and i'll deny your love.

      Прошло уже около полугода, как некий Вячеслав Карелин aka Гнойный, раскритиковал творчество Мирона Федорова и его самого, как рэпера и человека, в одном из своих раундов в рэп-баттле.       Прошло уже около полугода, как Оксимирон слёг на дно, вдохновляясь прекрасными достопримечательностями Москвы, где давно не был, и ища новые рифмы для своих обещанных песен, которые, как он и сказал в недавнем интервью, должны были вот-вот выйти. Сказать, что рэп стал частью его самого, частью всей его жизни и, что его творчество внесло особый вклад в хип-хоп-культуру — ничего не сказать. Номер в недорогом отеле не в самом центре Москвы, как всегда снимали трое талантливых мужчин. Ни один из них не любил утренние пробки, которые образуются чуть ли не с самого рассвета, постоянное "бибиканье" машин и крики недовольных водителей, врывающихся в открытые окна рэперов. Нет, это определённо не их хобби. Им было больше по душе сидеть чуть ли не целыми днями в запертых комнатах, размышляя о текстах и новых строчках. И таким образом они потеряли счёт дням, а ведь близилось лето, к которому, как никак, нужно было подготовиться: туры, концерты, рэп-баттлы.       Мирон сидел за своим круглым письменным столом, расположенным около окна, откуда виднелась прекрасная московская растительность и невысокие, но креативно сделанные цветные жилища, наклонив голову набок. Территория вокруг него была засыпана всякими скомканными бумажками.       Психанув, мужчина зачеркнул последнюю строчку в черновике, разорвал его на десять частей и бросил в разные стороны "салютом". Он, зажмурившись, и потирая уставшие глаза, сел на край кровати и достал свой смартфон. Никаких пропущенных звонков или важных сообщений не наблюдалось. Тогда он, по привычке, зашёл в «ВКонтакте». +4998 сообщений от сумасшедших критиков, фанатов и недорэперков, просивших фит. Вздохнув, Фёдоров полистал новости. Он наткнулся на запись от Порчи, где мужчина сфотографировался на фоне бардака в своем номере, а на краюшке дивана валялся спящий Иван Евстигнеев, прикрыв дремлющее лицо своей зататуированной рукой. Мирон лишь усмехнулся. «Опять Рудбой ленится писать текст», - пронеслась мысль в его голове.       Тут ему на глаза попалась запись из «Рифмы и Панчи», где говорилось о новом треке Славы КПСС и его содержании.       После прочтения статьи Мирону хотелось не только разнести рожу Карелину, но и выебать его на рэп-баттле, где Слава, якобы, выступает прямо как у себя дома. Конечно, Мирон и не думал, что это будет легко, но ему нужно было проучить зазнавшегося мальчишку!       Старые чувства, которые, как думал Мирон, больше не потревожат его сердце, вновь вырвались наружу после прочитаного. Чувства некого любопытства к новому, возможно достойному игроку (Мирон ещё не слышал ни одного трека Славы и не мог судить его творчество), злость и ненависть к обидчику; эти чувства проявили себя в полной силе, и Мирона буквально распирало в тот момент.       Чтобы хоть как-то успокоить свои накалившиеся нервы, Фёдоров прошёлся по комнате, приговаривая, что это очередной «слишком умный» паренёк, только-только появившийся на площадке. Потому что олдфлаг бы знал, что Фёдоров слишком тщательно подбирает рифмы и панчи, и никогда не пиздит просто так в микрофон. И тут, появился какой-то умолишенный, который буквально хочет разнести карьеру Оксимирона. Нет, Мирон этого не допустит.       Он метался из одного угла в другой, то набирая, то сбавляя скорость. Он то вспыхивал, как большое пламя, то угасал, как догоревшая спичка. Под натиском всех этих бурных эмоций Мирон бы слёг прямо в своём номере, если бы не стук в дверь, сопровождающийся репликой Дарио и диким ржачем Вани на фоне: — Мирон, ты жив? - с акцентом проговорил Порчи в дверь. Чувства Фёдорова на пару минут закрылись в одной из камер в его сердце и он, открывая дверь, широко улыбнулся. Но то, что он увидел, не входило ни в какие рамки; такое даже не приснилось бы самому Храмову.       В розовых, капроновых колготках и чёрной, пышной юбке с белым боди стоял Евстигнеев, выпрямив спину и держа пятки вместе, а носки - врозь. На голове его красовалась детская корона, которую обычно покупают девочкам вдобавок к их платьям принцесс. На его носу, как у быка, был фальшивый пирсинг с узорами закрученных серебряных розочек. Руки были обвиты нежно-розовыми лентами, какие обычно наматывают на себя чирлидерши. В одной руке у него была банка пива, во второй - Евангилие (Мирон ни за что не хотел знать, откуда и как они достали эту книгу). Порчи же стоял полуголый, в одних лишь чёрных шортах. На голове его была кепка от Sullen'а, а на подбородке и щеках - следы от крема для бритья. На ногах его были одеты шлёпанцы, а на каждый палец была пришпандована прищепка. Дружелюбную улыбку Мирона как рукой снесло. Вместо этого, он начал дико ржать, как угарелый, бормоча что-то вроде «С кем вы поспорили» и «Долбаееееебы».       Когда все более-менее успокоились, Ваня начал объяснять Мирону, что они с Порчи подумали о том, что если его (Фёдорова) не рассмешить, то он вникнет в свой текст настолько сильно, что забудет, что он человек и улетит вместе со стаями ласточек, как "заяц" в поезде.       После диких и внезапных обстоятельств Мирон поведал своим друзьям, что отбросит все свои труды над новыми треками и приступит к подготовке текста для баттла. На вопрос Порчи "С кем ты собрался баттлиться?", Мирон ответил просто, пожав плечами: — С Гнойным.