Маскарад

Магелланов замок, как и в любой другой, имел множество потайных ходов, лестниц и комнат. Некоторые из них были обнаружены давным-давно, и об их существовании знали не только венценосные особы, но и не в меру ретивые слуги; однако древний замок не стремился раскрывать свои тайны всем и каждому. Много лет хранил он секреты всех своих обитателей, и не собирался раскрывать их до тех пор, пока кто-нибудь не приблизится к разгадке настолько близко, что сорвет непроницаемый доселе покров тайны. До сих пор среди придворных ходила легенда, что в замке есть множество тайников, в которых древняя богиня Астарта, первая хозяйка Магелланова замка, спрятала могущественные артефакты античности: золотое яблоко раздора, некогда полученное из рук прекрасного царевича Париса; лук и стрелы коварного малыша Купидона, изумительные по красоте творения рук хромого Гефеста… Но самым ценным сокровищем Астарты был пояс, обладающий силой наделять ту, которая его наденет, необычайной привлекательностью для мужчин. Даже самая некрасивая дева — плешивая ли, беззубая, кривая на один глаз или хромая — надев этот пояс становилась очаровательной и неотразимой, как сама богиня любви и красоты. Конечно, Минории не посчастливилось обнаружить хотя бы один из вышеупомянутых артефактов, однако еще в детстве ей удалось наткнуться на один из потайных ходов, ведущий прямиком в подземелье. И находился он не где-нибудь, а в классной комнате принцессы, с недавних пор пустующей. Наверное, каждый школьник мечтает обнаружить такой сюрприз именно в своем классе и воспользоваться им по прямому назначению… Да и сама наследница венерианского престола была приятно удивлена, когда в дальнем углу, под кадкой с апельсиновым деревом, она нашла искусно сокрытый люк — точнее, небольшую щель в паркетном полу, из которой тянуло холодом и затхлой сыростью. Брошенные в щель мелкие предметы исчезали в ней, словно в прожорливой пасти, и тогда Минория решила пойти дальше и попробовать поднять паркетные доски при помощи подручных средств — естественно, во внеурочное время. Девочке пришлось немало попотеть, чтобы расковырять щель пилочкой для ногтей и добиться результата, воспользовавшись ею же в качестве рычага, и в итоге обнаружилось, что три паркетные доски откидываются, являя тайный ход и исчезающую в кромешной тьме винтовую лестницу. Последующая вылазка по скользким от плесени ступеням показалась Минории бесконечной, но, в конце концов привела в подземелье замка, к пустующим темницам. Конечно, принцесса была немного разочарована: она-то надеялась, что лестница приведет ее к сокровищам богини Астарты, но все, что девочка в итоге обнаружила — это пыль, липкую паутину и парочку противно пищащих крыс. Люком и винтовой лестницей она больше не пользовалась, но сбрасывать со счетов их все же не стала — на всякий случай. Вдруг еще придется когда-нибудь спуститься в подземелье? Как оказалось, все же придется. Более того, это был единственный и, к тому же, краткий путь, по которому могла пройти принцесса, не рискуя быть замеченной стражниками. Итак, путь Минории лежал в южную башню. Она, конечно, все равно могла быть застигнутой кем-нибудь из слуг, но осознанно шла на риск. Принцесса накинула темный плащ, обула туфли на тонкой подошве, чтобы ступать мягко и бесшумно, и выскользнула из покоев. Она быстро двигалась вдоль стен, превратившись в один сплошной нерв, чувствующий каждый толчок сердца, каждый вдох и выдох, остро воспринимающий каждый посторонний звук, шорох или движение. Но вот и классная комната, теперь можно немного расслабиться. Минория со вздохом облегчения откинула капюшон и отерла лоб тыльной стороной ладони, оглядывая пустующее помещение, заполненное синеватыми тенями и расплывчатыми очертаниями предметов мебели. Волнение постепенно сходило на нет, и принцесса вдруг со всей отчетливостью поняла, что теперь ей предстоит задача посложнее, чем просто добраться незамеченной из одной части замка в другую. Чтобы попасть подземелье, ей вновь придется спускаться по скользкой винтовой лестнице в кромешную тьму, рискуя всякий