Я тебя помню

Я легонько потянулась, чувствуя мягкую, пуховую подушку под головой. Открыв глаза, я довольно улыбнулась, видя перед собой Егора. Я протянула руку, убирая челку с глаз блондина. Он лишь поморщился, вытянув руку, накрыв мое бедро ладонью, я не поддавалась его тяготе, но потом, видя то, как хмурятся его брови, сама подвинулась, прижавшись к парню, обнимая его, нежно, целуя в грудь. Пальцами отводя тату на его руке, я прикусывала губу, искренне веря, что не лишу Егора такого желанного сна, но блондин снов начал ерзать, и я убрала руку, чмокнув его в губы, начиная подниматься с постели. Я осмотрела комнату, впервые… детально. Белая стена, на которой развешаны подарки от поклонников, что заставляет умиляться. Постель из белого дерева, с красным постельным бельём, мягким и нежным. Белый пол… остальные три стены — красные. Сбоку вход в… гардероб? Выдвижная дверь, в виде зеркала. А на стене, перед кроватью — стеллаж с дисками, и аудио-система. Я довольно улыбнулась, идя к двери. В отражении, я увидела такую… смущённую, и… счастливую? Девушку. Но мое тело настолько исхудавшее, странное, и, что поразительно, не отвратительное. Легонько двинув дверь, я бесшумно открыла ее, входя вперёд. Взяв в куче вещей, разбросанных по маленькой комнатке, рубашку Егора, я вышла, натягивая ее на голое тело, двигаясь в ванную. Я старалась проходить по коридору, тихонько заглядывая в комнаты, по пути. Спортивный зал, гостиная или же… кабинет? Еще одна спальня, но более… женственная? Да, наверное. И, наконец, ванная комната. Большая, довольно красивая, изящная, вся сделанная в белых и серебристых оттенках. Большая ванна, на которой, у бортика а-ля полка, выставлены баночки с шампунями и гелями. Я осторожно подхожу к невысокой раковине, смотря в зеркало. Волосы всклочены, на лице румянец, и довольная улыбка. Умываю лицо прохладной водой, и внезапно понимаю, что хочу окатиться прохладной водой, что и делаю. После душа, энергии еще больше. Надеваю белье, которое успела ухватить с собой, точнее… лишь нижнюю его часть, и рубашку. Мне так хочется внести в эту квартиру капельку уюта… да! Уютного, вкусного завтрака. Вдвоем. Открыв окно на кухне, и вместе с ним холодильник, я вытащила все нужные для завтрака продукты, и разложила по ёмкостям, начиная готовить. Спустя пару минут, запахло выпечкой и корицей, спустя ещё пару — малиной, мятой и имбирём. Выложив завтрак на тарелку, я прикусила уголок губы, понимая… что мне чего-то не хватает. Пройдя к холодильнику, я начала свои поиски нужного дополнения. — Мёд… варенье… кленовый сироп! — улыбнувшись своей находке, я выудила из ящика нужную мне вещь. Полив вкусный, но слегка вредный завтрак, сиропом, я поставила две тарелки на стол, вместе с чашками, идя обратно в спальню, но замираю в коридоре, вскрикнув, врезавшись в Егора. Его глаза были слегка ошарашенными, или даже… напуганными? Его руки сразу же легки на мою талию, а взгляд бегал по моему лицу. — Проснулся без тебя, — тихо ответил он. — не спрашивай, о чем начал думать. — я грустно улыбнулась, беря его за руку, ведя на кухню. — Вот, — вздохнула я. — поэтому и проснулся без меня. — блондин только обнял сзади, уткнувшись в макушку, я ощутила, как колотится его сердце и накрыла обнимающие руки, своими. — Ты очень крепко спал, и… так спокойно. Я не хотела будить, — разворачиваюсь, легонько чмокнув парня в губы. — извини, что напугала. — он крепко обнимает меня, выдохнув. — Давай завтракать? парень кивает, и усаживает меня на свои колени, от чего я смеюсь. — Тебе будет неудобно, — бурчу я. — Ошибаешься, — его мягкие губы касаются моей шеи. — это