андерсом, который после Киркволла решил помогать давней подруге, — не пришла, — выдыхает женщина, закатывая рукав мантии и показывая свои чистые руки с синеватыми венами, — мы победили. Это сойдёт за чудо? Это вернёт твою веру? Я вернулась навсегда, — выдыхает Амелл. Лелиана ошарашенно проводит пальцами по венам рук, потом не выдерживая сжимает запястья в своих и целует сперва одну, потом вторую руку, и целует снова и снова. — Слава Создателю, — на ее глазах слезы, — спасибо за чудо, Солона, — Лелиана поднимает на нее взгляд. — Может, моя вера и уменьшилась, когда я увидела, сколько зла допустил Создатель, но в тебя, моя любовь, я всегда верила. И только ты одна могла сотворить чудо, — рыжая снова проводит пальцами по чистым рукам Солоны, словно не верит, проверяя вновь и вновь. — Только ты одна. — Неправда, — шепчет Амелл, аккуратно беря Лелиану за подбородок, чтобы смотреть в глаза, — чудо сотворила наша любовь и твоя вера в меня. Я жива твоими молитвами, и ты должна верить. В этом вся ты, — улыбается Амелл, — а еще, — она запускает руку под мантию и достает прекрасный кулон в виде соловья и почти сразу надевает его на шею женщины, — не забывай кто есть ты. Сейчас ты творишь чудо для всех нас. — Ты всегда что-нибудь привозишь для меня, — улыбнулась Лелиана, сжимая кулон, — спасибо. Значит, теперь ты останешься? Здесь, со мной? — прошептала она, ее пальцы уже оглаживали лицо Солоны, она вглядывалась в ее глаза, отмечая, насколько Амелл пытается прятать усталость в глубине глаз, как бледны щеки, как осунулось немного лицо. Чтоб создать любое чудо, надо много работать и отдать частичку себя. — С тобой. Дома, — шепчет она, перехватывая руку и целуя ладонь Лелианы, — дома, — улыбается Амелл, прижимаясь щекой к ладони. — Сола, — рыжая уже забыла об ответственности, о своих шпионах и вообще Инквизиции в целом, с ней ее девочка и говорит о доме, их доме, — я так скучала по тебе, — она гладит Солону по щеке, второй рукой обнимая ее за талию. — Я тоже скучала, — прошептала Амелл, накрывая губы Лелианы своими, а затем увлекая женщину в сторону постели. Они успеют поговорить позже, а сейчас бывшему Серому Стражу окончательно хотелось почувствовать себя живой.