***
Очако, Иида и Изуку сидели на первом этаже в ожидании Шото и Катсуки, которые сейчас были не с ними по причине того, что Бакуго всрал диск с видеоигрой, который одалживал у Каминари, где-то по дороге до общежития. Так что эти двое остались прочёсывать окрестности в поисках пропажи, пока их друзья сидели в тёплом помещении, попивая кто чай, кто кофе и представляя, какое безумно злое выражение лица будет у Катсуки, когда он вернется обратно, неважно, найдёт он этот диск или нет. Но даже сидя в фойе было немного прохладно, так как морозный воздух доживавшего свои последние дни ноября залетал в помещение через постоянно открывающиеся и закрывающиеся двери. ― Думаю, Бакуго лучше бы найти этот диск и поскорее, потому что в противном случае он рискует умереть от удара молнией, ― Очако грела руки, одетые в перчатки, о стакан с горячим кофе из автомата. ― А мне кажется, Бакуго найдёт способ обвинить Каминари в том, что он потерял этот диск. Скажет, что тот не должен был ему его давать или ещё что-нибудь в этом роде, ― произнёс Иида, отпив чай из своего стакана. Урарака и Изуку улыбнулись, после чего последний согласился: ― Да, это очень похоже на него, ― Мидория повернул голову в сторону и увидел там спускающегося с лестницы вышеупомянутого Каминари, одетого в белую футболку, огромный чёрный свитер сверху, который почти спадал с плеча, спортивные штаны и... тапочки. А ещё он был в очках. Каминари редко носил очки. Изуку вмиг посерьёзнел и перевёл взгляд на ребят, которые его поняли. Они разом перестали смеяться и, когда Денки поравнялся с ними, улыбнулись и поздоровались с другом. Каково было их удивление, когда всегда полный жизненной энергии и оптимизма Каминари прошёл мимо них, даже не подняв взгляд. Троица переглянулась, Изуку пожал плечами. В следующий момент все в помещении услышали знакомый крик, владельца которого знал здесь абсолютно каждый: ― Блять! Мы пять кварталов обошли в поисках этого сраного диска! ― Бакуго, пожалуйста, перестань кричать. Главное, что мы его нашли. ― Если бы не нашли, я бы этому жёлтоволосому шею... О! Каминари! ― Катсуки обернулся и заметил Денки, а заодно и остальных своих друзей. Последние, кстати говоря, подняли руки на уровне груди и стали мотать головами, как бы сообщая блондину, что сейчас не самое лучшее время. Тот на этот жест, разумеется, не обратил никакого внимания. Он подошёл ближе и протянул видеоигру. ― Вот твой тупой диск с твоей тупой игрой. Видеть его больше не хочу. Мы с Тодороки просрали два часа, чтобы найти его. Тодороки едва заметно закатил глаза, Очако и Изуку обмякли и потупили взгляды в пол, Иида просто наблюдал за ситуацией. Денки поднял глаза на Бакуго, потом перевёл на Шото, затем опустил их на диск. Пробормотав едва слышное «ладно, спасибо», он забрал диск у парня и продолжил свой путь к автомату. Таким видом Каминари был ошарашен даже Катсуки, а Шото выглядел слегка обеспокоенным. Бакуго спросил у троицы: ― Что с ним? ― Мы не знаем, но выглядит он не очень. ― Может, заболел. В ответ на это каждый пожал плечами. Дальше тема зашла о том, где и как Бакуго смог потерять этот диск и где они с Тодороки, соответственно, его нашли. Рассказ парней прервал резко замигавший в коридоре свет, а впоследствии и молнии, исходившие от автомата с напитками. В следующее мгновение свет совсем погас на несколько секунд, а когда включился, то ребята заметили небольшой дым, видневшийся над автоматом. ― Опять оно, ― произнесла Очако. ― Эта хрень меня уже достала! ― мигом вспылил Бакуго, но оно и ясно. ― Может, пойдём ко мне в комнату? Подальше отсюда? ― предложил Изуку. Все согласились.***