раз оступиться и рухнуть вниз; паутина будет липнуть к лицу и волосам, и хорошо еще, если без пауков. В тот раз Минории довольно долго казалось, что она чувствует их прикосновения по всему телу. Бррр! Но там, внизу, по ее вине, томился Адонис, в ожидании грядущего стирания. Этот милый мальчик-страж может потерять свою память из-за ее глупой шутки… И из-за пылкой любви, которая заставила Адониса рискнуть своей головой. Он уже рисковал, появившись на маскараде, проникнув инкогнито в бальный зал. Так почему же теперь ей не рискнуть всем ради его спасения? От одной только мысли у принцессы горели щеки и сбивалось дыхание. Впервые в жизни она предпринимала нечто столь опасное, рискуя вызвать гнев отца, но сейчас Минории было все равно. Она здесь, возле тайного хода в подземелье. И если вера ее крепка, если влюбленность, пылающая в сердце, не угаснет от холодного дуновения сомнений, то она, наследница Венеры, сделает все, чтобы Адонис не потерял себя. Наконец, собравшись с духом, Минория открыла потайной ход, вытащила из складок плаща заряженный от Солнца кристалл в форме свечи и, подобрав полы одеяний, с превеликой осторожностью спустилась вниз, не забыв при этом захлопнуть крышку люка. Теперь только вперед. Винтовая лестница, казалось, уходила глубоко в бездну, в темную бесконечность беззвездной Вселенной. В темноте были слышны неясные шорохи да напряженное дыхание самой принцессы. Чудился еще какой-то писк, но Минория предпочла бы списать это на не к месту разыгравшееся воображение. Она не столько спускалась по лестнице, сколько сползала по ней из страха поскользнуться и потерять равновесие. И тогда… О дальнейшем не хотелось даже и думать. Кристалл освещал ступени вниз, мерцая неярким голубоватым светом, подобно путеводной звезде, и Минория шаг за шагом приближалась к своей цели, готовая действовать.

***

Охранял темницу, в которой томился Адонис, всего один страж, недавний наперстник заключенного по имени Алгурис. Ему не терпелось порасспросить сына начальника стражи поподробнее о том, как он оказался в столь незавидном положении, и так ли хороши прелести принцессы, что ради них стоит попасть за решетку, но Адонис был странно молчалив. Он сидел в дальшем углу на старом ватном тюфяке, понурив голову, и не реагировал на попытки Алгуриса завести разговор. Поняв, что от него ничего не добиться, страж отошел от темницы, вышел в соседнее помещение и сел за стол, пытаясь скоротать время карточными фокусами. Вдруг как будто чья-то холодная рука коснулась затылка Алгуриса, и он вздрогнул. Что-то явно было не так. В подземелье сквозняки не редкость, но тут было что-то иное. Как будто порыв ветра. Страж вскочил с места и обернулся. В углу комнаты кто-то стоял, и Алгурис немедля потянулся за шпагой. — Не стоит, страж, — раздался мелодичный девичий голос. — Оружие здесь ни к чему. — Кто здесь? Выходи! — гаркнул молодой мужчина. — Дамам не место в подземелье! Клянусь именем короля, я… Незнакомка сделала несколько быстрых шагов навстречу Алгурису и торопливо прошептала: — Страж, я прошу вас, не кричите! Никому не стоит знать, что я здесь, — с этими словами девушка скинула капюшон, и в неверном свете нескольких кристаллов ее волосы блеснули жидким золотом. Алгурис оторопел, признав в ночной гостье саму наследницу венерианского престола. Он торопливо преклонил колени и, дождавшись знака подняться, тут же произнес, немного запинаясь: — Что вы здесь делаете, принцесса? В подземелье, да еще и ночью… — Мне угодно повидать заключенного Адониса! — вымолвила Минория, гордо вскинув голову. Тут же Алгурис вспомнил о недавнем скандале, из-за которого в темнице в первые за долгое время появился узник, и выпрямился, уже уверенней глядя на участницу этой пикантной заварушки. — Извините, принцесса, но я не могу, — отчетливо произнес страж, вытянувшись в струнку. Глаза Минории недобро сощурились: — Отчего же? Это приказ. Я хочу увидеться с Адонисом. Отведите меня к нему. — Извините, но я не могу нарушить приказ короля. — Но я принцесса! — При всем уважении, Ваше высочество, я выполняю приказы только