самое удобное положение. — улыбнувшись, я начинаю есть, вместе с Егором. Егор медленно ест, иногда целуя меня, сжимая крепче. От чего-то, в груди покалывает… я понимаю, что он пугается просто от того, что меня нету рядом. Что после сна вместе, не находит моего тельца в своих объятьях. Это доводит его до паники… такая ерунда доводит до паники. Что я сделала с ним? Что мы сделали друг с другом? Я внезапно вспоминаю все то, что ломало меня по жизни. Самые яркие флешбеки. Боль отдает жжением в груди, хочется трясти головой, уткнувшись в грудь Егора, но я сдерживаюсь. Внезапно, в голове всплывает картинка. Я маленькая, лет пять, может шесть. Худощавая, щупленькая девочка, рыдающая, которую мать гонит по коридору, в комнату, нагоняя подзатыльниками, доводя до истерики, швыряет в угол, крича. «Мамочка, ну пожалуйста! Мама!» — вечные слова тех времен. Настолько бессмысленные фразы, которые лишь сильнее распаляли ее. Новая картинка. Примерно тот же возраст, в спальной майке, трусах, босиком, а мать вышвыривает меня за двери, в коридор подъезда. Вечер. Я стучись в двери собственного дома, плача, зовя маму, прося открыть. Нет. Проходит время. Нет. Еще… нет. Пока злость и агрессия не сменится жалостью — нет. Еще картинка. Я старше. Мне где-то десять. Мама бьет меня головой о деревянный стол, нет, не разбивает мою физиономию в кровь, ударяет слегка, но ощутимо. Я прикладываясь переносицей к краю деревянной мебели и рыдаю. В горле пересыхает. Еще картинка. Мне пятнадцать. Тридцатое декабря, мать снова пьет. В истерике, хватаю бутылку водки и со всей дури разбиваю об пол. Она запирается в кухне, я собираю стекла, разрезая руки в кровь. Еще. Она пьяная — в мои ноги летит хрустальный стакан. И еще. Удар спиной о комод для обуви. Еще. Сбегаю из дома, рыдаю. Еще. Стою на кухне. Время примерно пять утра. В руках — банка от таблеток, рядом — стакан воды. Вываливаю все содержимое банки в ладонь, и почти подношу ко рту, но… ломаюсь, уронив все, и рыдая… рыдая до истерики в куче таблеток. Еще. Медленно сползаю по стене, в темноте. Мне шестнадцать. Я закрываю рот своей же футболкой. Царапаю руки, ору, бью ими о пол, рву на себе волосы, а она пьяная. Мысли терзают. Я одна. Мне больно. Я рассыпаюсь. На части. Обломки ненужной тряпки. Меня не любят. Меня нельзя любить. Я ничтожна. Я не нужна этому мир. Мне нужны люди. Я им — нет. Я больше не смогу. Я не хочу больше. Не хочу жить. — Аня, Аня, Аня! — Егор трясет меня за плечи, а я осознаю, что плачу, и уже давно, захлебываясь и задыхаясь от слез. — Господи, ты слышишь меня? Аня? — его глаза бегают по мне, он вскакивает с места, и поднимает меня на ноги, продолжая попытки привести в чувства. — Малыш, пожалуйста, скажи что-то? Аня? — хватаюсь за его руки, сжимая, смотря сквозь пелену слез, стараясь прижаться, и парень позволяет сделать это. Я срываюсь на громкие, истеричные рыдания. — Я же рядом, ты не одна, мы вместе, — спустя какое-то время, начинает блондин. — пожалуйста, не плачь. Мне так больно, когда ты страдаешь. — эти слова тормозят меня, и я поднимая взгляд на парня. — Прости меня, — шепчу, рвано, из-за слез. — прости меня за то, что я сделала с тобой. Я не хотела, Егор! Я совсем не хотела, слышишь? Я не хотела! — он накрывает мои губы своими, безответно целуя, затыкая. — Я не… — снова целует, сжимая мое тело в своих руках, слезы стекают по щекам, он ловит их губами, сцеловывая. Берет мои руки, целует их, пальцы. покрывает поцелуями лицо, шею, гладит по волосам, заключает мое лицо в ладони, смотря глаза в глаза, пропитывая любовью. Я прихожу в себя, резко выдохнув, накрыв его ладони своими