В душевой кабинке было слишком мало места для двоих человек, но это не беспокоило ни первого, ни второго, разумеется. Капли воды спускались вниз по спине блондина, а вслед за ними и рука, проходя путь от шеи до поясницы и обратно. Бакуго был прижат к мокрой холодной стене, а Тодороки нависал над ним сверху, свободной рукой зарывшись в его волосы. Бакуго глядел куда-то в пространство перед собой, нахмурившись, но не в своей привычной манере, а словно смущаясь. Шото потянул его за волосы на затылке, поднимая его голову и заставляя посмотреть себе в глаза, а после толкнулся собственными бёдрами в бёдра напротив. Катсуки издал рваный вздох, сглотнул. А Тодороки толкнулся ещё раз, затем ещё, и ещё раз, и каждый толчок сопровождался новым вздохом-полустоном. Он создавал между ними трение, при этом насильно заставляя Бакуго смотреть ему прямо в глаза, держа за волосы и прислоняясь лбом к его лбу, и стонать в полуоткрытые губы, но не позволял поцеловать себя, с каждым толчком заводя и искушая всё больше, заставляя стонать всё громче. Но и Тодороки не железный, он наконец столкнулся губами с Катсуки, проникая языком внутрь. Левая рука Бакуго лежала на пояснице Шото и двигалась в такт толчкам, правой он потянулся, чтобы найти руку Тодороки, которая лежала у него на спине, и переместить её себе на живот, а затем начать медленно направлять её вниз. Когда рука достигла своей точки назначения, Бакуго непроизвольно разорвал поцелуй в жажде вдохнуть побольше воздуха. В следующий момент рука двинулась дальше и... Во всей ванной погас свет. Парни резко оторвались друг от друга, ещё пару секунд осознавая, что произошло. А потом Катсуки заорал так, что его услышали в каждом уголке общаги и за её пределами. Им пришлось стоять в темноте под струями воды ещё с полторы минуты, прежде чем свет включился. После этого Бакуго был слишком зол, матерился слишком сильно и бил ногами слишком много предметов, чтобы они могли продолжить. ― Если я узнаю, что это делает кто-то из наших уёбков, я отпинаю его так, что он больше никогда не сможет ходить, ― пообещал Катсуки, вытирая полотенцем мокрые волосы.***
― Меня немного пугает завтрашний тест, ― призналась Момо сидящей за её спиной Джиро, которая расчёсывала ей волосы. ― Что? Но почему? Ты же по успеваемости первая в классе, я не помню за тобой ни одного заваленного теста. ― Поэтому и боюсь. Со статусом отличницы жить тяжело, когда есть предметы, в которых ты не очень сильна, как, например история. А от тебя всё равно ждут идеальных оценок, и пока я ни одного теста не завалила, но боюсь, что каждый новый раз может стать именно этим завалом. И меня сто процентов будут подкалывать насчёт того, что отличница скатилась. Джиро внезапно перестала расчёсывать волосы девушки и села рядом с ней. ― Ну и что? Чьё мнение тебя волнует? Минеты? Каминари? Бакуго будет всё равно, Изуку, Киришима и Очако слишком хорошие, чтобы издеваться над другими людьми, Ииде и Тодороки это тоже сто лет не надо. А Айзаве будет достаточно и твоей четвёрки, которую ты получишь один раз в году. Момо улыбнулась в ответ на это высказывание, глядя на свои сложенные колени. Она хмыкнула и ответила: ― Да. Ты права, я думаю. ― Я всегда права, вообще-то, ― сказала Джиро и наклонилась, чтобы поцеловать девушку. В следующий момент дверь в комнату открылась, и из проёма показалась светлая голова с чёрной полоской в виде молнии с левой стороны: ― Джиро, я пришёл за... Ой, простите, если отвлекаю, ― Каминари прикрыл рот одной рукой. ― Тебя стучать не учили? ― спросила Кьёка со вздохом. Не то чтобы она была раздражена, не больше обычного, это просто был вздох усталости и смирения. ― Заходи, раз пришёл. Денки последовал указаниям, закрыл дверь в комнату, подошёл к кровати и присел на край, положив учебники и тетради на середину. Яойорозу сдвинулась к центру кровати, взяла в руки одну из книг и спросила: ― Ну что, химия? Денки в ответ глубоко вздохнул и кивнул: ― Химия. Джиро тем временем встала и направилась в сторону стола, на котором стоял чайник. ― Начинайте пока, я чай заварю. Пока Кьёка ставила чайник, доставала ложки, чашки, чай и другие принадлежности, необходимые для проведения чайной церемонии, Момо начала рассказывать