Аттис и Лира

«Бедуины Хоши верят, что сердце Кирму испытывает боль, Фэбрис страдает с первых секунд своего существования вне плоти бога, дарует тепло, отдавая себя без остатка. Так и мы жертвуем многим ради своих родных, в надежде их защитить,» — последние слова Самаэля Фиаха, капитана стражи, перед героическим самопожертвованием во время осады Эль-Шакура (2э, 207).       Вы не запомните моего имени, обо мне не напишут в хрониках и не сочинят песни. Когда мне исполнилось семь, мастер Раббас забрал нас с братом из семьи. Мы стали аколитами в храме Шаиды. С самого раннего детства Раббас учил нас держать клинок, двигаться с клинком и понимать язык стали. После долгих лет обучения, немногие из нас прошли обряд посвящения в дервиши Шаиды. Врученные аколитам браслеты святой девы Эль-Шакура стали символом нашей верности Шаиде. Я — Аттис Элато, сын Рамона Элато, дервиш матери Шаиды и верный страж Эль-Шакура поклялся верой и правдой служить своему городу и неспящим отцам. Но достоин ли я своего титула,  если потерял ту, которую поклялся оберегать?     Лира… Цветок моей жизни. Они забрали ее у меня: мою плоть и кровь, мое родное дитя. В ту ночь корвусы вероломно напали на храм Шаиды. Злые, искаженные выродки древних: не люди и не птицы. Они убили часовых, тем самым застав стражу врасплох. Пернатые твари, похитили всех неофитов, в их числе была и моя дочь. У одного из пленных корвусов, находящегося на смертном одре, я узнал о пути паломников, протянувшемся средь пустошей Ану-Акши от Эль-Шакура до Вамоха, после чего он сказал слова, которые наполнили отцовское сердце страхом: «Стоит Игвалу явить свой полный лик, как Хьят Кармефар пожрет ваших птенцов, не подавясь их костьми».     Фэбрис стоял в своем зените, когда я верхом на зазуле (вьючный ездовой ящер), одолженном у храмовых смотрителей, покинул неприступные крепостные стены. Мне предстоял долгий путь до западного побережья через весь континент, занесенный голодными до человеческой плоти песками Акши. Мой враг был куда коварнее диких птицелюдов, серпентов или разбойников: против меня было само светило. Три дня и три ночи я следовал по пути паломников, не встретив ни единой живой души, но на четвертые сутки мне улыбнулась удача. Обессилевший, но ведомый страхом, который способен испытывать лишь беспокойный родитель, я продолжал подгонять зазула,  надеясь, что Лира жива и невредима, и увидел одинокого старика-паломника, следовавшего в Вамох.     — Да осветит Кирму твои грядущие дни, юный эльшан, — поприветствовал меня старик, когда я спешился. — Мевос самин Гехат, старейшина Хоши.     — Благодарю за теплые слова, самин. Я Аттис Элато из порта Шакура, — ответил я с легкой улыбкой, привязывая поводья к пальме.     Мевос Гехат был хрупким на вид стариком, при движении он опирался на посох обвешанный талисманами и оберегами, а тощее лицо закрывала покрытая письменами дощечка с прорезями для глаз: своеобразный атрибут знахарей племени Хоши.     Надвигалась песчаная буря, и мы решили укрыться в ближайших руинах. Осыпавшаяся кладка некогда действующего святилища пестрила изящными рунами инакрита, едва разбираемыми в связи с долгим воздействием сухого воздуха, ветра и песка подтачивающих камни. Усевшись на куске поваленной колонны, Гехат закурил трубку, и поведал мне о цели своего путешествия. Он совершал паломничество в Вамох ради осколка сердца Кирму, который, по слухам, исцелял любые болезни.     — Не суди строго, я еще не страдаю старческим слабоумием и понимаю, что легенды о целебной силе сильно преувеличены, — старик иронично засмеялся. — Но почему-то часть меня стремится в Вамох, — с грустью в голосе добавил Гехат.     — Никогда не был на западном побережье, — признался я.     Старик забил трубку свежей порцией табака и после короткого молчания спросил:     — Что же ты ищешь в Вамохе?     — Мою дочь похитили, — ответил я, решив не утаивать от Гехата цель своего путешествия. -Говорят жители западного берега ведут дела с созданиями древних. Я ищу Хьята Кармефара.     — Вот оно что… Мне знакомо это имя, — самин Гехат задумчиво почесал подбородок. — За последние годы много детей пропало без вести. Твоя дочка не первое исчезнувшее дитя. Хьят Кармефар, бездонное чрево, творец пустоты и духовный лидер корвусов. Он верит, что пожирая «птенцов» в полнолуние сможет продлить свою жизнь, отнимая отведенные им годы.     Слова старика шокировали меня.     — Через сколько дней «Игвал явит свой лик»?     — Девять дней, — ответил Гехат, глядя мне в глаза.     Когда буря стихла, я попрощался со старейшиной и, оседлав своего завешенного вьюками зазула, отправился дальше по разбитой, занесенной песком дороге, ведущей в Вамох. Страх сковывал мое сердце, я не знал успею ли спасти Лиру. Что с ней? Жива ли она? Но все же верил, ведь кроме надежды у меня больше ничего не осталось.     