сверху, приласкавшись к теплым рукам. — Я сейчас наберу Марго, — шепчет Егор, сглотнув. — ты поговоришь с ней. — я мотаю головой. — А со мной? Поговоришь со мной? — горько ухмыляюсь, он почти свихнулся из-за меня. Из-за меня, давно сумасшедшей. — Меня нельзя любишь, — шепчу я, почти впадая в себя. — Что ты несешь, — так же отвечает от, наклоняясь ближе. — я люблю тебя. Я безумно тебя люблю. Мне плевать, нельзя или можно. Я просто люблю. Вопреки всему. Поняла меня? — молчу. — Поняла? — шепчет блондин в самые губы, после чего садит меня на стол, отодвигая все тарелки, резко впившись мне в губы, устроившись между моих ног. — Люблю, — губы касаются уха, в которое он шепчет. — очень тебя люблю. — я прижимаюсь к нему, целуя в ответ. — Тебя нельзя любить, — прервав наш поцелуй, позволяя мне вдохнуть, выпаливает он, заставляя меня замереть. — никому, кроме близких. Нельзя, потому что я этого не разрешу. — он смеется, снова целуя меня. — Ни парням, ни… девушкам? — теперь смеюсь я. — Расскажи мне, — я резко замолкаю. — пожалуйста, малышка. Я обещаю рассказать все, что попросишь. Только сделай это первой, м? — я выдыхаю. — Можно я скажу… просто и прямо? — он кивает, обняв меня, крепко. — Ты знаешь обо мне все, кроме одного факта… мама пила. — он крепче сжимает меня в руках. — И била меня. — еще крепче. — Она бросила пить, когда мне почти исполнилось семнадцать, но… я все помню, абсолютно все, даже то, как чуть не распрощалась с жизнью. — парень утыкается в мои волосы. — Тебе пришлось познакомиться с Марго, из-за меня, а Миша… сказал, что ты псих, хотя это не так. Не ты псих, Егор, а я. — он отстраняется. — Послушай, малыш, — он говорит в самые мои губы. — я тоже скажу прямо и просто, ладно? — киваю. — Я едва не ушел в запой, крушил все в комнате по ночам. Полина наша Марго, когда я просто… не говорил, не выходил из дома. Когда мама начала рыдать, прося меня поговорить с ней хоть о чем-то. Я действительно почти рехнулся, но… не из-за тебя, Ань, а из-за себя, ведь в ту ночь… Милая, если бы я не нажрался, то все было бы хорошо, понимаешь? Я придурок, который не мог принять то, что полюбил, который ранил ту, которую впустил сюда. — он прижал мою руку к груди, я четко чувствовала, как бьется его сердце. — Уж если ты говоришь о психике, то… мы оба больные на голову. Оба сумасшедшие. Потому что любовь… это… некая форма, общепринятого сумасшествия. Мы оба ненормальные. Ненормальные по уши. — я улыбаюсь, обнимая его. Он стаскивает меня со стола, усадив на себя так, что мои ноги были обвиты вокруг бедер блондина. Егор пошел в ванную и забрался под душ, прямо в одежде, вместе со мной. Я выдыхаю, наконец, совсем успокоившись, вместе с Егором. Стянув всю одежду, мы оба садимся в ванной. Он — спиной к стенке ванной, я — спиной к нему, в нежные, любимые объятия. Теплая вода расслабляет, я стараюсь потеряться в чувствах, и у меня получается. Когда его нежные руки обнимают меня, прижав к себе, когда мы вместе смеемся, целуемся и… просто находимся рядом — внутри все цветет.И это счастье, это любовь, то самое, о чем пишут в детских сказках о принцессах. Я никогда не хотела принца на белом коне, никогда не считала себя частью, не желала половины, и не получила этого. Я получилась намного больше. — Я так сильно тебя люблю, что мне страшно. — говорю я, откинувшись на его грудь, закрыв глаза. — Мне тоже, — отвечает Егор. — давай бояться вместе? — с детским энтузиазмом спрашивает блондин, и я открываю глаза, видя его ладонь, которую накрываю своей, сплетая пальцы. — Да, — отвечаю я. — давай. — поворачиваю голову вбок, встречаясь с любимыми родными губами.