Денки теорию о строении молекул и атомов, маркерами подчёркивая самое важное в конспектах и учебниках. Каминари правда изо всех сил старался слушать и пытаться понять суть произносимых подругой слов, но у него был слишком тяжёлый день, и желание заниматься учёбой свелось к ещё большему минимуму, чем тот, на котором оно находилось обычно. Только из уважения к девушке и тому, что она тратит на него своё время, он заставил себя поднять голову с колен, которые обхватил руками, и начать глядеть в книгу, раскрытую перед ним. ― Красным маркером я буду помечать тебе то, что ты должен знать обязательно. Прям вот обязательно-обязательно, наизусть. Тут будет не так много, не волнуйся, ― Каминари уставился на маркер, зажатый в руке Яойорозу. А точнее говоря, на цвет. Красный. Ярко-ярко красный. Как спелые яблоки или вишня, как неоновые вывески на улицах города, как бумажные фонарики, висящие над сувенирными лавками, как лампа в его комнате, как цвет помады, которой иногда красилась Момо, как цвет волос... Внутри парня всё неприятно и очень болезненно сжалось, и он зажмурился, закусывая губу и сильнее обхватывая колени руками. В тот момент, когда чайник вот-вот должен был закипеть, он внезапно засверкал разрядами электричества, заставив Кьёку отпрыгнуть на метр, а потом отключился. ― Ну вот опять, ― Яойорозу оставила маркер на кровати и подошла к столу, чтобы посмотреть на чайник. Денки опустил взгляд, устремив его на узоры на покрывале. ― Нас так убьёт когда-нибудь. Хорошо хоть вода успела нагреться достаточно, чтобы можно было заварить, ― Джиро потянулась к чайнику, но Момо её предостерегла: ― Аккуратно, он может быть наэлектризован. Спустя минуту обе девушки вернулись на кровать с чашками чая. Одну Джиро вручила Денки, и он оторвал руку и голову от коленей, чтобы принять её и тихо поблагодарить подругу. Он поместил подбородок обратно поверх коленей, обхватив кружку двумя руками, на которые были натянуты рукава толстовки. Яойорозу глянула на него и спросила: ― Что-то случилось? Ты выглядишь очень грустным. ― Нет-нет, ничего такого. Ничего такого, ― во второй раз он произнёс эту фразу чуть тише, позволяя её окончанию утонуть во вздохе. Девушки посмотрели на парня с недоверием, но Момо всё же просто спросила: ― Тогда продолжим? ― Конечно. И они снова вернулись к химии.***
Несомненно, Каминари было стыдно. Ему было очень, просто безумно стыдно перед каждым человеком, которому он принёс неудобства. А ещё хуже чувствовать себя его заставляло осознание того, как это может быть опасно и что это может в конечном счёте обернуться катастрофой, последствия которой будет уже невозможно исправить. И ему правда хотелось бы перестать так делать, ему хотелось бы уметь контролировать свои действия, чувства, эмоции, свои мысли или хотя бы не позволять своей причуде быть проявлением себя. От его настроения не обязаны страдать люди, это всё должно быть только в нём, внутри него самого, его боль, грусть, злость, психи, неразделённая любовь. Но он был счастлив, что его смены настроения никто не замечает, а если и замечает, то просто спрашивает, в порядке ли он, и не сопоставляет это с тем хаосом, который начал твориться в общаге полторы недели назад. Что, как ему казалось, было довольно странно, ведь только у него одного из всей школы была причуда, связанная с электричеством. И что было ещё более странным, так это то, что Бакуго первым понял, что творится что-то неладное, однако не понял того, что это самое неладное творится именно из-за Каминари. Но он был за это благодарен, потому что если бы Бакуго догадался, то Денки вряд ли бы сидел сейчас на пожарной лестнице, прислонившись головой к перилам и глядя на вид ночного города, который открывался ему с этого места. И вряд ли бы сейчас терзал себя угрызениями совести за свою причуду, чувства и разом за всего себя полностью. Внезапно Денки подумал, что возможно, было бы не так плохо, если бы