Что есть душа? Является она чем-то эфемерным, способным и после гибели телесной оболочки продолжать свое существование? Или же это всего лишь нейронная сеть, состоящая из множества цепочек связей головного мозга, придаваемая забвению после биологической смерти…
Человек — воистину вершина пищевой цепи. И возвышаясь на горе из костяных останков других живых существ и своих же сородичей, homo sapiens начинает проявлять черты безумия, как ни парадоксально подобное звучит. Примером преступного порыва убивать не ради выживания, а для достижения не оправдывающей действий цели, коей является власть в любых своих проявлениях –
Война.
Есть и те, кто борется лишь за свободу, противостоя жестокости человеческой натуры. Переборов свой страх, они отдают жизни, не взирая ни на что, ради высшей цели. Таков удел героев.
Но что остается ей? Здесь и сейчас, вокруг лишь пепел войны, состоящий из перемолотых костей погибших, крови, трупного смрада и слез…
Молодая девушка в эпицентре разыгравшейся битвы, что почти утихла. Закрыв глаза, она опирается на притупленный клинок, от которого все еще веет дымом испаряющейся крови титанов. Ее собственная бордовая жидкость стекает по виску тонкой нитью, а на шее развевается алая ткань, чей срок пригодности давно уже исчерпан. Тело обволакивает усталость и желание сдаться, но мужской голос в сознании обрушивается на разум, словно приказ, требующий немедленного подчинения.
«Живи»
В этом мире все потеряло значение, ведь впереди лишь пустота, разверзнувшаяся бездна, в которую она провалилась. Свободное падение души или сознания прямиком в чернеющую пропасть, все ниже и ниже, на самое дно, которого попросту нет. Но голос из недр памяти требователен и неумолим. Он заменяет разум, вставая в управлении практически идеальной машины по уничтожению титанов. И тело знает, что нужно делать.
Где-то вдалеке виднеется Колосс, вступивший в битву с равными себе. Рядом, метрах в двадцати — испаряющееся тело титана Атакующего. А сзади —
он…
хозяин голоса, вернее то, что от него осталось, продолжающего стучать по вискам, давая ее существованию пусть и временный, но все же смысл.
Рука крепко сжимает рукоять клинка. Вдохнув смрад смертоносной битвы, неприятно скребущий глотку и вызывающий лишь приступ тошноты, что оказывает слегка отрезвляющий эффект, она другой рукой тянет за остатки одежды еле живого владельца силы Женской особи, которого совсем недавно вырезала из шеи пятнадцатиметрового гиганта. Настоящие конечности были ампутированы клинками, и сейчас их остатки лишь царапают неровные полоски следов на земле.
Война — вещь грязная, во всех смыслах. Возможно, с частицами перепаханной битвой земли в раны побежденного попадет и инфекция, как часто бывает, но ее это не волнует. Пусть сдохнет в мучениях, ответив за все.
Бросив неполноценное тело к ногам своего командира, Микаса Аккерман протягивает ладонь.
— Лезвия, — голос абсолютно пуст. Он не имеет никакого эмоционального окраса, будто произнес совсем не человек,
машина для убийства, и только.
Ее коллега, Саша Браус, уже хочет поддаться вперед, чтобы хоть как-то помочь, но Командир Развед-отряда, Ханжи Зоэ, быстро пресекает сей бессмысленный порыв, отдернув подчиненную. После чего поднимает свой единственный карий глаз на Микасу, стараясь сохранить необходимую холодность.
— Аккерман, — произносит она негромко, однако голос все же предательски дрогнул на мгновение, выдавая волнение женщины. Она надеется достучаться до нового сильнейшего бойца человечества. Но Микаса не намерена слушать какие-либо рассуждения.
— Лезвия, — более твердым голосом, с отзвуком металла, произносит она.
Ханжи понимает: это уже не Микаса Аккерман, лишь ее тело, бездушная оболочка, имеющая одну единственную цель — стереть всех титанов с лица земли.
Командир, помедлив лишь мгновение, отдает приказ Браус.
— Ты слышала, что она сказала… Исполняй.
Саша с грустью смотрит на подругу, не забыв оглядеть доказательство ее жестокости — трофей, лежащий у ног начальницы. После чего, молча, вытаскивает лезвия из корпуса УПМ и вкладывает в протянутую ладонь. Микаса резко убирает полученные куски металла в специальные кейсы по бокам бедер, после чего меняет притупленные лезвия на новые, и, продолжая сжимать рукоятки клинков до побеления костяшек, быстрым шагом направляется в сторону оставшихся гигантов. Своих она не тронет, а вот остальным несдобровать.