Когда-то в Вамох ходили караваны, но сейчас единственная дорога, соединявшая его с Эль-Шакуром, стала небезопасной. Разбойники, патрули тшосуров, да корвуканские работорговцы — и это лишь небольшой список опасностей, подстерегающих путешественника на пути к столице западного побережья. Я молил Кирму о безопасном путешествии, надеясь, что ни одна из них меня не застанет.     Источающий жар Фэбрис только клонился к закату, а Игвал уже вступил в права, появившись на вечернем небосводе, предвещая конец первого дня. Решив остановиться на привал, я дважды цокнул языком и зазул послушно остановился. Вокруг стало неестественно тихо. Мгновение спустя тени зашевелились и послышались шорохи ног аккуратно ступающих по песку. Сделав вид, что не заметил засады, я спешился. Рука медленно опустилась под полу плаща, нащупывая рукоять сцимитара. Зазул глухо заревел. Тени устремились ко мне. Выхватив клинок из ножен, я швырнул в лицо двух нападавших плащ, это позволило мне выиграть время. Всего их оказалось пятеро, в сумерках я не мог рассмотреть лица.     — Эльта керхан, — прошептал я, и серебристый браслет на моем левом запястье, покрытый зачарованными письменами, заискрился излучая яркое багровое свечение. Кровь в жилах разбойников стала видна во тьме.     — Смерть эльшанам! Отрежьте его голову! — с ненавистью в голосе прокричал один из них.     Почти инстинктивно я парировал посыпавшиеся на меня со всех сторон удары. Браслет Шаиды многократно ускорил скорость моей реакции, забирая взамен жизненные силы. Очередной взмах клинка, и разбойник лишился руки, из обрубка хлестнул фонтан крови, окропив меня с ног до головы алой жидкостью. Свист. Схватив разбойника за шиворот, я закрылся от предназначавшейся мне пули. Давно я не чувствовал такой легкости. Сам ветер не поспевал за мной. Притаившийся за барханом шестой перезаряжал ружье. Отшвырнув бездыханное тело в сторону, я, игнорируя остальную пятерку, яростно рванулся к стрелку. Раздался выстрел. Осколки пули упали на песок. С ужасом в глазах разбойник выронил ружье и, споткнувшись, попятился назад. Пока я разбирался с ним, другие нападавшие убили моего зазула и стащили вьюки с запасами, растворившись в пустыни. Осознав, что я им не по зубам, они решили сбежать, оставив меня без еды и транспорта. Браслет потух. В глазах потемнело, и я провалился в забвение.     — Смотри, это эльшан! Он весь в крови!.. Кажется, еще дышит, — послышался чей-то голос. — Отвезем его в деревню.     Меня подняли. Я слышал, как они говорили друг с другом, но больше не смог разобрать ни единого слова. Я так устал. Не знаю, сколько часов прошло с того момента, как я вновь потерял сознание. Открыв глаза, я увидел тканевый купол палатки, через который просвечивало солнце, и маленькую девочку с большими  карими глазами, похожую на мою дорогую Лиру. Убедившись, что я очнулся, она улыбнулась.     — Сестренка, он проснулся! Эльшан проснулся! — заверещала девочка, выбегая наружу.     — Сабиха, не кричи. Ты его напугаешь, — донесся осуждающий девичий голосок. Мгновение спустя в палатку зашла девушка, впустив внутрь свет и поток теплого воздуха. Нетипичные для жителей пустыни русые кудри спадали на ее плечи, голова была покрыта платком, а глаза сверкали подобно двум ограненным сапфирам.     — Вы проспали два дня. Сабиха все это время ждала когда проснется «чужеземец», — девушка мило улыбнулась, на щеках проступили ямочки. — Хвала Кирму, что вы здоровы.     У меня перехватило дыхание. Мало того, что я потерял три дня, так еще и попал в неизвестное место. Оставалось меньше недели.     — Вы дервиш Шаиды?     — А?.. Да, — с трудом выдавил я и почувствовал холод, пробежавший по телу.     — С вами все хорошо? Почему вы ушли так далеко от Эль-Шакура, да и еще без сопровождения? Девушка искренне беспокоилась за незнакомого ей человека, и я, не зная как отплатить за ее доброту, решил искренне ответить о цели своего путешествия.     — Мою дочь похитили, — ответил я, после чего извинился.     — Это я должна просить у вас прощения, не стоило вас расспрашивать… Самин Орейджи нашел вас в песках, сказал, что вы были сильно истощены. Вам нужно на свежий воздух.     Девушка помогла мне встать на ноги, и мы вышли из палатки.  — Не стоит беспокоиться. Я обязан вам и вашему племени жизнью.     — Это наш долг, как детей Акши… — она отвела взгляд, видимо от смущения.  — Извините меня за бестактность, я так и не узнал вашего имени.     — Ох, вы правы! Нафиса Гехат,  лекарь племени Хоши, рада знакомству, — Нафиса засмеялась. — Аттис Элато. Спасибо, за вашу заботу, — сказал я и улыбнулся ей в ответ. Меня тронуло радушие жителей пустыни, но путь до Вамоха был не близок. Как бы мне не хотелось обратного, я должен был отправляться дальше. Нафиса и Сабиха, — так походившая на мою дочь, — помогли мне раздобыть необходимые припасы. С рассветом я продолжил свой путь до Вамоха пешком. У меня оставалось пять дней. Пять дней до явления лика Игвала.  — Я иду, Лира…