Бакуго всё же догадался. Он лёг на лестницу, кладя голову на одну из ступенек позади, и устремил взгляд в небо. Он был катастрофой. Он сам прекрасно это знал, каждый знал это, и каждый это видел. Но никто не видел, как он изо всех сил старается. Старается учиться, старается стать сильнее, старается стать хорошим героем, старается быть хорошим другом для каждого человека в этой школе, для всех замечательных людей, которые были слишком глупыми, чтобы догадаться, что это из-за него они сегодня не смогли высушить голову. И он был им за это благодарен. Особенно сильно он был благодарен одному особенно глупому красноволосому мальчику, который был так внимателен и добр ко всем, что не видел ничего. Бедой для Денки оказалось то, что этот глупый мальчик на самом деле был не так глуп и гораздо более проницателен, чем он думал.***
Денки читал, свесив голову с края дивана и забросив ноги на стену, когда в дверь его комнаты постучали. Он оторвался от книги и увидел, что из проёма выглядывает ярко-красная голова его лучшего друга. Его волосы не уложены и спадают на лоб, а лицо освещает смущённая улыбка. Он неловко мялся в дверях, пока Каминари не пригласил его внутрь, хотя обычно входил и без приглашения, а следом тихо закрыл за собой дверь. Киришима встал посреди комнаты, сомкнув руки в замок на уровне груди и изучая взглядом пол (интересно, наверное). Каминари хотел спросить, нужно ли ему что-то. Киришима знал, что Каминари хотел спросить, нужно ли ему что-то. Поэтому Киришима должен был опередить его. ― Что читаешь? ― «Овод». Роман. Ты такое не любишь, это не комиксы. — Мне интересно. — Ну, — Денки отодвинул в сторону книгу, всё ещё держа её в руках, ― это история о парне, которого предали и обманули все его самые близкие люди, так что он сымитировал своё самоубийство, а потом сбежал на торговом судне, подкупив моряков. И спустя восемь лет вернулся, превратившись из наивного и мечтательного подростка в циничного и потрёпанного жизнью журналиста с псевдонимом Овод. Он ещё был влюблён в одну девушку, которая вышла за того чувака, который его подставил, а ещё священник оказался его отцом, и там в целом очень много равноправных сюжетных ли... Ты же пришёл сюда для чего-то, так ведь? — Каминари прервался и перевёл взгляд на Киришиму, которого видел сейчас вверх тормашками. Эйджиро встрепенулся. — Я просто хотел узнать, всё ли с тобой в порядке, — Денки отбросил книгу и шумно вздохнул, закатывая глаза, — ты просто всю неделю выглядишь таким... не таким. Я решил, что что-то случилось и... — Боже, Эйджи, я просто устал, хорошо? Ничего не случилось, всё как обычно, — он произнёс это с неприкрытым раздражением, но без злобы, а последнюю фразу даже постарался сказать с таким тоном, чтобы Эйджиро правда поверил его словам. — Точно? — Киришима изогнул одну бровь в вопросе. — Точно, — врал прямо в глаза. Хотя за это не было стыдно, зачем другим о нём тревожиться? — Ладно, тогда... Я тут один комикс видел на днях, — парень неловко улыбнулся на одну сторону. Денки снова вздохнул, но на этот раз с улыбкой, и постучал по месту рядом с собой, приглашая на кровать: — Залезай уже. О чём хоть комикс? И их общение потекло в привычном направлении. Они обсуждали комиксы, Киришима рассказывал ему о новых подвигах любимых героев, за которыми неустанно следил, Каминари слушал его с замиранием сердца, а потом делился впечатлениями от поединков, что видел два дня назад по телику. Они залипали в ноуте на различных сайтах, смеялись со своих собственных шуток, смотрели какие-то видео. Киришима опирался на его плечо, ложился ему на колени, в целом использовал его тело как подушку, а Каминари был и не против, про себя отмечая, что умирать на пару минуточек бывает не так уж и неприятно. В комнате было темно, потому что окна были зашторены, а единственными источниками света служили экран ноутбука и настольная лампа у кровати. И почему именно при таком