короля Астена, — невозмутимо парировал Алгурис, делая шаг к двери. — Когда-нибудь я стану королевой, и тогда вам не поздоровится, страж! — пригрозила Минория, начиная терять терпение. Время было на исходе, а она тут препирается с каким-то рыжеволосым верзилой. — Уж будьте уверены! — Как вам будет угодно, — склонил голову Алгурис, — но король приказал никого к заключенному не пускать. Минория раздраженно вздохнула и отвела со лба прядь выбившихся волос. Что ж, если не получается напрямую, придется прибегнуть к чисто женским уловкам. Она обезоруживающе улыбнулась и сделала несколько шагов к вытянувшемуся у двери стражу. — Ну неужели никак нельзя договориться? — промурлыкала Минория, глядя на Алгуриса из-под полуопущенных ресниц. — Всего пару минут наедине с заключенным… А я уж смогу вас отблагодарить. Все, что пожелаете… Алгурис вдруг почувствовал, что задыхается. Ком, поднявшийся вдруг в горле, мешал ему дышать. Неужто это сама принцесса Минория его искушает? Или это злой дух, принявший облик прекрасной девы? Но, как бы то ни было, он не осмелится нарушить приказ короля Астена. Костьми ляжет, но не поддастся ни на приказ, ни на угрозы, ни на соблазн. Страж прочистил голос и молвил: — Приказ есть приказ. Сын начальника стражи останется под замком до рассвета, после чего ему сотрут память. И никаких исключений. Минория едва не взвыла от досады. Проделать такой путь — и сдаться, когда цель так близка? Ну уж нет! Какой-то там страж не станет на пути у ее любви! Придется идти на крайние меры, раз уж этот верзила вывел ее, обычно такую милую и веселую, из себя. Ну, держись! — Цепь Любви Венеры! — миг — и из кончика указательного пальца принцессы вырвалась сияющая золотая цепь, которая опутала Алгуриса от шеи до пят. Потеряв равновесие, он грохнулся на пол, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Минория склонилась над ним и, вытащив носовой платок, затолкала его в рот стража. — Прошу прощения за подобное обращение, но вы меня вынудили. Еще скажите спасибо, что отделались так легко, — тут она, конечно, слегка приукрасила, дабы добавить своим словам весомой строгости. — Вы всего лишь выполняете приказ короля, понимаю. Но и у меня, как принцессы, должно быть какое-то влияние, не так ли? Так что полежите тут немного, подумайте над моими словами… — с этим она поднялась и растворилась в полумраке подземелья. Тем временем Адонис, взлохмаченный, но спокойный, сидел на своем тюфяке, устремив безучастный взгляд в крошечное зарешеченное окошко под самым потолком темницы. Разорванная до пояса батистовая рубаха да безнадежно испорченные белые брюки не могли спасти юношу от пронзительного холода и сырости камеры, в которую его силой затолкали. Адониса била дрожь, но он не боялся ни ледяных щупальцев хлада, ни грядущего наказания. Только одно поглощало мысли юноши — стрела Купидона, пронзившая сегодня его сердце. Оставшись наедине со своими мыслями, он размышлял вслух, не ведая, что совсем рядом находится Минория, жадно прильнувшая к решетке, но не решающаяся прервать его монолог. — Я в смятении. Кто я для тебя? Всего лишь игрушка или человек? Я готов твердить о любви тысячу раз, но сорвется ли с твоих губ хотя бы одно «люблю»? И будешь ли ты вспоминать о бедном страже, потерявшем голову? Сколько вопросов, но кто даст на них ответ? Я падаю в глубокую бездну отчаяния, и лишь знание того, что все это было взаправду, дарит мне крылья. И я парю надо всем этим мраком, хотя мое тело здесь, практически обращенное во прах. Забвение… Стирание… И правда, худшее из наказаний. Забыть тебя? Твои дивные очи, в которых я, как в зеркалах, видел самого себя, шелковистые волосы, которые я пропускал сквозь пальцы, словно жидкое золото… И губы, созданные для поцелуев. А, может быть, это не наказание, а спасение? Стоит лишь подумать о том, что кто-то другой будет целовать эти нежные губы, касаться податливого тела, которое совсем недавно таяло в моих объятиях… О! Это хуже пытки! И если уж Минория не будет принадлежать мне, сотрите всю мою память. Или убейте… — Адонис… — прошептала принцесса, сжимая