Останавливать ее нет смысла. Именно сейчас, именно в таком состоянии, как бы жестоко это не звучало, она способна отдать свое сердце человечеству. Пусть и от него остался лишь физиологический орган, механизм, необходимый лишь для перекачивания крови и функционирования «боевой машины».
Хаос, царивший на поле битвы, состоял лишь из разорванных осколков событий. Вот Звероподобный титан издает ор, привлекая внимание титанов. И из недр глотки семнадцатиметрового существа раздается вопль «Остался лишь один. Убить… Аккерман».
«Черта с два», — пролетает в сознании Микасы. Но голос принадлежит не ей…
Ему.
Сквозь дымку поверженных гигантов виднеется женский силуэт, уверенно направляющийся к своей цели. Животные глаза желтого цвета устремлены лишь на приближающегося убийцу. Ровно как и бездушный, стеклянный взор, подобно стали, безотрывно глядит на будущую жертву. Однако между ними десяток титанов, и некоторые из них разумны.
Микаса ускоряет шаг, постепенно переходя на бег. От быстрой тени человека остается лишь пыль. Как только ближайший титан оказался на подходящем расстоянии, из привода с характерным звуком вылетает трос. Поршневый захват внедряется в уродливое тело, когда-то принадлежавшее ее коллеге. Огромная рука пытается схватить свою добычу, наивно полагая, что является охотником. Как опрометчиво. Один взмах лезвия, и пальцы размером с человека падают на выжженную войной землю. Трос возвращается обратно в корпус, после чего снова вылетает, помогая своей владелице забраться на спину омерзительного существа. Рука заносится над шеей, подобно топору палача, и кусок плоти падает вниз, а в месте удара красуется глубокий дефект с идеально вырезанными краями в виде ромба. Через секунды завалится и тело уродца, но Микаса успевает среагировать и достает поршнем до новой жертвы.
Ее ничто не в силах остановить. Теперь уж точно. Только
он был способен. И она пройдет по головам, в буквальном смысле,
ради него, ради своей мести.
Сознание девушки по факту отсутствует. Она действительно безумна в этот момент, даже немного упивается процессом своего «правосудия». Все, что вертится в сознании — «сдохни, мразь». И самое сильное чувство, скорее, даже единственное, которое тело еще может испытывать — всепоглощающая ненависть.
Бронированный титан смотрит на происходящую картину исподлобья. Встает в характерную позу перед резким стартом, выставив одну ногу вперед и наклонив корпус. И резво оттолкнувшись, рассеяв куски земли и выдранной с корней травы своим толчком, направляется в сторону обладательницы Крыльев Свободы, оставляя глубокие кратеры на земле от гигантских ступней.
Микаса только разделалась с очередным уродливым подобием на человека, пусть существо и было когда-то таковым. Плевать. И стального оттенка глаза с необычным разрезом устремляются на приближающийся «шторм» силы и скорости, способный сокрушить любого на своем пути. Любого, но не представителя рода Аккерман. Не ее, в чьих жилах течет азиатская кровь.
Она лишь перекладывает рукоятки клинков таким образом, чтобы лезвия смотрели назад. И раскинув плечи, с гордо выпрямленной осанкой, слегка наклонив голову, Микаса застыла на мгновении, готовясь к атаке, как делал
он все десять лет своей службы. В легкие попадает очередная порция воздуха, наполненного смрадом, а мышцы выжидают нужного момента, чтобы действовать.
Когда тело Микасы Аккерман полетело напролом в сторону Бронированного титана, ее коллеги не могли скрыть своего негодования и ужаса по поводу безрассудства ее поступка. Она не смеет погибнуть вот так. Только не сейчас. Только не здесь.
«Что ты творишь, дура? Не иди на рожон, прошу…» — чуть ли не взявшись за голову, наблюдал за действием воительницы Жан. Он бы остановил ее, как делал ранее, но не успеет. Слишком далеко. Она слишком далеко зашла.
Пасть Бронированного титана раскрылась, и Микаса угодила прямиком в ловушку. Зубы сомкнулись, а в уродливых глазах промелькнуло ликование.
