Хороший день Драко Малфоя

Драко Малфой стоял на небольшом магловском сооружении, именуемом "Мостом влюбленных". Стоял неподвижно, облокотившись на витое ограждение, и смотрел на блики воды. Лениво щурился, иногда поднимая глаза на небо, и вдыхал солнечные запахи. Шум вокруг больше его не раздражал, а напоминал лишний раз, что жизнь идет, и что он — Драко Малфой — тоже участник этой огромной жизнеутверждающей канители. Магловские детишки пищали и визжали, совсем как визжат волшебные дети. И больше не было для него разницы, сколько в них нечистой крови. Почему? Драко Малфой кое-что понял недавно. Но вот за спиной раздалось такое узнаваемое постукивание каблуков по металлическому дну моста. Так упорно вбивать подошвы в землю могла только одна девушка. Его девушка. И, когда шаги замедлились, а звук стал мягче, Драко медленно выпрямился, приподняв подбородок. Вдох — она подошла вплотную к его спине. Медленный выдох — тонкие прохладные руки заскользили по его ребрам и остались на груди, отделенные от нее тканью белой футболки. Один вдох на двоих — она положила голову на его спину и втянула нужный запах. - Привет, — Драко освободился из объятий, чтобы повернуться и посмотреть, как солнце гладит эту прекрасную девушку по волосам. И легко коснуться губами щеки Гермионы Грейнджер. Коснуться и потеряться в тепле весны, мягкости кожи. Коснуться щеки снова И еще И четвертый раз Так невесомо, что глаза Гермионы прикрылись, чтобы меньше видеть, но больше чувствовать. И тут вдруг: — Малфой! — Гермиона, будто очнувшись от гипноза, притворно возмутилась и посмотрела прямо в улыбающееся ей светлокожее лицо, — так мы точно никуда не успеем! — Времени у нас еще полно. Нарцисса сказала, что отец будет не раньше шести, а сейчас только четыре, — Драко совершил попытку снова притянуть девушку, но она, старательно отпихивая его, тараторила что-то про цветы, которые необходимо купить, прическу, которую Драко непременно испортит, и Нарциссу, которая ни за что не примет такую никчемную, непунктуальную и растрепанную невестку. Он рассмеялся так по-настоящему, что Гермиона тоже прыснула. Несомненно, любовь развивает самоиронию. Драко все-таки изловчился и обнял потерявшую бдительность девушку, и она, ворча что-то для порядка, позволила. Драко Малфой шел по неволшебным улицам, среди самых простых и неволшебных людей. И думал, что никому еще в своей жизни он так сильно не желал понравиться, как родителям Гермионы Грейнждер. Это было так важно, что ладони его, то и дело, потели, а язык закостенел, и хотелось постоянно нести немыслимую чушь. Двое сто-ма-то-ло-гов, никогда не обладавших палочками, и накрывающих на стол к их приходу СВОИМИ руками, смотрели на благородного и чистокровного Малфоя снисходительно и говорили как с нашкодившим кошаком. Нашкодившим, потому что Гермиона была беременна. Как сказал колдомедик, беременна уже третью неделю здоровым малышом. И от этого Драко был испуган, виноват и… неужели счастлив? Отец-убьет-меня. Точно убьет — подумал Драко и рассказал. Потому что, если умирать, то только таким — растерянным и счастливым. Отец пил успокоительную настойку, а Нарцисса суетливо перебирала бусины своего изумрудного ожерелья и почему-то плакала. Они бы не одобрили его выбор никогда и скорее убили бы Драко и Гермиону и всех, кто встал бы на пути расправы. Но на следующий день мать с высоко поднятой головой зашла к Драко в комнату, подала ему светлую коробочку с кольцом прабабки и пригласила «юную леди» на официальное знакомство. И вот они идут по магловской щербатой мостовой вдвоем покупать цветы по настоянию Гермионы. Драко иногда поглядывает на непривычно причесанную девушку, пытаясь осознать, что в ней растет человек — с ужасной родословной, темным прошлым деда и отца, неволшебными предками Гермионы. И ощущает нездоровое желание быть замеченным всеми бок о бок с Грязнокровкой Грейнждер. И знает, что никого нет волшебнее этой магловской дочери.