прутья решетки. Она едва не плакала, слушая речи юноши. — Адонис… — Что? Мне чудится? О, видимо, заточение сыграло со мной злую шутку. Не может быть, чтобы моя златая богиня, моя звездочка ясная, спустилась сюда, в эту пропитанную отчаянием тьму… — Это и вправду я, Адонис, — чуть громче отозвалась Минория. — Подойди сюда, ко мне. Он приблизился к решетке, все еще отказываясь верить своим глазам, и упал на колени, оказавшись лицом к лицу с принцессой. Их разделяли прутья решетки, и все, что Адонис мог сделать, так это положить свои ладони на побелевшие от напряжения кисти рук Минории. Миг — и их пальцы переплелись, словно каждый из них цеплялся за смутную надежду на спасение. — Зачем ты здесь? — произнес Адонис, вглядываясь в белеющее в полумраке личико возлюбленной. — Ты немало рисковала! И где тот страж? — Ах, не спрашивай ни о чем! — жарко прошептала принцесса, наклоняясь ближе к решетке. — Я пришла сюда ради тебя. Остальное не имеет значения. — Это сон… Самый лучший из всех, — произнес юноша, прикрыв глаза. — Как же приятно спать… — Адонис, выслушай меня внимательно! — с непривычной твердостью произнесла принцесса. — Мы должны бежать. — Что? — слова Минории обрушились на юношу подобно ушату холодной воды. — Бежать? — Да, да! — горячо закивала девушка. — Я смогу убрать замок, и мы сбежим! Подальше, где нас никто не найдет. Возможно, придется покинуть Солнечную систему, и… — Мы? Ты сбежишь вместе со мной? — Адонис не мог принять ее слова. Все это казалось чудовищно-гротескным и не укладывалось в рамки понимания. — Ну, конечно! — воскликнула Минория. — Ведь во всем, что произошло с тобой, виновна я и только я! Если бы не моя глупая эскапада… — Нет, я не пойду на это, — серьезно покачал головой Адонис. — О побеге не может быть и речи. Я останусь здесь и приму наказание. — Но… Я не ослышалась? — переспросила принцесса, чуть отшатнувшись. Глаза ее наполнились слезами. — Ты… — Да. Я не сбегу отсюда, даже если ты распахнешь передо мной двери. Это все. Я решил. — Но ты не понимаешь! — в отчаянии выкрикнула Минория. На ее щеках заблестели две влажные дорожки. — За то, что ты посмел прикоснуться ко мне, тебе сотрут память и изгонят! И это в лучшем случае! Если они передержат луч, то тебе придется начать все заново. Ты будешь как младенец — пускать пузыри, агукать и сучить ножками! Ты, разменявший два десятка лет, будешь заново учиться ходить и говорить! — Я знал, на что шел, — последовал безмятежный ответ. — Да ты никак умом тронулся! — принцесса перешла на крик. — Стирание хуже смерти! — Даже если они надругаются над моим разумом, сердце всегда будет тебя помнить. — Адонис! — Пойми, я не хочу, чтобы из-за меня ты потеряла все. Ты — будущая королева, оплот мира и благоденствия на Венере. Если мы убежим, тебя проклянут, ты станешь изгнанницей. Я не хочу такой доли для тебя. — И пусть! — сердце Минории разрывалось на части. — Без тебя мне ничего ненужно! Кто я буду без любви? Кем я стану? Моя кровь остынет, сердце замрет, и я обращусь в камень — знай это! — Не преувеличивай, — голос Адониса звучал так холодно, так спокойно, что это даже пугало. — Эндимион сделает тебя счастливой… — Никогда! — принцесса яростно замотала головой, да так, что из прически вылетели шпильки. — Ты хочешь, чтобы, познав любовь с тобой, я вышла замуж за другого? — Так будет лучше для всех нас, — Адонис разжал пальцы, встал и отошел вглубь темницы. — Так будет лучше для тебя, любовь моя… Прощай, — еще раз прошептав слова любви, он ушел вглубь темницы и обессиленно повалился на тюфяк, закрыв лицо руками. Он еще долго слышал, как Минория звала его, обвиняла в жестокости и рыдала от осознания своего бессилия. Это было равносильно пытке раскаленными клещами, но Адонис не сдвинулся с места, лишь сильнее вцепился пальцами в волосы. Наконец, принцесса успокоилась и, поднявшись с колен, медленно вытерла глаза и щеки. — Да будет так, — глухо произнесла она и, решительно расправив плечи, удалилась — прямая, как палка, с отрешенным бледным лицом. Несмотря на овладевшее ею ощущение потери и скорби, Минория не