освещении люди начинают казаться какими-то по-особенному очаровательными и красивыми? Особенно Киришима. Особенно со своими красными волосами, спадающими ему на лоб, он казался таким милым и беззащитным, что хотелось забрать его у всего мира и спрятать у себя, никого не подпуская. Каминари стал замечать за собой, что его довольно часто стало преследовать это желание, как и приступы неконтролируемой ревности, которыми он раньше никогда не страдал. Как, например, те, когда Киришима находился рядом с Миной, Серо или Бакуго. Особенно рядом с Бакуго. Их диалог плавно перетёк в обсуждение школьных будней и предстоящих экзаменов, что заставило Денки вновь окончательно растерять только что приобретённый хороший настрой. Эйджиро как бы вскользь упомянул неполадки с электричеством, а затем спросил, что Каминари думает по этому поводу. До этого момента никто не спрашивал его о происходящем в общежитии, поэтому он немного растерялся. Но только немного: — Меня это тоже коснулось, но я не знаю. Возможно, это приколы кого-то из парней, Минеты, например. Не знаю, — даже при слабом освещении комнаты от внимания Киришимы не ускользнуло то, что после произнесённых слов Каминари немного покраснел и отвёл взгляд. Денки ненавидел в себе эту особенность своего организма. Из-за светлой кожи можно было легко определить, когда он смущается. Он довольно неплохо умел врать (ну, как он думал), но его щёки постоянно выдавали его с потрохами. Киришима наклонил голову чуть вбок: — Возможно, но тогда каким образом они это делают? Просто, я имею в виду, — Киришима развернулся и сел напротив Денки, скрестив ноги по-турецки, — как они могут отключать отдельные приборы вроде чайника или фена? Если бы они и собирались вырубить что-то, то смогли бы отрубить только всё электричество полностью в какой-либо части общаги. Каминари почувствовал, что его щёки начинают гореть, и происходило это по двум причинам: Киришима был слишком близок к разгадке самой обсуждаемой тайны всего общежития и Киришима сидел слишком близко к нему. И Денки изо всех сил надеялся, что Эйджиро не видит его реакции в этой полутьме. Он отвернулся. — Эйджи, у меня электрическая причуда, но я не электрик. Я не разбираюсь в этом, — очередная наглая ложь. Денки знал об электричестве и о том, как всё это работает, получше любого профессионального электрика. И также Денки знал, что Киришима был абсолютно прав в каждом своём слове. Он просто надеялся, что никто в общаге не додумается до подобного, однако его надежды рухнули, как Берлинская стена, ещё минуту назад. А Киришима тем временем копнул ещё глубже: — Ладно, а что ты скажешь насчёт того, что все приборы начинают барахлить в те моменты, когда ты поблизости? Каминари резко повернул к нему голову и тут же пожалел об этом, потому что они едва не столкнулись носами. Он покраснел ещё гуще и его запал чуть поуменьшился, но он всё же спросил: — Что ты имеешь в виду? Ты же не хочешь сказать, что ты думаешь, что это я... Ч-что.. Что ты делаешь? — сердце Денки пропустило несколько ударов, резко бухнуло в горле, а затем упало куда-то в желудок или ещё ниже, но даже оттуда он всё ещё продолжал слышать, как оно колотится, намереваясь, по всей видимости, выломать ему рёбра. Он в ужасе наблюдал, как Киришима медленно придвигается к нему, занося одну руку Денки за спину, таким образом становясь ниже и находясь на уровне его губ. Он инстинктивно отдалился, но Эйджиро продолжил приближаться, пока Каминари не упёрся в его руку позади. А ещё Эйджиро так улыбался, что к тахикардии добавилось, кажется, и расстройство пищеварения, потому что живот внезапно скрутило в тугой узел от резко возникшей боли. Каминари подумал, что сердце, скорее всего, упало именно в желудок, и теперь лежит там и болит. Кто бы помог достать его и вернуть на место? По всей видимости, уже никто не поможет, потому что Эйджиро ответил: — Хочу проверить одну свою теорию, — и после этого