Ряса от Gucci

— Бабуль, а мне-то зачем туда идти? — как можно вежливее спросила девушка, сжимая маленькие кулачки, чтобы сдержаться и не закричать на родственников. — Регин! — шикнула на нее мама. — Бабушка уже старая, сама в такой холод до церкви не дойдет. — Вот, сама говоришь, холодно, так зачем идти? — Внученька, воскресный день, надо обязательно пойти, свечки поставить, исповедаться, — Регина закатила глаза, облокачиваясь на спинку стула. — Ну раз исповедаться… — наигранно произнесла она. — Вот и славно, — бабушка улыбнулась и ушла в соседнюю комнату одеваться. Девушка навещала своих родителей каждые выходные, хотя она жила в нескольких кварталах в небольшой однушке, на которую с большим трудом накопили всей семьей. Та самая злополучная церковь находилась прямо через дорогу от ее дома. Регина отдала бы все, лишь бы раз пять за день не слышать звон колоколов. Впрочем, на остальное она не жаловалась. Небольшая, но стабильная зарплата, компания друзей, готовых дни напролет веселиться и бухать, хобби, иногда приносящее дополнительный доход — что может быть лучше? Вдруг, комната залилась громким гитарным соло, звучащим из динамиков телефона. Регина взяла его и, усмехнувшись, ответила на звонок. — Хей, ну ты приедешь к нам сегодня? — И тебе привет, Лиза, — после своих слов девушка услышала из трубки отдаленный голос Кашина: — Не уж-то Регинке-мандаринке звонишь? — Надо было больше в тот раз покупать! — громче сказала девушка. — Лиз, я сейчас с родоками, надо бабуле помочь. Думаю, это надолго… — Бля-я-ять. Ну мы тут уже закупились, как без тебя-то, — Лиза огорченно вздохнула, после чего послышался матный возглас Данила. — Хочешь, завтра приду после работы? — Но мандарины уже закончатся! — крикнул в трубку парень. — А за алкоголь мы не отвечаем. Тут уже, как получится. В этот момент из соседней комнаты вышла бабушка в светлом платке, покрывавшим голову, и с сумкой в руках. — Ну, с богом. Пойдем, родная.

▼▼▼▼

Как же ей хотелось перейти сейчас дорогу и завалиться к себе в квартиру, упав прямо на пол, потому что он всегда был намного теплее, чем штаны девушки, которые она надела с мыслью «а что мне будет, тут всего секунду добежать». Бабушка остановилась перед воротами и, освободив правую руку, начала креститься. «А мне тоже надо? Я тут как бы не верю, но… Для приличия, а то вдруг кто заметит», — прикрывала она такими словами свое воспитание в семье верующих: верь — не верь, дело твое, креститься или нет — тоже, но такой поступок будет еще долго гложить, а признаться-то и страшно. — Девочка моя, надень-ка платочек, — Регина вытянула из-под воротника свой тонкий шарф и прикрыла им макушку. Еще раз исполнив ритуал, она зашли в тепло. В нос тут же ударил запах расплавленного воска, немного отдающий дымом. Девушка потерла глаза, потому что мало что увидела, войдя с белой блестящей улицы в полумрак церкви. Регина рассматривала иконы, тратя на каждую не больше секунды, и людей, которые здесь находились. Большинство, конечно, старушек, и все в белых платочках, их и спутать несложно. Мужчина на кассе, где продавались свечи, иконы, крестики, какие-то брошюрки и остальное барахло, казался достаточно молодым, чтобы работать в церкви, словно ему и тридцати пяти нет, хотя отросшая аккуратная темная борода явно добавляла ему лет. Где-то в глубине церкви Регина слышала голос священника, перебивающийся голосами пришедших помолиться. Они все начинали со слов «Господи, согрешила перед тобой», а после им отвечали, что прощают их грехи. Подойдя ближе, девушка увидела небольшую очередь к какому-то алтарю, рядом с которым стоял и сам батюшка. Он смотрел на всех своими добрыми глазами, легкая улыбка не сходила с его губ ни на секунду, что удивило Регину: всегда в ее детстве священники, которых она видела, были какие-то грустные, иногда угрюмые, но чаще просто не выражающие никаких эмоций. Ее настроение за мгновение изменилось от веселого при мысли «У рыжих же души нет, а у него не борода, а огонь какой-то!» до тревожного. Регина не могла найти свою бабушку, а, как ее учили, если потерялся, стой на одном месте. И это сработало. Через секунд тридцать ее за руку кто-то схватил, и она, испугавшись, отпрыгнула, но, когда поняла, кто это был, она расслабила мышцы и шумно выдохнула, драматично прикладывая руку к груди. — Пойдем, душенька, пора исповедаться. — Бабуль, ты чего? Нам тоже надо? Все же хорошо! — упиралась девушка. — Каждый человек совершает грехи, а от них нужно избавляться. Противиться бабушке Регина не могла, поэтому встала за ней в ту очередь, сказав, что сначала послушает ее, чтобы потом самой правильно исповедаться. Девушка думала, что у нее будет предостаточно времени, чтобы вспомнить хоть что-нибудь, послушать впередистоящих и сформировать в своей голове что-то стоящее, но… Она вообще не понимала, почему так ответственно решила к этому подойти, только ради своей бабули? А между тем, та уже стояла перед священником и исповедовалась, говорила про клевету на соседку, пропуск одной службы, что-то еще совсем несуразное, что Регина совсем не считала грехом. — Каюсь, господи! Спаси и помилуй мя грешную! — Бог прощает тебя, — бабушка поцеловала крест, потом Евангелие и отошла в сторону. Настал момент исповедаться и Регине. Она медленно прошла вперед, перекрестилась, наклонилась, как это делали другие, и, когда услышала сверху, будто от бога, «Покайся в грехах своих, дитя мое», начала свою исповедь. — Господи, согрешила я в отступлении от веры, оскорблении близких, — девушка слегка дрогнула, будто по ней пустили электрический разряд. Неужели она боится? Но чего, презрительного взгляда батюшки или самоуничтожения, когда будут озвучены вслух все ее грехи, — я подвергалась плотским утехам, сквернословила, высокомерно себя вела, — она на миг бросила взгляд на глаза священника. Казалось, они были покрыты тонким стеклышком, сквозь которые проходили грехи тысяч людей, вымыв из них всю энергию и оставив серо-голубые окантовки зрачков, иногда прикрывавшиеся тяжелыми веками со светлыми длинными ресницами. Он не смотрел на девушку с осуждением, а, скорее, с… сочувствием?.. — пренебрежительно относилась к своему здоровью. Каюсь, господи! Спаси и помилуй меня грешную! — повторила она слова своей бабули. — Бог прощает тебя, — все так же копируя действия предыдущих людей, Регина поцеловала крест и священную книгу, потом отошла вслед за своей пожилой родственницей. Бабушка под светом десятка свечей заметила покрасневшее лицо любимой внученьки и, попросив ее немного пригнуться, прошептала на ухо: — Ты могла говорить и не все, но, раз так, я тобой безмерно горжусь! — она широко улыбнулась, приведя девушку в ступор. — То есть я могла все это не говорить? — возмутилась Регина чуть громче положенного, на что несколько посетителей церкви зашипели на нее, прикладывая указательный палец к губам, а священник по причине его не слишком далекого расположения к девушке, на секунду оглянулся и, как показалось, даже улыбнулся ей. Регина, обратясь к бабушке, продолжила шепотом, — свечку поставить, помолиться, куличи на пасху принести — без проблем, но исповедоваться я больше ни за что не стану.