забыла освободить стража. Щелчок пальцев — и золотые звенья цепи растаяли. Алгурис тут же поднялся на ноги и вытащил изо рта импровизированный кляп. — О том, что здесь произошло, никому ни слова, — молвила Минория, вскинув подбородок. — Вы меня поняли, страж? Алгурис мгновенно оценил обстановку. Принцесса одна, а значит, Адонис остался в камере. Конечно, надо еще проверить целостность замка, да и состояние самого пленника — вдруг Ее Высочество хотела не освободить его, а каким-нибудь образом усугубить наказание? Но было в глазах Минории нечто такое, что разом отмело все неуместные возражения. Смертельная тоска, горечь и потерянность, читавшееся в них, заставили Алгуриса забыть обо всем, кроме зародившегося вдруг сочувствия к девушке, которая вот-вот потеряет возлюбленного. Да, в тот момент страж видел перед собой не наследницу венерианского престола, а простую смертную. И Алгурис просто кивнул в ответ на ее просьбу — его не надо было просить дважды. И когда принцесса ушла, он все же проверил пленника — безучастного ко всему, но все же живого и здорового. Что бы ни произошло в темнице между Адонисом и принцессой Минорией, это наложило невидимый отпечаток и на стража. Теперь он — невольный хранитель их тайны. Минория уже не помнила, как преодолела винтовую лестницу, прошла через весь замок и вернулась в свои покои. Заплаканная, обессиленная, вся покрытая клочьями паутины, она просто повалилась на постель и уснула, в чем была. Прежде принцесса никогда не позволяла себе такого, но за этот бесконечный день изменилось все, в том числе и она сама. На следующее утро ее рабудил Артемис. Всем своим видом выражая искреннее сочувствие, он передал принцессе послание короля Астена: — Его Величество требует, чтобы вы всенепременно поприсутствовали на стирании стража Адониса, — белый жрец бросил выразительный взгляд на осунувшееся лицо подопечной, на ее растрепанные волосы и грязный плащ, и добавил: — А перед самой церемонией он хочет переговорить с вами с глазу на глаз. Минория ничего не ответила, лишь кивнула и дала Артемису знак удалиться. Это немного обидело наставника, но он понимал, что принцесса окружила себя стеной отчуждения не потому, что хотела уязвить его, а для того, чтобы справиться со своим горем. Жрец вышел, оставляя Минорию наедине со своими мыслями и чувствами. Спустя час принцесса, умытая и гладко причесанная, сидела в кабинете отца, сложив руки на коленях и выпрямив спину. Астен вышагивал перед ней взад-вперед, бесстрастно рассказывая о том, как всего полчаса назад здесь был отец Адониса, как он умолял смиловиститься над единственным сыном и наследником. — Естественно, о помиловании не может быть и речи, — отрывисто произнес король, закладывая руки за спину и поворачиваясь к дочери. — Надеюсь, ты понимаешь, почему, Минория, — он замолчал, ожидая ответа, но девушка молчала, и это сорвало с Астена флер королевской сдержанности. — Ты опозорила нас! — загремел король, нависая над принцессой, словно коршун над добычей. — Ты и этот страж! Уму не постижимо! Неужели у тебя нет ни капли самоуважения и гордости?! Теперь Эндимион наверняка расторгнет помолвку и будет прав! Ты об этом подумала? Что теперь тебя ждет? Кому ты после этого будешь нужна? Чего молчишь? Отвечай! Но Минория никак не реагировала на отцовские выпады, лишь время от времени прижимала руку к груди, словно ее мучила непрекращающаяся сердечная боль. Она сохраняла упорное молчание, не желая оправдываться перед отцом. Пусть даже его слова и ранили ее, терзая и без того израненную душу. И вот, наконец, наступил полдень. Вокруг импровизированного возвышения, возведенного перед парадным входом в замок и призванного исполнить роль эшафота, столпились многочисленные гости с маскарада. Королевская семья заняла свои места на балконе, с которого хорошо было видно и эшафот, и гостей. В пестрой толпе Минория заметила Эндимиона и его свиту. Чуть подавшись вперед, принцесса поймала его взгляд и прочла на лице наследного принца горечь, разочарование, досаду и еще, отчего-то, смертельную скуку. Принцесса, вздохнув, откинулась