Не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла

Брок знает, что конец будет один. Но ему хочется, чтобы это был Кэп. Это в конце концов всегда был Кэп. С него началось, ему и заканчивать. — С тобой я стал живым. С тобой и умру. Но внутри живет жалкое, несуразное стремление, чтобы Стив понял, увидел. Как будто это что-то может изменить. Я был твоим, был, слышишь, только твоим. Увидел и… Что и Брок не думает. Он не приучен думать о том, чего быть не может. Он знает Стива так, как не знает себя сам Стив. Каждый его поцелуй горит на коже Брока клеймом. Хоть и времени прошло с лихвой. Но тогда сказать было нельзя. А теперь говорить не о чем. Кэп не поверит больше. Не станет слушать. Даже не посмотрит так, как смотрел. Жадно и ласково одновременно. Не притянет к себе за короткий ежик волос. Не выдохнет глупое и романтичное, девчачье, то, над чем Брок смеялся лет с одиннадцати. Смеялся потому, что ему такое никогда не доставалось. Чистое, красивое, незапятнанное. А тут вдруг нашло, догнало. Так поздно, что глядя в собственные глаза, отраженные зеркалом, ему хотелось проорать самому себе тогдашнему, глупому: «Подожди, все будет! Еще придет!». Он не дождался. Вернее дождался, но поздно. Исправлять уже нечего. Все, что осталось, это ударить посильнее. Чтобы не забыл. Чтобы хоть так вспоминал. Чтобы умирать пришлось не в тисках сожалений, а в злом, бесшабашном угаре. Сгорая еще до того, как его разнесет на куски, которые собирать и хоронить будет некому.