Кирштайн упал на колени. Все кончено. Для человечества все кончено. Вернее, для элдийской расы, проклятой еще две тысячи лет назад.
Саша прикрыла рот ладонями, пытаясь сдержать крик, а Ханжи Зоэ уставилась на Бронированного титана, онемев от увиденного. Единственный глаз дергался, выдавая всю грань ее эмоционального состояния. Все разведчики, ставшие свидетелями гибели Микасы Аккерман, были повергнуты в шок, теряя последнюю надежду.
Удар желтой молнии, и громкий рев Атакующего титана доносится до ушей каждого в радиусе нескольких миль. Йегер пришел в себя, немного восстановив силы после битвы с Женской особью, и сейчас снова готов к бою. Зеленые глаза, полные гнева, и пасть, готовая разорвать любого, устремлены на ухмыляющегося Бронированного.
Однако Эрен в теле титана цепенеет на мгновение, становясь немым свидетелем разворачивающегося действия. Бронированный издает подобие крика, передающего некую боль, после чего верхушка черепа титана по линии рта резво падает вниз, а тело быстро испаряется. На останках гиганта стоит не человек — демонесса, от кожи которой исходит пар, кровь титана создает подобную видимость. Она безжалостно расправилась с хозяином силы Бронированного титана, вонзив клинки через заднюю стенку глотки уродливого существа. И сверкнув лезвием, пропитанным бордовой жидкостью, устремила взор на Звероподобного.
— Охренеть, — опустив нижнюю челюсть до самой земли, заворожено произносит Конни, чье сознание не может до конца поверить в увиденное. — Я думал, только капитан так может.
Ханжи Зоэ смотрит в сторону подчиненной с некой гордостью и облегченно выдыхает застрявший в горле воздух, восхищаясь талантами разведчицы. «Она смогла. Она победила». Однако колкий удар в душе резко обрывает эйфорию от произошедшего, когда женщина вспоминает причину подобной несокрушимости, проснувшейся в Микасе.
— Командир Кирштайн, что нам делать?
Рядом опустился юноша, лишь на несколько лет младше, и вопрошающе уставился на него. Жан перевел на него взгляд.
— Командир Аккерман крушит титанов в одиночку. Поможем ей! — окидывая взглядом молодых бойцов, Кирштайн поднимает боевой дух отряда выживших вместе со своим кликом и устремляется в центр событий, где разворачивается последняя битва титанов и людей.
Микаса уже добралась до своей финальной цели и готова нанести удар по мерзкой «обезьяне», чей снаряд не так давно все-таки достал до несокрушимого титаноборца, но в последний момент Звероподобного сбивает с ног Атакующий титан.
«Оставь! Он мой!» — раздается из недр гигантской пасти голос сводного брата.
Она ловко уворачивается от огромных конечностей дерущихся между собой титанов. Зик и Эрен — единокровные братья по отцу, сошлись в смертельной схватке, исход которой был предречен уже давно…
Микаса окидывает взглядом серых глаз поле битвы, где ее друзья и соратники из последних сил борются за свободу. И вот тот миг, когда пал последний враг человечества. Вернее, последний враг элдийцев, некогда замурованных их же королем внутри стен на протяжении сотни лет.
Ее уже ничего не волнует. Во взгляде серебристых глаз больше не горит огонь ярости и жажды мести. Он потух, как и утихла битва. Цель выполнена, и ее существование не имеет больше смысла…
***
Развед-отряд смог освободить порабощенных элдийцев, и даже склонить на свою сторону нескольких разумных титанов. Забрав на кораблях свой народ, прозябавший под гнетом Марлии, королева Хистория и верные ей подданные были вынуждены в быстром темпе покинуть материк, вернувшись на свой родной остров Парадиз.
Война была окончена. Тирания Мари пресечена на корню, а разведчики появились на территории родной страны, прославляемые своим народом истинными героями.
Троица друзей, вот уже семь лет сражающихся бок о бок, сидели в скромной таверне, чей хозяин любезно угостил прославленных разведчиков выпивкой и даже скромной закуской. Но молодые люди совсем не разделяют подобного энтузиазма, прекрасно понимая, что жертвы этой войны будут подобно тени преследовать выживших бойцов в ночных кошмарах.
— Кто-нибудь из вас мог подумать, что… он окажется… среди погибших, — Конни не сразу смог выдать подобную мысль своим друзьям. Он смотрел в чашку с горячим напитком, содержащим следы алкоголя, подобно глинтвейну. На вкус та еще дрянь, но помогает взбодриться.