в своем кресле. Ее мало волновали мысли Эндимиона, которому посчастливилось родиться принцем, а не простым стражем, которого могут запросто лишить памяти и изгнать только из-за того, что он осмелился полюбить наследницу престола. Взгляд Минории теперь был прикован к импровизированному эшафоту, куда привели Адониса. Тот был бледен, но спокоен, как человек, смиренно принявший свою участь. У принцессы по щекам скатились две слезинки, и она вновь судорожно прижала руку к груди. Когда вперед вышел глашатай, дабы зачитать приговор, Минория поднялась с места и подошла к ограждению балкона. Лицо ее, несмотря на две влажные дорожки на щеках, было бесстрастным. — За совершение насилия над дочерью короля, страж Адонис, сын Феникса, главы королевской стражи, приговаривается к частичному стиранию памяти и изгнанию с планеты. Да свершится воля короля Астена! — громко и четко зачитал глашатай и удалился, освобождая эшафот для человека, который должен был привести приговор в исполнение. Желая в последний раз в жизни осознанно взглянуть на возлюбленную, Адонис устремил отчаянный взор на балкон. Ждал ли он в тот момент чуда? Надеялся ли на спасение? Что ожидал прочесть на бледном, точно мел, лице Минории? Уж точно не ледяное спокойствие и бесстрастность и взгляд, устремленный в пустоту. Юноша вздрогнул, и страшная догадка пронзила его сердце ледяной стрелой. Неужели она смирилась? Неужели все, что было сказано в темнице — отчаянная ложь? И где вся та любовь, что плескалась в ее очах совсем недавно? Но он видел лишь спокойное лицо, но не сжатые руки. Вершину айсберга, но не всю ледяную глыбу. Да и к чему? Теперь все внимание Адониса было приковано к жезлу, стирающему память. Его вынесли на бархатной подушечке и с поклоном передали палачу. Юноша с достоинством выпрямился, смело глядя в лицо забвению. Вот-вот из жезла вырвется зеленый луч, и все будет кончено… Минория напряглась и вновь судородно прижала руку к груди, словно боясь, что ее сердце не выдержит и разобьется на части. Король поднял руку, унизанную перстнями, подавая сигнал к началу стирания, и после пары бесконечно томительных секунд опустил. Однако к тому моменту его дочери на балконе уже не было. Толпа, собравшаяся внизу, ахнула, когда Минория, перемахнув через ограждение балкона, в один большой прыжок настигла Адониса, закрывая его своим телом, и выставила руку вперед. Яркая золотая вспышка на мгновение ослепила всех собравшихся, когда Луч Полумесяца встретился с лучом забвения. Во все стороны брызнули искры; золотой луч расщепился на мириады тонких нитей и образовал вокруг влюбленной пары защитный купол, который мог защитить тех, кто находился под ним, от воздействия любого заклинания. Король пребывал в ужасе — дочь бросила ему вызов! Аврора же, доселе молча наблюдавшая за действом, лишилась чувств, едва Минория оказалась внизу. Но едва ли кого-нибудь, кроме личной служанки, волновало состояние королевы. Всеобщее внимание было приковано к Минории, которая доселе умело скрывала настоящие чувства под маской холодной сдержанности. Теперь же на ней была другая маска — гладкая, красная, закрывающая половину лица. Маска Сейлор Ви, которую она все это время прятала на груди. И всякий раз, когда Минория касалась сердца, она касалась маски, черпая в этом простом жесте силу и уверенность. — Если вы хотите стереть его — стирайте и меня, — заявила принцесса, обращаясь к отцу. Сам же палач посчитал за необходимость поскорее убрать жезл забвения с глаз долой. — Дочь моя! Думай, о чем говоришь! Ты — принцесса! Он же тебе не ровня! — король пытался воззвать к дочери, заранее понимая, что все тщетно, все увещевания напрасны. Она ведь знала, что делала, прежде чем оказалась там, внизу. — Я сделала свой выбор, — Минория повернулась к Адонису, все еще слабо соображающему, что же произошло, и вцепилась в его плечи. — Я не выйду замуж ни за кого другого. Или так, или я покидаю Венеру, — краем глаза она видела, как эти слова поразили Эндимиона в самое сердце. Он дернулся, как от удара и побледнел. — Да как ты смеешь противиться отцовской