hungry

Бэкхён вновь сидел на подоконнике и разглядывал пейзажи за окном. Интересно, его когда-нибудь выпустят? Бэкхён не знает, как жить дальше. Сейчас есть только этот подоконник, редкие разговоры с Сехуном, ссоры с Чунмёном, недопонимания с Чонином и воспоминания того времени, когда они с Чанёлем были рядом. Эти воспоминания били по сердцу. Но они были единственной иллюзией того, что Чанель здесь. Что он просто спустился на кухню за водой и сейчас вернётся. Они просто приехали сюда отдыхать и вечером пойдут на улицу гулять. Бэкхён будет сидеть у Чанёля на коленях и обнимать за шею. Они попьют горячего какао, вернувшись домой, а затем лягут рядышком и в обнимку уснут. И Бэкхён обязательно уткнётся в горячую шею и почувствует, что счастлив. Но нет Чанёля. Нет ни прогулок, ни какао, ни коленей, ни объятий, ни поцелуев. Нет ничего. Бэкхён вздыхает и вытирает слезу, которая так предательски скатывается по щеке. Бён что-то слишком много эмоций проявляет в последнее время. Но он оправдывает себя тем, что слишком сильно скучает по Чанёлю. Ему кажется, что он умрёт от тоски и просто не дождётся его. Просто ляжет, закроет глаза, представит, что Чанёль рядом и больше никогда не проснётся. Бэкхён знает, что абсолютно плюёт на себя. Не ест, истерит, потому что нервы сдают, трепет нервы другим и… ведёт себя как маленький ребёнок, но уже несколько дней он просто молчит. После того разговора с Чонином он ни сказал больше ни слова. Прошло дней пять в таком состоянии. И он не хочет говорить больше. Он как какая-то псина сидит на этой чёртовом подоконнике и ждёт. Скулит. Воет. Но ждёт. Пока есть силы. Его никто не трогает. Чонин пытается что-то сказать, но Бэкхён совсем недавно понял, что Чонин просто не может его понять. И не сможет. Поэтому, наверное, не трогает. Чунмёна в эти дни не было. Сехун заходит каждый день просто чтобы посмотреть — жив ли он, как бы это ни звучало. Но Бэкхён не резал себя больше. Лишь царапал ногтями бедро, чтобы швы не заживали. Просто так он не теряет связь с реальностью. Потому что была только боль. Боль ведь он может чувствовать. Он отбитый на голову. И он знает об этом. Но так легче справляться. С пустотой и одиночеством. Бэкхён ведь постоянно думал. О Чанёле. Постоянно. И ему правда казалось, что он слышит шаги за дверью. Или его голос. И эти иллюзии были настолько явными и правдивыми, что в душе что-то загоралось, но стоило вернуться в суровую реальность — и Бэкхён просто потухал. Снова залипал на вид за окном, но на самом деле он просто был где-то между. Он не видел ничего перед собой. Он был где-то внутри своих воспоминаний. Не здесь. А там, где они с Чанёлем были всё ещё рядом. Дверь резко открывается и Бэкхён оборачивается, когда не слышит ни единого слова. Потому что Сехун всегда спрашивает что-то типа «ещё живой?», а Чонин пытается поговорить. А сейчас вообще слов не было. На пороге стоял Чунмён, Чонин и Сехун. Бэкхён недоумённо посмотрел на троих мужчин. Сехун стоял с непроницаемым лицом, на лице Чунмёна было… извинение? А Чонин смотрел печально, но со сталью в глазах. Будто… Когда Сехун начал подходить ближе, Бэкхён тут же вжался в подоконник и сглотнул. — Бэкхён, извини, так нужно. Бэкхён не успел даже ответить. Он почувствовал хватку на своём теле и его стащили с подоконника, как какую-то куклу. — Отпустите! — Бэкхён заорал как резанный и начал отпихивать Сехуна. — Чунмён! Что он делает?! Чонин?! Что происходит? Сехун схватил лишь сильнее, заламывая ему руки. Бэкхён чуть ли не закричал от боли и из груди вырвался всхлип. Чунмён тут же бросился к ним. — Сехун, поосторожнее! Сехун лишь закатил глаза и ослабил хватку. Бэкхен тут же воспользовался этим и оттолкнув Чунмёна кинулся к двери, но там стоял Чонин. — Бэк, ты сбежать не сможешь. Нас трое. Ты один. Не сопротивляйся. И спокойно вернешься в эту комнату через 10 минут. — 10 минут? Чему