— В голове не укладывается… Как такое могло произойти? — Браус поежилась, вспоминая недавно пережитое, сильнее укутавшись в плащ.
— Не верится, что его больше нет, — глотнув согревающее пойло, вымолвил себе под нос Кирштайн.
— Кажется… сейчас откроется дверь, и он зайдет, окинув нас хмурым взглядом, цокнет языком, мол «Опять прохлаждаетесь» и, без лишних слов, раздаст какие-нибудь поручения, — с нотками грустной улыбки от воспоминания, произнес Конни, будто созерцая события в отражении напитка.
Как те, кто наблюдал непоколебимость сильнейшего воина человечества, его талант выпутываться из любых передряг, могли поверить в увиденное? В голове подобное не укладывалось, но факты говорили сами за себя. Он все-таки смертен, как и все остальные. Рано или поздно, но смерть не делает исключений. Пусть все и полагали, что он будет последним, к кому незваная гостья явится, постучав уродливыми костяшками пальцев в дверь.
— За капитана, — поднял кружку Жан, с некой грустью в голосе произнеся тост. — За самого отважного и сильнейшего человека, которого когда-либо знал мир… — решительно отпив пойло, молодой человек поморщился от кислого привкуса, что немного помогал перебить паршивое чувство опустошенности в душе.
Браус и Спрингер поддержали Жана, с тенью сожаления и печали на лице испив бесплатное пойло из кружки за своего командира, чье имя навсегда останется в их отданных человечеству сердцах.
***
Неделю спустя Ханжи и Армин направлялись в королевский дворец, где должно было состояться закрытое собрание высокопоставленных лиц. Нужно было подводить итоги и решать различные проблемы и организационные вопросы, разработками которых разведчики занимались всю неделю.
Они сидели в карете, сохраняя молчание, лишь уткнувшись носами в напечатанные наспех документы. Арлерт поднял взгляд от бумаги, на которой был набросан отчет. Голова раскалывалась от бессонной ночи, да и горечь победы человечества уже потихоньку растекалась по жилам всех участников, не обходя и его стороной.
Голубоглазый юноша оглядел транспорт с мягкими сидениями, обитыми бархатной тканью, зафиксировав свой взгляд на шнурочках, создающих узор в виде ромбов, чьи вертикальные углы соединялись между собой большими пуговицами, как бы ныряющими в обивку сидений. Затем он перевел взор на Командующую, пытающую сконцентрировать свой разум на предстоящем слушании.
Зоэ сделала глубокий вздох и, потерев переносицу, повернулась к окну, где мелькало пшеничное поле, под лучами солнца приобретающее вид золотого «моря». Колоски слегка развевались на ветру, создавая приятную для взора обычного человека картину. Но все, что стояло перед ее глазом — это мясорубка, трупы подчиненных, отыскавших свой конец в глотках титанов. Она видела кровь, орошающую это золотое поле, выжженное дотла, что так бойко рисовало ее воображение.
Армин немного помедлил, но все же решился озвучить мысль, засевшую у обоих в разуме.
— Вы ведь тоже так думаете… что если бы капитан…
Ханжи перевела взгляд на своего заместителя.
— …если бы капитан не погиб, Микаса не смогла бы… проявить подобную силу, — последние слова дались блондину весьма непросто.
— Другими словами… если бы Леви не убили, мы проиграли эту войну. Ты это хочешь сказать? — Ханжи старалась сохранить беспристрастность в голосе, достаточно отстранено изучая форму своего собеседника. Она предпочла скрывать истинные эмоции по поводу гибели друга.
Армин слегка потупил взгляд и все же кивнул.
— Никому не дано знать, что было бы если… Возможно, Микаса действительно не смогла бы проявить полностью свой потенциал, — принялась рассуждать Ханжи, пытаясь разобраться в душевном состоянии юноши, ответив на его вопрос. — С другой стороны… это с лихвой мог компенсировать Леви… если бы не пал в бою, — говоря это, Ханжи продолжала наблюдать за периодически меняющимся пейзажем через окно. Грусть и некая боль проскальзывали в ее речи. Она еле сдерживала свои истинные чувства. Именно поэтому не могла посмотреть в лицо Арлерта. — Надеюсь… ты не станешь делиться с Микасой подобными выводами, — женщина все же перевела взгляд на блондина.