воле! — Астен продолжал неистовствовать, едва ли осознавая, что выглядит скорее нелепо, чем грозно. Его жена уже пришла в себя и тихо плакала, простирая руки к мятежной дочери. Аврора всегда была слаба и покладиста, но Минория не была такой. Она родилась королевой. И теперь, черпая в этом уверенность, противостояла деспотичному отцу. — Смею, потому что я — избранная, — Минория сделала шаг вперед, гордо вскинув голову, но не вышла из-под купола. — Я одна из пяти величайших королев, которая приведет Венеру к вселенскому благополучию. Мое появление на свет было предсказано много лет назад, и я… — Да, но ты станешь таковой только после свадьбы с Эндимионом! — загремел Астен, побагровев. — Так гласит пророчество! — Не истолковывай мои слова так, как удобно тебе, король Астен, и не подстраивай его под свои политические нужды! — раздался властный голос, и толпа расступилась, пропуская к возвышению Хранительницу Врат Времени Пеллар. Она шла медленно и величаво, ибо была она последней из древних. Той, с которой считались все правители. И чьи слова никогда не подвергались сомнению. Приблизившись, она взмахом посоха убрала купол, созданный принцессой, и тогда Адонис с изумлением узнал в ней ту самую даму в черном, с которой он столкнулся на маскараде. Как же это было давно! — Я говорила, что когда придет время, Минория сама должна выбрать себе спутника жизни, — молвила дочь Хроноса, обращаясь к королю Астену, который загадочным образом притих, не в силах противостоять властности Пеллар. — Тогда, и только тогда планета достигнет пика расцвета. Этот парень и есть избранник будущей королевы Минории. Им самой судьбой предначертано быть вместе. И не тебе, Астен, противиться самой судьбе. Так говорю я, Хранительница самого Времени! Король призадумался. Он переводил взгляд с Пеллар на дочь, прильнувшую к груди возлюбленного, затем на Эндимиона — и обратно на дочь. Перед ним стояла серьезная задача: как достойно выйти из сложившейся ситуации, не уронив собственного достоинства и не потеряв при этом авторитет? Тем более, что никто и никогда не перечил Хранительнице Врат, принимая во внимание ее происхождение и многовековую мудрость. И он не собирался. Так как же сделать так, чтобы вышло, как в древней поговорке: «И волки сыты, и овцы целы»? Наконец, Астен принял решение — единственно верное в сложившейся неприятной ситуации. Он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног, и все постулаты, на которые он опирался столько лет, потеряли свою надежность. Все менялось у него на глазах, и все, что король мог сделать — принять эти изменения. — Итак, вот мое королевское решение! — молвил Астен, прочистив горло. — Я дарю стражу Адонису помилование и благословляю его на брак со своей дочерью, уж сколь она выбрала его себе в мужья. Но есть одно условие, — добавил он непреклонно, приподняв руку во властном жесте, — дабы стать настоящим мужчиной и достойным спутником жизни великой королевы, которой, без всяких сомнений, станет Минория, Адонис должен прослужить на Земле семь лет под командованием принца Эндимиона и четырех Небесных Королей. И только по истечению этого срока будет сыграна свадьба. Такова моя воля, — вымолвил Астен, завершая свою речь, а про себя подумал: «Может, Минория или ее избранник не выдержат долгой разлуки и позабудут о своих глупостях?» Пеллар кивнула с одобрением, принимая достойным решение короля, а Минория вздохнула с облегчением. Наконец-то все разрешилось и все это безумие позади… И, прежде чем найти успокоение в кольце рук любимого, избавленного от тяжкой участи, принцесса сняла маску, принимая свой обычный облик. Отныне никакой лжи или маскарада чувств!.. Краем глаза она заметила, как тихо, без лишнего шума, удалялась прочь делегация с Земли, но не испытывала ни грамма сожаления. Что было в прошлом — пусть остается в прошлом. В конце концов, в Солнечной Системе полно прелестных принцесс, ее подруг. Пусть Эндимион берет в жены пылкую Рейану, или благоразумную Амелию и будет счастлив. А семь лет — не такой уж долгий срок, если в сердце живет настоящая любовь…