я не должен сопротивляться? Бэкхён жадно хватает ртом воздух и пытается понять, что с ним хотят сделать. Чонин кивает Сехуну и тот кладёт руку на плечо Бэкхёна, но когда тот снова начинает отпихивать его, Сехун смачно матерится, заламывает его руки и поднимает в воздух, хватая другой рукой за пояс. Сехуну ощутимо попадает головой Бэкхёна в нос и он чуть ли не теряет хватку, но сдерживает порыв гнева. А Чонин надевает Бену что-то на голову. — Чонин! Бэкхён смутно слышит голос Чунмёна, полностью не ориентируясь в пространстве. — Так он не будет кусаться хотя бы. — Отпустите меня! Чунмён! Что вы собираетесь делать?! Бэкхён не просто кричал. Он орал. Как резанный. Потому что не понимал, что происходит и куда его несут. Что с ним будут делать? — Чанёль! Спаси меня, Чанёль. Пожалуйста, Чанёль! Чонин стиснул зубы и кивнул Сехуну, который тут же понёс Бэкхёна вниз. Ноги Бэкхёна связали. Как и руки. Чтобы было удобнее и безопаснее нести. Бэкхёна посадили через несколько минут куда-то и он с первых секунд понял, что пахнет едой. Когда с головы сняли тёмную материю, которая оказалась мешком, Бэкхён увидел перед собой стол, на котором стояла тарелка с супом и детское пюре. Бэкхён начал дёргаться, но понял, что ноги и руки связаны. И Сехун сейчас только что привязал его ноги окончательно к стулу. К горлу тут же подкатила паника. Бэкхён просто начал заливаться слезами. Он не контролировал себя совсем. Ему было уже плевать. Ему хотелось исчезнуть. Он не ощущал ничего, кроме страха, паники и дикого желания просто не существовать. Уйти в ту реальность, где они всё ещё с Чанёлем рядом, а не оставаться в этой. Чунмён сел рядом и посмотрел ему в глаза. Сехун с Чонином стояли позади, наблюдая. — Ты уничтожаешь себя, Бэкхён. Бэкхён хватал ртом воздух и не мог ничего сказать. Его трясло так сильно, что ещё чуть-чуть и он потеряет сознание. И это было бы лучшим исходом. — Ты запустил механизм самоуничтожения. Возможно, ты этого не понимаешь, но это так. И мы идём на крайние меры. Для того, чтобы тебя спасти. Потому что по-другому никак. Ты не хочешь никого слушать. А я не хочу тебя терять. Бэкхён поднял на него взгляд. — Меня может спасти только один человек. И это не ты. — Бэкхён истерически улыбнулся. — И не Чонин. И не Сехун. Это Чанёль. Чунмён вздохнул и посмотрел на Чонина. А затем придвинулся ближе. Бэкхён не понимал, что происходит, пока на плечи не легли руки Сехуна. Чунмён взял в руки ложку и внутри всё похолодело. Бэкхён начал истерично мотать головой из стороны в сторону. — Нет! Нет! Отпустите. Отпустите меня!!! Оставьте меня в покое! Чунмён стиснул зубы и влага, которая начала скапливаться в его глазах, давала понять Чонину, что Чунмёну лучше уйти. — Чунмён, уйди. Я сделаю всё сам. Ким прикрыл ладонью рот, когда Чонин взял ложку и схватил Бэкхёна за подбородок, пытаясь сделать так, чтобы тот разжал зубы. Тогда Чонин повернулся и практически зарычал в сторону Чунмёна: — Уходи, Чунмён. Быстро! Уйди. И Чунмён медленно, но попятился назад, уходя в комнату для гостей. Он закрыл уши руками, чтобы не слышать крики Бэкхёна и сполз вниз по стене. Потому что не мог этого выносить, но знал, что это было на благо Бэкхёна. Иначе он просто погибнет. В это время Чонин зачерпнул ложкой суп. И первая попытка засунуть содержимое в рот Бэкхёна оказалось провальной. Он просто дёрнулся и весь суп оказался на брюках Чонина. — Сехун. Держи голову. Бэкхён мог лишь плакать, выть и дёргаться. А ещё — бесконечно много раз в своих мыслях и наяву звать Чанёля на помощь. Зная, что он не придёт. — Бэкхён, это для твоего же блага. У меня просто не остается выхода. Пожалуйста, просто позволь мне тебя накормить. — Зачем я вам вообще всем сдался? Идите вы к чёрту со своей помощью! Чонин лишь стиснул зубы. И кивнул Сехуну. После этого начался ад. Бэкхёна насильно кормили. Весь пол был заляпан едой, Чонин был