Выбор

      Было ли всё это сном или жестокой реальностью, прокрадывающейся в наш мир, накрывая его волной. Был ли этот воздух таким же отравляюще мертвым, каким ощущали его люди, или же мы обманывали самих себя. Я не знала, я не могла знать.       Я лишь бежала.       Так, может, это сон? Жуткий кошмар, слишком схожий с реальностью. Но нет же, во сне все люди вокруг поступают так, какими бы мы хотели их видеть, как мы их чувствуем. Даже самый бесчувственный и холодный человек, поверь мы в него в нашем подсознании, был бы во сне чутким и искренним к нам. Но здесь не так. Здесь люди бежали вперёд, задыхаясь в пыли и крича от страха. И они все спасали свои собственные жизни, думали лишь о своей плоти. Страх. Он накрыл нас, закрыв нам глаза и продолжая нашёптывать страшные мысли нам на ухо, прицепившись своими скользкими руками за наши шеи. Он сжимал глотку, он заставлял глотать этот отравленный воздух.       Я бежала с ними, бежала в этой сумасшедшей толпе, даже не оборачиваясь назад, поддаваясь общему ритму и общему духу. Вокруг всё рушилось, разрушалось, глыбы горных пород спадали пластами вниз, поднимая ураганы в воздух, давя на уши завыванием этого апокалипсиса.       И все бежали, поддаваясь инстинкту самосохранения. Все были одинаковыми. Среди таких же напуганных и не думающих людей бежала и я, спотыкаясь об упавших вниз. Люди падали, но никто не протягивал им руку помощи, никто не желал остановиться в этом безумном потоке и помочь ему. Все топтали упавших, забивая их до смерти и оставляя страдать.       Что это? Что это с людьми? Почему они вдруг стали такими дикими, такими бездушными?       Это была борьба.       И люди были такими. Не стоило скрывать это за красивыми изложенными речами, за одеяниями и обещаниями. Люди были животными. Дикими, жаждущими только спасения. «Спасти бы свою шкуру», — кричали их глаза. У них не было душ, не было этой человечности, не было…       Так зачем бежать? Зачем я продолжаю свой ход вместе с ними? Зачем это глупое существование? Что будет дальше?       Люди вновь забьются, как перепуганные крысы, по своим мрачным норкам, желая продлить это глупое существование ещё хотя бы на немного, радуясь своему спасению. И они не будут помнить того, что они же толкнули таких же, бежавших прочь от опасности, людей, что они затоптали их насмерть, что они убили их, загубили чью-то жизнь. А когда наступят голода, то что? Они загрызут друг друга, перережут глотки, удушат во сне. И будут поедать друг друга, так ведь?       Я остановилась.       Я смотрела вслед убегающим людям, терпела их торопливые толчки в бок и не узнавала их. Разве это люди? Разве такими были они? Разве такой была я? Разве именно они кричали во все горло, что этот мир покориться им, а сейчас, трусливо поджав хвост, бежали прочь, в свои уютные норки?       Слезы покатились по моим щекам, смывая сажу с лица. Я дрожала, но не от страха перед тем, что было позади меня, а от осознания того, что творилось вокруг. Как же так? Как же люди могли быть такими? Как люди могли… Разве я могла быть такой же?       Сейчас я имела право сорваться вперёд, могла бежать дальше, вместе с людьми, подчиняясь их общему инстинкту. А после радоваться этой жизни, радоваться коротким моментом, прижав свои колени в сырой конуре и смеяться над другими, кто не смог выжить.       Но была ли это жизнь? Это существование. И чтобы выжить, нужно похоронить свою душу.       Я стояла и смотрела вдаль, видела их спины, быстро удаляющиеся куда-то, надеясь там найти своё спасение на некоторое время и приготовиться для новой погони от своей смерти.       Я стояла и не могла сделать шаг, не могла выбрать эту жизнь… Внутри меня что-то скреблось и кричало, что следует сорваться с этого места, что следует идти их путем. Это что-то передавливало глотку, это что-то заставляло с силой сжимать свои руки, но я стояла.       Не могу продать свою душу, свою человечность, чтобы продлить эту жизнь ещё на немного. Не хочу. Не желаю!       Там уже нет людей, нет никого, кто бы понял меня! Они даже и не заметили того, что я осталась стоять. Гордо и храбро смотря им в след. Я не поддамся этому страху.       Позади раздался грохот, и горячий воздух, перемешанный с поднявшейся пылью, обдал мою спину. Дыхание остановилось, но я стояла дальше. Это был уже не тот страх, какому поддались другие люди.       Рёв. Это был неистовый и желающий лишь одних разрушений крик. Это было то, чего боялись мы. То, от чего убегали люди. Это было что-то… но я никогда не видела их вживую, никогда, за той пеленой пыли не могла даже представить, что за ней, что за этими разваливающимися горами и за этим разрушающимся миром? Неизвестность всегда пугала людей.       Но это было лучше людей.       Я медленно повернулась. В горле пересохло, но не от сумасшедшей беготни, а от неспособности что-либо сказать, промолвить хоть слово.       И передо мной стояло это Нечто, огромное и внушающее ужас, взирающее на меня своими янтарными глазами с узкими зрачками. Воздух плавился от его дыхания. Божество стояло передо мной. Я не могла усмотреть ничего, позади этих глаз, не могла оторвать от них свой взгляд. Казалось, что моя душа понемногу сгорает под этим взглядом, но в нём было что-то… человечное. В этих глазах была душа, давно потерянная обезумевшими людьми. Давно забытая ими и разорванная на части.       Это могучее существо не могло желать смерти другим. Люди боялись, и этот страх и погубил их, этот страх заставлял их бежать, заставлял убивать друг друга и молить о пощаде. Но Оно никогда бы не пожелало этих разрушений.       Быть может, Оно тоже хотело посмотреть человеку в глаза.       Пугают ли острые торчащие зубы, пугает ли грубая, покрытая сотней наростов, кожа, пугают ли устремленные в землю острые рога, пугают ли загнутые когти? Но пугает ли Вас душа?       Я уже не боялась, уже не думала о людях, что убегали куда-то далеко. Они не были важны. Было важно лишь то, что я выбрала спасение души.       Я протянула руку вперёд, к этому странному существу. Мне было не жалко свою плоть, не было жалко свою жизнь, не было страшно стать таким же монстром. Я больше не боялась этого…