Армин держал руки на коленях, собрав ладони в кулаки.
— Что вы… я и не собирался, — судорожно сглотнул он. Сделать больно близкой подруге — последнее, чего бы он хотел в этом мире.
— Сейчас, наша задача — защитить ее… В том числе и от самой себя, — Ханжи откинулась на мягкое сидение, закинув руку на спинку, продолжая наблюдать вид из окна кареты. — Ты пробовал поговорить с ней?
Армин лишь тяжело вздохнул.
— Микаса так и не произнесла ни слова. Она… не выходит из его комнаты. Не ест, вроде бы пьет, но на контакт ни с кем не идет. Жан и Саша предпринимают попытки… но пока все тщетно.
— То же самое и со мной. Она не подает никаких признаков жизни, кроме дыхания. Я пробовала разные методы, но достучаться до нее не получается. Будто она пребывает в своем мире, — после произнесенных слов Ханжи сделала небольшую паузу, задумавшись о чем-то, и продолжила. — Эрен так и не пришел к ней?
— После того, как Микаса выгнала его из каюты на корабле, хорошенько выплеснув на него эмоции, он побоялся. Почему-то именно его присутствие так сильно выводит ее на эмоции… Поэтому он решил ее не беспокоить.
— Может, это и к лучшему, — задумчиво произнесла Зоэ.
Добираясь до дома, Микаса была подобна титану, что каким-то образом не замечает людей, неразумно слоняясь среди них. И по возвращении, отправилась прямиком в кабинет Леви, где заперлась. Ханжи не сразу решила воспользоваться своим ключом от помещения, отдав дань уважения праву девушки на подобное действие. Но спустя сутки, обеспокоившись ее состоянием, все же открыла кабинет.
Микаса лежала на диване, устремив взгляд в потолок, сжимая его рубашку в объятья. Лицо опухшее от слез, а взгляд настолько кукольный и безжизненный, что женщина даже перепугалась, не опоздала ли. Но девушка медленно моргнула, подав признаки жизни.
Находясь в кабинете Леви, она пыталась уловить его присутствие. Присутствие того, кто так дорог ей. Того, кто обещал быть всегда рядом. И кого не стало. Не стало из-за нее…
Распахнув дверцы шкафа, Микаса судорожно переставляла вешалки со скрипом, пытаясь найти не постиранную рубашку, что могла сохранить в себе запах его тела. И отыскав более-менее подходящую, буквально дышала ей, опьяненная чувством горя и смертельной тоски, перебивающей любое жизненное стремление. Словно утопающая, она надеялась ухватить частички былой жизни, чтобы найти хоть какой-то, пусть и временный, смысл в ее никчемном существовании.
С ней уже случалось подобное. Но именно
он помог ей тогда.
— Леви, — содрогающийся от застрявшей в горле истерии, тихий голос слетел с ее уст. Она закрыла веки, и соленая жидкость сразу же струйкой потянулась по скулам к мочкам ушей.
Именно в этом кабинете она позволила себе выплеснуть эмоции. В
его кабинете, в который столько раз заходила. Где ее встречали серо-голубые глаза с прищуром, одаривая, с виду, холодным взглядом. Но сейчас Микаса пожертвовала бы всем, абсолютно, ради того, чтобы снова увидеть серо-голубые осколки льда, немного прикрываемые челкой на бледном и слегка строгом лице. Она бы заключила сделку с Дьяволом, отдав остатки своей жизни ради одного лишь мгновения, или же передав свою душу на вечное рабство в лапы Люцифера…
— Леви, пожалуйста, — снова тихий девичий стон, подобный мольбе, даже некой молитве. Словно если она будет произносить
его имя снова и снова, мысли материализуются.
В голове пронесся момент их последней встречи, в жилах закипела кровь от ярости и горечи потери. Не в силах сдержать свой крик, Микаса со всей злости ударяет кулаком об спинку дивана несколько раз, после чего заливается навзрыд. Но истерика быстро стихает, переходя снова на шепот…
Она не в силах ничего изменить. Ее удел — лежать на стареньком диване в кабинете, произнося единственное заветное имя, обладателя которого никто и никогда не сможет заменить ни на поле битвы, ни в ее сердце. Разум снова перешел в какое-то иное измерение, и в недрах памяти начали всплывать былые воспоминания…