подался вперёд, сокращая последнее расстояние между ними, и накрыл его губы своими. Глаза Денки резко расширились и засветились жёлтыми огоньками, а все находящиеся в комнате электроприборы последовали их примеру. Комната вмиг наполнилась светом от множества лампочек, которыми был усеян, казалось, каждый квадратный сантиметр этого помещения. Киришима довольно улыбнулся в поцелуй, а затем отстранился, заглядывая Денки в его шокированные глаза. Он улыбнулся ещё шире, когда тихо произнёс: — Я был прав. Твои сильные эмоции вызывают скачки напряжения и заставляют барахлить все электроприборы, находящиеся поблизости. Так ведь? Почему ты не сказал об этом раньше? — и как в подтверждение его словам компьютер, лампы, ноутбук, гирлянды — всё, находящееся в комнате, горело и мигало, открывая теперь Киришиме замечательный вид на алые щёки сидевшего перед ним парня и его неморгающие глаза, смотрящие куда-то в пространство перед ним. Некоторые приборы, казалось, вот-вот готовы были загореться, потому что это именно то, в каком состоянии сейчас находился мозг Каминари: шестерёнки судорожно крутились, вертелись и вываливались, мыслительные процессы проходили, но не достигали точки своего назначения, однако одну мысль из всего этого потока бесконечной обработки информации он всё же смог выудить. И озвучил её: — Ты сюда на мне свои теории проверять пришёл? — он нахмурился и поднял, наконец, глаза на Киришиму. Тот в ответ мигом сделал искренне удивлённое и ничего не понимающее выражение лица. — Ты издеваешься, что ли? — Что? Нет. Подожди... Что? — выражения лица Киришимы менялись с каждым произнесённым словом, но Денки было уже не остановить. Он так много всего держал в себе так долго, и всё это высвободилось в один момент, показываясь на поверхность, сподвигнутое одной единственной фразой и одним маленьким (зато каким значимым. Хотя, для Киришимы, очевидно, не очень-то и значимым) действием. — Знаешь что? Да, ты прав, вся эта ебанина, — Каминари матерится?.. — происходит в общаге именно из-за меня, молодец, поздравляю, десять баллов, ты единственный из всего класса смог додуматься до этого, хотя это было проще простого, можешь Нобелевку взять, если хочешь, лично подпишу. Хотя нет, погодите-ка, никто другой из класса ведь не приходил ставить на мне эксперименты и проверять свои теории. Уж не знаю тогда, считается ли это. — Ты злишься на меня за то, что я поцеловал тебя? — да, он злился на него, хотя и понимал, что следовало бы злиться на самого себя, потому что вины Киришимы в том, что для Денки этот поцелуй значит всё, а для Киришимы ничего, не было никакой. — Я злюсь на всех! Я злюсь на всех, а больше всего на самого себя. За то, что я такой бесполезный и не умею контролировать свою причуду и свои чувства, за то, что я постоянно подвожу всех, кто на меня рассчитывает, что хреново учусь и не выдерживаю той нагрузки, что предполагают собой уроки и тренировки, хотя у других это получается, за то, что я в принципе такой тупой, за то, что ревную тебя каждый раз, когда вижу рядом с Бакуго или с Миной, я уже молчу о том, что происходит, когда вы обнимаетесь или ходите вместе гулять. За то, что нахрена я вообще влюбился, если знал, что это будет безответно? За всё это — на себя. А на тебя за то, что какого айзава ты вообще приходишь сюда и поступаешь так со мной, раз уж догадался, что я к тебе чувствую? — Каминари встал на кровати на коленях, активно жестикулируя, пока говорил всё это. — Денки, — Эйджиро внезапно привстал и схватил его лицо своими руками, усаживая обратно, пока он снова не начал кричать, и заглянул ему прямо в глаза, — смотри на меня. У меня не было желания и вообще каких бы то ни было причин пользоваться твоими чувствами или что ты там себе надумал. И я вообще не догадывался, что ты... Подожди, ты ревнуешь меня? К Бакуго? И к Мине? Серьёзно? Ладно, не это важно, — он вернул взгляд обратно на Денки, — важно то, что