в еде, слюнях и чувствовал, что даже его силы на исходе, но продолжал насильно запихивать этот чёртов суп и кашу в глотку Бэкхёна, хоть тот и выплёвывал. Но хоть какая-то часть попадала внутрь. И это уже хорошо. Сехун отрешённо ко всему относился. Просто делал то, что ему говорят, а Чонин чувствовал себя мразью. Но знал, что только так можно хоть что-нибудь сделать. На Бэкхёна было уже невозможно смотреть. Чонин просто боялся, что сломает своими руками ему челюсть в один момент, поэтому изо всех сил старался не давить сильно. И после того, как трапеза подошла к концу, Чонин обессиленно рухнул на стул, давай знак Сехуну, чтобы тот отпустил Бэкхёна. Сехун отошёл на шаг. А Чонин видел, что Бэкхён просто молчит. Он в полубессознательном состоянии и даже больше не плачет. Просто сидит, повиснув на верёвках и опустив голову вниз. — Такой мелкий и хрупкий, а силёнок в нём упаси боже. Чонин мысленно согласился и вздохнул. — Найди Чунмёна. Я отнесу Бэкхёна наверх. Сехун кивнул и ушёл, а Чонин осторожно развязал конечности Бэкхёна, взял его на руки и понёс в комнату, где зашёл в ванную и присел на край бортика, включая воду. Он взял полотенце и осторожно вытер лицо Бэкхёна, убирая следы еды. Шум воды стих, но Чонин не успел встать, потому что тонкие пальцы схватили за футболку, а голова мальчишки уткнулась в грудь. Чонин услышал всхлипы и понял, что Бэкхён всё ещё в сознании. Он положил руку на спину Бэкхёна и поддаваясь порыву… его подбородок оказался прямо на макушке парня. Чонин не умел успокаивать. Не умел проявлять нежность, но сейчас он знал, что должен хоть как-то поддержать. На душе было паршиво. Что-то царапало изнутри. И он сумел сказать слова, которые может быть и не помогли никак Бэкхёну, но Чонину самому стало немного легче: — Прости, Бэкхён. — Всхлипы продолжались и Чонин прикрыл глаза, стиснув зубы. — Прости меня, Бэкхён. Я должен был. Прости.

***

Сехун нашёл Чунмёна в комнате для гостей. Тот сидел на полу около стены. Его лицо было заплаканным. И он прижимал свои колени к груди. Сехун осторожно сел рядом и посмотрел на мужчину, отмечая, что тот был совершенно пуст сейчас. — Ты же понимаешь, что это было ему нужно? Чунмён лишь кивает. — И ты понимаешь, что это было для его блага, так? — Да, но. — Чунмён посмотрел на парня. — Это больно. Слышать его крики невыносимо. Я просто… господи боже. Чунмён закрывает ладонями лицо. — Чунмён. Ким чувствует, как руки убирают. Сехун берёт его за эти руки, поднимается и одним рывком поднимает следом за собой Чунмёна. А затем прижимает к стене и смотрит прямо в глаза. — Не распускай нюни и перестань наматывать сопли на кулак. Возьми себя в руки, подними свою задницу, иди и поставь Бэкхёну капельницу. И больше… — Чунмён не может даже сказать ничего. Потому что сейчас его полностью сковало. — Чтобы я не видел твоих слёз в этом доме. Иначе больше я тебя сюда не пущу. И ты никогда не увидишь Бэкхёна. Понял? Чунмён сглотнул. И кивнул. — А теперь иди к Бэкхёну. Сехун отстранился и ушёл. А Чунмён понял, что он ожидал поддержки, но… слова Сехуна отрезвили и придали сил больше, чем банальная поддержка. Поэтому Чунмён вытер слёзы, умылся на кухне, полностью игнорируя бардак в помещении, поднялся наверх и зашёл в комнату Бэкхёна. Чонин как раз выносил его из ванной. — Он уснул. Я его умыл и вытер остатки еды. Теперь надо переодеть. И поставить капельницу. — Я сделаю всё. Можешь идти. Я побуду с ним до утра, хорошо? Чонин кивнул, положил Бэкхёна на кровать и вышел из комнаты. А Чунмён осторожно снял испачканную футболку Бэкхёна и надел на него чистую. А после укрыл его одеялом и осторожно поставил капельницу. Только после этого он позволил себе вздохнуть спокойно и устало сесть в кресло. И он уже не увидел, как Сехун зашёл через час, увидел его спящего, а затем взял плед, укрыл и вышел из комнаты, осторожно прикрывая за собой дверь.