с этих пор ты больше не будешь справляться со всем происходящим один, потому что я всегда, слышишь меня, всегда буду рядом, понятно? И ты больше не будешь курить на балконе или пожарной лестнице в одних носках в декабре, потому что я убью тебя, если ещё раз увижу, понятно? И ты больше не будешь ревновать меня ни к кому другому, потому что я поцеловал тебя из-за того, что ты, идиот, влюбился не безответно, и я бы вообще поспорил насчёт того, кто в кого влюбился раньше, знаешь. Тебе всё ясно? Вот так. Оказывается, всё было так просто. Стоило просто сказать. И стоило сделать это в более мягкой манере, а не чтобы Эйджиро теперь думал, что он какая-нибудь истеричка. Внезапно ему стало максимально стыдно за всё, что он наговорил, и он глубоко вздохнул и прикрыл глаза, прильнув к руке, которая покоилась у него на щеке. — Прости меня. Я идиот. И из-за того, что мама родила меня с лишней хромосомой, не должны были страдать другие люди. Я возьму свою причуду под контроль, я обещаю. — Выходит, техника сходила с ума каждый раз, как ты психовал из-за оценок или видел меня, обнимающегося с другими ребятами? — Эй, не говори об этом так беспечно! Это я, между прочим, на полном серьёзе сходил с ума. — Максимум, в чём может проявляться наличие у тебя сорок седьмой хромосомы, это то, что ты думал, что мне может нравиться кто-то, кроме тебя. — Эй! — Шучу. Или нет, — и прежде чем Денки снова раскроет рот в недовольном выкрике, Киришима наклоняется и целует его ещё раз. И теперь Денки пару секунд будет хмуриться, но затем закроет глаза и ответит на поцелуй, который, теперь уж точно, определённо будет значить многое для них обоих. И комната вновь погрузится в мягкие и тёплые цвета освещающих её гирлянд, ровно как те самые чувства, что зарождаются сейчас у него в груди и приятным покалыванием отдаются в кончиках пальцев. Денки довольно щурится, когда Эйджиро углубляет поцелуй и дотрагивается своим языком до его собственного, а когда он переносит одну руку на затылок и зарывается пальцами в мягкие светлые волосы, от его головы у висков исходит пару молний. Как бы не закоротило ненароком. Каминари хватается обеими руками за ткань футболки Эйджиро у него на спине, и комната утопает в кромешной тьме, когда Киришима валит Денки на кровать, устраиваясь сверху. И только догадливая Мина, которая найдёт их на следующее утро, заснувших в такой позе у Каминари на кровати, будет знать, почему с нынешнего вечера неполадки с электричеством в общежитии прекратятся. Единственным, что она им скажет, будет: «Вам повезло, что к Каминари в комнату с утра зашёл не кто-то вроде Бакуго. Дверь закрывать надо», — улыбнётся и уйдёт. А неполадки с электричеством прекратятся. Ну, почти.***
Каминари больше не расстраивался по пустякам, а для серьёзных происшествий у него рядом всегда был Эйджиро, для поддержки. Это означало то, что лампочки не лопались и чайники не ломались каждый вечер, но сильные эмоции по-прежнему провоцировали скачки электроэнергии поблизости. А Киришима очень любил вызывать у Денки всякие положительные сильные эмоции. Одна из таких эмоций носила название «сексуальная разрядка», или, если простыми словами, «оргазм». И однажды Киришима довёл его до того, что во всём общежитии свет отключился на несколько минут. А следом раздался такой знакомый характерный крик, который в тот день услышали не только парни за стеной, но и вся общага: — КИРИШИМА! — Ты рассказал ему?! — спросил охреневший Денки, одновременно с тем пытаясь отдышаться. — Мне пришлось, — пара негодующих жёлтых глаз в ярости (ну, насколько это было возможно на тот момент. Каминари был слишком довольным, чтобы злиться, но и слишком напуган тем, что может сделать с ним Бакуго, чтобы не злиться) уставилась на него. — Не волнуйся! Он ничего не сделает, я не дам тебя в обиду. — Я ПОДОРВУ ВАС ОБОИХ! — Ты предатель. Сам теперь с этим разбирайся. Разъярённый Катсуки уже ломился к ним в дверь.